"Серенада для Грейс" - читать интересную книгу автора (Сан-Антонио)Глава 11 Где пойдет речь о воздухозаборникеЯ открываю глаза. Первое ощущение, будто кто-то под моей головой завел авиационный двигатель. Я снова закрываю глаза. Но это ощущение медленного и мягкого движения повторяется вновь, и мне опять кажется, что я плыву в синеве моря… Я еще раз пытаюсь открыть глаза, но ничего не вижу. Двигатель продолжает работать… Нужно прийти в себя, Сан-Антонио, начать шевелить мозгами… Ты всегда думал, что ты самый сильный, но жизнь все время стремится доказать обратное. В этом мире никто не может быть самым сильным. Всегда найдется кто-то покруче. В этот момент я понимаю, что с моей жизнью покончено. У меня, по-видимому, проломлен череп… Или его распилили надвое. Вашему покорному слуге, не способному сейчас даже пошевелиться, остается только подписать джентльменское соглашение непосредственно с Господом Богом… Не только моя голова сейчас взорвется, но еще у меня, похоже, страшный жар. Зубы стучат, как вставные челюсти, которые старая дева положила на ночной столик, прочитав перед сном главу из романа ужасов. Мало того, я чувствую не только температуру под сорок, но меня еще страшно тошнит. Будто по случаю пришлось сожрать на халяву банку селедки. Меня выворачивает наизнанку, я чувствую, что внутренности прилипают к горлу, язык набух. Вот уж классное состояние! Если кому-то хочется влезть в чужую шкуру, чтобы позабавиться, то могу предложить свою вместе с потрохами! Хоть бы пол прекратил плясать… Неужели папаша Стоун так и не решился меня прикончить? Он мог бы пристрелить меня как бешеного пса тысячу раз… Как вы думаете? "Бог мой, — говорю я себе, — Сан-Антонио, мальчик мой, если ты не способен постоять за себя, то приготовься отдать свою душу дьяволу. Ты кто, мужчина или тряпка?' И мой же внутренний голос отвечает: «Заткнись! Я человек, согласен! Но человек — это ведь ничто…» Тем не менее я стараюсь держать глаза открытыми. «Черт с ним, пусть подохну!» — решаю я, но тут вспоминаю сказку про лягушку, которая взбила молоко в сметану, а потом в масло и выбралась из крынки. Теоретически настойчивость всегда бывает вознаграждена. Я немного успокаиваюсь, мой мотор стучит ровнее, и я чувствую, что мне становится легче. Удивительно, что мне до сих пор везет и меня не грохнули, хотя вполне могли, пока я был без сознания. Вот ведь что странно! Теперь я не слышу никакого шума. Я лежу на ковре, но ковер танцует, вибрирует… Мне удается, подобрав под себя ноги, встать на колени, но вдруг пол проваливается и я падаю навзничь. Его надо будет укрепить, чтобы больше не проваливался. Но я отбрасываю этот план. Я вижу, что нахожусь не в кабинете Стоуна. Место, где я лежу, довольно узкое и пахнет эмалью. Везде всякие медные штуки. Вместо окна иллюминатор. Ба! Иллюминатор! Тогда согласен, пол имеет все права двигаться, поскольку мы на воде… Значит, это был не сон и не бред. Я на четвереньках подползаю к иллюминатору. Схватившись рукой за выступ в стене, мне удается подтянуться и посмотреть через стекло. О черт! Ко мне! На помощь! Одна вода, одна вода! Мы в открытом море. И море неспокойно. Рядом с иллюминатором прокатываются серые волны с гребешками пены… Да, мужики, тут моя поэтическая душа натыкается на грубую прозу! Вот уж вовремя! В открытом море, я, Сан-Антонио, который чувствует себя потерянным даже рядом со стаканом воды из крана… Вода — да я даже нюхать ее не могу! Тем более когда речь идет о соленой воде… Звук мотора у меня в ушах затихает, и на его место приходит глухой шум океана. В глазах вспыхивают и гаснут маленькие искорки. Страшно мутит… Шатаясь, я подхожу к туалетному столику. Слава богу, в одном из флаконов есть одеколон. Я лью содержимое себе на голову. Это должно окончательно привести меня в чувство! И в самом деле, становится лучше. Интересно люди устроены: им всего-то нужно нанести смертельный удар по башке, чтобы они почувствовали вкус жизни… Скоты, если бы они мне еще оставили хоть глоток виски! Я бреду к кушетке и ложусь. Самое главное сейчас — прийти в форму… У меня, похоже, на голове рана, поскольку из-за одеколона жжет, будто туда плеснули кислоты. От сильного запаха меня опять начинает выворачивать. Ой, больше не могу… Со стоном я поворачиваюсь на бок, и из меня, как из тоннеля, выносится пульмановский вагон! Проходит час, по крайней мере мне так кажется. Но вы можете начхать на то, что мне кажется, особенно в моем состоянии. Если вы возьмете шлем водолаза и наполните его кашей, то получите как раз то, что прикреплено у меня к туловищу сверху вместо головы. Интересно, какой дурью накачал меня Стоун? Я точно был на пути в царство теней (красиво звучит, правда? Это не я придумал — ацтеки!)… А вы говорите — попутешествовал! Так, ну ладно, пока мне все лучше и лучше. Остается только страшная боль у основания черепа и глотка из неструганого дерева, будто я перебрал, да что там перебрал, выхлебал целую цистерну водки! Но это была не водка, и сам я ничего не глотал! Мой врожденный интеллект постепенно набирает обороты. Все, что я знаю: я жив и нахожусь на судне (морском — для тех, кто ищет у меня только сплошную игру слов). И я не перестаю удивляться… Инстинкт подсказывает, что неподвижность мне на пользу… Я расслабляюсь и стараюсь забыться, по крайней мере отогнать дурные мысли… Клянусь, чтобы противостоять удару локомотива, не обязательно иметь сахарную голову! Я остаюсь некоторое время в полузабытьи, как вдруг слышу шум. Приподнимаю веки, тяжелые, как ставни, и то, что я вижу, выводит меня из летаргии. Передо мной Стоун, а рядом с ним высокий блондин. Но если бы вы могли его видеть, у вас бы точно крыша съехала. Чума! Абсолютно черного цвета расплющенный нос заботливо подпирает закрытый и распухший правый глаз, вокруг головы повязка. Цвет рожи колеблется между канареечно-желтым и бутылочно-зеленым. — Вы меня слышите? — спрашивает Стоун. — Да, но это не Карузо, — уверяю я, — хоть и не хочется вас обижать. — Все еще выдрючивается, — кривится блондин. — Ба! — говорю я. — Ходячая галерея ужасов. — О, господин Стоун, — взрывается он, — дайте я его продырявлю, этого вонючего козла! У него неповторимые назальные звуки. Такое можно сказать только о людях, которые говорят, не имея возможности использовать свой нос… — Тихо! — командует Стоун. — Тоже хорошее слово, — соглашаюсь я, — будто участвуешь в съемках суперголливудского кино… Я с удовольствием слушаю самого себя. Эта словесная перепалка, может быть, еще ненадолго сохранит мне жизнь. Такая болтовня в подобной ситуации для меня как допинг. Я такой, и вам вряд ли удастся меня переделать. Навесить лапшу на уши — это же удовольствие! Это, как сказал кто-то великий, мой кальций! — Неутомимый парень! — гнусавит блондин с тенью восхищения. — Видишь ли, малыш, — объясняю я, — мы французы, не то что некоторые. Мы люди стойкие! Возьмем твой случай, например. По логике вещей, тебя уже должны были разложить по двум помойным бачкам, но ты здесь… Конечно, согласен, на тебя без слез не взглянешь… Если бы тебя увидела беременная женщина, то родила бы мартышку, это ясно. Но ты жив, и это главное… Он подходит и наносит мне короткий удар прямо в центр луковицы. Обиделся парень. Но и силища у него, я вам доложу! У меня летят искры из глаз, и я чувствую вкус крови во рту. Этот ишак разбил мне губу. Меня охватывает ярость. Я вспоминаю малышку Грейс, которую этот подонок в замшевом жилете отравил так же, как травят крыс. Мало того, он хотел отравить и меня… И этот гад еще жив! С каким удовольствием я разобрался бы с этой сволочью, с этим сукиным сыном! Я сажусь. — Ничего, ты мне за все ответишь! — обещаю я, вытирая ладонью кровь, вытекающую из губы. — Да, да, у святого Петра, — ржет он весело, — когда придет мой час примкнуть к тебе, но только твой час уже пробил… Забей мне там местечко! — Не беспокойся, забью и даже нагрею! — Твои глупости мне уже осточертели! Может, скажешь что-нибудь новенькое? Он стоит передо мной со страшными глазами, поскольку в дополнение они еще и обведены кругами, переливающимися всеми цветами радуги, как нефтяные пятна на грязных лужах. Ситуация приказывает мне идти на хитрость. Но мне не хочется хитрить… Я делаю короткий бросок и бью ему четко под дых. Он снова исполняет номер проколотой шины. — Стойте! — кричит Стоун. Что-то блестит в его руке. Если вы приглядитесь, то сами увидите, что это изящная никелированная пушка. Это обстоятельство заставляет меня быть серьезным. Замшевый Жилет поднимается с пола, ловя воздух ртом. — Замочу падлу! — гудит он в нос. — Нет, — артачится Стоун, — не так сразу! Он вынимает из кармана наручники. — Ну-ка надень, это его успокоит! По тому, как он это говорит, понятно, что он не очень доверяет физическим возможностям своего замшевого быка с подбитым глазом. Безусловно, в другой ситуации они просто бы меня продырявили… Дальше сопротивляться бесполезно. Я у них в руках. Первый раунд не в мою пользу, но надо продержаться до конца. Умей проигрывать! — Давай сюда свои лапы! Я подчиняюсь. Клик-клак! И вот, пожалуйста, закованный легавый. Ну и изменчива же жизнь! — Поднимемся на мостик! — решает Стоун. — Там будет удобнее разговаривать. Замшевый Жилет с подбитым глазом открывает дверь, я следую за ним, чувствуя упирающийся мне в спину ствол пистолета в руке Стоуна. Милая прогулка по переходам и палубам великолепной океанской яхты. Повсюду начищенная до блеска медь и лакированное дерево… Очевидно, эта шикарная посудина принадлежит папаше Стоуну. Мы поднимаемся на мостик. Дует довольно резкий бриз со стороны берега. И далеко-далеко на горизонте еле видна черная полоска, означающая землю. Нетрудно понять, зачем Стоун привез меня сюда… Здесь, в открытом море, он может делать со мной что угодно, не боясь, что его побеспокоят… А какой прекрасной могилой является океан! Пятьдесят килограммов на ноги — и привет, комиссар! До встречи на небесах, как говорит блондин в жилете… В Англии, чтобы обвинить человека в убийстве, нужен труп. А мой труп будет служить кормом для рыб. Девяносто килограммов полицейского могут заменить всех дафний Ла-Манша, да еще и останется! Блондин ударом под ребра сажает меня в плетеный стул, хрустнувший под моим весом. Стоун приступает к делу: — Комиссар, для меня очень важно знать, как вы нашли мой сейф и кто дал вам шифр от замка. Теперь вы мне все равно это скажете. Мы здесь одни. Вы можете кричать сколько угодно — никто вас не услышит. — Да, это верно, — соглашаюсь я, — когда уединяешься, чувствуешь себя в безопасности. Старый хмырь не обращает внимания на мои слова. — Мне нет смысла возиться с вами, так как вы в моей полной власти и вам не удастся вырваться от нас живым… Он приближает свою физиономию к моей, так что я чувствую его нездоровое дыхание. У старика явно нелады с желудком. — Но только, — продолжает он, — есть несколько возможностей умереть… Самое легкое — получить пулю в затылок, что я вам и предлагаю в случае, если вы нам все скажете. И есть пытки… Известные, общепринятые… Есть и другие, которые всегда может придумать человек с воображением, вы понимаете? Я молчу как немой. — Вам есть что мне сказать? — спрашивает он. — Да, — киваю я. — Ну слава богу! Говорите! — Стоун, у вас пахнет изо рта! Он подскакивает. — Что? — У вас воняет изо рта, и вы желтого цвета. Держу пари на что хотите, что у вас рак печени и ни одна приличная девушка не подойдет к вам ближе чем на километр. Стоуна охватывает дикая ярость. Если бы вы его видели, то сказали бы, что он как взбесившаяся шавка. Сначала он начинает что-то быстро верещать писклявым голосом по-английски, брызгая слюной, а затем вынимает из кармана нож — не больше перочинного — и водит им по моему лицу. — Стоун, — укоризненно произношу я как можно спокойнее, — что за манеры для человека в летах! Посмотрите на себя. Я бы не удивился, если бы узнал, что вы педик… На какое-то время воцаряется полная тишина. Слышен лишь плеск воды о борт яхты да шум волн. В трех метрах от нас кабина управления с рулевым-негром за штурвалом. Он даже не смотрит в нашу сторону. Ему наплевать, что творится за его спиной. Он здесь, чтобы рулить, вот и рулит… Других матросов не видно… Стоун, видно, распорядился, чтобы нам не мешали на мостике. Все, что я вижу, кроме наших стульев, это широкий заборник воздуха для трюма. Блондин в жилете вытаскивает из кармана платок и вытирает заплывшие глаза. — Патрон, — тяжело хрипит он, — я думаю, что вы наконец отдадите его мне… Стоун делает несколько шагов, прогуливаясь в задумчивости, руки за спиной. — Сними-ка один браслет! — приказывает он Замшевому Жилету. Стоун упирает свой пистолет мне в живот, как бы говоря, что мне, собственно, нечего надеяться на свою болтовню. Он мне уже один раз доказал, что у него великолепная реакция. Блондин в замше снимает один наручник, как велено. — Закрепи на поручне, — командует Стоун. Блондин исполняет команду, пропуская освободившийся браслет вокруг поручня и вновь защелкивая у меня на руке. Таким образом, прикован я крепко. — Ну вот, теперь вы в нашем полном распоряжении, — говорит вонючий ростбиф. — Скажем так, вид у вас не самый бравый… — Черт возьми! Да давайте его пришьем, и все! — восклицает Жилет. Он примеривается и бьет мне два раза точно в лицо, так что кровь начинает течь из моих разбитых губ и носа, как вода из крана. — На тебя просто противно смотреть! — оценивает он свою работу. — Ну что ж! Теперь мы можем пугать непослушных детей вместе. Честно говоря, ты тоже не Ален Делон. Я смеюсь, хрюкая разбитым носом, и явно напрасно, поскольку ребята, позабыв про интеллект, явно обиделись на мои в принципе безобидные слова и дают мне почувствовать, что они хозяева положения. Град ударов сыплется на меня. Бьют ногами и руками. Мне кажется, будто из меня собираются сделать бифштекс и отбивают мясо, чтобы было помягче. Хотите посмотреть, как готовят мясо, подходите поближе, дамы и господа! Цена просмотра — один франк. Для женщин с детьми и военных скидка пятьдесят процентов! Бьют по затылку, по почкам, по спине, по копчику, по ногам. Бьют хорошо, споро. У меня впечатление, будто я попал под паровой молот! Я пытаюсь уворачиваться, но это сложно, даже просто невозможно… Все, что мне удается, так это чуть повернуться. У меня надежда — идиотская, — что боком будет легче переносить удары! Но поди угадай! Мне тут же достается тяжелый удар по достоинству! Дикая боль, искры из глаз, дыхание прекращается… Будто мне вилкой без ножа оторвали кусок плоти. Я вскрикиваю и теряю сознание… Привет всем… Если у вас есть свободное место в молитвах, не забудьте обо мне! Нокдаун длится недолго, всего несколько секунд, но я понимаю полученную выгоду. Видя, что я отключился, ребята прекращают молотилку и отдуваются. — Он что, сдох? — любопытствует Замшевый Жилет. Чья-то морда прикладывается мне к груди. — Нет, — звучит голос Стоуна, — просто в отключке… Я подозреваю, что это была лишь закуска, которая раздразнила их аппетит, и что теперь они займутся всерьез главным блюдом… Этот старый хорек имеет воображение. И даже умеет облекать свои мысли в достойные фразы. — Пойди принеси что-нибудь подкрепляющее, чтобы поставить его на ноги, — говорит он. — Потом сходи в каюту и возьми инструменты, чтобы развязать ему язык… При слове «инструменты» холодок пробегает у меня по спине. Что они еще придумали, эти хреновы дантисты, чтобы заставить меня открыть рот? Я умираю от усталости, как будто на мне возили воду. Наверное, другой давно бы сдох на моем месте. Но это мало успокаивает, честно говоря… Я открываю глаза. Они ушли… На мостике никого. Я призываю своего ангела-хранителя, чтобы он уберег меня от дальнейших пыток. Может быть, не закатилась еще моя счастливая звезда. Все-таки она всегда появлялась на моем небосклоне в самых безнадежных случаях… Как сказал поэт, «самые красивые случаи — самые безнадежные». Да, но, по-моему, пора действовать, попытать счастья. Не сидеть же сложа руки, пока взойдет звезда, хоть и моя… Когда верзила блондин надевал мне наручники, я практически инстинктивно использовал один прием, широко применяемый в преступной среде. Хитрость состоит в том, чтобы в момент запирания наручников немного напрячь и повернуть запястье. Таким образом браслет на руке держится более свободно. При известной сноровке иной раз удается потом вынуть руку из браслета. Я пробую освободить руку. Я просто обязан сделать невозможное… Вы наверняка подумаете, что я верю в Санта-Клауса. Нет, не верю, успокойтесь. Но я должен что-то предпринять, поскольку абсолютно убежден, что эти ребята никогда не отпустят меня с миром, пожелав счастливого пути. Я должен показать Стоуну, на что способен человек по имени Сан-Антонио, когда он в бешенстве… Я силой воли, как йог, приказываю руке уменьшится, я тяну изо всех сил… Я потею и изворачиваюсь, как муха на клейкой бумаге… Я стараюсь сложить все пальцы в один, в невероятном усилии тяну через костяшки. Рука становится синей… Моя кожа рвется, суставы трещат. Я продолжаю тянуть, и… рука выскакивает из браслета. Победа! Очень-очень иллюзорная победа, но все-таки победа! Я быстро несколько раз сжимаю и разжимаю пальцы, чтобы снять боль и размять затекшую руку. Теперь порядок. Теперь я свободен в своих действиях. Если я встречу Стоуна, то ему придется выпустить целый магазин патронов, чтобы остановить меня, поскольку я твердо решил больше им в лапы не попадаться. Я бросаюсь вперед. Натыкаюсь на трубу воздухозаборника. Чуть не падаю. Естественно, произвожу некоторый шум… Я оглядываюсь на рулевого. Матрос-негр стоит за штурвалом, повернувшись ко мне спиной… Ему все до лампочки. Этот малый живет своей жизнью, не вмешиваясь в жизнь других. И мне приходит в голову самая лучшая мысль, какая только может прийти в моей ситуации. Убедившись, что на мостике никого нет, я снимаю пиджак, натягиваю его на верхнюю часть трубы, отрываю ее и бросаю за борт. В тот момент, когда брошенный мною сверток падает в воду, я испускаю крик и тут же прячусь между переборками. Тут в узком пространстве я временно спасен. Труба издает громкий «плюх». Удерживаемая некоторое время пиджаком, труба погружается в воду не сразу. Можно подумать, что там тонет человек. Негр смотрит через стекло своей кабины и начинает орать. Судно замедляет ход. Слышны крики, беспорядочный топот… У борта собирается целая группа матросов. Они показывают пальцами на погружающееся в темную глубину светлое пятно… Мои мучители среди других и тоже смотрят в воду. — Что случилось? — спрашивает блондин. Матросы что-то объясняют, тыча пальцами через борт. Стоуна охватывает ярость, он поворачивается к Замшевому Жилету и орет на него, что тот как следует не закрепил на моих руках наручники… Итак, трюк удался. По крайней мере он на время отложил прекрасный момент моего торжественного появления на небесах! |
||
|