"Летний остров" - читать интересную книгу автора (Ханна Кристин)

Глава 22

Голова у Руби гудела, как барабан. Несмотря на усталость, она не могла заснуть. Включила было свет в надежде, что проснется Кэролайн, но та не проснулась — по-видимому, впала в текиловую кому.

После длинного вечера, когда коктейли мешались со слезами, они с Каро, пошатываясь, пошли спать. Некоторое время сестры лежали в темноте, разговаривали, смеялись, даже плакали. Они говорили обо всем, что накопилось за прошедшие годы, но в конце концов Кэролайн уснула.

Руби закрыла глаза и представила себе мать, какой видела ее несколько часов назад. Нора, похожая на воспитанницу детского сада, сидела на потертом ковре, вытянув ногу в гипсе, рядом с ней стоял недопитый стакан с «Маргаритой». Огонь камина озарял ее лицо, и в профиль она напоминала ангела, вырезанного из слоновой кости.

Нора тихо беседовала с Кэролайн. Мать и дочь держались за руки, шептались о трудностях семейной жизни, о том, что она оказывается не такой, как ожидаешь. На их голоса накладывалась музыка, и Руби плохо разбирала слова. Она чувствовала себя ненужной, как ребенок, притаившийся у закрытии двери родительской спальни. Сидя здесь же, рядом, она в то же время была бесконечно одинока. Разобщена с родными. Никогда в жизни Руби не ощущала свои недостатки настолько остро.

Она не могла принять участие в разговоре потому, что никогда не была связана серьезными отношениями с другим человеком, никогда не пыталась любить кого-нибудь и в горе, и в радости. Фактически она нарочно выбирала мужчин, которых полюбить не могла. Только так ее сердце оставалось в безопасности — и всегда пустым. Руби и прежде об этом догадывалась, но сейчас ее будто осенило.

Кэролайн и Нора говорили о любви, о потерях, но больше всего об обязательствах, о том, что любовь — это нечто гораздо большее, чем чувство. Под конец Нора сказала, что иногда любовь — это выбор. В ней могут быть приливы и отливы, и порой во времена отлива женщине не во что верить, кроме воспоминаний, и не на что опереться, кроме выбора, сделанного ею когда-то давно.

— У нас были плохие времена, я позволила себе согнуться под их тяжестью и сбежала, — призналась Нора, глядя на Кэролайн. — Я поняла, как сильно люблю вашего отца, только когда оказалась так далеко, что уже не могла вернуться, да и поздно было. Все эти годы я непрестанно задавала себе вопрос: «Что, если?..»

Что, если?..

Руби закрыла глаза. Темнота словно давила на нее. В открытое окно доносился шум моря. Ей вспомнилось, как Дин интересовался, верит ли она во второй шанс.

— Да, верю, — произнесла она вслух.

Руби надеялась, что завтра, когда они выйдут в море, ей хватит храбрости повторить то же самое Дину. До сегодняшнего вечера представлялось немыслимым открыть другому человеку свое сердце, столь откровенно выставить его напоказ. Признаться, что хочешь любить и быть любимой. Но с сегодняшнего вечера жизнь изменилась — Руби не покидало ощущение, что в жизни все возможно.

Наутро Нора проснулась посвежевшей и обновленной, почти помолодевшей. Она благодарила Бога за то, что вечером выпила всего один коктейль.

Встав с кровати, она доковыляла до ванной. Закончив с утренним туалетом, быстро надела прогулочные шорты цвета хаки и белую льняную рубашку.

В гостиной о прошедшей ночи напоминали три стакана, в каждом высыхала на донышке желтовато-зеленая жидкость, пепельница с окурками сигарет, украдкой выкуренных Кэролайн, и стопка дисков, снятых с проигрывателя.

Впервые за нынешнее лето дом выглядел жилым. Беспорядок, оставленный ею и дочерьми… как же давно Нора его не видела!

Она поставила кофейник на огонь и самостоятельно поднялась на второй этаж. Дверь в комнату девочек была еще закрыта. Нора осторожно толкнула ее и заглянула внутрь: Кэролайн и Руби еще спали. Во сне обе казались юными и ранимыми. Глядя на дочерей, Нора вспомнила, как сама спала когда-то в этой комнате вместе с мужем, и зачастую между ними на постели лежали два маленьких теплых тельца.

И вот малышки выросли, стали взрослыми и спят в кровати, которая некогда служила их родителям. Кэролайн свернулась клубочком и отодвинулась на самый край матраса. Руби, наоборот, раскинулась, ноги и руки свисали вниз.

Нора подошла ближе и погладила розовую, чуть помятую щеку Руби. Кожа была такой мягкой, нежной…

— Просыпайтесь, сони.

Руби замычала во сне, заморгала и причмокнула губами, словно еще чувствовала вкус коктейля.

— Привет, мам.

Лежавшая рядом с ней Каро открыла глаза и потянулась. Увидев Нору, она попыталась сесть, но тут же схватилась за голову и рухнула обратно на подушку.

— Боже, голова раскалывается!

Руби выглядела не намного лучше, но она по крайней мере была способна принять сидячее положение.

— Видно, Л.П. не мешало немного потренироваться перед вчерашним вечером. — Она зажмурилась и потерла виски. — У нас есть аспирин?

— Аспирин? — простонала Кэролайн. — Это лекарство продается на каждом углу, а у меня есть обезболивающее посерьезнее. — Она с трудом села и привалилась к Руби. — Никогда больше не поддамся на твои уговоры. Черт, меня сейчас стошнит.

Руби обняла сестру за талию.

— Бери пример с мамы, у нее очень довольный вид.

Руби звонко рассмеялась, и Нора испытала острым приступ ностальгии. «Мои девочки», — подумала она. Казалось, только вчера они просили подарить им на Рождество кукол Барби в танцевальных костюмах.

Она хлопнула в ладоши:

— Девочки, подъем! Руби, ты не забыла, что мы сегодня катаемся на яхте с Дином и Эриком? А к семи Лотти ждет нас на обед.

Кэролайн позеленела.

— Катаемся на яхте?

Она вывернулась из-под руки Руби и плюхнулась на пол на четвереньки. Постояв так с минуту и часто дыша, она все гак же на четвереньках поползла в ванную. Там, схватившись за ручку двери, кое-как приняла вертикальное положение, повернулась к Руби и жалобно улыбнулась:

— Но прежде всего мне нужен душ!

— Черт! — Руби качнулась вперед, закрыв лицо руками. — Только не трать всю горячую воду.

— Прямо как в добрые старые времена, — заметила Нора.

Руби посмотрела на нес:

— Что-то не припомню, чтобы я пила текилу, когда училась в школе, или чтобы мы танцевали под пластинки, распевая во все горло, но в остальном… да, пожалуй.

— «Мы с тобой против всего мира», — процитировала Нора с грустной улыбкой. — Это была наша любимая песня.

— Я помню.

Норе хотелось приблизиться к Руби, но она осталась на месте. Вчера вечером Каро наконец вернулась к матери, но даже среди этою праздника смеха и слез Руби держалась отстраненно.

— Что ж, пойду приготовлю завтрак и соберу какой-нибудь ленч. Дин собирался подать лодку примерно в одиннадцать.

Нора немного подождала, но Руби молчала. Тогда она повернулась и стала спускаться. На полпути она услышала гул мотора подъезжающей машины. Нора быстро взглянула на часы: половина десятого. Не сказать, чтобы несусветная рань, но для визитов все же рановато.

Она попыталась спуститься быстрее, но с гипсом на ноге это было трудно. Нора чувствовала себя Квазимодо, ковыляющим по ступеням. Она успела войти в кухню в тот момент, когда в парадную дверь постучали. Нора поспешно пригладила волосы и открыла дверь.

На веранде стоял один из самых красивых молодых людей, какие ей только встречались. Он обладал тем типом красоты, который заставляет пожилых женщин тосковать по молодости. Нора не видела зятя с самой свадьбы, но сразу его узнала.

— Привет, Джерри.

— Нора? — удивился он.

— Полагаю, ты потрясен, обнаружив, что у тебя есть теща.

Он устало улыбнулся:

— По сравнению с другими потрясениями последних суток это мелочь.

Пора кивнула, не зная, что ответить.

— Кэролайн наверху, она неважно себя чувствует. На лице Джерри отразилась озабоченность.

— Что-нибудь случилось? Она поэтому и уехала?

— Случилась всего-навсего текила.

Он с облегчением вздохнул:

— Вот оно что. Значит, вы познакомились с Л.П.?

— Зрелище не из приятных. Хочешь кофе?

— Не откажусь. Я опоздал на последний вечерний паром, и мне пришлось ночевать в машине на пристани. Такое чувство, что я провел ночь в консервной банке.

Нора вернулась в кухню и налила кофе.

— Сливки? Сахар?

— Спасибо, и то, и другое.

Она вернулась и протянула Джерри чашку.

— Спасибо. — Он покосился на лестницу. — Она проснулась?

Его взгляд был таким беспомощным, что Нора сжалилась и предложила:

— Подожди, я ее позову.

— Не надо.

Оба обернулись одновременно. Кэролайн стояла в гостиной в той же одежде, в которой приехала, только все было измято до неузнаваемости. Волосы спутались, разводы туши вокруг глаз выглядели как синяки.

— Привет, Джерри, — тихо сказала Кэролайн. — Я услышала твой голос.

На лестнице появилась Руби. Она, пошатываясь, спустилась вниз, налетела на сестру и рассмеялась.

— Прости, Каро, я… — Руби осеклась, увидев зятя, смех оборвался, повисло неловкое молчание.

Джерри подошел к Кэролайн:

— Дорогая…

Нежность в его голосе объяснила Норе все, что она хотела узнать. Возможно, между Каро и ее мужем не все гладко, возможно даже, у них серьезные проблемы, но любовь в их браке не умерла, а когда есть любовь, не все потеряно.

Кэролайн скрестила руки на груди:

— Тебе не надо было приезжать.

Она сделала шаг назад, и Нора поняла, что ее дочь боится подойти слишком близко к мужчине, которого очень сильно любит.

— Нет, — мягко возразил он, — это тебе не нужно было исчезать, не поговорив со мной. Ты представляешь, что я испытал… — голос Джерри дрогнул, — прочитав твое письмо?

— Я думала…

— Письмо, Каро! После стольких лет ты покидаешь меня, написав лишь несколько строчек — мол, вернешься, когда сочтешь нужным?

Каро посмотрела ему в глаза:

— Я думала, ты обрадуешься, что я уехала, и мне не хотелось видеть твою радость.

— Она думала! — Джерри вздохнул и провел рукой по волосам. — Поедем домой, — прошептал он. — Я отвез ребят к маме до конца уик-энда.

Кэролайн улыбнулась:

— Да у нее до завтрашнего утра терпения не хватит!

— Это ее проблемы. Нам нужно побыть некоторое время наедине.

— Ладно.

Кэролайн повернулась и пошла наверх. Через минуту она вернулась с сумкой, задержалась возле Руби и порывисто обняла ее, прошептав что-то, чего Нора не расслышала. Сестры рассмеялись.

Наконец Кэролайн подошла к Норе и тихо поблагодарила:

— Спасибо, мама.

— Дорогая, я очень долго ждала нашего вчерашнего разговора. Глаза Кэролайн ярко блестели.

— Я больше тебя не отпущу.

— Ни в коем случае, Каро. Ты от меня не отделаешься. Я люблю тебя.

— И я тебя люблю, мама.

Нора крепко обняла дочь и медленно разжала руки.

Джерри забрал сумку у жены и взял ее за руку. Так они и вышли из дома. Руби и Нора с веранды смотрели, как по подъездной дороге один за другим проехали белый «рейнджровер» и серый «мерседес».

— Она уехала, — сказала Руби.

— Она вернется.

Нора смотрела вдаль. Голубое небо было ясным, зеленое море слегка волновалось. Самая подходящая погода для прогулки на яхте: легкий бриз, никаких облаков, в воде играет солнце.

Руби подошла и остановилась так близко, что их плечи соприкоснулись.

— Мама, прости меня.

— За что?

Нора посмотрела на младшую дочь. Та выглядела как-то иначе, серьезнее, что ли.

— За твои подарки, которые я отсылала обратно, за все те годы, что я сторонилась тебя, но в основном за то, что я была такой ужасно бескомпромиссной.

Нора не поняла, кто из них сделал первый шаг, но вдруг оказалось, что они обнимаются, смеясь и плача одновременно.

Ровно в одиннадцать раздался гудок яхты. «Возлюбленная ветра» подошла к причалу. Руби посмотрела на берег и увидела, что Дин привязывает лодку.

— Они здесь!

В ее голосе слышались тревожные нотки.

— Ты боишься встречи с Дином? — догадалась Нора.

Руби кивнула. Нора погладила ее по щеке.

— Такого хорошего человека, как Дин Слоун, больше не найти, хоть весь свет обойди.

— Дело не в нем, дело во мне.

— Вся твоя жизнь связана с Дином. Когда кто-то наносил ему удар, у тебя на том же месте появлялся синяк. Нравится тебе это или нет, но Дин — часть тебя. Бояться его — все равно что бояться собственной руки. Пусть все идет своим чередом, расслабься, вспомни не только плохие времена, но и хорошие.

Руби посмотрела на мать:

— Мне самой этого очень хочется.

Гудок повторился. Нора указала на кухонный стол:

— Бери корзинку для пикника.

Через минуту они уже направлялись по тропинке к воде. Нора передвигалась быстро, насколько позволяли костыли. Яхта ждала у причала, Дин находился на носу и держал две веревки, которыми она была привязана к причалу.

— Добро пожаловать на борт.

Нора передала костыли Руби и осторожно сделала шаг, стараясь, чтобы ее гипсовая повязка не оставила следов на тиковой палубе. Восстановив равновесие, она взяла костыли и бросила их вниз, в каюту. Затем, неуклюже хромая, обогнула серебристое штурвальное колесо и села рядом с Эриком. Эрик был в трикотажной шапочке, под голову была подложена подушка, а сам он кутался в толстое индейское одеяло. Эрик улыбался, но был бледен и выглядел очень слабым. Бесцветные губы потрескались, под глазами залегли лиловые тени. Нора видела его недавно, но ее поразило, как сильно он изменился в худшую сторону. Этот хрупкий, изможденный маленький человек являлся бледным подобием прежнего Эрика, и все же в его больших печальных глазах Нора разглядела силу духа, которую не смогла сломить даже смертельная болезнь. Она бережно обняла его и придвинулась ближе.

— Рядом с вами хорошо, — прошептал Эрик, положив голову на ее плечо.

Дин запустил двигатель. Руби отвязала яхту и прыгнула на палубу. Они отошли от берега на моторной тяге, затем, когда оконечность острова осталась позади, Дни поднял главный парус. Яхта накренилась на правый борт, поймала ветер и полетела вперед, рассекая волны.

Эрик, улыбаясь, подставил лицо ветру. Нора смотрела вперед, на сочную зелень островов, чуть наклонившись к Эрику. Руби стояла на носу. Даже не глядя на дочь, Нора знала, что она улыбается.

Дин ненадолго спустился вниз, вернулся, и тут же из громкоговорителей понеслась песня «Помешанные на любви».

Руби принялась покачивать бедрами в такт мотиву. Пора представила, как дочь поет во все горло, безбожно перевирая слова.

Музыка кончилась. В паузе между двумя песнями время, казалось, остановилось, прошлое объединилось с настоящим: Дин у штурвала, Эрик и Нора сидят рядом на лавке. Руби — на своем любимом месте на носу: ей, как обычно, не терпится видеть, куда они плывут.

Солнце пригревало лицо Норы, над головой хлопал парус.

— Я рад, что вы здесь, — сказал Эрик.

Нора улыбнулась:

— А где мне еще быть? Ты, Дин, Руби — с нами связаны лучшие годы моей жизни. Я никогда не забуду своего темноволосого мальчика. Помню, когда бы я ни оглянулась, ты стоял рядом, улыбался и спрашивал: «Мисс Бридж, что мы будем делать дальше?» Кажется, только вчера ты сидел за нашим кухонным столом, поставив локти на розовую подставку для приборов. Господи, как же быстро летит время…

— Слишком быстро.

Эрик посмотрел ей в глаза. У Норы запершило в горле, но она не хотела, чтобы он видел се слезы. Она бережно дотронулась до его лица. Эрик отвернулся. Нора догадалась, что он старается взять себя в руки, чтобы снова мысленно отстраниться от правды, к которой они оба рискнули прикоснуться. Она посмотрела на Руби, потом на Дина. Их разделяло расстояние от носа до кормы, причем каждый старался, чтобы его не застали за тем, как он пялится на другого.

— Думаете, у них что-нибудь получится?

— Надеюсь. Они нужны друг другу.

— Позаботьтесь о нем ради меня, — хрипло попросил Эрик, вытирая слезы уголком одеяла. — Я думал, что всегда смогу заботиться о младшем брате, всегда буду рядом.

— Ты будешь рядом.

Эрик рассмеялся и снова вытер глаза.

— Боже правый, мы катаемся на яхте, а со стороны можно подумать, что мы смотрим сентиментальный сериал!

Нора тоже рассмеялась, украдкой смахивая слезы. Ветер вдруг усилился, надувая парус. Яхта накренилась и еще быстрее устремилась вперед по сверкающей воде. Дин взглянул на брата:

— Хочешь встать к штурвалу?

Лицо Эрика просветлело.

— Хочу!

Дин обхватил хрупкое тело брата и помог ему подойти к большому серебристому колесу. Эрик взялся за штурвал. Дин, помогая ему держаться прямо, остановился сбоку и чуть сзади.

Ветер бил Эрику в лицо, трепал выбившиеся из-под шапочки поредевшие волосы и футболку.

— Киты! — крикнула Руби, указывая куда-то вправо.

Нора поначалу ничего не заметила. Встав, она ладонью прикрыла глаза от солнца. Затем она увидела, как из воды медленно-медленно поднимается черный плавник, потом еще один, и вот их уже стало шесть. Они рассекали волны, плывя неправдоподобно близко друг к другу, словно зубцы гигантской расчески.

— Я — властелин мира! — закричал Эрик, махая руками.

Он громко рассмеялся. Впервые за прошедшую неделю это был самый настоящий смех, а не слабое подобие, оставленное болезнью.

Нора посмотрела па Эрика и вдруг поняла, что, когда ей станет невмоготу от ужаса последних недель и месяцев, она будет представлять его таким, как сейчас, — он стоит прямо, щурится на солнце и смеется.

Она всегда будет помнить своего мальчика, своего Эрика.