"Заморозь мне «Маргариту»" - читать интересную книгу автора (Хендерсон Лорен)

Глава восемнадцатая

На следующий день, встретившись с Джейни в фойе «Кросса», мы почти не говорили о стычке Хелен и Хьюго. Стоял приятный теплый вечер. Если бы мы собрались в какой-нибудь известный театр – «Ройял Корт» или «Олдуич», на ступенях уже толпилась бы прорва людей, наслаждающихся последними лучами заката и чувством исполненного долга: культурное обогащение и всякое такое. Но, несмотря на то что на ступеньках «Кросса» никто не спал – такие обычно приходят позже, закончив свою нищенскую вахту у станции метро, – атмосфера едва ли напоминала торжественность Слоун-сквер[74].

С театральных ступеней был виден кусочек станции метро «Темзлинк» и автобусная остановка с разбитым стеклом. Вокруг остановки живописной кучей льда валялись осколки. Чуть дальше находился некогда славный, а теперь закрытый кинотеатр «Скала». Говорят, соседний бильярд-бар расширил за его счет свою территорию. Меня жутко бесит, когда владельцы закрывают кинотеатры, жалуясь на то, что кино не приносит прибыли, а потом ничего не делают со своей недвижимостью. Когда я прохожу мимо «Скалы», «Плазы» и даже «Паркуэй», меня терзают воспоминания о тех вечерах, когда я выходила на Кэмден-стрит, полная впечатлений, и шла куда-нибудь, где можно посидеть и посмаковать кино. Естественно, не в «Электрик Боллрум».

Джейни купила билет, и мы пошли в бар.

– Ты такая задумчивая, – заметила она.

– Скорблю по «Скале».

– А, – улыбка исчезла с ее лица. – Понимаю. Мы помолчали, потом Джейни сказала:

– Знаешь, я с удовольствием посмотрю спектакль. Обычно от одной мысли, что предстоит посмотреть очередного Шекспира, меня клонит в сон. Но все говорят, что эта постановка великолепна.

– Похоже на то, – кивнула я, потягивая джин с тоником. – Хотя я видела только кусочки. Почти все любовные сцены – так уж получилось.

Джейни тут же вцепилась в меня.

– Тебе понравилось? – с любопытством спросила она. – Как играла Фиалка? Знаешь, Хелен не очень высоко ее ценит.

Больше о вчерашней сцене в ресторане она ж упоминала.

– Мне очень понравилось. Я, конечно, не специалист, но, по-моему, они обе играли здорово. – Я ненадолго задумалась. – Хьюго и Фиалка – старые друзья, еще с театральной школы. Он не дает ее в обиду.

Джейни с пониманием кивнула:

– Интересно посмотреть, что он сделал с Обероном. Гита сегодня сказала, что тоже хочет сходить. Я, наверное, приду еще раз, вместе с ней.

Она сделала глоток «кровавой Мэри» и огляделась. Я же в изумлении рассматривала подругу. На Джейни было длинное белое платье, несколько ниток янтаря обвивали шею, волосы тщательно уложены. Джейни переживала трансформацию. Раньше я никогда не назвала бы ее элегантной дамой, но теперь именно такое определение первым приходило в голову. Странно – как правило, с гардеробами новичков Би-би-си происходит прямо противоположное. Однако поразило меня не превращение груды болтающихся тряпок в супермодный костюм современной карьеристки. Прежде, наткнувшись на меня в ресторане с мужчиной, о котором я ничего ей не говорила, Джейни непременно позвонила бы на следующий день и завалила меня вопросами. Должна признаться, отсутствие у нее интереса к моим отношениям с Хьюго задевало меня: все развивалось просто чудесно, и я надеялась, что нам с ней удастся потрепаться.

– Ты что, похудела? – спросила я, внимательно разглядывая Джейни и пытаясь понять причину перемены. – Да? Ты на диете?

Может, именно поэтому она так сдержанна? Не может сосредоточиться ни на чем, кроме пирожного с калориями и малиновым вареньем? Джейни покачала головой и вяло улыбнулась. Я словно находилась где-то очень далеко от нее.

– Нет… То есть да. Я похудела, но я не на диете. Наверное, из-за работы. Я уже много лет хочу снять фильм по этой книге, и вот наконец что-то вроде начинает происходить… Я так рада, что не до еды.

– Ну и славно. – Я допила джин с тоником. Прозвенел звонок. – Пойдем в зал?

Когда мы заняли места, мое сердце колотилось так, как бывало прежде лишь в случаях смертельной опасности или неминуемого траха. Я старалась не думать о том, что занавес вот-вот поднимется и я увижу свои мобили. Свет погас, я непроизвольно зажмурилась. Соседи по ряду затаили дыхание, но через несколько долгих секунд заговорили все разом. Я осторожно открыла глаза, и у меня перехватило дыхание. Джейни схватила мою руку.

– Ты рада, что все-таки сделала их? – прошептала она.

Я сглотнула и кивнула. Сил на разговоры не осталось. Полукруглый задник чернел бархатом, там и здесь поблескивали похожие на звездочки огоньки; на заднем плане плавали мобили, окруженные собственным сиянием. Они не были похожи ни на живые существа, ни на планеты. Это был какой-то неизвестный гибрид. Здесь и там с мобилей свисали нити плюща. Точно метеоры упали в заколдованный лес и запутались в его волшебстве.

– Как красиво, – сказала Джейни, не выпуская мою ладонь из рук.

Освещение менялось, мобили поднялись выше и превратились в люстры, сцена неожиданно заполнилась людьми. Я представила на мгновение как рабочие тянут канаты, обмениваются по радио короткими командами, перемещая мобили. Затем мы услышали первое слово пьесы, и заработала обычная грубая магия театра. Меня полностью поглотили формы и звуки этой тщательно спланированной иллюзии, и я совершенно забыла о реальности, о рабочих перчатках на мозолистых руках, о стальных тросах, не говоря уже об актерах с которыми встречалась вне сцены. Теперь все они были персонажами. Я привыкла к этому за несколько минут. Актеры играли очень уверенно и безошибочно. Я предполагала, что будет странно видеть Хьюго на сцене – тем более потому, что большую часть прошедшей ночи мы изучали, что могут нам подарить наши отношения… Но Хьюго играл так убедительно, что я быстро обо всем забыла и увлеклась спектаклем.

Вчерашний прогон был дерганым и хаотичным. Но сегодня, наблюдая, как разворачиваются события, я не замечала грубых сочленений: Мелани соединила и отшлифовала переходы от сцены к сцене так аккуратно, что пьеса текла как река. Любовники бежали из Афин; Оберон и Титания ругались; народ репетировал свою пьесу в пьесе; а когда Мэри триумфально спланировала на мобиле и прыгнула в объятия Хьюго, подросток, сидевший в нескольких рядах впереди, потрясение выпалил: «Bay!» – а зрители загудели от удовольствия.

Пэк заколдовал Титанию. Проснувшись, она должна влюбиться в того, кого увидит первым. Через несколько мгновений погаснет свет, и на сцену спустится Табита, но она уже сейчас незаметно для зрителей съежилась за одним из мобилей. Пришли крестьяне. Пэк наградил Основу ослиной головой. Увидев это, друзья в ужасе разбежались; Титания проснулась и влюбленными глазами уставилась на Основу. Чтобы он не оставил ее, она пообещала ему услуги своих эльфов.

– Душистый Горошек, Паутинка, Мотылек и Горчичное Зерно! – крикнула она.

Сегодня все играли вдохновенно. Ранджит колесом прошелся по сцене и выкрикнул:

– Я здесь!

Высокий блондин Паутинка, бросив сигарету, двинулся походкой модели на подиуме и манерно, лениво протянул:

– И я!

Девушка, исполнявшая роль Мотылька, упала на колени, проехала несколько футов по сцене и остановилась в нескольких дюймах от Титании. Хелен достаточно было протянуть руку, чтобы потрепать ее по голове.

Последовала пауза, я затаила дыхание, ожидая увидеть прыжок Табиты и услышать реакцию сидевшего впереди мальчишки.

– И я! – послышался голос из-за мобиля. Воцарилась мертвая тишина; затем все эльфы синхронно подняли головы вверх, как марионетки, которых кто-то дернул за веревочки. Смотреть было не на что. Джейни повернула голову и обескуражен-но уставилась на меня. В этот момент из-за мобиля показалась голова Табиты.

– И я! – сказала она еще раз. В ее голосе слышалось отчаяние.

– О боже, – прошептала я. – Она застряла…

– Застряла?

Меня охватил ужас. Я поняла, что ни один из эльфов не видел Табиту снизу. Для этого требовалось встать прямо под мобилем – он загораживал Табиту от всех, кроме зрителей. К счастью, сцена была очень короткой, и Табита произнесла свои реплики с апломбом. Каким-то образом ей удалось изогнуться так, чтобы мы могли видеть ее голову, шею и одну руку, которой она экстравагантно жестикулировала, пытаясь компенсировать свое положение: повиснув в пятнадцати футах над сценой, она практически не могла двигаться.

Эльфы были профессиональными актерами. Они быстро пришли в себя и продолжали играть. Мне казалось, что я слышу в их голосах оттенок отчаяния, но, возможно, лишь потому, что видела, как они играют, когда все идет как надо. Уходя со сцены, Ранджит должен был схватить Табиту и подбросить ее в воздух, держа за руку и за ногу. В нужный момент он замер. Я заметила ужас на его лице – он осознал, что придется изобрести что-то другое. Когда сцена закончилась, Ранджит сделал еще одно колесо, но на этот раз его гимнастика выглядела очень приземленно, ей не хватало той почти нечеловеческой легкости, с которой он двигался, когда чувствовал себя уверенно.

Катастрофа не сбила с толку только Хелен и Билла. Хелен проявила тонкость и не вытягивала шею, пытаясь заглянуть за мобиль и выяснить, что случилось с Табитой. Вместо этого она еще уютнее устроилась на своем ложе из листьев и говорила с ней так, словно, будучи королевой фей и эльфов, могла видеть свою подданную сквозь мобиль. Именно ее хладнокровие помогло собраться остальным актерам, менее опытным и более подверженным панике. Я про себя похвалила ее: Хелен не выказала ни малейшего удивления. Билл, когда настал его черед говорить с Табитой, простодушно прошел за мобиль и задрал голову.

– Идите ж с милым к моему покою, – велела Хелен эльфам.

Она встала и дала Биллу понять, что тот должен идти первым. На Основу снизошло вдохновение. Он махнул Табите рукой, точно давая понять, что они еще встретятся, и увел эльфов за кулисы. Свет погас. Я молила бога, чтобы им удалось снять Табиту; помимо унижения, ее наверняка уже сводят судороги. Пауза затягивалась. Я больше не могла сидеть на месте. Хлопнув Джейни по руке, я кивнула в сторону сцены и прошептала: – Встретимся в антракте.

По пути я отдавила десяток неосторожно выставленных ног. Быстро пройдя по коридору, свернула за угол, спустилась по лестнице с позолоченными перилами, застеленной красным плюшевым ковром, и очутилась в проходе с голыми каменными стенами и голыми лампами. Контраст между кулисами и парадной частью театра всегда приводил меня в ужас. У выхода на сцену стояла ассистентка – она дергалась, как преступник, попавший за решетку. Круглыми от страха глазами она уставилась на меня и прошептала: – Ты видела?

Я кивнула. Пол сидел на стуле и повторял свои реплики, доводя себя до исступления. Время от времени он вскидывал голову и смотрел на свое отражение в огромном зеркале, висевшем под странным углом к стене прямо напротив. На какие-то секунды это успокаивало его. Я оказалась у стола ассистентки помрежа. Луиза напряженно переговаривалась по радиосвязи. Со сцены доносился голос Мэри – она произносила один из своих длинных монологов. Ее голос был громче и возбужденней обычного.

Чуть дальше я увидела Стива. Он почти беззвучно орал на рабочего, страховавшего Табиту. Рабочий замер, схватившись за канат. Его лицо побелело от ужаса. Он словно не слышал Стива, и слава богу – помощник режиссера так и кипел от злости. Стив стоял, упершись руками в ляжки, а его огромный живот свисал поверх ремня с инструментами, точно сумка кенгуру.

– Что за херня творится? – шипел Стив. Казалось, будто у него обожжено горло и он в муках выдавливает из себя слова. – Что там такое, на хрен?! Твою мать!

Я на минуту забылась, наслаждаясь богатством его словарного запаса. Рабочий тоже выглядел потерянным – но, наверное, по другой причине. Я скользнула мимо и посмотрела в пространство над сценой. Крохотная Табита медленно шла по узкому мостику. По крайней мере им удалось поднять ее обратно. Она чуть пошатнулась, ухватилась за канат, перепрыгнула через перила и исчезла.

– Эта хрень не двигалась! – заорал шепотом рабочий, к которому наконец вернулся дар речи. – Мы вдвоем повисли на нем, на хрен, как два звонаря, на хрен! Слава богу, на хрен, удалось поднять, на хрен, а то бедной девчонке пришлось бы, на хрен, болтаться там до антракта, мать его.

Похоже, Стив своим красноречием портит персонал.

– Как это случилось?

Наматывая трос на крюк, рабочий бросил через плечо:

– Сейчас выясним!

– С канатом все было в порядке?

– Откуда я знаю? – Работяга развернулся, его лицо исказилось от ярости. Похоже, он был парализован гневом и только теперь начал приходить в себя. Он тихо кипел, пока тянул за канат Табиты, так теперь хоть поорать можно. – Ты что, хрен в пальто, думаешь, стал бы я молчать, если бы почувствовал, что там неладное, а?! Ты за кого меня держишь, за дебила, а?

– Не смей разговаривать со мной таким тоном, щегол! – зашипел Стив, приходя в еще большее бешенство.

Меня поразило, что, несмотря на всю свою ярость, они не повысили голоса – вот что значит сила привычки.

– Стив? Стив! – позвала Луиза голосом, спокойным, как музыка «эмбиент». – Может, сам поднимешься и посмотришь?

– Поднимусь, поднимусь, не волнуйся, – угрожающе ответил Стив, злобно глядя рабочему в глаза. – И там что увижу, то и увижу.

Произнеся эти потрясающие своей бессмыслицей слова, он двинулся к дальней стене и полез вверх по трапу, с усилием хватаясь за перекладины. Он был в очень плохой форме: живот болтался чуть ли не на уровне колен.

Дрожащий от напряжения рабочий отвернулся. Мы встретились глазами.

– Канат застрял! – жалобно объяснил он. – Что я мог сделать?

Я понимающе кивнула и задрала голову, пытаясь понять, что происходит на колосниках. Один из рабочих пробирался по неподвижному мостику. Добравшись до середины, он остановился и вытянул шею, пытаясь выяснить, что случилось с канатом Табиты. Из наушников стоявшего рядом парня донеслось шипение – искаженный помехами голос рабочего с мостика. Он спрашивал, не заметил ли оператор чего странного с канатом.

– Не заметил! Ничего не заметил! Шел гладко, как всегда. Богом клянусь! – настаивал бедняга.

Рабочий наверху беспомощно крутил головой. Все уверяли меня, что, потянув за трос, они сразу замечают, если он неправильно нагружен или застревает. Если бы канат застрял, зацепившись за брус, выявить и устранить неполадку в антракте достаточно просто, несмотря на то что на сцене она привела бы к катастрофическим последствиям. Но понять, что случилось с одним из многочисленных тросов, проходящих через множество барабанов и тянущихся вверх к колосникам, было так же сложно, как размотать перепутавшиеся нитки марионетки.

Рабочий потерял терпение и двинулся по мостику обратно с такой легкостью, будто не знал, что идет по узенькому брусу на высоте в тридцать пять футов. В наушниках снова загудел его голос.

– Понял, хорошо, договорились, – ответил оператор. Повернувшись ко мне, парень добавил: – Ничего он там не нашел, но я на это и не рассчитывал. Неполадка произошла не внизу и не на том уровне. Что-то случилось на решетке. Он полезет туда в антракте.

Я кивнула, поскольку уже сама поняла:

– Но с канатом Мэри все в порядке? Спустили ее без проблем?

Рабочий покачал головой:

– Все прошло идеально. Мы с Джеком работали здесь, Трев наверху управлял мобилем. Да и маневр был посложнее – надо было перемещать ее по косой траектории, чтобы она нормально спрыгнула с этой хрени. Нет, все прошло гладко.

Делать здесь больше было нечего. Я проскользнула обратно в зал и села на свободное место сзади, чтобы не причинять хлопот зрителям и не втаптывать их ноги в ковер, пробираясь к Джейни. Кроме того, мне нравилось сидеть сзади – здесь я не была ни частью публики, ни членом труппы и смотрела спектакль как бы со стороны, обособившись от всех. Мне нравится оставаться в стороне от событий, и в последнем ряду я чувствовала себя превосходно: одна почти в полной темноте, за спиной – стена, впереди до самой сцены – ровные ряды голов, на сцене – актеры. Я снова отвлеклась от действия и принялась размышлять о том, что же творится в «Кроссе». Разобраться в событиях было сложнее, чем распутать канат Табиты. Я напомнила себе, что следует быть осторожной. Я всегда напоминаю себе об этом, но всегда забываю, что одних напоминаний недостаточно.


В антракте я купила Джейни очередную «кровавую Мэри» и удрала за кулисы. Мне мучительно хотелось выяснить – еще до окончания спектакля, – что же случилось с канатом Табиты. Джейни, как это у нее водится, очень кстати натолкнулась на пару знакомых агентов и увлеклась беседой.

За сценой все гудело от возбуждения и еще от какого-то возвышенного и одновременно гнусного ощущения близкой беды. Все бросили гадать, какая катастрофа случится следующей, и просто ждали. Нервы были напряжены до предела. Я влезла наверх по трапу и обнаружила на платформе целую толпу. Помимо рабочих сюда забрались Мелани, Мэттью, Салли, Тьерри, Баз и Бен. Последний выглядел очень испуганным и старался держаться как можно дальше от края, несмотря на высокое ограждение. Видимо, голова у Бена могла закружиться от одной мысли, на какой высоте он очутился. Представляю, как сложно ему будет спускаться по лестнице. Усилия Бена явно были достойны восхищения – никто ведь не стал бы попрекать его, если бы он остался внизу. Задрав головы, все следили за одиноким рабочим, который, точно паук в паутине, полз по решетке, постепенно приближаясь к барабану, где проходил канат Табиты. Все, кроме Бена, не отрывали от него глаз. Один из рабочих непрерывно пояснял происходящее Бену, будто тот был слепой:

– Почти на месте. Ой-ей… Не-не, с ним все в порядке, не беспокойтесь, шеф.

Бен дернулся, как кролик, увидевший собаку.

– Зачем он вообще сюда залез? – тихо спросила я База.

Тот пожал плечами:

– Говорит, что отвечать в конце концов придется ему, поскольку он – главный. Глупо, конечно. Но достойно уважения.

Рабочий изогнулся и обхватил рукой барабан. Стив сжал ладонями наушники, из которых полился поток слов.

– Ладно, – буркнул он. – Разберись и спускайся.

По его одутловатому лицу было видно, что ему не терпится поделиться новостями – как тропической рыбе ядом.

– Ну, говори же! – нетерпеливо потребовал Баз. – Что там?

Случившуюся неприятность принимали как проблему всего театра, а не только труппы «Сна». Мелани и Мэттью, естественно, были здесь, но ответственность лежала и на команде «Кросса».

– Он говорит, что туда сунули скрепку, – свирепо сказал Стив. – Кто-то забрался наверх и вставил туда скрепку, чтобы канат застрял в блоке!

– Ты хочешь сказать, – прямо спросила Мелани, – что кто-то намеренно испортил канат Табиты?

– Именно, – ответил Стив. – Случайно такое произойти не могло.

– Это очень серьезно, – произнес Бен. Он по-прежнему был бледнее обычного, но говорил достаточно спокойно. – По окончании спектакля состоится общее собрание всех работников театра. Кроме тех, кто работает в парадной части, естественно. Должны прийти все, кто имел возможность испортить барабан или мог видеть того, кто это сделал.

– Если кто-то это видел, разве он не сообщил бы об этом? – спросил Мэттью.

– Кто-нибудь мог заметить, но не придать этому значения, – сказала я. – Человек мог увидеть, что кто-то работает на решетке, и тут же выкинуть увиденное из головы.

– Сразу скажу, что никто из рабочих этого сделать не мог, – заявил Баз. – Они никогда не пакостят. Верно, ребята?

Рабочие закивали. Ползавший по решетке парень, о котором все на время забыли, обсуждая новости, спустился по лестнице за моей спиной, как пожарный, съехав по боковым планкам на одних руках.

– Стив, ты рассказал им? – спросил он, оглядывая собравшихся. – Это было подстроено специально. Думаю, сразу же после «половины», когда здесь никого не было, потому что к тому времени мы уже все проверили. Это было очень просто сделать.

Он был прав. После того как Баз и главный электрик заканчивали проверку, кулисы на четверть часа оставались совершенно безлюдны. Актеры сидели в гримерках, рабочие – в соседнем пабе или комнате отдыха; у стола могла случайно задержаться одна из ассистенток, Стив мог прохаживаться туда-сюда, но он, судя по всему, ничего не видел, иначе уже сказал бы об этом. И в любом случае разглядеть с палубы лицо человека, ползающего по решетке, очень сложно.

За моей спиной раздался сдавленный крик. Мы дружно попробовали развернуться, что оказалось совсем не просто в такой толкотне. Мэттью споткнулся о чугунную чушку и свалился бы вниз, если б мы не были прижаты друг к другу, как сельди в банке. Мэттью наскочил на База, который, в свою очередь, толкнул Бена, а тот инстинктивно схватился за стену, просунув руку между тросами. Один из рабочих тревожно вскрикнул и, расталкивая всех, рванулся вперед – спасать свои драгоценные тросы. Остальные начали дурачиться просто так, и скоро все уже валились друг на друга, как домино. Всем не терпелось спустить пар после страшного открытия.

В этой неразберихе поначалу никто не обратил внимание на вскрик нового действующего лица. Сдерживая смех, я посмотрела на противоположную стену, по которой проходил трап; она находилась в тени, и было сложно понять, кто там стоит. Человек, точно догадавшись, что его не видно, сделал несколько шагов вперед. На лицо упал свет. Это была Табита.

По всей видимости, она спустилась вниз через люк, пока мы разговаривали. За спиной какое-то время продолжалась возня: рабочие тузили друг дружку. Потехи ради они старались исподтишка задеть Стива. Ничего удивительного – он слишком любил командовать и слишком много о себе мнил, чтобы выиграть конкурс «Мистер Популярность». Внезапно повисла тишина – парни увидели Табиту.

Судя по выражению лица, она слышала о том, что случилось с ее канатом.

– Значит, кто-то нарочно это подстроил? – тихо, но отчетливо спросила она хорошо поставленным голосом. – Но зачем?

– Табита… – начала Мелани, делая шаг вперед. Актриса уже закрыла лицо руками.

– Невозможно! – всхлипывала она. – Кто мог это сделать? Я чуть не умерла от страха. Застряла над сценой! Я думала, что никогда не спущусь!

Мелани успокаивающе похлопала ее по плечу.

– Мы позаботимся о том, чтобы такого больше не случилось. Я обещаю, – твердо сказала она. – С этого момента мы будем проверять каждый трос. Не волнуйся.

Салли пробрался сквозь толпу и обнял Табиту.

– Ты очень хорошо сыграй, – сказал он. – Ты отлично выкручивать. Никто из зритель не понимай, что это был.

Он посмотрел на Мелани, взглядом дав понять что требуются дополнительные заверения.

– Я уже сказала Табите, что она все сделал; правильно, – произнесла Мелани. – Правда, Табита?

Актриса отвела от лица ладони и улыбнулась Рядом с Мелани Табита казалась очень малень кой и хрупкой; похвала ее преобразила, огромные темные глаза вспыхнули.

– Спасибо, – прошептала она. – Ты правда так считаешь?

– Правда.

По другую сторону от Табиты уже стоял Тьерри. Он беспокоился, что из-за этого инцидента его подопечная потеряет уверенность в себе.

– Значит, завтра ты сможешь сыграть? – спросил он – быть может, не столь тактично, как ему хотелось.

Салли заметил мою ухмылку и театрально закатил глаза. Но Табита все еще грелась в лучах похвалы режиссера.

– О да! – радостно воскликнула она. – Если ММ считает, что я смогу…

Она смотрела на режиссера так, словно Мелани была идолом, из глаз которого в любую минуту могли брызнуть кровавые слезы.

– Конечно, сможешь. Тебя же нельзя вывести из равновесия глупыми шутками. Если хочешь, можем порепетировать завтра днем еще раз.

– Как скажешь, – раболепно ответила Табита.

– А теперь возвращайся, – строго велела Мелани. – Антракт уже заканчивается.

Тьерри и Салли проводили Табиту к лестнице. Один шел впереди, другой сзади, как дворцовая стража. Услышав напоминания о времени, все двинулись за ними. Рабочие сгрудились в дальнем конце галереи и принялись что-то обсуждать. Один время от времени поглядывал на нас.

– Сэм? – Бен наклонился и поднял что-то с пола. – Мне кажется, ты кое-что потеряла.

На его раскрытой ладони лежала серебряная заколка для волос с маленькой бриллиантовой звездочкой. Милая безделушка. Я сразу же поняла, почему он решил, что заколка моя, – у меня несколько очень похожих. А кроме меня из женщин наверх поднимались только Мелани и Табита. Мелани с бриллиантом походила бы на мужчину в женском платье, а Табита была в сценическом костюме. Кроме того, она стояла очень далеко отсюда.

Я не стала хватать заколку – вдруг кто-нибудь скажет, что она вывалилась из его кармана. Но никто не проронил ни слова.

– Спасибо, – решилась я. – Наверное, только что уронила. А может, раньше. – Я потрогала волосы. – Обычно я ничего не теряю…

– Несколько часов назад ее здесь не было, – заметил Баз. – Мы были здесь в «половину», и я ничего не видел.

– Я говорю совершенно серьезно, – внушала тем временем Мелани Стиву. – Нам придется проверять все канаты. Каждый вечер. И кто-то должен оставаться здесь на ночь.

– Ничего подобного, – веско заявлял Стив, – никогда еще не случалось в этом театре. А я работаю здесь уже двадцать лет.

Он повернул голову и оглядел Мелани, Мэттью и меня. Не оставалось сомнений, что он имеет в виду. Стив перекладывал бремя ответственности на труппу «Сна». Я сжала заколку в кармане. Страшно сказать: мне вдруг пришло в голову, что Стив, быть может, и прав.