Хакен ГеоргОдна испанская ночь (Треуголка)

Георг Хакен

Одна испанская ночь

(Треуголка)

КОМЕДИЯ В ДВУХ КАРТИНАХ ПО ПОВЕСТИ ПЕДРО АЛАРКОНА

Памяти драматурга Леонида Браусевича

Действующие лица:

Лукас (Лукас Фернандес), мельник, слегка горбат.

Фраскита, прекрасная мельничиха, его жена.

Эухенио (Дон Эухенио де Суньига-и-Понсе де Леон), коррехидор, с большим горбом.

Мерседес (Донья Мерседес Каррильо де Альборнос-и-Эспиноса де лос Монтерос), коррехидорша, его жена, красавица.

Гардунья, альгвасил, на тоненьких ножках.

Роза-Хосефа, служанка, кормилица Мерседес.

Слуги в доме коррехидора.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

На мельнице дядюшки Лукаса. Сенья Фраскита, вооружившись лейкой и веником, тщательно подметает пол просторной виноградной беседки, служащей входом на мельницу. Дядюшка Лукас, забравшись наверх, срезает гроздья винограда и укладывает их в корзину.

ФРАСКИТА. Осторожней, Лукас! Не упади!

ЛУКАС. Не бойся, я держусь крепко. А знаешь, Фраскита, ты очень нравишься сеньору коррехидору...

ФРАСКИТА. Да перестань! Я сама отлично знаю, кому я нравлюсь, а кому нет! Дай бог, чтобы я так же хорошо знала, почему я не нравлюсь тебе!

ЛУКАС. Вот те на! Да потому, что ты уродина.

ФРАСКИТА. Эй, смотри! Какая я ни есть, а вот как залезу к тебе наверх да сброшу вниз головой!..

ЛУКАС. Попробуй только, я тебя тут живьем съем.

ФРАСКИТА. Ну вот еще! А как явится мой поклонник да увидит нас здесь наверху - скажет, что мы с тобой две обезьяны!..

ЛУКАС. И верно. Ведь ты и впрямь обезьянка, и прехорошенькая! А я со своим горбом тоже похож на обезьяну.

ФРАСКИТА. А мне твой горб очень даже нравится.

ЛУКАС. Ну, тогда тебе еще больше должен нравиться горб коррехидора - он куда больше моего... Да, да, Фраскита! Сеньор коррехидор влюблен в тебя, и у него мерзкие намерения...

ФРАСКИТА. Я давно тебе об этом твержу. Ну да пусть его! Ладно, сеньор дон Лукас! Будет уж тебе ревновать!

ЛУКАС. Я? Ревновать? К этому старому мошеннику? Напротив, я очень рад, что он в тебя влюбился!..

ФРАСКИТА. Почему же это?

ЛУКАС. Да потому что в самом грехе уже заключено возмездие. Ты ведь его никогда не полюбишь, а пока что настоящим-то коррехидором являюсь я!

ФРАСКИТА. Поглядите на этого честолюбца! А представь себе, я его полюблю... Все на свете бывает!

ЛУКАС. Это меня тоже не очень тревожит.

ФРАСКИТА. Почему?

ЛУКАС. Потому что тогда ты уже не будешь прежней; а раз ты не будешь такой, какая ты есть или какой ты мне кажешься, мне уже будет все равно, куда бы черти тебя не утащили!

ФРАСКИТА. Ну, ладно... а что ты сделал бы в таком случае?

ЛУКАС. Я? Почем я знаю!.. Ведь и я тогда буду другим, не таким, как сейчас, я даже не могу себе представить, что будет...

ФРАСКИТА. А отчего ты станешь другим? (Она бросила подметать и уставилась на Лукаса.)

ЛУКАС (почесав затылок, серьезно). Стану другим оттого, что теперь я верю в тебя, как в себя самого, и вся жизнь моя в этой вере. Потерять веру в тебя - для меня все равно, что умереть или превратиться в другого человека. Я стал бы жить совсем по-иному. Мне кажется, я бы заново родился. Родился с другим сердцем! Не знаю, что бы я с тобой тогда сделал... Может, расхохотался бы и пошел прочь... Может, сделал бы вид, что даже не знаю тебя... Может...  Э,  да что это мы ни с того, ни с сего такой скучный разговор завели? Что нам за дело! Пусть в тебя влюбляются хоть все коррехидоры на свете! Разве ты не моя Фраскита?

ФРАСКИТА. Твоя, дикарь ты мой! Я - твоя Фраскита, а ты - мой дорогой Лукас, настоящее пугало, но лучше и умнее тебя никого на свете нет, и уж люблю я тебя... Спустись только с беседки - увидишь, как я люблю! Получишь больше туманов и щипков, чем волос у тебя на голове! Ах! Тише! Что я вижу? Посмотри-ка, Лукас, кажется сюда шествует сам коррехидор...

ЛУКАС. Точно он, собственной персоной. Его невозможно с кем-нибудь спутать из-за необъятных размеров его треуголки и кое-каких особенностей его внешнего облика. Раненько собрался нынче сеньор коррехидор к нам в гости! И один!

ФРАСКИТА. Совершенно один... Странно, что сегодня следом за ним не тащится его прихвостень - альгвасил Гардунья. И чего это ему надо в такую рань?

ЛУКАС. А ты не догадываешься? Из всех, кто ходит на нашу мельницу, один только этот бабник-мадридец имеет дурное на уме...

ФРАСКИТА. Возможно, ты прав!.. Но не бойся! Будь он хоть раскоррехидор, а я отучу его напевать мне в уши.

ЛУКАС. Погоди, не говори ему, что я тут наверху. Он пустится с тобой в объяснения - подумает, что я сплю и меня можно оставить в дураках. Мне хочется позабавиться, слушая, что он будет тебе говорить. (Протягивает Фраските корзину с виноградом.)

ФРАСКИТА. Ловко придумано! Вот чертов мадридец! Неужели он воображает, что и для меня он коррехидор? Да вот он и сам... Гардунья наверняка плетется за ним, да теперь, видно, спрятался где-нибудь в овражке. Какая наглость! Схоронись за ветками, то-то мы с тобой посмеемся, когда он уйдет!..

Коррехидор Эухенио  на цыпочках приближается к беседке.

ЭУХЕНИО. Да хранит тебя небо, Фраскита!..

ФРАСКИТА (кланяясь). И вас также, сеньор коррехидор! Что это вы так рано? Да еще в такую жару!

ЭУХЕНИО. Не так уж рано... Сейчас, наверное, половина четвертого...

ФРАСКИТА. Сейчас четверть третьего. Садитесь, садитесь, ваше превосходительство... Вот сюда, в холодок. Ну, как поживаете, ваше превосходительство?

ЭУХЕНИО. А что Лукас, спит?

ФРАСКИТА. Еще бы! В эту пору он готов заснуть где угодно, хоть на краю пропасти.

ЭУХЕНИО. Ну, так... не буди его, пусть себе спит!.. А ты, моя дорогая Фраскита, выслушай меня... послушай... поди-ка сюда... Сядь!.. Мне нужно с тобой о многом поговорить.

ФРАСКИТА (взяв скамейку, она ставит ее прямо напротив коррехидора). Ну, вот я и села.

ЭУХЕНИО (восхищенно). Сирена! Фраскита!.. Фраскита!..

ФРАСКИТА. Да, я Фраскита! Так что же?

ЭУХЕНИО (с нежностью). Все, что ты пожелаешь...

ФРАСКИТА. Чего я пожелаю... Ваша милость уже знает. Я желаю, чтобы ваша милость назначила моего племянника, который живет в Эстелье, секретарем городского аюнтамьенто... Уж очень трудно ему приходится в горах, а тогда он сможет перебраться в город.

ЭУХЕНИО. Я тебе говорил, Фраскита, что это невозможно. Нынешний секретарь...

ФРАСКИТА. Нынешний секретарь - мошенник, пьяница, скотина!

ЭУХЕНИО. Знаю... Но у него сильная рука среди пожизненных рехидоров, а назначить нового я не могу без согласия городского совета. Иначе я подвергаюсь...

ФРАСКИТА. Подвергаюсь!.. Подвергаюсь!.. А вот мы так всему готовы подвергнуться ради вашего превосходительства, и не только мы с Лукасом, а и весь наш дом, включая кошек.

ЭУХЕНИО (запинаясь). А ты меня за это полюбишь?

ФРАСКИТА. Нет, сеньор, я ведь и так люблю ваше превосходительство.

ЭУХЕНИО. Пожалуйста, не обращайся ко мне так церемонно! Говори просто "вы" или как там тебе заблагорассудится... Так ты полюбишь меня? А?

ФРАСКИТА. Я же сказала, что я вас и так люблю.

ЭУХЕНИО. Но...

ФРАСКИТА. Никаких "но". Вот вы увидите, как красив мой племянник и какой он хороший.

ЭУХЕНИО. Уж если кто красив, так это ты, Фраскуэла!

ФРАСКИТА. Я вам нравлюсь?

ЭУХЕНИО. Нравишься ли ты мне?.. Еще как нравишься!.. Ты лучше всех на свете!

ФРАСКИТА. Что ж, тут нет ничего удивительного. (Она закатила рукав и обнажила свою руку выше локтя.)

ЭУХЕНИО. Настоящая эллинская статуя! Днем и ночью, в любое время, везде и всюду я думаю только о тебе!..

ФРАСКИТА. А как же ваша супруга?

ЭУХЕНИО. Что значит она в сравнении с тобой!

ФРАСКИТА. Так... выходит, вам не нравится ваша супруга? Какая жалость! Мой Лукас видел ее, когда чинил часы в вашей спальне, он мне говорил, что ему даже посчастливилось побеседовать с ней и что она такая красивая, добрая, приветливая.

ЭУХЕНИО. Ну уж...

ФРАСКИТА. Правда, другие говорили мне, что у нее скверный характер, что она очень ревнива и что вы боитесь ее, как огня...

ЭУХЕНИО. Ну уж... Это уж чересчур! Конечно, у нее есть свои причуды... Но бояться ее - никогда! Ведь я же коррехидор!..

ФРАСКИТА. Но все-таки скажите, любите вы ее или нет?

ЭУХЕНИО. Сейчас скажу... Я очень ее люблю... вернее сказать - любил до того, как узнал тебя. Но с тех пор как я увидел тебя, не знаю, что со мною сталось; и она сама замечает, что со мной творится что-то неладное. Достаточно тебе сказать, что теперь... прикоснуться, например, к лицу жены для меня все равно, что прикоснуться к своему собственному... Так вот, понимаешь, я уже не люблю, я уже не испытываю к ней никаких чувств... А вот за то, чтобы только коснуться этой ручки, этого локотка, этого личика, этого стана, я отдал бы все на свете. (Он пробует завладеть ее рукой, но Фраскита с силой толкает его в грудь и опрокидывает навзничь вместе со стулом.)

ФРАСКИТА. Пресвятая богородица! Видно, стул-то был сломанный...

ЛУКАС (просунув лицо сквозь виноградные лозы). Что случилось?

ФРАСКИТА. Что случилось? Да вот сеньор коррехидор подвинул стул, покачнулся и грохнулся.

ЛУКАС. Господи Иисусе! Не ушиблись ли вы, ваше превосходительство? Может, вас растереть уксусом?

ЭУХЕНИО. Нет, ничего. (Шепотом) Ты мне за это заплатишь, змея!

ЛУКАС. Зато ваше превосходительство спасли мне жизнь. Представь себе, жена, залез я сюда, разглядываю гроздья и вдруг нечаянно задремал на этих тоненьких лозах и перекладинах, а ведь тут между ними такое пространство, что я вполне мог бы провалиться... Так что если бы вы, ваше превосходительство, не упали и не разбудили меня вовремя - я бы наверняка разбил себе голову об эти камни.

ЭУХЕНИО. Ах, вот оно что! В таком случае, Лукас, я рад... Очень рад, что упал... (Шепотом) А ты мне за это заплатишь, дьяволица!

ФРАСКИТА. Ладно! Слезай скорей да помоги мне почистить его превосходительство! Вон он как запылился! (Коррехидору) Он ничего не слышал... Бедняга спал как убитый...

ЭУХЕНИО. Плутовка! Негодница!

ФРАСКИТА. Ваша милость продолжает на меня гневаться?

ЭУХЕНИО. Все зависит от тебя, любовь моя!

ЛУКАС. Теперь, ваше превосходительство, отведайте моего винограда! Это первый виноград с наших лоз в нынешнем году... сеньор епископ его еще не пробовал...

ЭУХЕНИО. Не оттого ли, что виноград зелен, как в басне?

ЛУКАС. Виноград в басне, сам по себе не был зелен, ваше превосходительство, он просто был недоступен для лисицы.

ЭУХЕНИО. Ты что же, считаешь меня лисой, Лукас?

ЛУКАС. А это уж считайте, как вам будет угодно, ваше превосходительство!

ФРАСКИТА. Желаю, чтобы виноград пошел вам впрок.

Лукас и Фраскита уходят в дом. Из кустов появляется Гардунья.

ЭУХЕНИО. Как хороша была сегодня сенья Фраскита!

ГАРДУНЬЯ. Да, ничего не скажешь, славная бабенка!

ЭУХЕНИО. Очень хороша! Я влюблен в нее по уши, Гардунья.

ГАРДУНЬЯ. Поверьте нюху ищейки, которая знает свое дело! Сенья Фраскита тоже безумно влюблена в вашу милость. Теперь, когда я все видел собственными глазами, мне это стало яснее, чем этот свет...

ЭУХЕНИО. А я вот совсем не так уверен, как ты, Гардунья!

ГАРДУНЬЯ. Не понимаю, почему! В самом деле, будем говорить откровенно. Ваша милость... прошу меня извинить, имеет один недостаток в фигуре... Верно?

ЭУХЕНИО. Ну да! Но ведь у Лукаса тот же недостаток. У него-то горб еще побольше моего!

ГАРДУНЬЯ. Значительно больше! Намного больше! Даже и сравнивать нельзя, насколько больше! Но зато - и к этому-то я и клоню - у вашей милости очень интересное лицо... именно, что называется, красивое лицо... а дядюшка Лукас - урод, каких мало. К тому же, сенья Фраскита готова в лепешку расшибиться, лишь бы выхлопотать назначение для своего племянника...

ЭУХЕНИО. Ты прав. Я только на это и надеюсь.

ГАРДУНЬЯ. Тогда, сеньор, за дело! Я уже готов изложить вашей милости свой план. Остается лишь привести его в исполнение сегодня же ночью!

ЭУХЕНИО. Сколько рад я тебе говорил, что не нуждаюсь в советах!

ГАРДУНЬЯ. Я думал, вы наоборот, хотите со мной посоветоваться...

ЭУХЕНИО. Молчать! Итак, ты говоришь, нынче же можно все это устроить?

Гардунья шепчет что-то коррехидору на ухо.

ЭУХЕНИО. Знаешь что, братец? Мне кажется, твой план неплох. Из тебя выйдет настоящий альгвасил. Правда, какого черта! Так по крайней мере не будет больше этой проклятой неопределенности! Назначение племянника будет готово! Завтра я переговорю с рехидорами. Пусть только посмеют не утвердить, я им покажу!.. Как ты думаешь, правильно я поступаю?

ГАРДУНЬЯ. Еще бы! Еще бы! Отлично! Отлично! Предшественник вашей милости тоже не раздумывал долго над такими пустяками. Однажды...

ЭУХЕНИО. Довольно болтовни! Мой предшественник был олухом, когда брал тебя в альгвасилы. Но к делу. Ты остановился на том, что мельница дядюшки Лукаса относится к соседнему селению, а не к нашему городу... Ты в этом уверен?

ГАРДУНЬЯ. Совершенно. Граница вашего округа доходит до того овражка, где я ожидал сейчас ваше превосходительство... Черт возьми! Будь я на вашем месте!..

ЭУХЕНИО. Довольно! Ты забываешься!.. Вот тебе записка к деревенскому алькальду, о которой ты меня просил. На словах объяснишь ему, что надо делать. Видишь, я во всем следую твоему плану! Но только смотри, не подведи меня!

ГАРДУНЬЯ. Будьте покойны. За сеньором алькальдом водится немало грешков, и как только он увидит подпись вашей милости, так сейчас же сделает все, что я ему велю. Он игрок, пьяница, распутник, бабам от него проходу нет, срам на все село... И такой человек облечен властью!.. Видно, так уж устроен мир!

ЭУХЕНИО. Я тебе приказал молчать! Ты меня с толку сбиваешь!.. Ближе к делу. Сейчас четверть восьмого... Прежде всего ты отправишься ко мне домой и скажешь госпоже, чтобы она ужинала без меня и ложилась спать. Я не рискую показаться супруге, - она так хорошо меня изучила, что способна читать мои мысли! Скажи, что я остаюсь здесь работать до полуночи, а затем вместе с тобой отправлюсь в секретный обход ловить злоумышленников... Словом, наври ей с три короба, чтобы она не беспокоилась. Вели кухарке положить мне сегодняшних оладий, да незаметно принеси мне из таверны полкварты белого вина. Затем ты отправишься в село, куда поспеешь к половине девятого.

ГАРДУНЬЯ. Я буду там ровно в восемь!

ЭУХЕНИО. Не спорь со мной! Итак, мы условились, что ровно в восемь ты будешь в селе. От села до мельницы будет... пожалуй, с полмили...

ГАРДУНЬЯ. Четверть.

ЭУХЕНИО. Молчать! Четверть... Следовательно, в десять... Как по-твоему, в десять?..

ГАРДУНЬЯ. Раньше десяти! В половине десятого ваша милость вполне может постучать в дверь мельницы!

ЭУХЕНИО. Проклятье! Ты меня еще будешь учить, что я должен делать!.. Предположим, что ты...

ГАРДУНЬЯ. Я буду везде... Но моя главная квартира будет в овражке. Ай! Чуть не забыл!.. Пусть ваша милость отправится пешком и без фонаря...

ЭУХЕНИО. Будь ты неладен со своими советами! Ты что, думаешь, я в первый раз выступаю в поход?

ГАРДУНЬЯ. Простите, ваша милость... Ах да! Вот еще! Стучите не в те большие двери, что выходят на мощеную площадку, а в ту дверцу, что над лотком.

ЭУХЕНИО. Разве над лотком есть дверь? Мне это и в голову не приходило.

ГАРДУНЬЯ. Да, сеньор. Дверца над лотком ведет прямо в спальню мельника. Дядюшка Лукас никогда не входит и не выходит через нее. Так что, если даже он неожиданно вернется...

ЭУХЕНИО. Понятно, понятно... Как ты любишь размазывать!

ГАРДУНЬЯ. И последнее: пусть ваша милость постарается возвратиться до рассвета. Теперь светает в шесть...

ЭУХЕНИО. Не можешь без советов! В пять я буду дома... Ну, поговорили, и довольно... Прочь с глаз моих!

ГАРДУНЬЯ. Стало быть, сеньор... желаю удачи! (Исчезает.)

ЭУХЕНИО. Ах ты черт!.. Забыл сказать этому несносному болтуну, чтобы он заодно захватил и колоду карт! До половины десятого мне делать нечего, так я бы хоть пасьянс разложил...

Коррехидор скрывается. Смеркается. Появляются Лукас и Фраскита, которые накрывают на стол.

ФРАСКИТА. Сегодня у нас на ужин будет салат и тушеное мясо с помидорами.

ЛУКАС. А на десерт я припас бутылку виноградного вина.

ФРАСКИТА. Ты знаешь, мой Лукас, я, наверное, самая счастливейшая из женщин.

ЛУКАС. А мне, моя Фраскита, кажется, что не существовало еще на свете мельника, который был бы лучше накормлен и окружен домашним уютом, чем я!

ФРАСКИТА. А мне, мой Лукас, кажется, что не существовало еще на свете не только мельничихи, но даже королевы, которая была бы предметом такого внимания и нежности как я. И я без памяти люблю тебя, Лукас.

ЛУКАС. А я тебя, Фраскита. Я люблю тебя за то, что ты любишь и умеешь готовить, месить тесто и варить варенье...

ФРАСКИТА. А я люблю тебя за то, что ты любишь и умеешь молоть зерно и работать в поле...

ЛУКАС. Шить, вышивать, ткать и вязать...

ФРАСКИТА. Охотиться, ловить рыбу и плотничать...

ЛУКАС. Подметать, стирать, гладить, белить и начищать медную посуду...

ФРАСКИТА. Читать, писать, считать и помогать мне во всяких домашних поделках...

ЛУКАС. Петь, плясать, играть на гитаре и щелкать кастаньетами... Я обожаю тебя, моя Фраскита!

ФРАСКИТА. А я тебя, мой Лукас! Как мне хорошо с тобой!

ЛУКАС. А мне с тобой! (Обнимает жену.) Вот жаль только...

ФРАСКИТА. Что?

ЛУКАС. Нет у нас маленького Лукаса.

ФРАСКИТА. Или маленькой Фраскиты. Все в воле бога, Лукас.

Вдалеке часы бьют девять ударов.

ЛУКАС. Ну, пора и на боковую, а завтра что бог даст.

Раздаются два сильных удара в ворота мельницы.

ФРАСКИТА. Кто бы это мог быть в такой поздний час? Пойду, узнаю...

ЛУКАС. Обожди! Это мое дело! (Видя, что жена идет за ним с большим мушкетом.) Я тебе сказал, не ходи. Кто там?

ГАРДУНЬЯ. Правосудие!

ЛУКАС. Какое правосудие?

ГАРДУНЬЯ. Откройте именем сеньора алькальда.

ЛУКАС. Лучше скажи, откройте ищейке-альгвасилу!

ГАРДУНЬЯ. Что одно и то же... Со мной собственноручный приказ его милости!.. Здорово, дядюшка Лукас!..

ЛУКАС. Да это Гардунья на своих проволочных ножках и в треуголке! Здравствуй, Гардунья. Посмотрим, что за приказ... Сеньор алькальд мог бы выбрать более подходящее время, а не беспокоить по ночам порядочных людей! Уж, верно, ты во всем виноват. Поди, заглядывал по дороге во все злачные места! Хочешь, поднесу стаканчик?

ГАРДУНЬЯ. Нет, сеньор мельник, некогда. Вы должны немедленно следовать за мной! Прочтите-ка приказ.

ЛУКАС. Как так следовать за тобой? Сейчас посмотрим. Фраскита, посвети!

Фраскита отложила в сторону мушкет и поднесла светильник к приказу, который Лукас держит в руках.

ЛУКАС. Какая ты славная!

ФРАСКИТА. Читай!

ЛУКАС. "Именем его величества короля, богохранимого нашего государя, предписываю Лукасу Фернандесу, здешнему мельнику, как скоро он получит настоящий приказ, явиться перед нашей особой, ни секунды не мешкая и не задерживаясь; а также предупреждаю его, что речь идет о делах совершенно секретных, а потому он должен хранить это в тайне, в противном же случае он, мельник, понесет соответствующее наказание". Алькальд Хуан Лопес. Послушай, что все это значит? Насчет чего этот приказ?

ГАРДУНЬЯ. Не знаю... Думаю, насчет дознания о колдовстве или по делу фальшивомонетчиков... Вас-то это не касается... Вас вызывают просто как свидетеля. Правда, я в это особенно не вникал... от сеньора алькальда вы узнаете все досконально.

ЛУКАС. Ясно! Да ты скажи ему, что я приду завтра утром!

ГАРДУНЬЯ. Так не пойдет, сеньор... Вы должны отправиться сей же час, не мешкая ни минуты. Такой приказ дал мне сеньор алькальд.

ЛУКАС. Дай же мне, по крайней мере, сходить па конюшню и оседлать ослицу...

ГАРДУНЬЯ. На кой черт ослицу! Полмили можно и пешком пройти. Ночь теплая, лунная...

ЛУКАС. Это верно... Да только ноги у меня сильно опухли...

ГАРДУНЬЯ. Тогда не будем терять времени. Я вам помогу.

ЛУКАС. Еще чего! Боишься, что сбегу?

ГАРДУНЬЯ. Я ничего не боюсь, Лукас... Я представитель правосудия.

ФРАСКИТА. Знаешь что, Гардунья? Раз уж ты идешь на конюшню... делать свое настоящее дело... пожалуйста, оседлай и другую ослицу.

ЛУКАС. Зачем?

ФРАСКИТА. Для меня! Я еду с вами.

ГАРДУНЬЯ. Нельзя, сенья Фраскита! Мне приказано привести только вашего мужа. Я не могу вам позволить следовать за ним. Иначе мне не сносить головы. Так меня предупредил сеньор алькальд... Ну, дядюшка Лукас, пошли!

ЛУКАС. Вот тебе раз!

ФРАСКИТА. Очень странно!

ЛУКАС. Пожалуй... я начинаю догадываться...

ФРАСКИТА. Хочешь, я пойду в город и расскажу обо всем коррехидору?

ЛУКАС. Нет! Нет!

ФРАСКИТА. Так что же ты хочешь?

ЛУКАС. Посмотри мне в глаза...

ЛУКАС. Ну-ка, любезный, помоги мне... Вот только не знаю, можешь ли ты быть любезным!

ЛУКАС. Этим путешествием, я обязан хитрости влюбленного коррехидора. Этому старикашке из Мадрида явно не терпится. Ночью он наверняка еще раз наведается на мельницу, потому-то он и выманил меня отсюда. Ну, ничего! Запрись хорошенько...  И помни. С той минуты, когда я утрачу веру в тебя, веру, составляющую единственную радость моей жизни, я стану другим человеком.

ФРАСКИТА. Закутайся получше, а то холодно...

ЛУКАС (себе). Фраскита в грязь лицом не ударит. Она не отворит двери, даже если дом подожгут. А хотя бы и отворила... Если коррехидор пустится на хитрости и как-нибудь проникнет к моей бесценной наваррке, все равно старый мошенник уйдет несолоно хлебавши. А все-таки хорошо бы вернуться пораньше!

Лукас уходит вместе с Гардуньей. Через некоторое время издалека раздаются крики коррехидора.

ЭУХЕНИО. Помогите, тону! Фраскита!..

ФРАСКИТА (с ужасом). Что, если это Лукас?

Не колеблясь, она отворяет дверь и сталкивается с коррехидором, с которого струится ручьями вода.

ЭУХЕНИО. Господи Иисусе! Господи Иисусе! Я уж думал, что пришел мой конец!

ФРАСКИТА. Как! Это вы? Что это значит? Как вы смели? Что вам здесь нужно в такой поздний час?..

ЭУХЕНИО. Молчи! Молчи! Сейчас я тебе все расскажу... Ведь я чуть было не утонул! Вода уже подхватила меня, как перышко! Посмотри, в каком я виде!

ФРАСКИТА. Вон, вон отсюда! Вам нечего мне объяснять!.. Я и так все понимаю! Какое мне дело, что вы тонули? Разве я вас звала? Ах! Какая подлость! Вот для чего вы присылали за моим мужем!

ЭУХЕНИО. Послушай, голубушка...

ФРАСКИТА. Нечего мне слушать! Немедленно убирайтесь вон, сеньор коррехидор!.. Убирайтесь, или я за себя не ручаюсь!

ЭУХЕНИО. Что такое?

ФРАСКИТА. То, что вы слышите! Моего мужа нет дома, но я сама заставлю вас уважать наш дом. Убирайтесь туда, откуда пришли, если не желаете, чтобы я собственными руками опять столкнула вас в воду!

ЭУХЕНИО. Детка, детка! Не кричи так, ведь я не глухой!.. Ведь я здесь не просто так!.. Я пришел освободить Лукаса, которого по ошибке задержал деревенский алькальд... Но, прежде всего, обсуши мое платье... Я промок до костей!

ФРАСКИТА. Говорят вам, убирайтесь!

ЭУХЕНИО. Молчи, дура!.. Что ты понимаешь? Смотри... Вот назначение твоего племянника... Разведи огонь, мы поговорим. А пока платье сохнет, я устроюсь на той кровати...

ФРАСКИТА. Ах, вот оно что! Теперь мне понятно, зачем вы пришли! Теперь мне понятно, зачем вам понадобилось схватить моего Лукаса! Теперь мне понятно, почему у вас в кармане назначение моего племянника! Святые угодники! Ишь ведь что вообразил обо мне этот урод!

ЭУХЕНИО. Фраскита! Не забывай, что я коррехидор!

ФРАСКИТА. А хоть бы и сам король! Мне-то что? Я жена своего мужа и хозяйка у себя в доме! Думаете, я боюсь коррехидоров? Я найду дорогу и в Мадрид и на край света, я найду управу на старого греховодника, который позорит свое высокое звание. А главное, завтра же пойду к вашей супруге...

ЭУХЕНИО. Ни в коем случае! Ни в коем случае! Я тебя застрелю, если увижу, что ты не слушаешь никаких резонов.

ФРАСКИТА. Застрелите?

ЭУХЕНИО. Да, застрелю... И за это мне ничего не будет. Я ведь предупредил в городе, что этой ночью буду занят поимкой преступников... Ну же, не упрямься... и полюби меня... ведь я тебя обожаю!

ФРАСКИТА. Застрелите меня?

ЭУХЕНИО. Если будешь упорствовать, то застрелю и избавлюсь от твоих угроз... и от твоей красоты. (Он вытаскивает из карманов пару пистолетов.)

ФРАСКИТА. Ах, еще и пистолеты? А в другом кармане назначение племянника? Ну что же, сеньор, у меня выбора нет. Обождите минуточку, я только пойду, разведу огонь. Значит, ваша милость собирается меня застрелить? Ну, коли так, защищайтесь! Я готова. (Она прицеливается в коррехидора из мушкета.)

ЭУХЕНИО. Брось мушкет, несчастная! Что ты делаешь! Ведь я же с тобой пошутил... Гляди... пистолеты вовсе не заряжены. Зато назначение - сущая правда... Вот оно... На, держи... дарю его тебе... Оно твое... даром, совсем даром...

ФРАСКИТА. Вот и хорошо! Завтра оно мне пригодится, чтобы развести огонь и приготовить мужу завтрак. От вас мне ничего не надо. Если мой племянник и приедет из Эстельи, так только для того, чтобы сломать вашу мерзкую руку, которой вы расписались на этой паршивой бумажонке! Вон из моего дома! Слышите? Марш! Марш! Живо! А то, как бы я не вышла в себя!

ЭУХЕНИО (ему становится плохо). Умираю! Позови Гардунью!.. Позови Гардунью, он должен быть там... в овражке... Мне нельзя умереть в этом доме!..

ФРАСКИТА. А если он и в самом деле умрет? Ведь ужасней ничего не может быть. Что я буду с ним делать? Что станут обо мне говорить, если он умрет в нашем доме? Что скажет Лукас?.. Как я смогу оправдаться, раз я сама отворила ему дверь?.. Нет! Нет! Я не должна оставаться с ним здесь. Я должна отыскать мужа. Я на все пойду, только бы не погубить своей чести! (Выходит из дома.) Гардунья! Гардунья!

ГАРДУНЬЯ (появляясь). Я здесь! Это вы, сенья Фраскита?

ФРАСКИТА. Да, это я. Беги на мельницу и помоги своему хозяину, он умирает!..

ГАРДУНЬЯ. Что вы говорите? Не может быть!

ФРАСКИТА. Мне не до шуток, Гардунья...

ГАРДУНЬЯ. А вы, душенька? Куда это вы собрались в такую пору?

ФРАСКИТА. Я?.. Отойди, болван! Я еду... в город, за врачом! (Уходит.)

ГАРДУНЬЯ. Едет за врачом!.. Ей ничего больше не остается. Но он-то бедняга! Нашел время захворать! Вот уж поистине - бодливой корове бог рогов не дает! (Входит в дом.)

ЭУХЕНИО. Это ты, Гардунья? Она уже ушла?

ГАРДУНЬЯ. Кто она?

ЭУХЕНИО. Да этот дьявол в юбке!.. Ну, мельничиха конечно...

ГАРДУНЬЯ. Да, сеньор... Она ушла... и не думаю, чтоб в очень добром расположении духа...

ЭУХЕНИО. Ах, Гардунья! Я умираю...

ГАРДУНЬЯ. Но что такое с вашей милостью? Ей-богу, я...

ЭУХЕНИО. Я упал в воду и промок насквозь... У меня зуб на зуб не попадает...

ГАРДУНЬЯ. Так, так! Значит, вода виновата!

ЭУХЕНИО. Гардунья!.. думай о том, что ты говоришь!..

ГАРДУНЬЯ. Я ничего и не говорю, сеньор...

ЭУХЕНИО. Ну, хорошо, выручи меня из беды...

ГАРДУНЬЯ. Сию минуту... Вот увидите, ваша милость: живо все устрою!

Гардунья раздевает коррехидора и укладывает его в постель. Затем развешивает его одежду на спинках стульев, стоящих перед входом в дом.

ГАРДУНЬЯ. Ну, как вы себя чувствуете?

ЭУХЕНИО. Прекрасно! Наверно, скоро вспотею... Завтра я тебя повешу, Гардунья!

ГАРДУНЬЯ. За что, сеньор?

ЭУХЕНИО. И ты еще смеешь спрашивать? Ты думаешь, я, следуя твоему идиотскому плану, рассчитывал улечься в эту постель один, да еще вторично приняв таинство крещения?.. Завтра же я тебя повешу!

ГАРДУНЬЯ. Да расскажите мне, ваша милость, что случилось?.. Как же с сеньей Фраскитой?..

ЭУХЕНИО. Сенья Фраскита пыталась меня убить. Это все, чего я добился, следуя твоим советам. Можешь быть уверен: я тебя повешу завтра утром!

ГАРДУНЬЯ. Что-нибудь да не так, сеньор коррехидор!

ЭУХЕНИО. Почему ты так думаешь, болван? Потому что я лежу здесь обессиленный?

ГАРДУНЬЯ. Нет, сеньор. Я потому так думаю, что, когда сенья Фраскита поехала в город за врачом, она вовсе не показалась мне такой жестокой...

ЭУХЕНИО. Святый боже! Ты уверен, что она поехала в город?

ГАРДУНЬЯ. По крайней мере, она сама мне так сказала...

ЭУХЕНИО. Беги, лети, Гардунья!.. Ах, я погиб безвозвратно!.. Знаешь, зачем сенья Фраскита отправилась в город? Все рассказать моей жене!.. Уведомить ее, что я здесь!.. Ах, боже мой! Боже мой, как же это я раньше не догадался? Я думал, она помчалась в село искать мужа, а муж в надежных руках, - стало быть, мне наплевать. Но раз она отправилась в город!.. Гардунья, беги, лети... Ты ведь всегда был скороходом, спаси меня! Добейся, чтобы эта ужасная мельничиха не проникла в мой дом!

ГАРДУНЬЯ. А если я добьюсь этого, ваша милость меня не повесит?

ЭУХЕНИО. Не только не повешу - я подарю тебе сапоги: они мне велики, но зато почти совсем новенькие. Я подарю тебе все, что захочешь!

ГАРДУНЬЯ. Коли так лечу стрелой. Спите спокойно, ваша милость. Наваррку я засажу в тюрьму и через полчаса буду здесь. Когда нужно, я могу бегать быстрее осла.

Гардунья убегает. Через некоторое время возле мельницы появляется Лукас.

ЛУКАС. Какой-то алькальд вздумал провести меня! Меня - уроженца Арчены! Вызывать так срочно, так таинственно и в такое необычное время; требовать, чтобы я ехал один; морочить голову разглагольствованиями о королевской службе, о фальшивомонетчиках, о ведьмах и домовых - и, в конце концов, поднести два стакана вина и отправить спать!.. Яснее ясного! Гардунья передал алькальду наставления коррехидора, а коррехидор как раз в это время ведет атаку на мою жену... Почем знать, может я его застану уже внутри!.. Э, да что я говорю? Сомневаться в моей наваррке!.. Это значит бога гневить. Моя Фраскита не может... Впрочем, что это я? Разве есть на свете что-нибудь невозможное? Ведь вот же она, такая красавица, вышла за меня, за урода? Ну и ночь! Ну и жизнь! Как все вокруг меня изменилось за какой-нибудь час! Альгвасилы становятся сводниками, алькальды посягают на мою честь, а жалкое сердце мое посмело усомниться в супруге, благороднейшей женщине па свете. Проклятье! Дверь на мельницу распахнута настежь! А ведь, уезжая, я сам слышал, как жена заперла дверь на ключ, на задвижку и на засов! Следовательно, никто, кроме моей собственной супруги, не мог отворить дверь. Но как, когда и зачем? Что я увижу сейчас? (Замечает одежду коррехидора, развешанную на стульях.) Ярко-красный плащ, казакин, камзол цвета горлицы, черные шелковые штаны, белые чулки, башмаки с золотыми пряжками, полное облачение вплоть до шпаги и перчаток. А самое главное - треугольная шляпа ненавистного коррехидора. Это и есть балахон моего позора, саван моей чести! К ней пробрались обманом? Ее заставили? А может, это она сделала намеренно, сговорившись с коррехидором? Мушкет лежит в том же самом углу, куда его два часа назад кинула Фраскита... Мушкет заряжен. На месте ли кремень? Что это? Назначение племянника сеньи Фраскиты, подписанное доном Эухенио де Суньига-и-Понсе де Леоном! Вот цена сделки! Я всегда подозревал, что семью свою она любит больше, чем меня!.. Ах, почему у нас не было детей! Вся беда в этом! Они там! Теперь я знаю всю правду! Подумаем, как быть! Дело тонкое... Надо все сообразить. Времени у меня довольно. Нет! Ты мне не нужен! (Отбрасывает мушкет.) Ведь это - коррехидор... за убийство коррехидора в Испании не прощают. Скажут, что убил я его из пустой ревности, а потом раздел и уложил в свою постель... Скажут еще, что жену я убил только по подозрению... И меня возьмут и повесят! Все будут смеяться надо мной! Скажут, что в моем несчастье виноват я сам: ведь я же горбат, а Фраскита такая красавица! Но какой страшный вид имел бы мой горб на виселице, а ведь нынче многие ему почти что завидуют! Нет, ни за что! Мне нужно за себя отомстить, а, отомстив, я буду торжествовать, презирать, насмехаться... и как еще насмехаться над всеми!.. Чтобы уж никто никогда не мог издеваться над моим горбом! А ведь коррехидорша тоже недурна! (Он с лихорадочной поспешностью раздевается, бросает свою одежду на стулья и надевает на себя всю одежду коррехидора.) Пусть твоя проклятая треуголка сослужит мне добрую службу!.. Вот идет Гардунья!.. Он не должен меня видеть... А ведь коррехидорша тоже недурна!

Лукас скрывается. В дом входит Гардунья.

ЭУХЕНИО. Я славно пропотел, Гардунья! Это меня спасло от простуды! Ну, что сенья Фраскита! Ты встретился с ней? Ты ее привел сюда? Виделась она с женой?

ГАРДУНЬЯ. Моя звезда заходит! Даже бабы втирают мне очки! Сеньор, мельничиха провела меня, как последнего дурака. Вместо того чтоб ехать в город, мельничиха отправилась в село за своим мужем... Глупый Гардунья! Что случилось с твоим нюхом. Простите мне мою глупость...

ЭУХЕНИО. Тем лучше! Тем лучше! В таком случае все спасено! Прежде чем рассветет, оба они, Лукас и Фраскита, отправятся в тюрьму инквизиции, скованные одной цепью, а уж там я их сгною, там уж им не придется рассказывать о событиях нынешней ночи. Гардунья, принеси мне мое платье, оно, наверно, уже просохло... Принеси и одень меня! Любовник сейчас превратится в коррехидора!..

ГАРДУНЬЯ. Сеньор, вашей одежды нет на месте!

ЭУХЕНИО. Что ты болтаешь, болван! Где же она!

ГАРДУНЬЯ. Она исчезла!

ЭУХЕНИО. Исчезла?

ГАРДУНЬЯ. Да, сеньор... Ваш плащ, казакин и камзол... Ваши штаны, чулки и башмаки... Словом, все ваше полное облачение, включая шпагу и перчатки.

ЭУХЕНИО. А моя шляпа? Моя треуголка?.. Ее-то, я надеюсь, не посмели утащить?

ГАРДУНЬЯ. Ваша треуголка?.. Я ее тоже нигде не вижу.

ЭУХЕНИО. Ну что ж, тогда готовься!

ГАРДУНЬЯ. К чему, мой сеньор?

ЭУХЕНИО. К тому, что завтра я точно тебя повешу, Гардунья!

ГАРДУНЬЯ. Помилуйте, сеньор. Я не виноват. Я развесил ее вот на этих стульях, чтобы она лучше просохла. Смотрите, сеньор, тут кажется что-то валяется! Да это же одежда Лукаса!

ЭУХЕНИО. Неси ее сюда!

ГАРДУНЬЯ. Вы хотите надеть ее на себя?

ЭУХЕНИО. Болван! Не могу же я вернуться домой, в чем мать родила! Что-нибудь я должен надеть?! Да не стой ты как соляной столб, помоги мне одеться.

Гардунья помогает коррехидору одеть одежду Лукаса. У мельницы появляется Фраскита.

ФРАСКИТА. Алькальд и коррехидор замыслили погубить меня, но они здорово промахнулись! Мой Лукас провел их вокруг пальца. Но что происходит у нас в доме? Мой муж убьет коррехидора, если застанет его там в такую пору!.. (Замечает коррехидора в одежде мужа.) Лукас, ты здесь! С тобой все в порядке! (Видит, что перед ней коррехидор.) Это вы, сеньор коррехидор?

ЭУХЕНИО. Да, это я собственной персоной, Фраскита.

ФРАСКИТА. Но что значит весь этот маскарад? Почему вы в одежде моего мужа? Где Лукас?

ЭУХЕНИО. Разве ты не знаешь, что всю мою одежду похитили? Разве ты не знаешь, что шайка разбойников под предводительством Лукаса...

ФРАСКИТА. Ложь!

ГАРДУНЬЯ (отводя ее в сторону). Послушайте, сенья Фраскита. С позволения сеньора коррехидора... Если вы не уладите дело, он всех нас повесит, начиная с Лукаса!..

ФРАСКИТА. Но в чем дело?

ГАРДУНЬЯ. А в том, что дядюшка Лукас расхаживает сейчас по городу в костюме коррехидора... И бог его знает, не доведет ли его этот наряд до самой спальни коррехидоровой супруги!

ФРАСКИТА. Иисусе! Значит, мой муж думает, что я обесчещена! Значит, он пошел в город отомстить мне!.. Едемте, едемте в город и там, как хотите, оправдайте меня в глазах Лукаса!

ЭУХЕНИО. Едемте в город! Я не могу допустить, чтобы этот человек выкладывал моей жене весь вздор, который он вбил себе в голову.

ГАРДУНЬЯ. Ну что ж, в город так в город. Но только, дай бог, сеньор коррехидор, чтобы дядюшка Лукас, напяливший вашу одежду, удовлетворялся одним разговором с вашей супругой!

ЭУХЕНИО. Что ты мелешь? Ты думаешь, этот мерзавец способен...

ФРАСКИТА. На все!

КАРТИНА ВТОРАЯ

У дома коррехидора. Слышатся крики ночных сторожей: "Пресвятая богородица, спаси нас! Полночь, все спокойно!". На небольшой балкончик дома выходит Мерседес.

МЕРСЕДЕС. Вот уже и полночь наступила, а моего мужа до сих пор нет. (В дом.) Роза-Хосефа!

На балкончике рядом появляется Роза-Хосефа.

РОЗА-ХОСЕФА. Чего изволите, моя госпожа?

МЕРСЕДЕС. Дети уснули, кормилица?

РОЗА-ХОСЕФА. Еле-еле угомонились. Им, видите ли, не терпелось дождаться, когда возвратится их блудный папаша и расскажет, как он ловил злоумышленников.

МЕРСЕДЕС. Напомни-ка мне еще раз, что тебе говорил Гардунья о моем благоверном? Что сеньор коррехидор велел ему для меня передать?

РОЗА-ХОСЕФА. Со слов Гардуньи, моя госпожа, выходило, что сеньор коррехидор охотится за какими-то важными злодеями. Да только я-то не слишком уж ему и поверила. Знаю я этого пройдоху, как облупленного.

МЕРСЕДЕС. Что же ты о нем знаешь, кормилица?

РОЗА-ХОСЕФА. А то, что соврать для него - раз плюнуть!

МЕРСЕДЕС. Ты думаешь, что мой муж меня обманывает?

РОЗА-ХОСЕФА. Да я не о вашем муже речь веду, а об этом прихвостне Гардунье, что ходит за вашим муженьком по пятам как тень.

МЕРСЕДЕС. Так ты говоришь не об Эухенио?

РОЗА-ХОСЕФА. Один другого стоит. А ваш муженек-то чем лучше? Не зря про него болтают: соврет - недорого возьмет и глазом не моргнет.

МЕРСЕДЕС. Кто так говорит?

РОЗА-ХОСЕФА. Да все слуги в доме. Уж нам-то о нем известно то, о чем вы, может быть, и не догадываетесь.

МЕРСЕДЕС. И что же вам известно?

РОЗА-ХОСЕФА. Да поговаривают, что заглядывается он с некоторых пор на одну прекрасную мельничиху, что живет тут неподалеку. А вам, при случае, заливает про то, что занят поимкой каких-то преступников. И чего этим мужчинам не хватает: жена - и красивая, и добрая, и приветливая. Да эта мельничиха и не ровня вам. Вы, моя госпожа - знатная сеньора, а она простая крестьянка.

МЕРСЕДЕС. Ты полагаешь, что он пошел к ней на свидание?

РОЗА-ХОСЕФА. Как бы не так! Может быть, он и не прочь к ней подъехать, да только бодливой корове бог рогов не дал. Она сама-то не лыком шита, мигом даст ему от ворот поворот. И не посмотрит на то, что перед ней сам коррехидор.

МЕРСЕДЕС. Смелая женщина!

РОЗА-ХОСЕФА. Таких еще поискать! А вдобавок, верная и преданная своему мужу. Да вы его должны помнить: он когда-то чинил часы в вашей спальне.

МЕРСЕДЕС. Да, да, кажется, припоминаю. Не тот ли это дядюшка Лукас с мельницы?

РОЗА-ХОСЕФА. Он самый, мастер на все руки! И хотя природа не наделила его особой красотой, впрочем, как и вашего супруга, мельничиха его просто обожает. Да и он ее безумно любит. А уж ревнив, так прямо до ужаса, поэтому, если сеньор коррехидор рискнет заявиться на мельницу, то мельник ему покажет, где раки зимуют. До конца своих дней запомнит, что выше лба уши не растут.

МЕРСЕДЕС. Ты меня немного утешила, кормилица. Как сейчас спокойно на улице! Какая тихая лунная ночь! Как не хочется думать, что именно сейчас мой муж мне изменяет.

РОЗА-ХОСЕФА. И не думайте, моя госпожа. Не стоит он этого. Отправляйтесь-ка вы лучше отдыхать, а уж я, как только заявится сеньор, вам сразу доложу об этом.

МЕРСЕДЕС. Так ты еще не будешь ложиться спать, кормилица?

РОЗА-ХОСЕФА. Какой уж здесь сон, когда эти ночные сторожа со своими колотушками, будь они неладны, и глаз не дадут сомкнуть! И кто это только придумал в ночное время, через каждые полчаса оповещать мирно спящих жителей о том, который сейчас час! Тут и захочешь уснуть - не уснешь! А вы ступайте, прилягте и ни о чем плохом не думайте. Предоставьте мне возможность самой встретить вашего супруга.

Мерседес и Роза-Хосефа уходят с балкончика в дом. Через несколько мгновений к дверям дома подходит Лукас в одежде коррехидора и ударяет несколько раз в дверь тяжелым молотком. Тишина. Лукас еще раз стучит в дверь.

ЛУКАС. Открывайте!

В окне дома показывается кормилица.

РОЗА-ХОСЕФА. Кого это принесла нелегкая в такую позднюю пору? Кто там?

ЛУКАС (стараясь подражать голосу коррехидора). Я!

РОЗА-ХОСЕФА. Кто это - "я"?

ЛУКАС. Коррехидор!

РОЗА-ХОСЕФА. Коррехидор? Сеньор коррехидор сейчас находится в другом месте. Он занят поимкой каких-то злодеев и вернется не раньше утра. Об этом нам сообщил альгвасил Гардунья.

ЛУКАС (про себя). Знаю я какого злодея поймал он в свои сети. (Розе-Хосефе) К черту Гардунью! Открывай двери, старая, пока я их не вынес! Говорят тебе: это я, сеньор коррехидор - Эухенио де Суньига-и-Понсе де Леон, собственной персоной!

РОЗА-ХОСЕФА. А что случилось с вашим голосом, сеньор?

ЛУКАС. А что такое?

РОЗА-ХОСЕФА. Что-то я его не узнаю!..

ЛУКАС. Да как ты смеешь! Просто я слегка охрип. Когда гонялся за злодеями, то случайно в темноте угодил в ручей. На мне одежда до сих пор еще не высохла.

РОЗА-ХОСЕФА. А уж этого мне никак не узнать, мокрая ли на вас одежда. Да точно ли вы коррехидор?

ЛУКАС. Ты вглядись получше! Разве ты не узнаешь мой красный плащ, мой жезл - знак власти, мою знаменитую треуголку, мой горб, наконец!

РОЗА-ХОСЕФА. Сегодня такая ночь, что в темноте ничего не разгляжу!.. Подождите-ка лучше до утра. Скоро уже рассветет, а там и посмотрим.

ЛУКАС. Да ты окончательно сдурела, старая!.. Мне ждать всю ночь до утра под дверями собственного дома? Ну погоди, я доберусь до тебя... Ты у меня получишь!

РОЗА-ХОСЕФА. Ну хорошо! Подождите минутку, я сейчас спущусь. (Тихо, в комнату.)

Моя госпожа! Подойдите скорее сюда!

МЕРСЕДЕС. Что там случилось, кормилица?

РОЗА-ХОСЕФА. Посмотрите-ка, повнимательнее вниз, моя госпожа.

МЕРСЕДЕС. А, вернулся Эухенио! Что же ты не впускаешь его в дом?

РОЗА-ХОСЕФА. В том то и дело, что это вовсе не сеньор!

МЕРСЕДЕС. А кто же? Разве ты не узнаешь его красный плащ, его жезл, его треуголку? Да и внешне он похож на Эухенио.

ЛУКАС. Да что вы там все уснули, что ли? Открывайте немедленно!

РОЗА-ХОСЕФА. Вы слышите его голос? Разве это голос сеньора?

МЕРСЕДЕС. Нет, это не его голос! Странно! Кто же он?

РОЗА-ХОСЕФА. А вот кто: я думаю, что на этот раз Гардунья сказал правду, и ваш муж действительно отправился на поимку злодеев.

МЕРСЕДЕС. Какое счастье! Мой Эухенио мне верен!

РОЗА-ХОСЕФА. Но один из этих злодеев убил вашего мужа, надел на себя его одежду и сейчас стоит под нашими дверями.

МЕРСЕДЕС. Какой ужас! Что ему нужно от нас?

РОЗА-ХОСЕФА. Не знаю. Но обычно такие законченные преступники ни перед чем не останавливаются.  Для них украсть или, не дай бог, прирезать кого-нибудь - раз плюнуть. Сейчас я разбужу слуг, объясню им все и пусть они сами откроют ему двери.

ЛУКАС. Открывайте!

Дверь дома открывается, из нее выскакивают слуги с дубинками и начинают бить Лукаса.

СЛУГИ. А, попался! Вор! Убийца! А еще выдает себя за коррехидора! В тюрьму! В тюрьму! Вор! Убийца!

Слуги хватают Лукаса и скручивают ему руки. На пороге дома появляются Мерседес и Роза-Хосефа.

МЕРСЕДЕС. Кто Вы такой? Говорите!

ЛУКАС. Что я сейчас скажу, лучше бы мне никогда не говорить. Сеньора, я не вор и не убийца!

МЕРСЕДЕС. А кто же вы, если на вас одежда моего супруга?

ЛУКАС. Я - несчастный и одураченный муж, а вор и убийца моей чести находится сейчас в моем доме, он лежит в постели с моей женой.

МЕРСЕДЕС. Как Вы смеете так говорить?

ЛУКАС. Смею, сеньора, потому что я видел их вместе своими собственными глазами.

СЛУГА. Так это Лукас с мельницы! Бедный дядюшка Лукас!

РОЗА-ХОСЕФА. Бедная сеньора!

МЕРСЕДЕС. Тише! А как вы сумели раздобыть одежду  моего мужа?

ЛУКАС. О, для меня это не составило большого труда!.. Ведь, как известно, сеньора, когда мужчина ложится в постель с женщиной, то он, как правило, снимает с себя всю одежду.

МЕРСЕДЕС.А зачем же вы одели ее на себя и пришли в мой дом?

ЛУКАС. Признаюсь вам честно, сеньора, я хотел отомстить.

МЕРСЕДЕС. Отомстить? Но кому?

ЛУКАС. Вашему супругу - сеньору коррехидору.

МЕРСЕДЕС. Каким же образом?

ЛУКАС. Я под прикрытием ночи хотел в одежде коррехидора беспрепятственно проникнуть в ваш дом, чтобы пробраться в вашу спальню.

МЕРСЕДЕС. Но как бы вы смогли найти туда дорогу в чужом доме?

ЛУКАС. Господь Бог, обделив меня внешностью, наградил меня хорошей памятью, сеньора. А ведь не так давно я приходил в ваш дом, чтобы починить часы, которые стоят именно в вашей спальне.

МЕРСЕДЕС. Значит, вы хотели проникнуть в спальню? Зачем?

ЛУКАС. Неужели вы до сих пор ничего не поняли? Зачем мужчина приходит ночью к молодой и красивой женщине? За тем же, за чем ваш супруг пришел этой ночью к моей жене!

МЕРСЕДЕС. Вы думаете, что я не смогла бы вас отличить от своего мужа?

ЛУКАС. Вряд ли, сеньора. Ведь если бы я не промолвил ни слова, то темнота этой ночи пошла бы мне только на пользу. Внешне-то, на ощупь, мы очень похожи с вашим мужем, разве не так?

МЕРСЕДЕС. Замолчите! Я не желаю этого слышать! Значит, у вас в голове были самые гнусные намерения?

РОЗА-ХОСЕФА. Царица небесная! Вы только подумайте, каков наглец! Приходить с такими намерениями к моей госпоже... Да я за нее бесстыжие глаза твои выцарапаю!..

МЕРСЕДЕС. Подожди, Роза-Хосефа, не торопись. Ведь вся эта ситуация произошла, только потому, что сеньор коррехидор вел себя недостойно.

ЛУКАС. Не то слово!.. Прошу простить меня, сеньора, но я был просто вне себя от ревности. Моя Фраскита! Как она могла изменять мне!.. И с кем?

МЕРСЕДЕС. С моим недостойным супругом, дядюшка Лукас. Мы с вами оказались в одинаковом положении. Я - обманутая жена, вы - одураченный муж. И хоть у вас были бесчестные намерения, дядюшка Лукас; хотя я никогда не прощу вам этой наглости, все-таки пусть ваша жена и мой муж некоторое время думают, что попались в собственные сети и что вы с помощью этого переодевания отплатили им той же монетой. Этот обман будет нашей лучшей местью. А когда понадобится, мы его раскроем. Сейчас же отправляйтесь на половину коррехидора и ждите. Когда будет нужно, я вас позову.

Все уходят в дом. Тишина. Слышатся крики ночных сторожей: "Пресвятая богородица, спаси нас! Половина первого, все спокойно!". К дверям дома подходят Фраскита, коррехидор и Гардунья. Гардунья несколько раз ударяет молотком в дверь. Тишина.

ГАРДУНЬЯ. Скверно, сеньор!

ЭУХЕНИО. Завтра же я тебя повешу, Гардунья!

Гардунья с силой начинает колотить в дверь.

ГАРДУНЬЯ. Откройте!

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Кто там?

ГАРДУНЬЯ. Это голос кормилицы...

ЭУХЕНИО. Я! Откройте!

РОЗА-ХОСЕФА (показавшись в окне наверху). А кто это я?

ЭУХЕНИО. Разве ты меня не узнаешь? Это я, хозяин!.. Коррехидор!..

РОЗА-ХОСЕФА. Идите себе с богом! Мой хозяин целый час как воротился и лег почивать. Ложитесь и вы. Проспитесь, хмель-то, глядишь, и выйдет вон из головы.

ЭУХЕНИО. Мамка! Ты разве не слышишь, что я приказываю тебе отворить? Ты разве не слышишь, что это я? Хочешь, чтоб и тебя повесили?

РОЗА-ХОСЕФА. Да что ж это такое?.. Кто это так буянит?

ЭУХЕНИО. Это я, коррехидор!

РОЗА-ХОСЕФА. Полно молоть вздор! Я же сказала, что еще двенадцати не было, а уж сеньор коррехидор воротился домой... Я своими собственными глазами видела, как он заперся на половине у госпожи!

ФРАСКИТА. Лукас! Лукас! И ты мог усомниться во мне! И ты мог обнимать другую! Ах, горю нашему помочь нельзя!

ЭУХЕНИО. Именем короля! Приказываю открыть дверь.

РОЗА-ХОСЕФА. Шутки вы со мной шутите, что ли?.. Ладно, обождите!.. Сейчас я вам покажу!..

Двери распахиваются и из дома выскакивает толпа слуг, вооруженных палками.

СЛУГИ. А ну-ка! Где он - тот, кто выдает себя за коррехидора? Где этот буян? Где этот пьяница?

Они набрасываются на коррехидора.

ЭУХЕНИО. Гардунья! На помощь! Я коррехидор!

СЛУГИ. Да ведь это и впрямь коррехидор! Коррехидор!

ЭУХЕНИО. Всех в тюрьму!

СЛУГИ. Сеньор... Простите, ваша милость, что мы с вами так обошлись! Но как узнать вашу милость в таком простом одеянии?

ЭУХЕНИО. Всех на виселицу!

На балконе дома появляется жена коррехидора Мерседес.

МЕРСЕДЕС. Что здесь за шум?

СЛУГИ. Госпожа!

ЭУХЕНИО. Моя жена!

МЕРСЕДЕС. Пропустите их. Сеньор коррехидор разрешает.

ЭУХЕНИО. Прежде всего, я Суньига-и-Понсе де Леон!.. Горе тем, кто об этом забыл! Горе моей супруге, если она бросила тень на мое имя! Мерседес! Я немедленно должен знать...

МЕРСЕДЕС. А, дядюшка Лукас! Вы здесь? Что-нибудь случилось на мельнице?

ЭУХЕНИО. Сеньора! Мне не до шуток! Прежде чем давать вам объяснения, я должен звать, что сталось с моей честью...

МЕРСЕДЕС. Это уж не ваша забота! Разве вы мне поручили ее хранить?

ЭУХЕНИО. Да, сеньора... Вам!  Жены всегда оберегают честь своих мужей!

МЕРСЕДЕС. В таком случае, дорогой Лукас, спрашивайте об этом свою жену... Тем более что она здесь. Войдите, сеньора, и садитесь. Сенья Фраскита!.. Я же вам сказала: входите и садитесь. Так вот, дядюшка Лукас... Перед вами сенья Фраскита... Теперь вы можете повторить свой вопрос! Можете спросить ее насчет своей чести!

ЭУХЕНИО. Мерседес! Клянусь распятьем, ты еще не знаешь, на что я способен! Я заклинаю тебя бросить эти шутки и рассказать все, что здесь произошло в мое отсутствие!.. Где этот человек?

МЕРСЕДЕС. Кто? Мой муж?.. Мой муж встает и сейчас придет сюда.

ЭУХЕНИО. Встает?!

МЕРСЕДЕС. Вы удивлены? А где же, по-вашему, в такой час должен быть порядочный человек, как не у себя дома, в своей постели, вместе со своей законной супругой, как велит нам бог?

ЭУХЕНИО. Мерседита, что ты говоришь! Ведь мы здесь не одни! Ведь я коррехидор!

МЕРСЕДЕС. Не кричите на меня, дядюшка Лукас, не то я прикажу альгвасилам отвести вас в тюрьму!

ЭУХЕНИО. Меня, в тюрьму! Меня! Коррехидора города!

МЕРСЕДЕС. Коррехидор города, представитель правосудия, наместник короля, вернулся домой в положенный час, чтобы отдохнуть от своих благородных трудов, а завтра он снова станет на страже чести и жизни горожан, охраняя святость домашнего очага и целомудрие женщин, и не позволит никому, пусть, даже человеку, переодетому коррехидором или кем-нибудь еще, проникать в спальня чужих жен, дабы никто не смел захватывать врасплох добродетель во время ее беззаботного покоя, дабы не мог злоупотреблять ее безгрешным сном...

ЭУХЕНИО. Мерседита, о чем это ты разглагольствуешь? Если правда, что все это произошло в моем доме, то я скажу, что ты обманщица, изменница, распутница!

МЕРСЕДЕС. С кем разговаривает этот человек? Кто этот безумец? Кто этот пьяница?.. Я никак не могу поверить, что это почтенный мельник, дядюшка Лукас, хотя платье безусловно его!.. Мой супруг, коррехидор города, вернулся к себе домой часа два тому назад, вернулся в своей треугольной шляпе, красном плаще, при шпаге и с жезлом... Слуги и альгвасилы, здесь присутствующие, приветствовали его, когда он вошел в дом, поднялся по лестнице и прошел через приемную. Затем они заперли все двери, и после этого никто уже больше не проникал на мою половину, пока не явились вы. Так это было? Говорите...

СЛУГИ. Именно так! Так в точности все и было!

ЭУХЕНИО. Пошли вон! Гардунья! Гардунья! Хватай этих подлецов, которые меня оскорбляют! Всех в тюрьму! Всех на виселицу!

МЕРСЕДЕС. Но, кроме того, сеньор... допустим, что вы и в самом деле мой супруг... допустим, что вы и в самом деле дон Эухенио де Суньига-и-Понсе де Леон...

ЭУХЕНИО. Я самый!

МЕРСЕДЕС. Допустим еще, что я до некоторой степени виновата, приняв за вас человека, который проник в одежде коррехидора в мою спальню...

ЭУХЕНИО. Мерзавцы!

МЕРСЕДЕС. Допустим все, что вам заблагорассудится... Но только ответьте мне сначала, сударь, какие у вас основания быть мною - недовольным? Имеете ли вы право быть моим обвинителем? Имеете ли право быть моим судьей? Вы что же, слушали проповеди? Или ходили исповедоваться? Или, может быть, отстояли обедню? Откуда вы явились в этом одеянии? Откуда вы явились вместе с этой сеньорой? Где провели половину ночи?

ФРАСКИТА. Дозвольте мне...

МЕРСЕДЕС. Сеньора, не трудитесь давать объяснения... Я их у вас не прошу! Сюда идет тот, кто имеет право требовать их у вас. Объясняйтесь с ним!

К ним выходит Лукас в одежде коррехидора.

ЛУКАС. Добрый вечер. Да хранит тебя небо, Фраскита! Ты уже послала назначение своему племяннику?

ФРАСКИТА. Я презираю тебя, Лукас!

ЛУКАС. Так ты по-прежнему моя Фраскита?!

ФРАСКИТА. Нет! Я уже не твоя Фраскита! Я... Вспомни свои ночные подвиги, и поймешь, что ты сделал с сердцем, которое тебя так любило! Сеньора, сеньора! Как я несчастна!

МЕРСЕДЕС. Не так, как ты думаешь!

ЛУКАС. Кто несчастный, так это я!

ЭУХЕНИО. Ну, а я? Ах, я, мошенник! Чудовище! Распутник! Так мне и надо!

ЛУКАС. Сеньоры, давайте выясним...

МЕРСЕДЕС. Выяснять тут нечего, дядюшка Лукас. Ваша жена святая!

ЛУКАС. Хорошо, да... но...

МЕРСЕДЕС. Никаких "но"... Позвольте ей сказать, и вы увидите, как она сумеет оправдаться. Лишь только я ее увидела, сердце мне подсказало, что она святая, несмотря на все ваши рассказы.

ЛУКАС. Хорошо, пусть говорит!

ФРАСКИТА. Мне нечего говорить. Говорить должен ты!.. Ведь это ты...

ЛУКАС. Ну, а ты?

ЭУХЕНИО. Теперь речь идет не о ней!.. Речь идет о вас и вот об этой сеньоре!.. Ах, Мерседита! Кто бы мог подумать, что ты...

МЕРСЕДЕС. Ну, а ты?

ЭУХЕНИО. А ты?

ЛУКАС. Ну, а ты?

ФРАСКИТА. Это ты!

ЛУКАС. Нет, ты!

ФРАСКИТА. Нет, как ты только мог!..

МЕРСЕДЕС. Знаешь, не будем сейчас об этом говорить! Это наше частное дело, мы его обсудим потом. Сейчас самое важное вернуть спокойствие дядюшке Лукасу, что, на мой взгляд, очень легко сделать. Здесь Гардунья - ему ничего не стоит оправдать сенью Фраскиту.

ФРАСКИТА. Я не нуждаюсь, чтобы меня оправдывали.

ЛУКАС. Да ты, Фраскита, смеешься, что ли, надо мной? Я собственными глазами видел как коррехидор лежал на нашей кровати.

ФРАСКИТА. Нет, я говорю совершенно серьезно. Меня не было на мельнице, когда ты видел там сеньора коррехидора.

ЛУКАС. Ради бога, объясни толком...

ФРАСКИТА. Выслушай меня, Лукас... и умри со стыда, что ты мог меня заподозрить! Если ты хочешь знать, почему на нашей кровати лежал сеньор коррехидор, то пощупай одежду, которую ты надел на себя, - она, видно, и сейчас еще не просохла. Так вот эта одежда объяснит тебе все лучше, чем я...

ЛУКАС. Правильно!.. Ах, как я счастлив!.. Говори, говори, каждое твое слово возвращает мне год жизни.

ФРАСКИТА. Его милость изволил свалиться в канал, а Гардунья раздел его и уложил в постель! А отворила я дверь, потому что вообразила, будто это ты тонешь и зовешь меня на помощь.

ЛУКАС. Да, да!.. Слава богу!

ФРАСКИТА. Наконец если ты хочешь знать относительно назначения... Нет, сейчас я ничего больше не буду говорить. Когда мы останемся одни, я расскажу тебе все до мельчайших подробностей... а в присутствии сеньоры мне об этом говорить не подобает.

ЛУКАС. Довольно, довольно, не говори мне больше ничего! Ничего!..

ГАРДУНЬЯ. Сенья Фраскита сказала правду, истинную правду! Все правда! Все правда!

ЭУХЕНИО. Пока... все!

ЛУКАС. Итак, ты не виновна! Фраскита, моя любимая Фраскита! Прости меня за то, что я был к тебе несправедлив, дай мне обнять тебя!..

ФРАСКИТА. Нет, уж это дудки! Прежде чем обнять, я хочу услышать твои объяснения.

МЕРСЕДЕС. Я дам объяснения и за него и за себя...

ЭУХЕНИО. Я их жду целый час!

МЕРСЕДЕС. Но я подожду, пока эти сеньоры поменяются одеждой. Лишь после того я дам объяснения тому, кто их заслуживает.

ЛУКАС. Пойдемте... Пойдемте поменяемся... Я задыхаюсь в вашей одежде! Я был в ней так несчастен!..

ЭУХЕНИО. Потому что ты недостоин ее носить! Я же, наоборот, жажду ее надеть, чтобы отправить на виселицу тебя и еще полмира в придачу, если объяснения жены меня не удовлетворят.

Лукас и коррехидор уходят, чтобы поменяться одеждой.

МЕРСЕДЕС. Ну, а теперь, мои милые, расскажите сами этой замечательной женщине все, что вы знаете обо мне дурного.

РОЗА-ХОСЕФА. Должно вам знать, сенья Фраскита, что нынче ночью мы с моей госпожой находились при детях, поджидая хозяина. А чтобы время быстрее шло, мы уже в третий раз прочитали молитву, и моя госпожа отправилась отдохнуть. Не прошло и нескольких минут, как вдруг я слышу шум у входной двери. Я помертвела со страху, но пошла взглянуть. И тут - царица небесная! - вижу; какой-то мужчина, одетый, как мой господин, но только не он (это и был ваш муж), пытается проникнуть в наш дом. Мы как закричим истошным голосом: "Воры!" Прибежали альгвасилы и схватили мнимого коррехидора. Все узнали дядюшку Лукаса, и моя госпожа тоже. И как увидала она, что на нем мужнино платье, так ей и представилось, что он убил нашего хозяина, и она запричитала, да так жалобно - камни и те, кажется, заплакали бы!.. А дядюшка Лукас прислонился к стене, как мертвый, и не может рта разинуть.

ФРАСКИТА. Бедный Лукас!

МЕРСЕДЕС. Бедная я!

РОЗА-ХОСЕФА. Вот и мы так говорили: "Бедный дядюшка Лукас, бедная сеньора!" Потому... по правде сказать, сенья Фраскита, нам уже было известно, что хозяин на вас заглядывается... И хотя никто себе не мог представить...

МЕРСЕДЕС. Кормилица! Прекрати!

СЛУГА. А я начну! Дядюшка Лукас ловко провел нас: и по платью и по походке мы приняли его за коррехидора. Явился он сюда не с добрыми намерениями, и если бы сеньора почивала, представляете себе, что бы могло получиться?..

РОЗА-ХОСЕФА. Ну, уж ты тоже! Молчи лучше! От тебя слова умного не услышишь! Так вот, сенья Фраскита, дядюшке Лукасу, чтобы объяснить, как он попал в спальню хозяйки, пришлось сказать, что у него был за умысел. Конечно, госпожа не могла удержаться и вкатила ему такую затрещину, что половина слов так и застряла у него в горле! Я тоже ругала его на чем свет стоит, - потому, сами понимаете, сенья Фраскита, хоть он и ваш муж, а приходить с такими намерениями...

СЛУГА. Ну, поехала балаболка! Одним словом, сенья Фраскита, выслушайте меня, и вам все станет ясно. Сеньора поступила так, как должна была поступить... А потом, когда немного успокоилась, она пожалела дядюшку Лукаса и, приняв в соображение, что сеньор коррехидор вел себя недостойно, они с дядюшкой Лукасом обучили нас, что мы должны делать и говорить, когда вернется его милость. Вот я и огрел Себастьяна Гардунью по хребту - да так, что он поди до второго пришествия не забудет этой ночи!

Возвращаются Лукас и коррехидор.

ЭУХЕНИО. Теперь разберемся в том, что касается непосредственно меня! Мерседита, я жду твоих объяснений... Сеньора! Все уже объяснились, за исключением нас с вами. Рассейте мои сомнения... Я требую этого как супруг и коррехидор!

ЛУКАС. Мы пойдем, госпожа.

МЕРСЕДЕС. Так вы уходите? Ну что ж, идите и не беспокойтесь: это происшествие не будет иметь никаких последствий... Роза-Хосефа! Посвети им. Идите с богом, дядюшка Лукас!

ЭУХЕНИО. Ну, нет! Дядюшка Лукас отсюда не уйдет! Лукас останется под арестом, пока я не узнаю всей правды! Эй, альгвасилы! Именем короля!..

МЕРСЕДЕС. Это мы еще посмотрим!.. Сейчас же отпусти их!

ЭУХЕНИО. Но я... Но ты... Но мы... Но они...

МЕРСЕДЕС. Проживи ты хоть тысячу лет, все равно не узнаешь, что произошло сегодня ночью в моей спальне... Если бы ты сам тут был, как это тебе полагалось, у тебя не было бы надобности спрашивать о случившемся. Меня же с этих пор ничто и никогда не заставит потакать твоим прихотям. Я тебя презираю настолько, что, не будь ты отцом моих детей, я сию же секунду вышвырнула бы тебя с балкона, а уж к себе в спальню я тебя не пущу никогда!.. Спокойной ночи, кабальеро! (Уходит вместе со слугами.)

ЭУХЕНИО. Ну-с, сеньор, не думал я так легко отделаться! Гардунья, подыщи мне замену. (Уходит вместе с Гардуньей.)

ФРАСКИТА. Мой дорогой Лукас, посмотри на небо! Эта ночь уже закончилась!

ЛУКАС. Наступил новый день, Фраскита. Пусть он принесет нам радость.

ФРАСКИТА. В воскресенье пойдешь на исповедь, мой Лукас, ты должен очиститься от всех глупых и греховных помыслов, какие только у тебя были нынче ночью.

ЛУКАС. Это ты верно рассудила, моя любимая Фраскита! Но и ты за это сделай мне одолжение: отдай нищим тюфяк и постельное белье и положи все новое. Я ни за что не лягу туда, где потела эта ядовитая гадина!

ФРАСКИТА. Не напоминай мне о нем, Лукас! Лучше поговорим о другом. Не сделаешь ли ты мне одно одолжение?..

ЛУКАС. Пожалуйста...

ФРАСКИТА. Отвези меня летом на купанья в Солан де Кабрас.

ЛУКАС. Зачем?

ФРАСКИТА. Может, у нас будет маленький Лукас.

ЛУКАС. Или маленькая Фраскита. Счастливая мысль! Непременно тебя отвезу туда, только даст бог веку.

КОНЕЦ