"Шарм одиночества" - читать интересную книгу автора (Хантер Кэти)

Глава 2

Всю обратную дорогу оба молчали. Погруженная в транс после всего случившегося с ней в этот вечер, Моника смотрела прямо перед собой через лобовое стекло, еще ощущая сладкую боль внизу живота и напряжение в бедрах. Ей не верилось, что безумный экстаз, испытанный ею всего несколько минут назад, — это реальность, а не сон. На смену божественному удовольствию пришла отупляющая душевная опустошенность. Мужчина, с которым, как ей всегда казалось, была связана лучшая часть ее взрослой жизни, вдруг перестал вызывать у нее какие-либо эмоции. Он уже не мог быть ее опорой в трудную минуту, другом или объектом ее гнева, как раньше. Майкл стал ей безразличен, как любой незнакомец.

Очутившись в его квартире, они так же молча прошли в спальню и начали раздеваться. Сняв платье, Моника покосилась на Майкла, ожидая, что он заметит, в каком странном виде ее колготки, и потребует объяснений. Но он не дал ей повода устроить ему сцену, а с безразличным выражением лица забрался под одеяло и повернулся к ней спиной.

С отчаянным вздохом она присела на край кровати и сказала:

— Нам нужно объясниться. Я говорю это вполне серьезно, Майкл. Я хочу знать, что у тебя с этой Сьюзи. И не притворяйся, что ты безумно устал и хочешь спать! Отвечай!

Майкл обернулся и, откинув со лба прядь волос, недовольно спросил, глядя на нее тяжелым взглядом:

— Что именно ты хочешь знать?

— Прекрати, не делай из меня дуру! — в сердцах воскликнула Моника. — Мне все известно, так что не пытайся мне лгать.

Майкл поджал губы и фыркнул:

— Если тебе все известно, тогда зачем задавать глупые вопросы? Ведь ты не дура, не так ли?

— Я хочу услышать из твоих уст, что вы с ней любовники!

Майкл издал тяжелый вздох, облизнул губы и промолвил:

— Да, Моника. Извини, но это правда. — Он отвел взгляд.

Ей стало обидно и грустно, она заморгала, пытаясь сдержать слезы, рвущиеся наружу. В глубине души она до самого последнего момента надеялась, что произошло недоразумение. Но теперь, после его признания, исчезла и эта робкая надежда. Моника потерла пальцами глаза и спросила надтреснутым голосом:

— Но ты собирался рассказать мне об этом? Да или нет?

— Не знаю, возможно. Я запутался, все так сложно…

— Сложно? — переспросила Моника, наливаясь яростью. Да как он посмел сказать ей такое!

Ему, видите ли, было сложно скрывать от нее свою интрижку с этой Сьюзи! Но каково пришлось тогда ей? Почему он не подумал, сколько боли он приносил ей своим странным поведением в последнее время? Он предпочел притворяться, что его новый любовный роман — результат необъяснимого стечения обстоятельств, противиться которому он был не в силах, и держался всегда спокойно и невозмутимо.

— И что ты испытываешь к Сьюзи? — спросила Моника. — Она что-то для тебя значит?

Вопрос завис в воздухе, Майкл не торопился с ответом. Моника взглянула на будильник, стоявший на туалетном столике. Оказалось, что время еще не позднее, всего лишь полночь. Она думала, что скоро наступит утро.

— Сьюзи мне не безразлична, я ею дорожу, — наконец ответил Майкл. — Но и тобой тоже.

Не владея больше собой, Моника вскочила и рявкнула:

— Прекрасно! Вот только, похоже, что не очень! Она подхватила со спинки стула платье и начала лихорадочно одеваться.

— Куда ты? — спросил Майкл.

— Домой! — резко бросила ему она.

Он продолжал лежать, наблюдая, как она одевается. И лишь когда она обулась, он сел и спустил ноги с кровати.

— Останься! Поговорим утром!

Не веря своим ушам Моника обожгла его ненавидящим взглядом.

— Все уже сказано! С меня довольно! Все кончено, Майкл!

Лежа в темноте в своей кровати, она кусала губы, охваченная сном образов и чувств, неподконтрольных ее воле. В этом бурном потоке сознания, однако, превалировали две мысли, от которых у нее щемило сердце так, что становилось страшно. Первая мысль заключалась в том, что ей недавно стукнуло тридцать, вторая — она вновь осталась одинокой. Тридцать — одинока… Эти два слова попеременно пронзали ее истерзанный мозг, вызывая озноб и вынуждая задаться вопросом: неужели это все, чего она успела добиться за всю прожитую жизнь?

— Нет, думала Моника, это несправедливо! За что ей такое суровое наказание? Подумать только, она отдала лучшие годы этому человеку, полагая, что любима им, и вдруг все рухнуло в один миг, так, словно бы у нее из-под ног выбили опору! В чем же она виновата? В том, что десять лет отдала строительству своего будущего счастья, а в итоге — одиночество и опустошенность? Целых десять лет потрачены впустую! Выйди она за Майкла замуж, сейчас ей предстоял бы развод. А так — всего лишь горькое сожаление о своем опрометчивом поведении, не более. Как все-таки жесток этот мир! Как он бесчеловечен!

Она перевернулась на другой бок и поджала к груди колени. Перевозбужденный мозг упорно не желал дать отдых телу и нервам. Снова и снова в ее голове рождались картины событий этого поразительного вечера, в ушах явственно звучали слова, сказанные Майклом в его квартире, а в душе возникала ужасающая пустота; И прервать эту изнурительную вереницу видений она не могла, хотя и понимала, что бесполезно бесконечно прокручивать в памяти все эти факты и свои ощущения. Разум отказывался подсказывать ей разумное решение, и подсознание, словно бы глумясь над здравым смыслом, продолжало вращать свою карусель гротескных образов и звуков.

Моника тяжело вздохнула и попыталась сосредоточиться на чем-то таком, что помогло бы ей успокоиться. В результате перед ее мысленным взором возникло лицо мужчины, с которым ее свела судьба на недавней вечеринке. Она сразу же поняла, что понравилась ему, вызвала у него желание. Это был, несомненно, удачливый и счастливый человек, веселый и обаятельный, не говоря уже о его привлекательной внешности. Между ними определенно возникло взаимное притяжение, в силу странного стечения обстоятельств переросшее в своеобразную физическую близость.

Моника почувствовала, что ее обдало жаром. Что за наваждение нашло на нее тогда в баре? Такого стремительного сексуального возбуждения она не испытывала уже давно. Щеки ее стали пунцовыми, едва лишь она вспомнила тот эпизод, абсолютно неприличный, но дьявольски эротичный. И как ни странно, ее физическая реакция на этого притягательного незнакомца причудливым образом переплелась с ее яростью и огорчением в связи с изменой Майкла.

Пронзительные голоса, звучавшие в ее голове, не умолкали, ввергая ее в панику. Даже если ей на какое-то непродолжительное время и удавалось сосредоточиться на чем-то ином, они все равно не затихали, а лишь становились немного глуше, как назойливый звук радиоприемника, включенного в соседней комнате на полную мощность. Занялся рассвет, первые лучи солнца проникли в спальню сквозь створки жалюзи, а Моника так и не смогла уснуть.

Вопреки ее ожиданиям, пусть и очень робким, утром телефон так и не зазвонил. Тишина в доме сводила Монику с ума, несколько раз она порывалась набрать номер Майкла. К полудню она решила, что не станет унижаться принципиально, и занялась уборкой квартиры — вымыла ванну, вычистила ковры и пол за диваном. Не прошло и нескольких часов, как все вокруг сияло и сверкало. И только поймав себя на том, что она расставляет диски в алфавитном порядке, предварительно распределив их по музыкальным жанрам, Моника поняла, что ей пора проветриться.

Разговаривать с кем-либо из подруг и сетовать на судьбу ей не хотелось, поэтому она просто села за руль своей машины и поехала кататься по городу. Прошел час-другой, и Моника обнаружила, что направляется в северный пригород Лондона. В этот субботний ранний вечер движение на шоссе было весьма интенсивным. До Эппинга она доехала за сорок минут, потом внезапно ощутила потребность остановиться и заглянуть в местный паб, что и было сделано.

Она купила себе бокал шанди и вышла с ним в павильон на открытом воздухе, где в середине холодного февраля вряд ли могло быть многолюдно. Но к ее удивлению, здесь было много детворы: кто-то из малышей катался в пластмассовом автомобильчике, кто-то носился по залу между столиками. Их родители тем временем сидели на скамейках, занятые разговором, и не обращали на проказы своих отпрысков никакого внимания. Воспользовавшись свободой и вседозволенностью, один из юных головорезов с разгона врезался в стул Моники и, взвизгнув от удовольствия, дал задний ход. Добрая половина ее портера с лимонадом при этом выплеснулась на стол. Никто из родителей и бровью не повел.

Так вот, значит, где предпочитают проводить свободное время лондонские молодые папы и мамы, когда на них ложится бремя воспитания своего потомства! Моника отхлебнула из бокала и задумчиво облизнула губы. Раньше ей и в голову не приходило, что в определенном возрасте человек устает от суеты шумного центра города, с его ночными барами, ресторанами и попойками в кругу друзей. И когда такое с ним случается, он стремится к уединенным прогулкам по тихим улочкам и к неторопливым беседам в пригородном пивном баре со своей женой. Организм самой Моники пока еще не достиг, однако, этой стадии.

Она поерзала на холодном сиденье стула, вспомнив, что ей уже исполнилось тридцать лет. Нет, она не имела ничего против детей и надеялась, что когда-нибудь и сама станет матерью. Но лишь сейчас, в этот промозглый пасмурный зимний день, она отчетливо осознала, что осталась такой же легкомысленной, какой была и в подростковом возрасте. Она не представляла себе, что такое родительские хлопоты, самоотречение ради благополучия другого живого существа, отказ от развлечений и удовольствий во имя продолжения своего рода. Моника тряхнула головой, отгоняя все эти мысли: право же, нелепо размышлять о подобных материях, когда не имеешь не только мужа, но и любовника!

Сидевшие в павильоне женщины были ее ровесницами либо чуточку моложе, но у всех у них сложилась личная жизнь, и они твердо знали, что ожидает их завтра. Моника не любила строить долгосрочные планы, предпочитая ограничиваться размышлениями о насущном. Она жила не столько разумом, сколько интуицией и любила рисковать. Но сегодня в ее сердце возникло унылое предчувствие, что в ближайшем будущем ей вряд ли улыбнется удача. И что в одно такое же хмурое утро она проснется и обнаружит, что стала бездетной сорокалетней дамой, сделавшей успешную карьеру, но не чувствующей себя от этого счастливой.

Она залпом допила свой напиток и вернулась к машине. За рулем она слегка успокоилась, поэтому даже плотный поток автомобилей на дороге не вызывал у нее раздражения. В салоне ей было хорошо и уютно, любимые мелодии отвлекали ее от грустных мыслей. Добравшись до дома, она вдруг ощутила нечеловеческую усталость и поэтому сразу же легла на диван и моментально уснула, даже не раздевшись, но накрывшись пледом.

Она проспала несколько часов подряд, время от времени просыпаясь от жуткого сна и вскоре вновь засыпая. В ее подсознании оживали события и персонажи предыдущего вечера, они продолжали жить своей причудливой, фантастической жизнью, заставляя Монику метаться во сне, вздыхать и покрываться липким потом. Постепенно разрозненные картины сложились в стройный кошмар. Ей привиделось, что Майкл представляет ее на вечеринке Сьюзи, потом говорит, улыбаясь и кладя руку на плечо своей любовницы:

— Она восходящая звезда нашей юридической фирмы. Разве не так?

— Ах, Майкл, ты меня смущаешь! — отвечает на это Сьюзи, кокетливо закатив к потолку глазки. — Ну какая же я звезда? Разве что в нашем узком кругу. Моника, он всегда вгоняет меня в краску! — При этом бесстыжая Сьюзи прижимается к Майклу животом и бюстом, почему-то заговорщицки подмигивая Монике.

Остолбенев от этого пассажа, Моника тупо рассматривает ее пухлые губки, покрытые густым слоем алой помады, и длинные ресницы, щедро намазанные тушью. Сьюзи закрывает глаза и грудным голосом повторяет:

— Не смущай меня, Майкл!

Моника замечает, что Майкл запускает Сьюзи руку под платье и гладит ее бедро. Сьюзи расставляет ноги и задирает подол, являя изумленному взору Моники чулки на подтяжках. Сьюзи задирает подол еще выше, и выясняется, что она без трусов. Пальцы Майкла погружаются в темные волосики на ее лобке. При этом сам он смотрит на Монику абсолютно невозмутимо, так, словно бы ничего из ряда вон выходящего не происходит. Взгляд его обретает укоризненное выражение, он как бы предупреждает ее, что упрекать его не за что. Между тем его ладонь исчезает в таинственной расселине в промежности целиком. Сьюзи издает томный стон, ее дыхание учащается, лицо искажается сладострастной гримасой.

Терпение Моники лопается, и она стремительно выбегает из комнаты, слыша у себя за спиной охи и ахи Сьюзи. Словно из-под земли появляется таинственный незнакомец.

— Не волнуйтесь, я сам все устрою. Поверьте! — волнующим баритоном произносит он, пронзая Монику внимательным и чуть печальным взглядом.

Ей безумно хочется его поцеловать, но он вдруг падает навзничь на пол. Моника удивленно смотрит на него, он пожимает плечами и говорит:

— Извините, долг зовет.

Она медленно присаживается и прижимается к его губам промежностью. Он упирается языком в ее низ живота. Моника замирает, однако проходит минута-другая, а она ровным счетом ничего не ощущает. Разочарованная, она восклицает:

— Ах, я ждала от вас совсем другого!

На глаза у нее наворачиваются слезы. Она всматривается в лицо мужчины, лежащего под ней, и видит, что это Майкл. Он нахально ухмыляется.

Моника плюхается прямо на его физиономию и, сжав ему бедрами голову, кричит:

— Ты пришел со мной, понятно? Ты мой! Ясно? Ты всегда принадлежал одной мне!

Она принимается энергично двигать торсом. Майкл что-то нечленораздельно мычит и пытается вывернуться. Она начинает прыгать на его голове, крепче сжав ее бедрами. Он задыхается и хрипит, широко раскрыв рот. Колготки Моники моментально увлажняются от его слюны, но она усиливает свой нажим, думая со злорадством, что этот негодяй вполне достоин смерти именно в таком положении. Майкл впивается ногтями в ее ляжки так, что разрывает колготки. Моника понимает, что он вот-вот задохнется и умрет, но она не в силах прекратить свои телодвижения. Ей становится так стыдно и страшно, что она рыдает, продолжая, однако, яростно тереться о его лицо своей пушистой киской. Отчаянию ее нет предела, слезы катятся по ее щекам, они становятся пунцовыми, а клитор начинает трепетать. Монику бросает в дрожь, она вся горит и тяжело дышит. Вся нижняя половина туловища вибрирует. Она уже ничего не понимает, ощущая лишь приятное волнение в мокрой промежности и головокружение. Шансов выжить у Майкла не остается никаких, весь его рот занят ее распухшими половыми губами. В его широко раскрытых глазах сквозит смертельный ужас.

В этот миг Моника просыпается от жуткого сердцебиения, покрытая холодным потом, с взлохмаченными волосами, откидывает в сторону влажное одеяло и пытается отдышаться. Выясняется, что она действительно плакала во сне: реснички ее слипаются, а подушка промокла насквозь. Она встряхивает головой, отгоняя остатки кошмара, вздыхает с облегчением, но тотчас же вспоминает все события прошлого вечера и снова впадает в меланхолию.

Наконец она с большим трудом встает и медленно идет в ванную. Зеркало на стене отражает ее постаревшее за сутки лицо — в новых морщинах и с темными кругами. Она включает воду, добавляет в нее ароматного шампуня и, сев на край ванны, ждет, пока та наполнится. Мыльные пузырьки переливаются всеми цветами радуги, словно шарики на новогодней елке, Моника улыбается и, зачерпнув их целую пригоршню, протирает ладонью лицо. Потом она ложится в ванну и вытягивает ноги, млея от приятных ощущений.

Рука ее непроизвольно тянется к промежности. Пальчики поглаживают клитор, тело изнывает от похоти, но Моника не решается мастурбировать, опасаясь, что образы из кошмара оживут в момент экстаза.

Она мастурбировала по-разному, иногда — быстро и энергично, чтобы поскорее снять физическое напряжение и успокоиться, порой — под впечатлением какого-то события или мысли, возбудившей ее до крайней степени. Моника была очень впечатлительной по своей натуре. Во втором случае она не спешила довести себя до оргазма, действовала медленно, давая волю фантазии. В последний раз она тоже предавалась рукоблудию в ванне — это случилось две недели назад, и героем ее сексуальных фантазий стал некий Вине…

Он был направлен в их фирму компанией «Брук-стрит бюро», специализирующейся на подготовке секретарей. Очевидно, в этот период симпатичных, но некомпетентных претенденток на открывшуюся вакансию не оказалось, и компания прислала им двадцатилетнего красавчика. Положа руку на сердце следовало признать, что Вине тоже не отличался особой компетенцией, что, однако, не помешало ему снискать благоволение всех женщин в отделе. Разумеется, мужчины всячески старались выявить его профессиональную непригодность и поскорее вынудить его уволиться. Однажды Моника попросила Винса напечатать деловое письмо, и он умудрился наделать в нем уйму ошибок. Это поставило ее перед дилеммой: либо потребовать, чтобы молодой человек переделал работу, либо выразить свое удовлетворение и в ответ получить одну из его ослепительных улыбок. Она сказала, что все прекрасно, и вечером, вернувшись с работы домой, лежа в ванне, в полной мере насладилась воспоминаниями о его улыбающейся умопомрачительной физиономии.

Сейчас она вновь попыталась воскресить в памяти Винса. Но облик этого юноши со временем утратил былой блеск — так порой случается с нашими воспоминаниями о прекрасном солнечном дне, который когда-то доставил массу приятных эмоций. И все же Моника раздвинула ноги и погладила себя по промежности, представляя того мужчину, которого она встретила на вечеринке сотрудников юридической фирмы. И тотчас же у нее возникли те же ощущения, которые охватили ее в спальне в доме Джона Читэма, по телу пробежала дрожь. Как ловко этот незнакомец возбудил ее одним лишь своим языком! Как быстро он довел ее до экстаза! Моника томно вздохнула и блаженно улыбнулась, но в следующий миг улыбка погасла, потому что ей вспомнилась Сьюзи. Теперь, спустя некоторое время после знакомства с ней, Моника окончательно укрепилась во мнении, что эта женщина пленила Майкла не столько красотой, сколько темпераментом и сексуальностью. Несомненно, Сьюзи была великолепна в постели.

Майкл не был профаном в любовных играх, напротив, он обожал всевозможные ухищрения. Жаль, что ему не хватало звериной страсти… Моника погладила клитор, вспомнив, с какой любовью Майкл вылизывал ее промежность — пожалуй, с подобным увлечением ее отец мастерил из спичек миниатюрные корабли и яхты. У Моники сложилось впечатление, что Майкла заботил больше результат его действий, чем сам процесс. Несомненно, Сьюзи удалось разбудить в нем какие-то подспудные инстинкты, разжечь в нем подлинный огонь. Монике живо представилось, как ее соперница мечется и стонет в момент наивысшего накала соития с Майклом. Рука ее непроизвольно заработала еще проворнее.

Несомненно, Сьюзи должна была занять доминирующее положение — сверху, чтобы контролировать темп и ритм соития. Упершись руками в подушку по обеим сторонам от взлохмаченной головы Майкла и почти касаясь грудями его лица, она поначалу двигала бы торсом неторопливо, поводя бедрами и чувственно постанывая. Майкл наверняка сначала лишь наблюдал бы ее действия, позволяя ей навязывать ему свою волю. Он лежал бы спокойно, вытянув ноги, и смотрел на ее искаженное гримасой сладострастия лицо, исподволь заражаясь ее необыкновенной чувственностью. Но многоопытная Сьюзи без особого труда могла вывести его из равновесия и заставить действовать с ней в унисон. Вначале как бы нехотя, затем — с нарастающим энтузиазмом он стал бы тоже работать торсом, норовя вогнать свой пест поглубже в ее лоно. И наконец его терпение лопалось, и он уже вцеплялся обеими руками в ее груди и начинал едва ли не подпрыгивать на кровати вместе со Сьюзи. Монике ни разу не удалось довести его до безумия, но Сьюзи — это совсем другое дело, ей это удалось. Она сумела подчинить себе этого холодного себялюбца и заставила его лезть из кожи вон, чтобы удовлетворить ее плоть.

— Не вздумай кончить раньше времени, негодник! — приговаривала, вероятно, она, вцепляясь рукой в его волосы и ерзая на его распаленных чреслах.

Он взвизгивал от боли, но в его глазах вспыхивали искорки звериной страсти.

— Только посмей ослушаться меня! — шипела Сьюзи, ускоряя свои телодвижения.

Внезапно она выпрямлялась, отпустив его волосы, и принималась теребить свои торчащие соски, щипать их и легонько подергивать, зажав двумя пальчиками.

— О Боже! Да, да, да! — рычала она, как тигрица, пронзенная, словно копьем охотника, невероятным оргазмом. И, запрокинув голову, содрогалась в божественном наслаждении до тех пор, пока не успокаивалась.

Внезапно Моника хрипло вскрикнула, испытав неописуемое наслаждение, и затрепетала так, что вода пришла в волнение и стала выплескиваться из ванны. Шумно вздохнув, она расслабилась и некоторое время лежала спокойно, блаженно закрыв глаза и приводя в порядок мысли. Мыльные пузыри с едва слышимым шипением лопались на пенной поверхности, подобно всем прежним мечтам и надеждам Моники.

Было уже начало двенадцатого, Монику разморило после горячей ванны и мастурбации и клонило в сон. И хотя она и проспала до этого несколько часов, она с удовольствием снова легла в постель. День выдался трудным, но Моника сумела побороть желание позвонить Майклу и теперь имела все основания быть довольной собой. У нее не возникло иллюзий в отношении возможности наладить отношения с ним, все было навсегда кончено. Более того, ей не хотелось ни с кем заводить новый роман.

Она приготовила себе какао с молоком, надела любимую ночную рубашку и взяла с полочки томик Агаты Кристи. На душе у нее стало легко и спокойно. И все же мрачные мысли тихой сапой закрадывались ей в голову: как забрать из квартиры Майкла свои вещи, что сказать матери и их с Майклом общим приятелям. Мама наверняка отпустит какое-нибудь колкое замечание и снова испортит ей настроение, подруги начнут сплетничать. Моника болезненно поморщилась, ей сейчас совершенно не нужны были дополнительные неприятности. Боже, за что ей все эти напасти? В чем она-то виновата?

Моника заставила себя сосредоточиться на чтении и читала до тех пор, пока не отяжелели веки. Тогда она отложила книжку на столик, выключила свет, повернулась на бок и погрузилась в мирный сон, который продлился до десяти часов следующего утра.

Несколько последовавших за этим дней Моника пребывала в переменчивом, крайне неустойчивом расположении духа. Настроение ее колебалось от безмятежного и благодушного до мрачного и пасмурного. Ей то становилось весело, то хотелось плакать. Особенно трудной была для нее первая после разрыва встреча с Майклом. Она все-таки позвонила ему сама спустя три дня, чтобы условиться о времени, когда она сможет забрать свои пожитки, и внезапно разрыдалась в телефонную трубку. Он отнесся к этому нервному срыву со сдержанным сочувствием, что привело Монику в ярость. Она наговорила ему уйму гадостей, от которых хотела воздержаться, и впала в депрессию, положив телефонную трубку. Ну почему он даже теперь ведет себя так, словно бы беда постигла одну ее? Разве нельзя было подыскать несколько уместных слов, свидетельствующих, что и он расстроен случившимся? Ведь, в конце-концов, это их общая трагедия!

Впрочем, сказала себе Моника, когда слегка успокоилась, он всегда был черствым сухарем. Так что нелепо надеяться, что с ним произойдет удивительная метаморфоза и он превратится в отзывчивого и чуткого человека. Они и прежде никогда до конца не понимали друг друга, а Майкл был достаточно умен, чтобы не позволять ей манипулировать им. На бытовом уровне им всегда удавалось приходить к согласию, да и крупных ссор у них никогда не возникало, просто потому, что их души так и не сроднились. Майкл не проявлял интереса к серьезным проблемам, волновавшим Монику, особенно чисто женским, поэтому ей приходилось уповать на моральную поддержку и советы подруг.

Их встреча, происходившая в его квартире, была короткой и малоприятной. Поскольку оба осознавали бессмысленность разговора на общие темы, они практически молчали, пока Моника собирала свои вещи и складывала их в сумку. Домой она вернулась в слезах, но с таким чувством, словно гора свалилась у нее с плеч.

На протяжении двух недель Моника проводила вечера сидя у телевизора либо встречаясь с подругами. Поначалу одиночество тяготило ее, но постепенно выяснилось, что свобода имеет множество своих тайных прелестей: можно было смотреть именно тот видеофильм, который хотелось посмотреть ей, надевать свою любимую одежду, планировать по собственному усмотрению свободное время. Порой на нее наваливалась грусть, вызванная воспоминаниями о Майкле, однако в целом все было нормально.

Труднее было объяснить ситуацию родным и знакомым. Как и предполагала Моника, матушка восприняла известие о ее разрыве с Майклом как общесемейную трагедию. Она не преминула упрекнуть, пусть и экивоками, Монику в том, что та сознательно устранилась от своих обязанностей подарить ей внуков. «Слава Богу, что у твоей младшей сестры все хорошо!» — с тяжелым вздохом промолвила она и сделала скорбное лицо. Монике же оставалось лишь утешиться тем соображением, что все родители так устроены. Просто нужно смириться с их бестактностью, помня о том, что они все равно любят своих детей и в трудный момент готовы прийти им на помощь.

Подруги, имевшие любовников, выражали Монике «искреннее» сочувствие. Но порой на их физиономиях возникало такое выражение, словно бы она рассказывает им о том, что недавно побывала на вечеринке с участием девиц легкого поведения. Одинокие же подруги от всей души утешали ее и убеждали, что нет ничего прекраснее свободы. Однако после встречи с ними у Моники зародилось подозрение, что в душе они ей давно завидовали и теперь, когда ее бросил Майкл, просто злорадствуют.

Разумеется, были и приятные исключения: самые близкие друзья встали на ее сторону не из показной солидарности, а следуя своим убеждениям. Самой надежной ее сторонницей была, разумеется, школьная подруга Джилл, знавшая Монику лучше, чем кто-либо другой. Она обладала способностью выслушивать сетования Моники на свои напасти, не навязывая своих советов, а просто давая ей возможность выговориться. Однако при этом Джилл тактично высказывала свое мнение и призывала подругу не распускать нюни, если та чересчур увлекалась и начинала кукситься. Только Джилл Моника могла позвонить в любое время дня и ночи, и та сразу же вызывалась примчаться к ней на помощь. Моника ни разу не просила ее об этом, но ценила такую преданность и самоотверженность. У Джилл был парень по имени Питер, но это не мешало ей ставить дружбу с Моникой на первое место.

Вот и на этот раз Джилл со всей серьезностью восприняла рассказ Моники о свалившемся на нее несчастье, но посоветовала не падать духом.

— Не унывай, подруга! — сказала она. — Все пройдет. Делай текущие дела, не избегай людей. А главное — научись наслаждаться одиночеством. Возможно, оно продлится не так уж и долго.

— Я не собираюсь ни с кем близко сходиться, — заявила Моника.

— Разве я говорила, что тебе следует поскорее обзавестись новым любовником? Я вообще не имела в виду секс! — сказала Джилл. — Я лишь отметила, что тебе нужно рационально распорядиться своим свободным временем: запишись на какие-нибудь курсы или найди себе какое-нибудь хобби.

Моника тяжело вздохнула и посмотрела на подругу с упреком.

— Ладно, оставим вечерние курсы, — согласилась с ней Джилл. — Купи себе абонемент в какой-нибудь спортивный клуб или бассейн! Займись своим внешним видом и здоровьем.

— В компании стройных юных девиц в облегающих костюмчиках из лайкры? — язвительно уточнила Моника.

— Между прочим, спортом занимаются не только женщины! — возразила Джилл. — Главным образом это состоятельные, умные и себялюбивые мужчины, но на них приятно посмотреть. Так или иначе, тебе пойдет спортивное трико. Ты прекрасно сохранилась для своего возраста, моя милая, хотя вот уже десять лет, как пренебрегаешь даже утренней гимнастикой.

— Что ж, я подумаю, — пробурчала Моника не слишком уверенно.

Однако уже в следующую субботу она забрела в магазин спортивных товаров и купила себе два прекрасных спортивных костюма, две тенниски и кроссовки. Правда, на этом ее спортивный порыв иссяк, и вечер она провела у телевизора с бокалом красного вина в руке, которое заедала сырными чипсами. Засыпая, Моника думала, что Джилл права: пора заняться укреплением тела и духа. Начать она решила с понедельника.

Но в понедельник, придя домой после работы, она почувствовала себя усталой и на пару часов прилегла на диване. Отдохнув, она уложила свои спортивные принадлежности в сумку и на машине поехала в гимнастический зал. До закрытия его оставался один час, так что о занятиях не могло быть и речи. Однако можно было хотя бы посмотреть, что здесь происходит, и ознакомиться с интерьером. Первые впечатления были благоприятные: в холле звучала негромкая легкая музыка, зеленели разнообразные комнатные растения. Тренажерные залы находились на втором этаже. Заплатив за вход три с половиной фунта, Моника поднялась по лестнице.

Войдя в помещение, оборудованное различными спортивными снарядами, она почувствовала себя не в своей тарелке. В такой обстановке ей было бы гораздо легче освоиться, будь она лет на десять моложе. Стараясь сохранить уверенный и невозмутимый вид и мысленно проклиная себя за то, что послушалась Джилл, она огляделась.

Двое спортсменов, одетые в костюмы из лайкры, молодые, прекрасно развитые и самоуверенные, продолжали заниматься, не обращая на вошедшую ни малейшего внимания, озабоченные только одним — как довести свое тело до совершенства.

Молодая чернокожая девушка работала с гантелями, стоя перед зеркальной стеной и глядя на свое отражение. Ее черные волосы были стянуты на затылке резинкой, мускулистые плечи блестели от испарины, воздух с шумом вырывался из плотно сжатых губ, узкая талия переходила в крутые бедра, на светло-коричневой коже спины, оголенной в месте глубокого выреза, сверкали капельки пота. Судя по ее мускулатуре, эта женщина бывала здесь ежедневно.

Вторым спортсменом был мужчина лет тридцати, он тоже обладал прекрасно развитой фигурой. Сейчас он поднимал штангу, лежа на спине, и Моника могла рассмотреть его сильные ноги в черных спортивных шортах и солидный бугор в промежности. Почувствовав на себе ее взгляд, мужчина перестал работать со штангой и занял сидячее положение.

Моника невольно покраснела. Но на ее счастье, в этот момент в тренажерный зал вошел еще один мужчина. Это был блондин с обаятельной белозубой улыбкой. Моника расправила плечи и улыбнулась ему в ответ.

— Меня зовут Стив, — представился ей молодой человек. — Добро пожаловать в наш зал!

Одетый в обычный спортивный костюм, он тем не менее выглядел так, словно бы сошел с рекламной глянцевой страницы популярного журнала. Этого красавчика можно было бы одеть хоть в рабочий костюм и сапоги, он и в таком наряде смотрелся бы замечательно. У Моники невольно отвалилась нижняя челюсть, а голосок стал до смешного писклявым. Негодуя на самое себя за эту неожиданную робость, она спросила:

— Вы здесь работаете?

— Да, я тренер, — с гордостью ответил мужчина. — Если хотите, я покажу вам, как следует пользоваться оборудованием.

— Буду вам очень признательна. Для начала объясните мне, как управляться вон с тем приспособлением. — Моника указала рукой на тренажер для бега на месте.

— Хорошо. Давайте подойдем к нему поближе, и я объясню, как пользоваться приборной доской.

Они подошли к тренажеру, и тренер начал давать ей соответствующие пояснения, нажимая на различные рычаги и кнопки. Моника невольно залюбовалась его уверенными движениями, большими карими глазами с густыми длинными ресницами и безупречными белыми зубами.

— Справитесь самостоятельно? — спросил он. — Или вам помочь?

— Нет, спасибо, я все поняла, — сказала Моника, лишь в этот момент сообразив, что не слушала его совершенно.

Инструктор окинул ее ироническим взглядом и отошел.

Моника встала на бегущую дорожку и включила прибор. Спустя какое-то время она заметила, что Стив внимательно наблюдает за ней из другого угла зала. Щеки ее стали пунцовыми, и она увеличила скорость движения ленты. Ей стало совершенно ясно, что она не в лучшей спортивной форме. Несомненно, инструктор это тоже поймет, подумала она, и перестанет обращать на нее внимание.

Однако когда Моника снова покосилась на Стива, она убедилась, что сильно заблуждалась: он продолжал смотреть на нее, благожелательно улыбаясь. На душе у Моники сразу же потеплело, именно в дружеском внимании она и нуждалась сейчас больше всего, тем более со стороны милого молодого спортсмена.

Спустя полчаса чернокожая девушка ушла. Пора было покинуть зал и Монике. Она сильно вспотела и утомилась, но уходить отсюда, из этого поразительно чистого помещения, с его стеклянными стенами и хитроумными приспособлениями, сверкающими сталью, так чудесно сочетающейся с черной кожаной отделкой, ей совершенно не хотелось. Ей почему-то казалось, что Стив испытывает к ней не только профессиональный интерес. Впрочем, тотчас же подумала Моника, вряд ли такое возможно. Ведь она его значительно старше, к тому же у него много других подопечных женщин.

— Вам у нас понравилось? — спросил Стив, когда они вместе уходили из зала.

— Да, очень. Хотя я давно не тренировалась, — ответила Моника.

— Ничего, скоро привыкнете. Возможно, завтра у вас будут болеть мышцы, но это пройдет. Надеюсь, вы намерены посещать наш зал регулярно?

Монике показалось, что в его больших карих глазах вспыхнули таинственные огоньки.

— Безусловно, — заверила его она. — Я собираюсь всерьез заняться здоровьем. Тренажерный зал — неотъемлемая часть моего плана оздоровления. Так что мы еще не раз увидимся.

— Надеюсь, — сказал Стив и широко улыбнулся.

Направляясь к выходу, она чувствовала спиной его пристальный взгляд и старалась держаться прямо. Встреча с этим молодым и симпатичным тренером существенно улучшила ей настроение. Она ощущала необыкновенную бодрость, словно бы помолодела на несколько лет.

На следующий день она поделилась своими впечатлениями с Джилл. Та уверенно заявила, что инструктор положил на нее глаз.

— Не говори ерунду! Быть дружелюбным — часть его профессии, — смущенно ответила Моника.

— Значит, и ты к нему не равнодушна, — тотчас же сказала подружка.

— А что в этом такого? Любая на моем месте заинтересовалась бы таким парнем! Но, честно говоря, я даже не представляю себя в одной постели со Стивом. Мне страшно подумать, какой он увидит меня с утра…

— Тогда отдай его мне, — сказала Джилл.

— Но ведь у тебя есть Питер! — возмутилась Моника.

— Взглянула бы ты на него утром! Это чудовище! А что насчет того мужчины, с которым ты флиртовала на вечеринке? — Джилл многозначительно кивнула на промежность Моники.

— Что ты имеешь в виду? — покраснев до корней волос, спросила Моника.

— С ним ты представляешь себя в койке?

— О, конечно! Он такой сексуальный…

— Откуда тебе это известно? Ведь он не раздевался.

— Я сужу по его лицу. Но, признаться, у меня имеется подозрение, что для него важнее собственные ощущения.

Подруги выпили по бокалу вина. Моника поймала себя на том, что не разговаривала ни с кем о сексе с тех пор, как рассталась с Майклом. Она была не готова к новому серьезному роману, однако вполне созрела для сексуальной связи. Так что же в этом предосудительного? Ведь она свободная женщина, имеющая естественные физические потребности. Почему мужчинам позволительны легкомысленные поступки, а женщинам — нет? Разве это справедливо? Из размышлений Монику вывел вопрос, заданный Джилл:

— И когда же ты снова пойдешь в тренажерный зал?

— Может быть, уже завтра, — ответила Моника.

— И какую же ты намерена применить тактику? Нужно избрать кого-то одного и сфокусировать на нем свое внимание.

— Боюсь, что у меня ничего не выйдет. Я давно не тренировалась, — пошутила Моника и расхохоталась.

— Не смейся, милочка! Это дело серьезное. Не упускай своего шанса. Ты привлекательна и умна, к тому же далеко не из бедных.

— Все это относительно, — пожала плечами Моника.

— Ах, брось, не скромничай! Наверняка Стив получает меньше, чем ты. Так что ты можешь позволить себе расслабиться. Ну, так что ты решила? Отвечай! — не унималась подруга.

— Ладно. Я, пожалуй, соблазню кого-то из этих двоих. И первым — Стива. Ну, что ты на это скажешь?

— План грандиозный. Остается только его выполнить, — ответила Джилл и многозначительно прищурилась.