"Цена счастья" - читать интересную книгу автора (Хейер Джорджетт)

Глава 7

Серена и Фанни нанесли визит миссис Флур, хотя и без предварительных маневров, предложенных старой дамой. Она встретила обеих женщин в высшей степени радушно и искренне, и Фанни была вынуждена признать, что хозяйка дома, при всей ее вульгарности, не лишена чувства юмора и уж точно не склонна к лести. Миссис Флур вежливо отклонила предложение нанести ответный визит, заметив, что одно дело — приехать на Бофорт-сквер, когда их милостям захочется, и другое — принимать ее в Лаура-Плейс, что, скорее всего, заставит всех их знакомых подивиться, что за приятельниц они заводят. Так как именно эта мысль особенно тревожила Фанни, она густо покраснела и, заикаясь, возразила что-то невразумительное. Но хозяйка дома добродушно сказала, что Фанни не следует краснеть, так как факты остаются фактами и их не проигнорируешь. И в любом случае она стала такой грузной, что с трудом может дойти до галереи и обратно. «Что же касается портшеза, честное слово, я его никогда не нанимаю — боюсь, вдруг носильщики грохнут меня на землю, вот уж была бы незадача», — добавила миссис Флур.

Серена расхохоталась:

— Хорошо, мадам, пусть будет так, как вы пожелаете. Но поверьте, мы были бы счастливы видеть вас в Лаура-Плейс.

Этими словами молодая женщина заслужила одобрительный взгляд другого гостя — молодого джентльмена лет тридцати, сидевшего у миссис Флур, когда объявили об их приезде. Из того, что его не отослали из гостиной, можно было сделать вывод, что миссис Флур посчитала его достойным встречи с ее именитыми гостьями. Она представила его как Неда Горинга — сына делового партнера ее покойного супруга, который приехал из Бристоля засвидетельствовать ей почтение. Скоро выяснилось, что грозная старая леди унаследовала, помимо двух состояний, еще солидную долю мыловаренного завода своего отца и верфи мужа. Мистер Горинг, младший партнер ее последнего мужа, явно относился к ней с уважением и симпатией. И когда Серена в ходе разговора сказала что-то о том, как ей нравится хозяйка, тот ответил прямо: «Все, кто знают миссис Флур, любят ее! Я не знаю никого, кто обладал бы более добрым сердцем или более трезвым умом».

Серена прониклась к нему симпатией. Она слишком хорошо знала свет, чтобы понять, как много людей одного с Горингом положения, достигнув с помощью образования более высокого места в обществе, чем мечталось их отцам, сочли бы нужным извиниться за дружбу с такой вульгарной личностью, как миссис Флур. Старая леди была погружена в беседу с Фанни, и Серена увела мистера Горинга из комнаты. Очень скоро ей удалось узнать, что тот учился в Регби и Кембридже. Молодой человек понравился девушке еще больше, когда, отвечая на ее вопрос, сказал:

— Да, я хорошо знаком с Джорджем Эллингтоном. Но когда я занялся отцовским бизнесом, наши пути разошлись. Джордж превосходный малый! Как он живет сейчас?

— На широкую ногу!

Горинг рассмеялся:

— Я всегда говорил, что он станет франтом на Бонд-стрит. В ответ он отпускал едкие шуточки о дегте — это единственный товар в моем деле, о котором он знал, — и редко какая ссора не заканчивалась для одного из нас подбитым глазом!

В этот момент Фанни встала, чтобы попрощаться, и вечер закончился. Серена пожала руку своему новому знакомому и выразила надежду, что они скоро встретятся вновь. По дороге к Лаура-Плейс она сказала Фанни:

— Мне понравился этот молодой человек. А тебе? В его манерах есть что-то особенно приятное, какая-то непринужденность и прямота. Я почувствовала в нем истинную мужественность, которой так не хватает в наш век бездельников и самодовольных фатов.

Фанни же была смертельно напугана; еженедельное письмо к матери далось ей с трудом, и в нем совсем не упоминался визит на Бофорт-сквер.

Однако мистера Горинга они больше не видели. Дружба Серены с миссис Флур продолжалась, но в более спокойной форме, и свелась в конце концов к редким визитам и частым встречам в галерее, когда они перекидывались парой слов, а иногда просто вежливо здоровались.

Еще одним событием, нарушившим однообразие жизни в Бате, стал неожиданный визит Ротерхэма. Фанни и Серена, вернувшиеся как-то в солнечный апрельский день после часовой прогулки в Сидней-Гарденс, были извещены о том, что их светлость ждет уже более двадцати минут. Фанни отправилась в свою комнату снять шляпку и мантилью, а Серена проследовала прямо в гостиную.

— Вот это да! Какой сюрприз! Что привело тебя в Бат, Ротерхэм? — воскликнула она.

Тот стоял перед небольшим камином, просматривая газету, но, увидев Серену, отложил ее в сторону и пожал девушке руку. Лицо его было злым, и он отвечал язвительным тоном:

— Буду признателен тебе, Серена, если в следующий раз ты соизволишь сообщить мне о том, что собираешься менять место жительства. Я узнал об этом лишь благодаря чистой случайности.

— Бог мой, а почему я обязана это делать? Полагаю, мне не нужно спрашивать у тебя разрешения поехать в Бат.

— Естественно. Слава Богу, я не обязан контролировать твои перемещения. Ты вольна делать все, что угодно. Но так как я твой опекун, ты можешь избавить меня от лишних хлопот, а себя — от неудобств, если сообщишь, когда ты собираешься договориться о новых условиях твоего содержания. Думаю, тебя вряд ли устроит, если придется посылать за деньгами в Глостершир.

— Конечно, не устроит, — согласилась Серена. — С моей стороны было глупо забыть об этом.

— Да, очень легкомысленно.

— Но дело в том, что сейчас у меня достаточно денег, и поэтому этот вопрос просто вылетел у меня из головы. Какое счастье, что ты мне напомнил! Я должна написать мистеру Перротту, чтобы он все устроил, а то, не дай Бог, я обанкрочусь.

— Он забирает большую часть твоего дохода, так что не исключено.

— Что, бедненький, в городе больше не с кем затеять ссору? — участливо поинтересовалась Серена.

— Я не затеваю ссору. Может, тебе это покажется странным, но я редко ссорюсь с кем-нибудь, кроме тебя.

— Только потому, что у большинства просто не хватает духу принять твой вызов, — улыбнулась она.

— Ну и портрет!

— Очень похожий на оригинал! — насмешливо парировала она.

Ротерхэм покачал головой:

— Я докажу тебе, что ты не права, — на этот раз я не стану с тобой ссориться.

— Как хочешь. Так как, ты изменишь порядок выдачи денег?

— Уже изменил. Вот мои распоряжения. — Он протянул ей лист бумаги.

— Спасибо, ты очень добр. Прости за то, что доставила тебе беспокойство. Неужели ради этого ты проделал такой путь?

— У меня были дела в Клейкроссе, — коротко ответил он. — Кажется, ты хорошо здесь устроилась. Как у тебя дела?

— Неплохо. Сбежать из Милверли для меня само по себе было счастьем.

Ротерхэм кивнул, однако не стал развивать эту тему и внимательно вглядевшись в ее лицо, спросил:

— Как твое здоровье? Ты выглядишь немного усталой.

— Просто мне не идет черный цвет. Думаю, уже можно смягчить траур — я заказала себе чудесное серое платье.

— Ты не права.

— Почему? Потому что наполовину отменила траур?

— Нет, потому что считаешь, будто черный цвет тебе не к лицу. Ты уверена, что Бат тебе полезен?

— Ну конечно. Умоляю тебя, Ротерхэм, не внушай Фанни, что я выгляжу изможденной. Я действительно чувствую себя неважно, но Бат приведет меня в норму. — Она взглянула на него и добавила, с трудом подбирая слова: — Я еще не научилась жить без папы. Ты ведь знаешь, я не люблю говорить о том, что меня больше всего волнует. А выставлять свое горе напоказ, на мой взгляд, самое отвратительное занятие. Давай не будем об этом.

— Понимаю, здесь не надо слов. Между прочим, твоя тетка передала тебе кучу посланий. Мы встречались с ней пару дней назад на вечере у Айрби. Как же она тебя любит, Серена, особенно когда вас разделяет добрая сотня миль!

Она рассмеялась:

— Совершенно верно. Передай ей, что я тоже ее люблю и жду от нее писем с последними сплетнями. А где ты остановился, Айво? Долго намереваешься здесь пробыть?

— Остановился в Йорк-Хауе. Завтра возвращаюсь домой.

— Как жаль! Ты должен по крайней мере отужинать с нами. Предупреждаю, мы ужинаем рано.

Он заколебался:

— Не могу же я сидеть с вами за столом в костюме для верховой езды. А другой одежды я не захватил.

— Ага, так ты все-таки хотел поссориться со мной! — поддразнила она его. — Фанни простит тебе твои ботфорты, а со мной можешь не церемониться. — Она повернулась к вошедшей в комнату Фанни. — Представляешь, Ротерхэм такой щепетильный, что не может отужинать с нами в жокейском наряде. Убеди его остаться, Фанни, а я пока приведу себя в порядок.

Когда Серена вернулась в гостиную, она обнаружила, что Фанни и Ротерхэм пришли к полному взаимопониманию. Маркиз охотно пересказал вдове все последние новости о подготовке к королевской свадьбе. Обычно он редко поощрял подобное женское любопытство, и Серена поняла, что сейчас Ротерхэм решительно настроен быть дружелюбным. И в самом деле, на протяжении всего вечера он с удовольствием сплетничал вместе с Фанни, ничем не выдавая своего пренебрежения к этому занятию, и развлекал Серену язвительным описанием того, что он назвал «переполохом в курятнике вигов». Маркиз доставил удовольствие обеим дамам, и, если его двусмысленные замечания, приводившие в восторг Серену, были непонятны Фанни или если речь заходила о приезде мистера Коннинга из Лиссабона, вдова бралась за свои пяльцы и радовалась тому, что у Серены сегодня приподнятое настроение. Такие фразы, как «весьма удобно снаряжать целый фрегат ради прихотей одного человека!» или «этому нет прецедентов», невольно напоминали Фанни о скучнейших вечерах в Милверли или на Гросвенор-сквер, где ей приходилось напрягать все свои силы, чтобы понять подобные беседы. Теперь это было не обязательно, и она благодарила судьбу за такой подарок.

Но вскоре разговор снова привлек ее внимание, потому что перешел с деспотического поведения какого-то Фердинанда на более интересную тему. Ротерхэм спросил у Серены, кто сейчас приезжает в Бат.

— Дорогой Айво! В начале лондонского сезона? Да никто, кроме старых нерях.

Фанни было запротестовала, что Серена чересчур сурова, однако та засмеялась и покачала головой:

— Генерал Крик, старая леди Скин, миссис Пьоцци, мадам д'Арбле со своей свитой, миссис Холройд, миссис Фрэнсез, мисс Боудлер… Мне продолжать?

— Да нет, достаточно. Я-то надеялся, что вы здесь нашли себе более интересную компанию.

— Так оно и есть, — улыбнулась молодая женщина.

— Не нравится мне твоя улыбка, — сухо заметил Ротерхэм. — И кто же это?

— Когда-нибудь скажу. А сейчас я смыкаю свои уста, — с наигранной торжественностью провозгласила она.

— Значит, ты уверена, что я не одобрю твой выбор.

— Может быть. Хотя, скорее всего, одобришь. Да и в любом случае это не твое дело! — Она озорно взглянула на Фанни и добавила: — Я нахожу это знакомство интересным.

— А леди Спенборо тоже так считает?

— У Фанни такие высокие идеалы! Кроме того, она ведь моя мачеха и поэтому считает своим долгом присматривать за мной.

— Перестань, Серена…

— Не завидую ей. Я не удовлетворю твое любопытство и не раскрою тайну. Но мне бы хотелось знать, зачем ты здесь.

— Пожалуйста. Здесь нет никакой тайны, и я могу без опаски все тебе рассказать, правда, считаю, что сейчас это вряд ли стоит делать.

Он посмотрел на Серену, нахмурившись, и ничего не сказал. Та перевела разговор, и эта тема снова всплыла, только когда Ротерхэм стал прощаться. Серена выбежала из комнаты, чтобы принести письмо, которое маркиз должен был послать по почте за свой счет, и он обратился к Фанни:

— Не позволяйте ей ввязаться в какую-нибудь историю. Конечно, вы не в силах остановить ее — я знаю, как она упряма.

— Вы ошибаетесь! — уверила Ротерхэма Фанни. Тот посмотрел на нее недоверчиво, но не успел ничего сказать, так как в этот миг появилась Серена.

— Вот письмо. — Она положила конверт на письменный стол и открыла крышку чернильницы. — Кузина Флоренс будет благодарна тебе за то, что ты сэкономил ей по меньшей мере шесть пенсов.

Ротерхэм взял перо, которое молодая женщина протянула ему, и окунул его в чернила.

— Может быть, я заберу его с собой в Лондон и опущу там в почтовый ящик?

— Как угодно. Но мне бы хотелось, чтобы ты подольше погостил в Бате.

— Зачем? Чтобы познакомиться с твоим инкогнито? — спросил он, написав на уголке письма свое имя. Серена рассмеялась:

— Нет. Хотя мне и хочется представить тебя этому незнакомцу. Да и просто покататься с тобой верхом. Ты никогда не считал, что ограда слишком высока для меня, и не просил меня быть поосторожней.

— Думаю, в седле ты сама способна о себе позаботиться.

— Вот это похвала!

Ротерхэм улыбнулся:

— Я никогда не отрицал, что ты прекрасная наездница, Серена. И мне бы хотелось остаться, однако это невозможно. Проклятый бал висит над моей головой.

— Какой такой бал?

— А разве я тебе не говорил? Меня смогли убедить, что мой долг — предоставить Ротерхэм-Хаус в распоряжение Корделии, чтобы она с наибольшей помпезностью смогла вывезти в свет то ли Сару, то ли Сьюзен, или как там ее зовут. Сначала меня не поколебали ее стенания. Но когда к жалобам Корделии прибавились колкие тирады Августы, я сдался и готов был устроить десяток балов, только чтобы эта парочка умолкла.

— Боже мой! Клянусь, это удивительно добрый поступок с твоей стороны, Айво! — изумилась Серена.

— Я тоже так считаю.

С этими словами Ротерхэм откланялся, и женщины принялись восхищенно обсуждать этот новый и неожиданный поворот событий. Фанни сказала, что никогда бы не поверила в способность маркиза так много сделать для своих несчастных воспитанниц, а Серена заявила:

— Конечно, я и представить себе не могла, что он устроит бал для Сьюзен. Хотя иногда я подозреваю, что Ротерхэм делает для них гораздо больше, чем говорит об этом вслух.

— Сомневаюсь. Откуда ты это взяла?

— Мне это пришло в голову, когда миссис Монксли пожаловалась, что он настоял на том, чтобы отослать мальчиков учиться в Итон, потому что именно там получил образование их отец. Ротерхэм ни за что не заставил бы ее сделать это, пока не заверил, что сам будет платить за их обучение. Ты только представь, во что это ему обойдется! Трое сыновей, Фанни! Да еще Джерард в Кембридже! Я убеждена, что миссис Монксли не смогла бы осилить такие расходы, даже если бы у нее были способности к правильному ведению хозяйства. А их у этой дамы нет.

Ошеломленная Фанни произнесла лишь невнятное «да…».

— Хотя это не так уж и замечательно, — усмехнулась Серена. — Вряд ли тебе стоит — а я вижу, ты уже собираешься, — менять о нем мнение. Ротерхэм настолько богат, что смог бы заплатить за обучение дюжины ребятишек и не заметить этого. А вот я действительно заблуждалась относительно него. И поняла это, когда увидела, что он в какой-то мере добр к своим подопечным.

— Если маркиз устраивает большой бал для Сьюзен, это означает, что он исключительно добр! — с жаром воскликнула Фанни.

За исключением нескольких официальных сообщений в лондонских газетах, они ничего не узнали о предстоящем бале, пока не пришло очередное письмо от леди Терезы. Та взяла с собой на бал свою третью дочь, но, кажется, осталась не слишком довольна, несмотря на множество комплиментов, полученных по поводу красоты Клариссы, которую беспрерывно приглашали на танец. Если леди Тереза и испытала какое-то удовлетворение от бала, оно было испорчено зрелищем Корделии Монксли, стоявшей на парадной лестнице в страшном красно-коричневом платье и принимавшей гостей. Леди Тереза никак не могла избавиться от мысли, что там вполне могла бы стоять Серена (разумеется, не в таком наряде), если бы не ее каприз. Более того, если бы дочь графа Спенборо была хозяйкой этого вечера, можно было надеяться, что общество подобралось бы более изысканное. Леди Тереза была просто не в состоянии понять, что побудило Ротерхэма дать карт-бланш Корделии Монксли, а в том, что это его рук дело, не приходилось сомневаться. Если бы кто-нибудь сказал ей, что она доживет до того дня, когда «эта Лейлхэм» вторгнется в Ротерхэм-Хаус (эти слова были подчеркнуты жирной чертой), она расхохоталась бы ему в лицо. Однако это произошло! И если бы Серена увидела, как «эта Лейлхэм» просто навязывала всем приемлемым холостякам свою малышку дочь и к тому же приставала к каждому знатному гостю, присутствовавшему на балу, она бы наконец пожалела о собственной капризности, упрямстве и беспечности.

— Ну и ну! — прокомментировала Серена, наслаждаясь этим страстным посланием. — Интересно, что бы сказала по этому поводу миссис Флур? Что до меня, то я не могу не восхищаться стратегическими талантами «этой Лейлхэм». Ворваться в крепость Ротерхэмов — это на самом деле нечто! Как же, должно быть, разъярилась наша леди Силчестер! Действительно жаль, что меня там не было.

На следующее утро при встрече в галерее миссис Флур выразилась в этом же духе:

— Подумать только, моя внучка присутствовала на таком балу! А я читала все сообщения и знаю, что подобного еще никогда не было! Боже, Сьюки, наверное, лопается от гордости, и я ее понимаю. Говорите что хотите, но она умеет добиваться своего, моя Сьюки! А Эмма удостоилась чести танцевать с лордами и другими знатными людьми и все такое! Поверьте мне, Сьюки уже приглядела какого-нибудь лорда для моей Эммы. И если это приятный и красивый молодой человек, она, надеюсь, его заполучит.

— Я тоже так думаю, мадам, — засмеялась Серена.

— Но я не доверяю ей. Она жестокая, тщеславная женщина. Попомните мои слова, милочка: если какой-нибудь герцог — стоящий одной ногой в могиле, косоглазый и беззубый — сделает предложение нашей малышке, Сьюки заставит ее стать его женой.

— Да нет, не может быть, — возразила Серена.

— Верно. Этого быть не может. Потому что тогда в дело вмешаюсь я!

— Правильно. Но я не думаю, что описанный вами герцог вообще существует в действительности.

— Для него было бы лучше, если бы он не существовал! — сурово изрекла миссис Флур.

Серена оставила ее в мрачных раздумьях и отправилась поменять книгу в библиотеку Даффилдс на Милсом-стрит. Выходя из библиотеки на улицу, она чуть не столкнулась на пороге с высоким мужчиной, который тут же отпрянул, воскликнув: «Прошу прощения!»

Молодая женщина мельком бросила на него взгляд и услышала, как тот изумленно ахнул. Она, не веря своим глазам, застыла, вглядываясь в лицо, которое, как ей казалось, она давным-давно забыла.

— Серена… — произнес мужчина дрогнувшим голосом. — Серена…

Ей почудилось, будто шесть с половиной лет мгновенно куда-то исчезли. Серена протянула к нему руку и с трудом проговорила:

— Не может быть! Гектор!