"Шелк и сталь" - читать интересную книгу автора (Харт Кэтрин)

ГЛАВА 10

Поддавшись порыву, Брендон решил провести с Лорел короткий медовый месяц в Мехико. Пообещав семье Короны через неделю вернуться, новобрачные, оставив друзей и отложив все дела, сели в поезд, идущий на юг.

Для Лорел наступил момент полного идиллического счастья вне времени и пространства, своего рода рай на земле, но только на двоих. Брендон был очарователен и галантен, и Лорел, хоть это и представлялось ей невозможным, с каждым днем все больше влюблялась в него.

Большую часть времени они весьма содержательно проводили в своем номере, но Брендон хотел во что бы то ни стало показать ей город.

— У Мехико и мексиканцев богатая история, стыдно не проявить к ней интереса. Тем более что одному Богу известно, когда мы попадем сюда в следующий раз.

Они осмотрели все достопримечательности Мехико, начав с утопающей в цветах красивой улицы Пасео де ля Реформа, протянувшейся на три мили от парка Чапультепек к центральной площади Сокало. По обеим сторонам этой широкой улицы, окаймленной деревьями, возвышались великолепные дома и памятники как старинной застройки, так и в стиле модерн. Только на площади Сокало они провели много часов, осматривая дворцы, музеи и собор.

Брендон был прав, говоря, что у города богатое прошлое. Национальный дворец, например, — ныне в нем размещались некоторые государственные учреждения и Национальный музей — стоял на том самом месте, где когда-то находился дворец Эрнана Кортеса, заложенный в тысяча шестьсот девяносто втором году. Над центральным входом висел колокол, в тысяча восемьсот десятом году поднявший народ на борьбу за отделение от Испании.

Грандиозный собор замысловатой архитектуры был, вероятно, самым крупным в Северной Америке и уж во всяком случае самым древним — его возвели в тысяча пятьсот двадцать пятом году на развалинах храма ацтеков, посвященного богу войны. Роскошь его внутреннего убранства произвела большое впечатление на Лорел, она живо представила себе, как в его стенах происходила торжественная церемония коронации мексиканских императоров.

Новобрачные с энтузиазмом бегали по магазинам и рынкам, покупая сувениры. Ели в шикарных ресторанах и очаровательных кафе на открытом воздухе. Один из вечеров провели в опере во Дворце изящных искусств, и Брендон показал Лорел президента Диаса в его персональной ложе. На следующий день они проехали через парк Чапультепек, мимо дворца Чапультепек, в котором теперь располагалась резиденция Диаса, а прежде жил император Максимилиан, впоследствии приговоренный к смертной казни и расстрелянный вместе со своей несчастной женой, сумасшедшей Шарлоттой.

Эти экскурсии доставили Лорел истинное удовольствие, ей нравилась архитектура старого города и присущая лишь ему одному своеобразная атмосфера. Но осмотр здания Инквизиции заставил ее содрогнуться: в подвалах современной школы медицины сохранились в качестве музейных экспонатов камеры, где содержались несчастные жертвы инквизиции, и орудия пыток.

— Уведи меня отсюда! — словно обезумев, закричала побледневшая, как полотно, Лорел и схватила Брендона за рукав. Губы ее дрожали, широко раскрытые глаза были полны ужаса.

Даже на залитой солнцем улице ей потребовалось несколько минут, чтобы дыхание нормализовалось, лицо порозовело. Брендон, сильно расстроенный, не переставал извиняться.

— Прости, любимая, я никак не предполагал, что это так на тебя подействует. Иначе ни за что не повел бы тебя сюда.

Лорел казалось, что она никогда не избавится от преследующего ее сырого затхлого запаха камеры пыток. Она жадно хватала ртом свежий воздух и старалась забыть об охватившем ее внизу чувстве страха и негодования.

— Не знаю, что на меня нашло, — смущенно призналась она. — Мне представилось, будто в царящем там полумраке бродят тени терзаемых палачами людей, отчаянно вопят от невыносимой муки и молят прекратить пытку. — Она снова вздрогнула всем телом. — Нигде не испытывала такой бесконечной жалости. Лучше бы эти камеры уничтожили, стерли с лица земли.

— А мне кажется, что их сохранили вовсе не случайно, — спокойно произнес Брендон. — И очень может быть, что это правильно. Они должны напоминать о жестокостях прошлых лет и тем удерживать от повторения наиболее мрачных моментов истории человечества.

Вечером, чтобы отвлечь Лорел от мрачных воспоминаний о застенках инквизиции, Брендон повел ее в очень аристократический вечерний клуб, где выступали исполнители танцев в стиле фламенко. Невероятно быстрый дробный перестук каблуков и красивые соблазнительные па, сопровождаемые зажигательной музыкой, заставили Лорел забыть о дневных переживаниях в бывших подвалах инквизиции. Увлеченная красочным зрелищем, она почти не дотронулась до еды.

— Если бы мне пришло в голову, что ты вздумаешь соблазнять молодого танцора, я потребовал бы столик подальше от сцены. — Эти слова Брендона, произнесенные ей в самое ухо, оторвали Лорел от восхитительного зрелища.

На миг ей показалось, что Брендон говорит серьезно, но его выдала лукавинка в глазах. Залившись краской смущения, она несмело взглянула на него сквозь опущенные ресницы.

— Я бы лучше соблазнила тебя, Брендон, — прошептала она.

— За чем же дело стало! — Брендон попросил счет и помог Лорел подняться. — Поехали!

Когда они выходили из ресторана, Лорел насмешливо улыбнулась.

— Что это мы вдруг так безумно заспешили? — поинтересовалась она.

Брендон сделал выразительный жест рукой и подсадил Лорел в ожидавший пассажиров экипаж.

— Чем быстрее, дорогая, мы приедем в отель, тем больше у тебя будет времени, чтобы пронять меня твоими уловками. Признаться, я сгораю от любопытства. Мне, видишь ли, еще никогда не доводилось быть соблазненным собственной женой. Поскорее бы поглядеть, как она это сделает.

— Не спеша, — ответила Лорел, облизывая языком губы и обещая глазами неслыханные наслаждения, — не спеша, но основательно и до победного конца.

Не прошло и четверти часа, как она ему доказала, что верно оценивала свои возможности.

На следующий день они отправились в южную часть города, чтобы посмотреть знаменитые плавучие сады. Лорел с первого взгляда пришла в восторг от волшебной страны цветов на воде и ярко украшенных лодок. Захватив с собой корзинку с завтраком, они наняли плоскодонку, всю в цветущей зелени, с дугообразным навесом для тени, также густо обвитым цветами. Кроме лодочника, который вел плоскодонку по сложной сети извилистых каналов, в лодке сидел гитарист и тихо наигрывал любовные песни.

Это был один из тех редких дней, память о которых человек хранит до конца своей жизни как некую драгоценность. Молодожены смеялись и шутили, не забывая любоваться окрестностями и друг другом. От запаха ярких цветов, выпитого вина, близости Брендона, который, сидя на подушках, не выпускал Лорел из рук, а главное — от счастья она пришла в состояние опьянения; ей казалось, что она не плывет по воде, а витает на облаках высоко в небе. Подобно сказочной принцессе, она сжимала в ладони все, чего может пожелать женщина, и от этого ощущения у нее кружилась голова.

Брендон был само очарование. Он нашептывал ей на ухо перевод песен, исполняемых гитаристом, и его теплое дыхание зажигало огоньки на спине Лорел. Сияя глазами, полными любви, он клал Лорел в рот кусочки сыра и фруктов, а затем слизывал с ее губ остатки сладкого сока. А когда она в свою очередь кормила его, он, чтобы очистить ее руки, водил своим чувственным языком по ее ладоням, брал отдельно каждый пальчик в рот, нежно обсасывал его, играл с ним, пока Лорел не обезумела от охватившего ее влечения. Оно как в зеркале отразилось на его лице и в серебристых глазах, и Лорел показалось, что ее сердцебиение может заглушить звуки гитары и дойти до слуха лодочника и музыканта.

— Брендон, прекрати сейчас же! — одернула она его, втайне надеясь, что он не прекратит никогда. И глаза ее красноречиво опровергали ее слова.

— Почему? — Очищая ее ладони ласковыми прикосновениями языка, Брендон не спускал глаз с загоравшегося лица Лорел.

— Потому что… потому что… Мы здесь не одни! — с трудом выговорила она.

Брендон, прежде чем ответить, со сладострастной усмешкой снова обласкал языком все ее пальцы, наслаждаясь тем, что ее тело отзывается на его прикосновения пробегающей по нему дрожью, а пульс на шее и на руках бешено бьется.

— Предвкушение, любовь моя, — половина наслаждения, — сказал он поучительным тоном. — Оно делает награду еще слаще, а любовные утехи — еще более истовыми.

— Пытка да и только! — Лорел казалось, что от сжигающего ее пламени могут заняться подушки, на которых они сидят.

Глаза Брендона блестящими стальными копьями вонзились в нее.

— Ты хочешь меня, Лунный Лучик? — спросил он охрипшим голосом.

— Сил моих нет терпеть. — Сердце ее так стучало, что она с трудом могла говорить.

— Ты горишь желанием? — настаивал он.

— Оно сжигает меня! — еле вымолвила она дрожащими губами.

В его. глазах мелькнуло удовлетворение, и Лорел осенила догадка.

— Не хочешь ли ты, случаем, взять реванш за вчерашнюю ночь?

— За что реванш, дорогая? — улыбнулся он. — За то, что ты у всех на виду соблазняла меня в общественном месте?

— Ты совершенно невыносим, Брендон Прескотт! По-моему, когда мы вернулись в гостиницу, ты ни о чем не пожалел! — При мысли о том, как смело она действовала накануне, Лорел покраснела еще больше.

— Ты тоже не пожалеешь, — обещал он, прижал ее к себе покрепче и осыпал легкими поцелуями. — У нас всегда так будет, милая Лорел! Ты только взглянешь на меня — и я весь в огне. Я дотронусь до тебя — и ты уже горишь. Мы созданы друг для друга, как солнце сотворено для того, чтобы нести людям свет дня.

На радостном лице Лорел появилась счастливая лукавая улыбка.

— Так, может, чтобы не сжечь лодку дотла, мы сойдем на берег и отправимся в свой отель, где и догорим наедине?

В воскресенье утром Лорел и Брендон пошли смотреть бой быков на площади Тореро, где собралась уже наверняка половина жителей Мехико. Он вел ее к их местам на тенистой стороне арены и не переставал подсмеиваться над тем, что еле вытащил Лорел, так она не хотела идти.

— Гляди веселее, Лорел! Это — национальное развлечение мексиканцев, передаваемое из поколения в поколение, — разглагольствовал он. — Древняя традиция, можно сказать. Без боя быков Мехико не Мехико, ты его как бы и не видела.

— Чушь собачья, — огрызнулась Лорел, упорно не желая разделить его восторги по поводу вида спорта, который, конечно же, не может ей понравиться.

— Тогда уж не собачья, а бычья, — добродушно рассмеялся Брендон.

Лорел нашла свое место и вместо ответа слегка стукнула его по плечу зонтиком.

— В толк не возьму, как вообще можно увлекаться столь опасным кровопролитным занятием! — г продолжала она роптать.

— Не станешь же ты утверждать, что принадлежишь к числу тех дурочек, которые переживают за злобный скот весом чуть ли не в тонну? — произнес Брендон с нескрываемой насмешкой.

— Не извращай моих слов, дорогой! — недовольно вздернула носик Лорел. — Я переживаю не за быка, а за глупца, который, стоя всего лишь на собственных ногах перед животным с непредсказуемым поведением, рискует своей головой или в лучшем случае своими костями. Одному Богу известно, что толкает его на столь безрассудные действия.

— Желание продемонстрировать свою ловкость и смелость, по принципу человек против животного, разум против грубой силы, — втолковывал Брендон Лорел.

— А тебе не кажется, что это скорее демонстрация тщеславия и глупости? — возразила Лорел.

— Почему бы тебе не воздержаться от суждений, пока ты своими глазами не увидишь бой быков? — поинтересовался несколько раздраженно Брендон с видом превосходства, с каким обычно разговаривают с особенно несговорчивыми упрямыми детьми.

Лорел пожала плечами, уселась поудобнее на твердой скамье и приготовилась последовать совету Брендона.

Вступительная церемония, заключавшаяся в том, что три матадора под звуки оркестра вышли на арену и представились распорядителям, поразила Лорел своей многоцветной пышностью. К тому же ей понравились костюмы матадоров. Они были разного цвета, но все одинаково состояли из обтяжных кожаных бриджей с шелковой отделкой и коротких жакетов, украшенных блестками и сверкающим металлическим шитьем. Высокие, стройные матадоры вышли, гордо неся свои головы и выпрямив спины, ни дать ни взять храбрые воины, готовые сразить врага. Если в глубине души у них и шевелился страх, то они никак его не выказывали.

Но вот протрубили фанфары, распахнулись ворота и на арену выскочил первый бык. На секунду он замер, но, заметив поддразнивающий его желтый с красным плащ в руках матадора, гигантским черным снарядом метнулся к нему.

Оглушенная криками зрителей, Лорел от страха зажмурилась, потом приоткрыла один глаз и увидела, что матадор снова дразнит быка. Тот опять кинулся вперед, а Лорел непроизвольно сжала руки в кулаки и поспешно опустила ресницы. Подсматривая сквозь них, она чуть спустя убедилась, что черное чудовище продолжает с ревом метаться по арене, а матадор размахивает плащом над своей головой. Из ее напряженных губ вырвался дрожащий вздох облегчения.

Толпа ревом выразила одобрение последующим маневрам матадора, и Лорел, невольно заинтересовавшись происходящим перед ее глазами, закрыла их пальцами, но так, что в просветах бык и матадор были ей видны.

Внезапно ее внимание от арены отвлекло трясущееся плечо Брендона, сидящего вплотную к ней. Он подсмеивался, от души забавляясь ее действиями.

— Дорогая, — сказал он, беря ее холодную руку в свою теплую. — Дорогая, если ты перестанешь закрывать глаза, тебе будет удобнее смотреть.

Лорел собрала в кулак всю свою решимость и не только окончательно открыла глаза, но даже подалась чуть вперед, чтобы лучше видеть. Как это матадору удается сохранять хладнокровие перед лицом такой опасности, удивилась она про себя, хотя, конечно, знала, что этот человек тренировался и выступал в течение многих лет. Чем дальше, тем больше ее поражали его выдержка и грация. Она видела, что каждое движение, каждый жест матадора преследуют определенную цель, рассчитаны на то, чтобы выявить способности и быстроту реакции животного, заставить его занять то или иное положение.

На арену выехали тореро верхом на лошадях с толстыми прокладками на боках и принялись колоть быка пиками.

— А это зачем? — в недоумении спросила Лорел.

— Чтобы дезориентировать и раздражать быка и тем помочь матадору направлять его перемещения по арене. Но обычно хороший матадор не позволяет пикадорам чрезмерно ослаблять противника.

В промежутках между действиями пикадоров все трое матадоров продолжали маневры с плащами. Им на помощь вышли другие тореро — они втыкали в шею и плечи быка бандерильи, ярко выкрашенные раздражающие гарпунчики, которые не дают тому поднять голову. Тем не менее не один матадор нашел свою смерть именно потому, что неожиданно бык сумел вздернуть рога кверху.

Последний акт первого в ее жизни боя быков Лорел наблюдала со страхом, но и с восхищением. Матадор сменил длинный плащ на более короткую красную мулету и спросил у распорядителей разрешения прикончить быка. Получив его, он объявил, что посвящает этот акт красивой женщине, сидящей в отдельной ложе, и протянул ей шляпу. Женщина поднялась, чтобы принять ее, и стало видно, что она ждет ребенка.

— Жена, — произнес кто-то из публики. «Как может женщина, особенно беременная, наблюдать поединок не на жизнь, а на смерть своего мужа с разъяренным быком, — подумала Лорел. — А если животное у нее на глазах подымет матадора на рога или затопчет ногами? Хотя сидеть дома в неведении, может быть, труднее, чем своими глазами видеть все, что происходит на арене». Лорел в душе вознесла Всевышнему молитву за благополучие матадора и поблагодарила Господа за то, что ее муж не занимается этой опасной профессией.

Матадор, проявляя великолепное чутье, с большим искусством подманивал быка все ближе к себе. При каждом его движении, таком умелом и мужественном, толпа зрителей сначала издавала глубокий вздох ужаса, а затем раздавались взволнованные крики. Бык проносился настолько близко от матадора, что его нарядный костюм с блестками был перепачкан кровью из ран животного. Когда настал наиболее подходящий, по мнению матадора, момент, он заколол быка одним метким ударом шпаги в загривок и получил в награду оба его уха и хвост.

— Поразительно, Лорел, — заметил Брендон, — ты впервые смотришь бой быков и сразу же стала свидетельницей такого замечательного зрелища. Бык не обманул ожиданий зрителей и вел себя отважно, матадор был неподражаем — иначе бы ему не присудили уши и хвост. Тебе повезло необычайно.

В этот день намечалось шесть встреч — по две на каждого матадора. Второй матадор проявил себя хорошо, но он чувствовал быка хуже, чем первый. Третий был на арене новичком, и, хотя проявил большую активность, его стилю недоставало отточенности.

В следующем раунде первому матадору попался трусливый бык. И публика, и сам матадор были разочарованы, и последний, не теряя времени даром на лишние телодвижения, прикончил его.

К этому времени Лорел начала получать удовольствие от того, что происходило на арене. Постепенно ее захватил азарт поединка человека с быком. Незаметно для самой себя она стала вопить от страха, кричать в знак одобрения и аплодировать наравне с остальными зрителями.

Пятый в программе бык оказался опасной бестией с несимметрично посаженными рогами: один его рог, торчавший под острым углом с правой стороны широкой головы, представлял собой грозную опасность.

Бывалые зрители поняли это с первого взгляда, и едва бык выскочил навстречу матадору, как все в напряженном ожидании чего-то страшного подались вперед на своих сиденьях и сползли на самый их край, чтобы не упустить ничего из того, что происходило на арене. Матадор, стараясь увернуться от кривого рога противника, не подпускал его слишком близко к себе. Тем не менее при последнем полуобороте ему пришлось поспешно отступить назад.

Настал черед пикадоров, но их задача также была осложнена. Бык прижал одну лошадь со всадником к барьеру, от ранения ее спасли только толстые прокладки на боках. Бандерильеры крайне поспешно воткнули положенную порцию гарпунчиков и не мешкая удалились в безопасное место.

Матадор с мулетой и шпагой в руке приблизился к быку и, не забывая об осторожности, стал производить последние маневры. Но бык не пожелал следовать за красным плащом, бросился в сторону от него и перешел в наступление. Толпа затаила дыхание, вокруг арены воцарилось гробовое молчание.

Матадор знаком показал, что намерен нанести последний решающий удар, завлек быка в свою сторону и приготовил шпагу. Далее все произошло с быстротой молнии. Только человек встал на носки, слегка изогнувшись, чтобы избежать злосчастного рога, и направил клинок шпаги на своего врага, как в следующий миг бык, изменив положение ног, сумел поднять и повернуть голову так, что изловчился всадить рог ему в бедро и вздернуть высоко в воздух, где тот беспомощно болтался из стороны в сторону. Затем бык с силой тряхнул головой и сбросил наземь матадора, который инстинктивно прикрыл голову руками. Зрителей охватило неистовство, толпа дружно вопила и визжала, но тут на помощь пострадавшему выскочили остальные тореро и бандерильеры. Одни старались отвлечь внимание быка от поверженного противника и удержать его вдалеке, другие помогали унести с арены тело, в котором едва теплилась жизнь.

Когда матадора проносили мимо побледневшей потрясенной Лорел, она увидела на его ноге длинную рваную рану, из которой ручьем лилась кровь. Бедро было распорото от колена до самого паха. Лорел, разволновавшись и даже почувствовав физическое недомогание, так и не смогла успокоиться и безучастно взирала на то, как более опытный матадор вышел на арену и прикончил быка.

Но к тому времени как последний матадор заколол последнего быка, она немного оттаяла. Ее поразило то, что этот молодой человек, только что видевший, как бык поднял на рога его товарища, без тени страха решительно выступил против своего противника. Его отвага получила признание — он был награжден обоими ушами.

Бой быков окончился, но, пока публика не успела разойтись, один из распорядителей попросил внимания и объявил, что раненый матадор будет жить и сможет в дальнейшем вернуться на арену.