"Идеальный любовник" - читать интересную книгу автора (Хенли Вирджиния)

Глава 1

Эмерелд[1] не могла отвести глаз от показавшейся из воды совершенной головы, блестевшей от влаги, венчающей упругое шелковистое цилиндрическое тело.

Сегодня он пребывал в игривом настроении: покачивался, чуть подрагивая, поднимаясь вверх, опрокидывался назад, пренебрегая силой земного притяжения. Вот он оказался так близко, что почти коснулся Эмерелд, прося, дразня, посмеиваясь над ней и бросая ей вызов, приглашая присоединиться к нему в предстоящей игре.

Она не устояла перед искушением дотронуться до него еще раз. Как только Эмерелд дотянулась и нежно провела пальцами по блестящей коже прямо под головкой, лицо ее оросила влага. Этот теплый соленый вкус был прекрасно знаком ей — это был вкус наслаждения. Не отнимая руки, девушка приподнялась и оседлала его, обхватив обнаженными ногами.

Они и раньше много раз играли в эту игру, и он отлично знал, что нужно делать. Он тут же перевернулся, опрокидывая ее на спину, и оказался сверху, потом вернулся в исходное положение. Он немного подождал, чтобы дать Эмерелд возможность глубоко вздохнуть, а потом сильным рывком устремился в темные, полные тайны водные глубины.

Эмерелд сидела верхом на спине дельфина, пока тот нырял в глубину теплого бассейна, образовавшегося в пещере, играя и резвясь, как они делали каждый день с тех пор, как познакомились.

Шон Фитцжеральд О'Тул стоял у входа в пещеру. Его никто не заметил. От увиденного у него захватило дух, а воображение уже рисовало фантастические картины. Очаровательная юная женщина верхом на дельфине должна быть сказочной ундиной, живущей в этом сверкающем кристаллами гроте.

Сначала незнакомка показалась ему ребенком с личиком в форме сердечка в угольном облаке — копне волос, как он сообразил потом. Но тут ее короткая белая сорочка стала прозрачной, пропитавшись морской водой, и облепила груди, показавшиеся Шону восхитительными твердыми плодами. Тогда он решил, что миниатюрной девушке лет шестнадцать. Хоть она еще и не превратилась в женщину, но уже достаточно соблазнительна, чтобы возбудить его молодое тело.

Когда ее смех прозвенел в высоких сводах пещеры россыпью серебряных колокольчиков, Шон подумал, что никогда еще не слышал такого восхитительного звука. Эта пара из сказки явно любила друг друга, беззаботно и доверчиво веселясь. Такого ему никогда раньше видеть не доводилось. Его переполнял благоговейный трепет от того, что ему удалось попасть сюда и… увидеть эту сцену. Вдруг девушка и дельфин скрылись под водой, и Шон решил, что эти создания явились лишь плодом его воображения.

Шон поднял глаза и застыл, очарованный открывшейся ему красотой. Отвесные стены пещеры переливчато сияли, рассыпая мириады радуг по поверхности воды, превращая ее в волшебное озеро. Но его природный ум взял верх над воображением, и Шон вспомнил, что он в Уэльсе на острове Англси. Эти минералы, должно быть, англезит, сульфат свинца — белые призматические полупрозрачные кристаллы, дающие алмазный блеск, напоминающий сияние бриллиантов.

Врожденная любознательность заставила Шона зайти в пещеру, чтобы поближе рассмотреть ее кристаллические стены. Но понимание природы чарующей ауры пещеры ничуть не уменьшило ее красоты в его глазах. Напротив, он рассматривал сияющую прелесть с наслаждением знатока.

Неожиданно чары были нарушены шумным появлением нимфы на поверхности воды. Ее длинные черные волосы прилипли к голове и плечам. Она соскользнула со спины дельфина и, подплыв к краю горного бассейна, вскарабкалась на выступ, не думая об оцарапанных коленях и своем сходстве с мокрой мышью. Ундина оказалась шаловливой, но смертной девушкой. Шон покраснел от собственной глупости.

Она нетерпеливым жестом подняла руки, чтобы отвести волосы с лица, и тут увидела чужака. Девушка недоуменно уставилась на пего своими широко распахнутыми зелеными глазами, освещавшими тонкое личико в форме сердечка. Взгляд миниатюрного создания медленно обследовал каждую черточку его лица, потом спустился по шее к широким плечам, скользнул по обнаженной груди Шона, обволакивая, казалось, каждую мышцу. Изумрудные глаза пристально рассматривали его, словно девушка впервые видела мужчину.

Шон О'Тул привык к быстрым призывным взглядам женщин — им явно нравилось то, что они видели. Но ему оказался в новинку такой откровенный осмотр, будто он молодой жеребец на лошадиной ярмарке в Паке.

— Кто ты такой? — спросила девушка, словно королева, восседающая на троне своего хрустального царства.

Эмерелд заметила, с какой естественной гордостью юноша вскинул голову, отвечая:

— Я Шон О'Тул.

Восхищение преобразило ее лицо.

— О! — выдохнула она. — Ты ирландец. — Девушка произнесла это почтительно, благоговейно глядя на него похожими на драгоценные камни глазами. — Моя мать ирландка. Я ее обожаю! Она из Фитцжеральдов из Килдэра и самая красивая женщина на свете.

Шон улыбнулся девушке. Теперь он знал, кто перед ним.

— Моя мать тоже Фитцжеральд. Мы дальняя родня. — Шон отвесил ей поклон.

— О, как это замечательно. Теперь я понимаю, откуда твоя потрясающая красота!

— Моя красота? — изумился Шон.

И снова нимфа пристально оглядела его с головы до ног.

Эмерелд не могла отвести взгляд от этого красавца. Ей еще ни разу не доводилось видеть неодетого мужчину. Мышцы его торса мощно бугрились, но мускулы прикрывала упругая молодая плоть. Пристальный взгляд девушки оценил нежный овал юношеских щек, широкие плечи и гибкую спину. Его оливковая кожа потемнела от солнца. Белые холщовые бриджи, обрезанные у колена, подчеркивали ее смуглость. Угольно-черные волосы буйно курчавились, а стального цвета глаза отливали серебром в призрачном свете пещеры. За всю свою небольшую жизнь Эмерелд не видела никого красивее, и Шон просто очаровал ее.

— Давай выйдем на солнечный свет, чтобы я могла лучше тебя рассмотреть.

Шон изумленно кивнул, сочтя, впрочем, это предложение честным. Зато ему удастся хорошенько разглядеть грудь девушки. Когда они выходили бок о бок из пещеры, оказалось, что он возвышается над ней на добрый десяток дюймов. Очутившись на пляже, залитом солнечным светом, Шон вдруг устыдился своих нечистых мыслей. Изящная юная леди совершенно не думала о своем теле. Она и не подозревала, что ее сорочка, намокнув, стала прозрачной. Ее естественная невинность была неосведомленностью ребенка, но по тому, как девушка смотрела на Шона полными восхищения глазами, он почувствовал, что ее охватила первая чувственная трепетность. Разговаривая, они растянулись на усыпанном ракушками песке под горячими лучами солнца, как язычники.

— Ты и раньше каталась верхом на этом дельфине, — подумал Шон вслух, все еще удивленный этим представлением.

— Это касатка.

— Это одно и то же. Лишнее доказательство, что англичане не такие уж всезнайки, хотя и думают иначе, — поддразнил Шон.

— Я англичанка только наполовину, — горячо возразила девушка.

— И наполовину русалка. Я никогда раньше не видел здесь дельфинов. Им больше нравятся теплые воды у берегов Франции и Испании.

— Этот явно увлекся Гольфстримом. На Англси очень мягкий океанический климат. Благодаря этому здесь ранняя и теплая весна.

Его губы дрогнули.

— Ты говоришь словно букварь читаешь.

— Энциклопедию, — поправила Эмерелд.

Шон захохотал во все горло, показывая белые зубы.

— Ты принимаешь все на веру, англичанка.

— Меня зовут Эмерелд Фитцжеральд Монтегью. Я наполовину ирландка! — Девушка упорно стояла на своем. Солнце высушило ее полотняную рубашку, и пряди темных волос вокруг лица снова стали превращаться в пушистое облако.

Шон рассмеялся, искренне удивленный:

— Твоему отцу лучше не слышать, как ты это говоришь.

По лицу Эмерелд словно пробежала тень.

— Ты знаешь моего отца? — Она чуть поежилась, не сознавая этого.

Знаю его? Он преступал закон вместе с моим отцом, когда я еще не появился на свет. Наши отцы неразрывно связаны между собой не только семейными узами, но и кошмарным сплавом контрабанды, воровства, пиратства и прочей мерзости, начиная от взяточничества и кончая предательством.

— Ты его боишься?

— Он пугает меня, — призналась Эмерелд. И серьезно добавила в свое оправдание: — Отец пугает не только меня, но и моего брата Джонни. Его даже еще больше, чем меня.

Это признание нашло отклик в душе Шона. Как мог, во имя Отца, Сына и Святого Духа, Уильям Монтегью породить такое изысканное создание, похожее на эльфа? Хотя девушка была готова довериться ему, Шон держался настороже. Он говорил с дочерью Монтегью, английской аристократкой и, следовательно, исконным врагом ирландцев. Хотя О'Тулы и Монтегью сотрудничают вот уже двадцать лет, но все это только ради выгоды. Шон инстинктивно чувствовал, что партнеры едва выносят друг друга.

— Но моя мама — ангел. Она защищает нас от его гнева. Отец так сердится, что его лицо багровеет. Тогда она уводит его наверх, чтобы успокоить. Мама наверняка околдовывает его своими ирландскими заклинаниями, потому что, когда они спускаются вниз, отец всегда спокоен.

Шон мог только догадываться о том, что приходится переносить молодой и красивой Эмбер[2] Фитцжеральд, чтобы защитить своих детей.

— Тирана невозможно ублажить, — с отвращением произнес он.

— Но он и есть тиран. Отец никогда не разрешает маме съездить в Ирландию погостить, но она уговорила его отпустить нас на Англси в начале лета, пока он будет заниматься делами Адмиралтейства в Ливерпуле. Это всего в паре часов отсюда. Дом просто чудесный. Там есть сторожевая башня. Моя мама часами смотрит оттуда на свой любимый Изумрудный остров[3], наблюдает за кораблями. Это очень далеко?

— Дублин расположен по прямой в пятидесяти — шестидесяти милях отсюда… Сегодня мы прошли это расстояние за рекордное время.

— Ты по делам Адмиралтейства?

«У нас здесь чертовски интересное дельце», — подумал Шон.

— Да, по делам, — кивнул он, гадая, известно ли ей о подвалах для контрабанды, расположенных под большим домом. Шон надеялся, что нет, ради ее же безопасности. Он взглянул на дом, что стоял наверху на скале. Эмбер наверняка знает о нелегальных грузах. Со сторожевой башни она должна видеть, как приходят и отходят корабли.

Последний раз на Англси был его брат, Джозеф, пока Шон плавал в Ливерпуль. Но сегодня понадобились они оба, чтобы таскать тяжелую контрабанду, и кто-то похладнокровнее Джозефа, чтобы провести таможенников. После того как они выгрузили товар и заменили его другим, Джозеф предложил Шону осмотреть остров.

— Не торопись. Команда так наработалась, что, я думаю, им надо дать часок поплавать, прежде чем мы отправимся домой. Здесь весной тепло, как летом.

Подозрение, словно удар, ошеломило Шона. Что там, черт возьми, делает Джозеф, пока матросы плавают, а он сам бродит по острову? Шон резко сел.

— Твоего отца ждут сегодня?

— Нет, хвала небесам. Иначе я бы не осмелилась играть в пещере, а мама не пела и не надела бы свое шелковое платье.

Подозрения Шона переросли в уверенность. Джозеф точно встретился с Эмбер во время своей поездки на Англси, когда ее муж был в отъезде. Брат старше его на два года, но у него не те мозги, с которыми родился Шон. Молодой человек вскочил на ноги и бросился бежать. Возможно, ему удастся предотвратить неприятности.

— Куда ты бежишь? — изумленно воскликнула Эмерелд.

— На пожар, — бросил он через плечо.

Девушка рассмеялась. Шон говорил такие удивительные вещи. Это и правда волшебное место, где мечты становятся реальностью. Ей явился ее принц, и он оказался ирландцем. «Точно такой, каким ему и следовало быть, — сказала она самой себе. — В один прекрасный день он приплывет на своем большом корабле, мы отправимся в Ирландию и будем счастливо жить до конца наших дней». Эмерелд коснулась пальцами воды и от наслаждения задрожала.

И Эмбер Фитцжеральд задрожала от наслаждения, когда Джозеф О'Тул, играя, взял пальцы ее ноги в рот и начал посасывать. Они распростерлись на большой кровати, отдыхая после страстных объятий.

— Прожорливый мальчишка, — промурлыкала она, — собираешься съесть меня, а?

Его глаза потемнели.

— Я тебя съем, — поклялся он, и темноволосая голова медленно двинулась вдоль ее матовых бедер.

Эмбер застонала.

— Этой ночью ты снился мне, Джозеф.

— Значит, ты так же голодна, как и я.

— Разве это странно после восемнадцати лет брака без любви?

Джозеф, почти касаясь горячими губами ее лона, прошептал:

— Повтори еще раз, что я твой первый любовник!

— Это правда. Муж так ревнив и подозрителен, он охраняет меня, как дракон. Следит, как ястреб.

— Старый Монтегью больше похож на стервятника, чем на ястреба.

Эмбер пронизала дрожь, но вовсе не из-за нетерпеливых уст Джозефа. Монтегью в самом деле был стервятником, пожиравшим ее тело и душу. Но прежде чем поглотить, он наказывал ее. Наказывал за то, что она красива, молода, и за то, что она ирландка.

Ее резкие слова, исполненные отвращения к своему мужу — английскому аристократу, превратили плоть Джозефа в мрамор. Он наслаждался, наставляя рога этому старому быку. Ветвистое украшение ему подойдет. Монтегью насиловал англичан, насиловал ирландцев и людей любой другой национальности, чтобы получить взамен деньги. Так что это расплата. Теперь он имел Монтегью. Но Джозеф забыл обо всем, накрывая своим телом пышные формы Эмбер. Она необыкновенно красива, так жаждет любви, и тело ее словно спелый плод.

Когда любовник вошел в нее, Эмбер изо всех сил старалась продлить удовольствие. Ей хотелось, чтобы эти страстные объятия продолжались бесконечно. Но Джозеф был слишком неопытным и сильным, чтобы тянуть наслаждение. Он быстро и яростно погружался в нее, потом его спина выгнулась, еще три резких толчка, и все кончилось. Эмбер подчинилась желаниям его молодого тела. Когда все внутри нее содрогнулось, взорвалось и забилось, она впилась в его тело и закричала:

— Джо, Джо, Джо!

Шон уже собирался переступить порог спальни, когда услышал этот крик и понял, что опоздал. Вред уже был причинен. Все, что ему оставалось делать, это не трогать их, пока они наслаждаются последними минутами страсти. Ему хотелось поколотить Джозефа за его рискованный поступок, но крик наслаждения молодой женщины, казалось, был исторгнут из самого сердца, так что у него не осталось сомнений, что эти моменты экстаза выпадают на ее долю не слишком часто. Какой от этого вред? Что плохого в том, что женщина ищет немного радости в своей рабской жизни?

Шон вышел из дома и направился к длинному каменному молу, где пришвартовалось его судно «Месяц». Матросы увидели его и поднялись на борт. Все они были родственниками: племянники, дядья, двоюродные, троюродные и четвероюродные братья. Дедом Шона по материнской линии был Эдвард Фитцжеральд, граф Килдэрский. Три поколения Фитцжеральдов составили собственный клан. Большинство мужчин ходили на торговых кораблях, принадлежащих О'Тулам.

— Дэнни, Дэйви, вы вдвоем отправляйтесь вниз. Мы проверим груз. — Шону О'Тулу не составляло труда командовать. Он учился семейному судоходному бизнесу с двенадцати лет. Его отец Шеймус говорил, что характер Шона больше подходит для управления людьми, чем характер Джозефа. Шон делал это с юмором. Почти всегда ему удавалось справиться с трудной ситуацией благодаря своему очарованию и уму. Джозефа учили заниматься ирландской политикой, а для этого требовались совсем другие навыки.

Шеймус О'Тул обладал одним из самых изворотливых умов в Ирландии. Чтобы избежать уголовного преследования, он записал сыновей протестантами, хотя они таковыми не являлись. Грейстоунс, его внушительный дом в георгианском стиле, был известен как Замок Лжи. Причин для подобного названия существовало множество, и не последней среди них стало то, что в его домовой церкви каждый божий день служили католическую мессу. Шеймус всегда настоятельно советовал сыновьям: «Делай всегда то, что выгодно, и никогда не ошибешься!»

В трюме Шон проверил тросы, удерживающие бочонки с коньяком, потом приказал матросам заставить их бочками с сельдью, как они сделали на пути сюда, скрывая емкости с ирландским виски. Пьянство — самый распространенный порок в восемнадцатом веке, хвала Господу. О'Тулы нажили целое состояние, нелегально вывозя ирландское виски и контрабандой ввозя французский коньяк, чтобы удовлетворить ненасытные потребности зажиточных англо-ирландцев, правивших на этой земле или полагающих, что они правят.

Когда Джозеф наконец поднялся на борт, команде не потребовалось приказа поднять якорь и паруса. Прежде чем он дошел до рубки, где Шон подделывал накладные на груз, корабль уже отчалил от каменного мола и вышел из бухты в Ирландское море.

— Прости, что я не помог с бумагами, но ты разбираешься в этом лучше, чем я.

— Ты опускал свое перо, но отнюдь не в чернила, — медленно проговорил Шон.

Джозеф тут же взорвался:

— Что, черт побери, это значит?

Стальные глаза Шона прямо глянули на брата и выдержали его вызывающий взгляд.

— Именно то, что ты думаешь. — Глаза Шона скользнули к незастсгнутому вороту рубашки брата. — У тебя на шее следы укусов.

Покраснев, Джозеф рассмеялся:

— Служаночка в доме не смогла удержаться.

Глаза братьев снова встретились.

— Ты можешь сколько угодно лгать себе, Джозеф, но никогда не делай глупости — не лги мне. Как, черт возьми, я смогу прикрыть тебя, если не знаю, что ты затеваешь? — Шон мрачно посмотрел на брата.

— Если бы ты увидел ее, ты бы понял.

— Мне нет нужды видеть ее. Она из Фитцжеральдов, и этим все сказано. — Шон вздохнул и собрал бумаги. — Что сделано, то сделано, и ничего не исправишь, но в следующий раз, если тебе захочется, подумай о том, что сделает Монтегыо, если узнает. В Адмиралтействе у него целая сеть шпионов, да и слуги всегда болтают языками.

Джозеф шумно сглотнул, представляя себе, как его кастрируют. Потом с типичной для него бравадой засмеялся:

— Я не боюсь этого старого борова!

«А следовало бы, — подумал Шон, — потому что у этого мужлана нет души».

Он подавил страх за брата и хлопнул Джозефа по плечу:

— Ты неразумный дьяволенок, я не о тебе беспокоюсь, а тревожусь за Эмбер Фитцжеральд.

Когда корабль О'Тулов прибыл в гавань Дублина, принадлежавшую, как считалось, англичанам со всеми потрохами и управлявшуюся британским Адмиралтейством, Шон быстро провел груз через таможню. Он перемахнул через поручни с фальшивыми документами в руке.

— Сотри с лица это озабоченное выражение, Джозеф. Таможенник в кармане у Монтегью. За кувшин эля он предложил мне продать свой мушкет вместе со своей сестрой, — пошутил Шон.

Когда «Месяц» направился к собственной пристани Грейстоунса севернее Дублина, Джозеф сказал:

— Отец будет доволен сегодняшней работой.

— Ага, — отозвался Шон, — только он никогда этого не покажет. Держу пари на золотой соверен, что первыми его словами будут: «Где вас, чертей, носило?»