"Крошка Черити" - читать интересную книгу автора (Хейер Джорджетт)Глава 9Виконт продвигался вперед без всяких задержек и мог бы приехать в Хэрроугейт к концу второго дня своего путешествия, если бы не подумал, что неразумно в разгар сезона появляться на курорте, не позаботившись о ночлеге. Глупо было бы начинать искать гостиницу поздно вечером, поэтому Десфорд остановился в Лидсе в «Кингз армс». До цели оставалось всего двадцать миль. Десфорд был исключительно крепким молодым человеком и большую часть своего времени посвящал самым энергичным занятиям спортом, но два долгих скучных дня в карете утомили его. Карета виконта предназначалась для быстрой езды и за счет легкости конструкции могла развивать большую скорость, но мало сглаживала для седока неровности ландшафта. К полудню второго дня пути милорд лениво заметил, что охотно поменялся бы местами с каким-нибудь почтальоном. Шокированный Тэйн, не веря своим ушам, переспросил: – Поменялись местами с почтальоном, милорд?.. – Да, потому что они хоть чем-то заняты. Хотя, конечно, мне бы не понравилось таскать тяжелые кованые сапоги, – задумчиво добавил он. – Пожалуй, – негодующе фыркнул Тэйн. – Неслыханное дело для джентльмена!.. – И такое утомительное, правда? – лениво заметил Десфорд. – Мне не приходилось испытать это на себе, милорд, так что не могу судить, – довольно холодно ответил Тэйн. – Мне следовало бы спросить кого-нибудь из своих посыльных, – продолжал дразнить его Десфорд. Но Тэйн, не желая быть объектом дальнейших насмешек, коротко ответил: – Конечно, милорд. Десфорду оставалось только пожалеть, что позади сидит не Стеббинс. Тот наверняка с удовольствием включился бы в перепалку, украсив ее парой анекдотов, ярко иллюстрирующих достоинства и недостатки службы по почтовому ведомству. Но его сожаление улетучилось, как только Десфорд вспомнил беспримерные достоинства Тэйна, проявляющиеся с того момента, как его господин расстается с экипажем. Любая почтовая станция, которой ее светлость оказал бы честь своим посещением, преображалась совершенно загадочным образом. Самая непритязательная комната превращалась в уютную спальню, в которой появлялось мягкое ложе, манящее ко сну; находилось место для верхней одежды; появлялись удобства, которых Десфорд никогда в жизни не догадался бы потребовать, не говоря уж о том, чтобы устроить их самостоятельно; находилась возможность разгладить складки на одежде, освежить воротничок и шейный платок; и прислуга подавала горячую воду по первому требованию милорда, без малейшего промедления. Стеббинс гораздо более забавный компаньон в дороге, но ему недоступны таланты Тэйна, признал в душе милорд, когда камердинер вечером задернул полог кровати, и сонно пробормотал: – Благодарю тебя! Надеюсь, ты сумеешь устроиться хотя бы наполовину так удобно! На следующий день виконт добрался до Хэрроугейта сразу же после полудня; хотя он собирался отправиться в путь в восемь утра, Тэйн разбудил его часом позже этого времени, заявив лицемерно, с затаенной уверенностью в своей правоте, что неправильно истолковал указания милорда. Он не стал говорить, что в шесть утра, согласно полученным указаниям, тихонько проскользнул в комнату: виконт спал таким сладким сном, что Тэйн пожалел будить его. Он предположил, исходя из собственного опыта, что первую половину ночи виконт провел под угнетающим впечатлением дорожной тряски и смог заснуть очень поздно, уже в полном изнеможении. Догадка эта была совершенно верна, Десфорд все еще чувствовал себя сонным и вялым, и извинения камердинера были приняты снисходительно, с длинным зевком и скептическим взглядом, сопровожденными невнятным бормотанием. Оживший после отличного завтрака, Десфорд стряхнул с себя сонное оцепенение и двинулся в путь. Это был чудесный солнечный день, и дующий с болот ветерок приятно освежал путешественников. При таких благоприятных условиях Хэрроугейт встретил их во всем блеске, так что виконт подумал, что неизвестный автор путеводителя питал личную неприязнь к этому чудесному краю. Часть города, лежавшая в низине, не понравилась виконту, но находившийся милей выше Верхний Хэрроугейт был очарователен, как, сквозь зубы, признавал путеводитель. В ясный день – а день был исключительно ясный – в отдалении виднелся Йоркминстер, у подножия которого лежали Хэмблтонские холмы, а на западе синели Крэйвенские горы. Кроме ипподрома, театра и главного источника, в Верхнем Хэрроугейте имелся большой парк, являвшийся одним из его главных достоинств, вокруг которого располагались три лучшие гостиницы, много магазинов и нечто, напоминавшее с виду фешенебельную библиотеку. – Смотри-ка! – искренне восхитился Десфорд, когда они подъехали к «Дракону». – Мне это место вовсе не кажется кошмарным, а ты как считаешь, Тэйн? – Ваша светлость не видел его при дурной погоде, – трезво заметил Тэйн. – Не хотел бы я оказаться здесь в плохой день, когда прекрасный вид скрывает туман. Ни в «Драконе», ни в «Грэнби» свободных комнат не оказалось, но в «Королеве» им повезло: после торопливой, вполголоса перебранки с супругой хозяин гостиницы сказал, что у него имеется как раз одна свободная комната – естественно, самая лучшая, выходящая окнами в парк, – которую он имеет честь предложить его светлости. Он проводил Десфорда наверх посмотреть комнату. Получив одобрительный кивок виконта, он поклонился и поспешил вниз, где, приказав паре посыльных внести багаж джентльмена в номер семь, сообщил разгневанной жене, что если мистер Фритвелл изволит наконец показаться в «Королеве», Джек (родительская надежда) уступит ему свою комнату над конюшней. Возражения супруги он успокоил заявлением, что и не подумает отказать такому щеголю, путешествующему в карете, запряженной четверкой, в сопровождении камердинера, из боязни нанести обиду какому-то старому мистеру Фритвеллу, который больше любит спорить и капризничать, чем платить по счету. Виконт, конечно, не подозревал, что такому отношению был обязан торжественному выходу на сцену Тэйна, несущего хозяйский дорожный несессер. Решение пожертвовать мистером Фритвеллом хозяин принял без колебаний. Он обладал достаточной сметкой, чтобы с первого взгляда распознать особу самого высокого положения; а второй – весьма пронзительный – взгляд, оценивший покрой сюртука, небрежно повязанный шейный платок и сияющие высокие сапоги, помог убедиться окончательно, что он имеет дело не с каким-нибудь сельским сквайром, а с лондонским щеголем самого высокого полета; но именно торжественный выход Тэйна подготовил его решение. Безвестные дамы и господа, путешествующие без личной прислуги, очень скоро обнаруживают, как трудно добиться необходимых услуг в самых лучших гостиницах Хэрроугейта; камердинеров и горничных хозяева гостиниц не держат, во избежание посягательств на их собственные удобства и покой. Виконт не нашел нужным назвать хозяину свое имя и титул; но это печальное упущение было немедленно исправлено Тэйном, лучше разбиравшимся в таких тонкостях, чем его господин. Вместо того чтобы подняться по лестнице следом за виконтом, он подождал, пока спустится хозяин, и очень вежливо и подробно познакомил его с требованиями милорда. Когда он дошел до пункта: «Хозяин не должен позволять ни единому чистильщику, ни при каких обстоятельствах, даже пальцем коснуться обуви милорда», – не стоило удивляться, если хозяин вообразил, что принимает пусть не принца, но по крайней мере особу, приближенную ко двору. В результате применения этой проверенной тактики Тэйн мог с удовлетворением сообщить виконту, что выговорил для него личную столовую, в которую подадут обед. Виконт, стоявший у окна и смотревший на прохожих, рассеянно поинтересовался: – Ты сумел этого добиться? А я подумал, не стоит об этом хлопотать, ведь я собираюсь пробыть тут не больше двух дней. Но ты, конечно, прав. Знаешь, Тэйн, здесь полно больных! Я еще никогда не видел разом столько людей, хромающих или ковыляющих, опираясь на трости! – Совершенно верно, милорд! – ответил Тэйн, проворно распаковывавший несессер. – Я своими глазами видел, как трое таких господ вошли в гостиницу, и с ними – пожилая леди, можно сказать наверняка, очень говорливая. Боюсь, если б такая особа вздумала занять милорда рассказом о своих страданиях и полученном лечении, ему едва ли удалось бы сохранить самообладание. – Тем более, ты абсолютно прав, обеспечив мне отдельную столовую, – со смехом сказал виконт. Оставив Тэйна разбирать багаж, виконт двинулся на поиски лорда Неттлкумба. Он уже навел справки в «Драконе» и «Грэнби», не получив в ответ ничего, кроме пустых взглядов и недоуменного покачивания головой. Главный источник находился на другой стороне парка, и виконт решил сделать его отправным пунктом своих поисков. Если лорд Неттлкумб приехал в Хэрроугейт ради поправки здоровья, его должны были там знать. Но никто из служителей не слышал о его светлости. Правда, один из них дал виконту более-менее стоящий совет: спросить у Чибисового ключа, второго по популярности источника Хэрроугейта, находившегося в полумиле к западу. Десфорд с удовольствием прошелся, разминая ноги после стольких часов неподвижности, но приятная прогулка завершилась разочарованием – здесь тоже никто не слышал о лорде Неттлкумбе; на этот раз виконту посоветовали навести справки около Серного ключа в Нижнем Хэрроугейте. Десфорд спросил, как туда добраться, и ему объяснили, что по главной дороге нужно пройти около мили, но путь можно сократить вдвое, если пойти «напрямик». При этом направление было указано весьма туманно, как обычно бывает в подобных случаях, и Десфорд решил прежде продолжить поиски в гостиницах и арендуемых домах Верхнего Хэрроугейта. Очень скоро выяснилось, что описание Хэрроугейта как двух смыкающихся деревушек было еще одним недобросовестным измышлением автора путеводителя: ни в какой деревне не бывает такого количества гостиниц и постоялых дворов. Но ни в одной из них виконт не настиг свою дичь, и когда часы на церкви пробили шесть – час, когда в самых фешенебельных заведениях Хэрроугейта подают обед, – он поплелся в «Королеву», усталый, голодный и обескураженный целым днем бесплодных поисков. Входя в гостиницу, Десфорд был озадачен необычайным почтением, с которым его приветствовали: швейцар низко поклонился, торопливо подскочил официант, чтобы спросить, не пожелает ли его светлость выпить стаканчик шерри, прежде чем пройти в свою столовую; а хозяин, прервав беседу с менее знатным постояльцем, проводил виконта наверх, сообщив, что обед – который, как он надеется, заслужит одобрение милорда – будет подан немедленно и что он взял на себя смелость прислать бутылку лучшего бургундского из собственного погреба и еще одну – вполне приличного кларета, если его светлость предпочтет вино полегче. Скоро причина такой необычайной предупредительности прояснилась. Тэйн, принимая у него шляпу и перчатки, сказал, что заказал своему господину простой, незатейливый обед: суп-кресс, к нему – телячье филе, заливное «сладкое мясо» и несколько маленьких блинчиков, а для второй перемены – креветки, зеленый горошек и пирог с крыжовником. – Я проявил уместную предусмотрительность, милорд, – сказал он, – заглянув в меню, и просто ужаснулся: настолько заурядно, совсем не то, к чему вы привыкли. Поэтому я заказал блюда в вашем вкусе. – Я страшно проголодался, но вряд ли смогу съесть половину того, что ты заказал! – заявил Десфорд. Но, взявшись за дело, виконт обнаружил, что вполне способен справиться с большей частью предложенного. Кларет, хоть и не самого высокого качества, оказался значительно лучше, чем можно было предположить по снисходительному замечанию хозяина гостиницы. А в бренди, предложенном к десерту, виконт узнал настоящий коньяк, под благотворным воздействием которого собственные скромные успехи показались ему более многообещающими. Он поразмыслил, составляя план дальнейших действий, и решил, что лучше всего будет сначала навести справки около Серного ключа, а потом, если и там не удастся получить никаких сведений о местонахождении лорда Неттлкумба, составить список всех врачей, практикующих в Хэрроугейте. Испытания первого, бесплодного дня позволили виконту стойко, без заметных признаков разочарования перенести новую неудачу около Серного ключа. Но настоящее уныние настигло Десфорда, когда ему показали список докторов, ведущих прием в Хэрроугейте; он никогда не думал, что на таком крошечном пятачке можно собрать столько знатоков медицины. Он приплелся в «Королеву», чтобы за большой кружкой домашнего пива собраться с мыслями и изучить полученный список; вычеркнув всех врачей, называвших себя хирургами, и сверившись с планом Верхнего и Нижнего Хэрроугейта, заблаговременно приобретенным с утра, он отправился нанести визит господину, возглавлявшему список. Ни этот член медицинского сообщества Хэрроугейта, ни следующий за ним по списку не числили лорда Неттлкумба среди своих пациентов; но когда виконт с отвращением осознал, каким образом предстоит ему провести остаток дня, удача наконец улыбнулась ему. Доктор Истон, третий в его списке, знал лорда Неттлкумба и недавно навещал его светлость на дому во время свирепого приступа подагры. – Насколько я понимаю, – произнес доктор, строго поглядывая на виконта поверх очков, – его светлость не менял квартиру, но так как он больше не обращался ко мне, я не считаю его своим пациентом. И больше того: даже если его светлость обратится ко мне снова, я попрошу поискать другого врача, согласного слушать, как поносят и его диагноз, и назначенное им лечение! Чувствуя совершенно бессмысленное, но сильное желание извиниться перед доктором Истоном за грубость его светлости, Десфорд попрощался, выразив свою благодарность, и с обезоруживающей улыбкой заверил, что от души ему сочувствует. Оказалось, что лорд Неттлкумб остановился в одном из больших домов у самой окраины Нижнего Хэрроугейта. В этом доме, имевшем весьма респектабельный и ухоженный вид, всем распоряжалась худощавая угловатая леди, внешность которой заставляла предположить, что она носит траур по близкому родственнику. На ней было бомбазиновое платье унылого цвета, без единого кусочка кружева, бантика или сборки, способных немного оживить его. Ее чепец из накрахмаленного батиста был туго завязан под подбородком; из-под чепчика виднелись серебристо-седые волосы, уложенные в тугие гладкие бандо. Она напомнила Десфорду одну даму из деревушки, лежащей выше Вулвершема, учительницу, наводившую ужас на деревенских ребятишек, вбивая в их головы скромные знания и насаждая суровую дисциплину. Поэтому он не особенно удивился, заметив розгу, лежавшую около доски, за которой стояла хозяйка. Она разговаривала с пожилыми супругами, строгая одежда и суровые голоса которых полностью соответствовали обстановке. Когда Десфорд вошел в дом, она прервала разговор и бросила на него колючий взгляд, заставивший его почувствовать себя так, словно ему вот-вот прикажут поправить воротник или поинтересуются, когда он последний раз мыл руки. Его губы изогнулись, и в глазах заплясали чертики; суровая дама, заметно успокоившись, извинилась перед пожилыми супругами, подошла к нему и с легким поклоном спросила: – Чем могу служить, сэр? Если вы ищете помещение, сожалею, но мой дом уже сдан до конца сезона. – Нет, мне не нужно помещение, – ответил он. – Насколько мне известно, у вас остановился лорд Неттлкумб. Это так? Ее лицо снова помрачнело, и она хмуро кивнула: – Да, сэр, это так! Стало ясно, что присутствие лорда Неттлкумба в ее доме не вызывает у нее особого восторга, и виконт, задав этот вопрос, сразу же упал в ее глазах. Виконт попросил передать милорду свою карточку, и дама, возмущенно фыркнув и не сказав ему ни слова, отвернулась и резко окликнула слугу, только что вошедшего в комнату: – Джордж! Проводите джентльмена в гостиную лорда Неттлкумба! – Небрежно кивнув виконту, она продолжила свою беседу с пожилой парой. Позабавленный и одновременно немного раздосадованный таким бесцеремонным обращением, он едва сдержался, чтобы не сказать, что протянутая им карточка предназначалась для передачи лорду Неттлкумбу. Но тут он сообразил, что будет благоразумней не дать старику повода отказаться от встречи; поэтому он подавил в себе желание задать урок этому смехотворно-напыщенному созданию и последовал за слугой, заметно страдавшим плоскостопием, по коридору. Слуга, в котором, по-видимому, свойственное всем в этом доме чванство находилось в постоянной борьбе с инстинктом бессловесного раба, остановился перед дверью в самом конце коридора и осведомился, что передать его светлости. Виконт назвался, и он, отворив дверь, повторил имя посетителя громким и равнодушным голосом. – А? Что такое?! – неприязненно воскликнул лорд Неттлкумб. – Я не желаю его видеть! Какого черта вы приводите сюда посетителей, не поставив меня в известность? Скажите, пусть убирается! – Боюсь, вам придется сделать это самому, сэр, – сказал виконт, закрыв дверь перед носом у слуги и шагнув вперед. – Сожалею, что вы не получили моей карточки. Я послал вам ее, но суровая леди внизу рассудила иначе и оставила ее себе. – Эта проклятая любопытная кошка! – свирепо выкрикнул лорд Неттлкумб. – Она с дурацким упорством пытается облапошить меня! Но я – не какой-нибудь пентюх, которого можно ощипать догола, я так ей и сказал! Лгунья! Болтунья! Дрянь! – Он внезапно успокоился и проворчал: – Что вы хотели? – Сказать вам несколько слов, сэр, – холодно произнес виконт. – Ну, а я не желаю с вами разговаривать! Я ни с кем не желаю разговаривать! Если вы Десфорд, вы – сын старого Рокстона, а он не относится к числу моих друзей, как вам должно быть известно! – Разумеется, известно, – отозвался виконт, положив свои перчатки, шляпу и трость из ротанга на низенький столик. Эта выразительная демонстрация намерений привела Неттлкумба в такую ярость, что он почти простонал: – Не делайте этого! Уходите! Зачем вы меня терзаете? Я больной старик, измученный бесконечными неприятностями! Я не желаю, чтобы ко мне вламывались незнакомцы, слышите, вы! – Сожалею, что вы неважно себя чувствуете, – вежливо произнес Десфорд, – и постараюсь не тратить ваше время и силы попусту, но я обязан поговорить с вами по одному касающемуся вас вопросу… – Если вы пришли от моего сына Джонаса, не теряйте времени зря! – перебил Неттлкумб, подозрительно прищурив бесцветные глаза. – Нет, – ответил Десфорд; его спокойный тон выразительно контрастировал с возбужденными выкриками Неттлкумба. – Я пришел по просьбе вашей внучки. – Что за вздор! – сразу же завопил старик. – Джонас в состоянии сам позаботиться о своем потомстве, так что обращайтесь к нему, а я умываю руки!.. – Я говорю не о дочери мистера Джонаса Стина, сэр, а о единственном ребенке вашего младшего сына. Костлявые кисти милорда судорожно стиснули подлокотники кресла: – У меня нет младшего сына! – По моим сведениям, вполне возможно, что в настоящий момент это соответствует действительности, – сказал Десфорд. – Ха! Умер, значит? Хорошая он штучка! – злобно произнес Неттлкумб. – А для меня он мертв много лет, и если вы полагаете, что я собираюсь возиться с каким-то его ребенком, вы заблуждаетесь! – Я именно так и думаю, и не заблуждаюсь, сэр. Когда вы услышите, в каком отчаянном положении находится ваша внучка, вы не откажетесь оказать ей помощь. Ее мать умерла, когда она была ребенком, отец поместил ее в школу в Бате. Сначала он платил за ее пребывание там, хоть и не слишком аккуратно, и время от времени навещал ее. Но и оплата, и посещения прекратились… – Мне все это известно, – перебил Неттлкумб. – Эта женщина написала мне. Она требовала, чтобы я заплатил ей за содержание девчонки! Какое нахальство! Я ответил: пусть обратится к родне ее матери, а от меня она ни гроша не получит! – Она последовала вашему совету, сэр, и написала леди Багл, но не думаю, чтобы и от этой дамы ей перепал хотя бы грош, – сухо продолжал Десфорд. – Леди Багл, увидев в этом прекрасную возможность получить в дом бесплатную служанку, забрала мисс Стин к себе в Хэмпшир, скрывая свои корыстные побуждения за мнимым великодушием. В благодарность за свою доброту она требовала от девушки рабской преданности и бесчисленных услуг, не только для себя, но и для всех членов своей многочисленной семьи. Положение мисс Стин было достойным сожаления: она страстно желала отблагодарить тетушку, из милости взявшую сироту под свой кров, и без жалоб выполняла любую порученную ей работу – латала белье, бегала с поручениями старших сестер, присматривала за младшими… И она бы с наслаждением по-прежнему обслуживала всю семью, если б только тетушка проявляла к ней хоть немного доброты. Но этого не было, и бедная девочка чувствовала себя такой несчастной, что решилась убежать из дому и просить о защите вас, сэр. Неттлкумб хмуро слушал эту речь, время от времени бормоча себе под нос замечания и непрерывно ерзая в кресле; наконец он не выдержал и завопил: – Это не моя забота! Я строго предупредил этого каналью, моего сына, что будет, если он не переменится! Ну а теперь – что посеешь, то и пожнешь! – Но урожай собирает не он, – напомнил виконт. – Ни в чем не повинная девочка расплачивается за легкомыслие отца. – Читайте Библию, молодой человек! – торжествующе отрезал Неттлкумб. – За грехи отцов расплачиваются дети! Что скажете на это? Достойный ответ готов был сорваться с губ Десфорда, но тут дверь отворилась, и в комнату вплыла средних лет дородная особа, прощебетавшая с заметным простонародным выговором: – Ну, что за неожиданность! Когда старая Тэбби с первого этажа, имеющая нахальство величать себя миссис Нанни – как будто кто-то поверит, что она была замужем! – сказала, что у милорда гость, я чуть не упала, потому что мы ведь никого не принимаем… Ну, мы снова разбушевались, да, милорд? Милорд отозвался на это жизнерадостное увещевание грозным рычанием. Что касается Десфорда, удивление новоприбывшей особы не шло в сравнение с его собственным. Она говорила так, словно была хорошо с ним знакома, хотя сам он был уверен, что никогда в жизни не видел эту женщину. Он терялся в догадках, пытаясь понять, кто она. Фамильярность, с которой она держалась с Неттлкумбом, позволяла предположить, что это нанятая стариком сиделка; но это предположение сразу же отпало после беглого взгляда на задорно взбитые рыжие кудри и высоко сидящую на них шляпку. Сиделку в такой вызывающе модной шляпе близко не подпустили бы к больному, да и трудно было бы этой женщине выдать себя за сиделку в вычурном пурпурном платье с массой лент и бантов. Видимо, замешательство отразилось на его лице, потому что дама жеманно улыбнулась и игривым тоном произнесла: –У меня перед вами преимущество, не так ли? Вы меня не знаете, а я вас знаю, потому что видела вашу карточку. Так что милорду нет нужды представлять вас. Принужденный к исполнению своих светских обязанностей, лорд Неттлкумб кислым тоном произнес: – Лорд Десфорд – леди Неттлкумб. Нечего так смотреть на меня! – добавил он, когда Десфорд недоверчиво уставился на него. – Мне нет необходимости искать вашего одобрения! – Конечно, нет! – сказал Десфорд, оправившись от потрясения. – Примите мои поздравления, сэр. Леди Неттлкумб, ваш покорный слуга! Он поклонился и, увидев у себя перед носом руку, протянутую леди Неттлкумб, поднес ее к губам (именно такое желание она недвусмысленно выразила жестом). – Как вам удалось найти нас, милорд? – спросила она. – А мы-то хотели взять да исчезнуть на наш медовый месяц! Дело не в том, что я не рада нашему знакомству, лучшего гостя на свадьбе и желать невозможно! – Прекрати болтать глупости, Мария! – раздраженно произнес Неттлкумб. – Он пришел не с поздравлениями! Он вообще не знал, что мы женаты, когда вломился сюда! Все, чего он хочет, – это повесить мне на шею отпрыска беспутного Уилфреда, чего я категорически не желаю. – Вы ошибаетесь, сэр! – ледяным тоном произнес виконт. – Меньше всего мне хотелось бы видеть мисс Стин в доме, где она – нежеланный гость! Цель моего приезда – сообщить вам, что она – ваша внучка, позволю себе напомнить – находится в бедственном положении, потому что у нее нет знакомых в Лондоне, и некому прийти к ней на помощь, кроме вас, сэр! Что с ней станется – это я оставляю дорисовать вашему воображению! – Ей незачем было убегать из дома тети, – сердито произнес Неттлкумб. – Совершенная глупость! Ужасное поведение! Впрочем, трудно ожидать чего-то другого от дочери прохвоста, которого я отказываюсь называть своим сыном! – Он повернулся к новобрачной. – Мария, он говорит о дочери Уилфреда; ты помнишь, в какую ярость я пришел, когда какая-то школьная директриса вздумала потребовать у меня – у меня! – денег за обучение девчонки? Ну, а теперь, если позволите… – Внезапно он умолк, его взгляд остановился на шали, которую леди Неттлкумб набросила на плечи. – Это что-то новое! – произнес он, обвиняюще наставив на нее палец. – Откуда взялась эта вещь? – Я ее купила, – смело ответила новоявленная леди, все еще улыбаясь – но эта улыбка отличалась от прежней слегка выдвинутым подбородком и опасным блеском в глазах. – И не пытайтесь сделать вид, будто не помните, что разрешили мне купить себе новую шаль сегодня утром. – Но это шелк! – простонал он. – Норвичский шелк, – подтвердила она, самодовольно поглаживая ткань. – Ну, нечего шуметь, милорд! Вы же не хотите, чтобы ваша жена ходила в дешевом тряпье, как какая-нибудь лавочница! Выражение его лица вряд ли могло подтолкнуть кого-либо к такому заключению; его светлость трагическим тоном объявил, что скоро будет разорен, если его деньги станут тратить подобным образом, и с упреком добавил, что ожидал от своей супруги большей бережливости. Десфорд вскоре почувствовал себя невольным и забытым свидетелем разгорающейся супружеской ссоры. Из всего сказанного он мог без особого удивления заключить, что лорд Неттлкумб женился на своей экономке. Почему – оставалось пока неясным; причина обнаружилась позже. Но можно было догадаться, что в роли невесты милорда экономка по своей скупости не уступала его светлости; а теперь, подцепив старика на крючок, она смело отступила от своих прежних принципов. Наблюдая, как она отвечает милорду, все с той же упрямой усмешкой и опасным блеском в глазах, Десфорд решил, что очень скоро лорд Неттлкумб окажется под башмаком у жены. На секунду виконт подумал, что недурно было бы заручиться ее поддержкой, но сразу же отбросил эту мысль: леди Неттлкумб интересовалась только собственными делами. Он не видел и тени женственности в ее глазах, и крупицы нежности за ее деревянной улыбкой. Ссора закончилась так же внезапно, как и вспыхнула: Миледи наконец вспомнила о присутствии Десфорда и воскликнула: – О, что подумает лорд Десфорд, если мы будем спорить из-за чепухи, не стоящей выеденного яйца?! Вы должны извинить нас, милорд! Все говорят, что первый год брака очень трудный, но с моим первым мужем я не знала ссор, кроме разве что любовных размолвок, и, надеюсь, со вторым мне будет не хуже! – Она наклонилась и нежно похлопала по руке своего второго – с мрачным видом игнорировавшего эту ласку – и сладеньким голосом попросила его не поднимать шум из-за простой шали. – Мне нет дела, что подумает обо мне Десфорд! – заявил Неттлкумб, и два красных пятна загорелись у него на скулах. – Нахальный молодчик, сующийся в чужие дела! – О нет! – возразил Десфорд. – Просто напомнивший о ваших собственных! Неттлкумб сверлил его взглядом. – Мне нет дела до дочери Уилфреда! Сдается мне, это волнует главным образом вас, молодой человек! Эй, сдается мне, тут дело нечисто! Как это вы оказались рядом, когда она вздумала бежать ко мне? Объясните! По-моему, вы помогли ей бежать из дома тети, а теперь пытаетесь избавиться от нее! Ну, так вы зря стараетесь! Еще ни одному человеку не удалось меня одурачить! Десфорд побелел от гнева, и в его глазах полыхнула такая ярость, что Неттлкумб откинулся в кресле, а его супруга трагически протянула к виконту руки, умоляя не забыть о преклонном возрасте и хрупком здоровье милорда. Но это было лишним. Виконт уже овладел собой и, хотя все еще был бледен от отвращения, заговорил ровным тоном: – Я не забываю об этом, мэм. Хрупкое здоровье милорда сказывается на его одряхлевших мозгах, и было бы глупо с моей стороны забыть об этом! Если б я мог следовать только собственным желаниям, я бы немедленно покинул этот дом, но так как цель моего визита – забота о несчастной девушке, которой не к кому обратиться, милорд может себе позволить безнаказанно оскорблять меня! Неттлкумб, напуганный этой вспышкой, пробормотал невнятные извинения, но сразу же добавил сварливым тоном: – Ваша история действительно звучит подозрительно – так любому показалось бы! – Но это не так. Я не помогал побегу мисс Стин из дома леди Багл. Даже будь я таким негодяем, чтобы склонить девушку к побегу, как я мог это сделать после получасового разговора? Я увидел ее на следующий день после нашей первой встречи посередине дороги, ведущей в Лондон, усталую и расстроенную, с огромным чемоданом в руках. Я остановил лошадей, естественно, и спросил, как она тут оказалась – какое коварство с моей стороны, не правда ли? Я не стану утомлять вас подробным пересказом: вам достаточно знать, что она была ужасно расстроена и к тому же слишком молода и неопытна, чтобы иметь малейшее представление о возможных последствиях своего поступка. Она хотела найти вас, сэр, по своей наивности надеясь, что вы поможете ей! Так как вы не задумались обрушить град оскорблений на мою голову, должен признаться, что не разделял ее надежды! Я сделал все, что мог, чтобы убедить ее вернуться к тете, но она умоляла меня отвезти ее в Лондон. Мы приехали к вашему дому к полудню, к этому времени я знал уже достаточно, чтобы поверить: никто – и уж меньше всех ее дедушка – не может оказаться настолько жестокосердным, чтобы захлопнуть перед ней дверь. И несмотря на те оскорбления, которые вы себе позволили, мне кажется, что, окажись вы дома в тот день вы бы пожалели ее. Но мы не застали вас – это было еще большим потрясением для меня, чем для нее! В таких обстоятельствах я решил, что лучше всего будет отвезти ее к моему старому доброму другу и оставить на ее попечении, пока я не разыщу вас и не расскажу о просьбе вашей внучки. Надеюсь, мои объяснения вас удовлетворили. – У нее только один выход: вернуться к тете, – сказал Неттлкумб. – Это она забрала девчонку из школы, так что ответственность за дальнейшее лежит на ней, а не на мне! – И я так думаю! – поддержала его миледи. – Этот разговор – пустая трата времени, мэм: она не вернется. Она предпочтет наняться кухаркой! – Ну, а почему бы и нет? – поинтересовалась ее светлость. – Уверяю вас, это весьма почтенное занятие, открывающее множество возможностей для толковой молодой леди! – А что скажете вы, сэр? – спросил виконт. – Вы способны спокойно переварить известие, что ваша внучка зарабатывает свой кусок хлеба, нанявшись кухаркой? Неттлкумб утробно хохотнул: – Почему бы и нет? Я на такой женился, как вам известно! От этого заявления – вполне обоснованного – у Десфорда перехватило дыхание. Он утратил дар речи; но на миледи оно произвело обратное действие. Она мрачно уставилась на Неттлкумба и дрожащим голосом произнесла: – Я никогда не была простой служанкой, милорд, и вы это отлично понимаете! Я была вашей леди-домоправительницей, так что буду весьма обязана, если вы потрудимтесь это вспомнить! Ваши слова бросают на меня тень! Советую вам больше никогда так не говорить, иначе вы услышите кое-что в ответ, предупреждаю вас! Неттлкумб, выглядевший слегка пристыженным, произнес торопливо: – Ну, не обижайся, Мария! Я сказал лишнее, но Десфорд так раздразнил меня, что я сам не знаю, что говорю. Ну, оставь это! Я куплю тебе новую шляпку! Это предложение молниеносно умиротворило миледи, заключившую супруга в объятия со словами: – Ну вот, это больше похоже на моего дорогого старого Неттла! – Да, но я сам пойду с тобой выбирать ее, имей в виду! – добавил милорд. – Что же до дочки Уилфреда, если вы думаете, что сможете навязать ее мне, Десфорд, я снова повторяю вам: я этого не желаю! – Я так не думаю. Я хотел предложить вам, сэр, назначить ей содержание, достаточное, чтобы она могла прилично жить. Пусть не счастливо, но независимо. Это предложение заставило Неттлкумба яростно вытаращить глаза. Он произнес, задыхаясь: – Чтобы я тратил свои деньги на это цыганское отродье? Вы вообразили, что я выжил из ума?.. Миледи полностью поддержала супруга, советуя ему не отступать. Она добавила, с полнейшей искренностью, что со своей стороны не видит смысла экономить для него каждый грош, чтобы он швырял потом деньги на вздорную девчонку, не имеющую на это никакого права. – Достаточно скверно и то, что вы обязаны вечно подкармливать Джонаса, – добавила она. – А когда я вспоминаю, как он ко мне относится и как он пытался нас рассорить, мне и думать о нем противно, не говоря уж об этой воображале, его жене, живущей за наш счет! Виконт взял свои перчатки и шляпу и мстительно произнес: – Очень хорошо, сэр. Если деньги значат для вас больше, чем репутация, нам больше не о чем говорить, и я освобождаю вас от своего присутствия. – И правильно! – рявкнул Неттлкумб. – Мне никакого дела нет, что там обо мне болтают, и никогда не было! И чем скорее вы уйдете, тем больше я буду рад! Но слова виконта заставили миледи бросить на супруга острый взгляд, а по ее лицу скользнула мимолетная тень неуверенности. Она вызывающе произнесла: – Не вижу, отчего люди должны винить в чем-то милорда! Никто и слова не сказал, когда он выгнал отца этой девчонки, а ведь то был родной сын! Виконт, не упустивший этой минутной слабости, ответил, слегка приподняв брови: – Это не совсем верно, мэм. Всем известно, чем был вызван этот шаг, но многие считали и тогда, что такой поступок… э… если мне будет позволено так выразиться, не к лицу милорду – ни как отцу, ни как светскому человеку. – Вздор! – взорвался Неттлкумб, заливаясь краской. – Вам-то откуда это знать? Вы тогда еще не вышли из детской! – Вы, наверное, запамятовали, что одним из тех, кто осуждал вас, был мой отец, – мягко напомнил виконт. – И… э… он не делал из своего неодобрения секрета! Так как неодобрение лорда Рокстона выразилось в том, что он отхлестал Неттлкумба в присутствии дюжины общих знакомых, неудивительно, что при этом воспоминании лицо милорда стало багровым. Он прорычал: – Меня не волнует мнение Рокстона! – Но сжавшие подлокотники кресла руки говорили о другом; он смотрел на Десфорда так, словно мечтал стиснуть их на его горле. – Более того, – безжалостно продолжал Десфорд, – какие бы извинения ни существовали для вашего обращения с сыном, их не может быть, когда речь идет о невинной сироте, ставшей жертвой не только отцовского легкомыслия, но и скупости своего деда! – Пусть болтают, что хотят! Мне нет до этого дела! – Об этом никто не узнает! – добавила миледи. – Милорд теперь редко появляется в свете, так что… – Она замолчала, глядя на виконта, улыбавшегося самым коварным образом. – О, все непременно об этом узнают! – сказал он. – Положитесь на мое слово, эта история облетит Лондон до конца недели! – Вымогатель! Мошенник! – прошипел Неттлкумб. Но тут торопливо вмешалась миледи, умоляя его не доводить себя до горячки. – Мне это не по душе! – предостерегла она милорда. – Вы можете не беспокоиться, что говорят о вас, но винить все будут меня! Даже ваши друзья ведут себя со мной очень холодно, и могу себе представить, что они скажут, если вы откажетесь сделать что-нибудь для этой девочки, так что все это волнует меня, милорд, и вам меня не переубедить! – А меня никто не убедит тратить деньги на девчонку! Чего доброго, ты примешься уговаривать меня дать ей пожизненную ренту! – И не подумаю. Никто этого от вас не ждет, как и того, что вы дадите ей содержание; кто может сказать, что вы обязаны это делать? Я вообще не одобряю содержания, это кого угодно заставит задуматься – каждый квартал выкладывать деньги! Нет, у меня другое мнение – и для девочки так тоже будет лучше! Бедняжка хочет иметь родной дом – это мы можем ей дать, не выворачивая карманы. Почему бы вам не написать ей и не пригласить ее к нам? Я присмотрю, чтоб она вас не тревожила, и меня она тоже не потревожит, будьте уверены. По правде говоря, чем больше я об этом думаю, тем больше мне нравится эта мысль. Она отлично составит мне компанию. – Взять отродье Уилфреда в свой дом?.. – повторил милорд, совершенно ошеломленный. Она похлопала его по руке: – Ну да, он правильно говорит: ее вины в том нет, что она дочка Уилфреда! Должна сказать, я прямо-таки чувствую себя виноватой перед девочкой! А что до расходов, Неттл, я думаю, это обернется для нас экономией, и лишнего рта за столом не будет, потому что я рассчитала Бетти перед отъездом: это было просто грешно – пускать деньги на ветер, если девчонка только и делает, что штопает льняное белье, и моет люстры и китайский фарфор, и помогает старому Латтифорду с серебром, и… кстати говоря, это пустая трата денег – держать дворецкого, когда он такой старый и бестолковый, но уж ладно, все равно придется платить ему пенсион, если мы его выставим, так что пока он может работать, пусть работает. Неттлкумб, возмущенно уставившийся на нее, категорически заявил: – Нет, сказал я тебе! Я не желаю видеть ее в своем доме! – Разрешите мне успокоить вас, – вмешался Десфорд. – Вы наверняка не увидите ее в своем доме, сэр. Я не для того помог ей однажды вырваться из рабства, чтобы толкнуть к нему снова! И он зашагал к двери, не обращая внимания на жалобные призывы миледи. Она поспешила за ним в коридор, упрашивая не обращать внимания на резкость милорда и обещая воздействовать на него. – Дело в том, – доверительным тоном говорила она, – что такой уж он человек, бедняжка, оно и неудивительно, после того удара, который он перенес, когда думал, что потеряет меня. Ведь этот негодяй, Джонас, имел наглость сказать, что я завлекаю его, а я никогда этого не делала, даже и не помышляла ни о чем подобном! Я думала только о том, как сделать жизнь милорда удобней, уверяю вас! Но когда Джонас взялся называть меня соблазнительницей и начал предостерегать отца – ладно, сказала я! Я была вынуждена сказать его светлости, что покидаю его дом, потому что должна заботиться о своем честном имени! Разве не так? И тогда его светлость сделал мне предложение, вот и все, чего добился наш добрый мастер Джонас! – Она закончила на триумфальной ноте, но так как виконт не отвечал, она вцепилась в его рукав и заискивающим тоном продолжила: – А что до того, чтобы сделать его внучку рабыней, – так вы меня неверно поняли, милорд! Будьте уверены, я бы никогда не попросила ее о том, чего не стала бы делать сама, – и делала много раз, представьте себе! А я вовсе не была рождена для этого, о нет, дорогой мой, нет! Я часто думаю, мой бедный отец ворочался бы в могиле, если б знал, в какую нужду я попала, – ведь он растратил свое состояние, а мой первый муж был таким неудачником и оставил меня без гроша, так что мне пришлось самой зарабатывать на хлеб. Никто лучше меня не знает, что такое потерять свое положение, так что, если вы решили, что мисс Стин станет служанкой у деда в доме, – вы ошиблись, милорд! У нее был бы хороший дом, и у нее никто не попросил бы помощи большей, чем просит у своей дочки всякая мать! – Вы напрасно теряете время, мэм, – сказал виконт, осторожно высвобождая свой рукав и продолжая спускаться по лестнице. Раздосадованная неудачей, она послала ему вдогонку парфянскую стрелу. – В любом случае, – торжествующе крикнула она, – вы теперь никому не можете сказать, что это я помешала девочке поселиться в доме ее деда! |
|
|