"Ласточка" - читать интересную книгу автора (Хаггард Генри Райдер)XII. КАК СУЗИ СДЕЛАЛАСЬ НАЧАЛЬНИЦЕЙ. ПЛЕМЕНИ ДИКАРЕЙ. ТЩЕТНЫЕ ПОИСКИКогда наступило время отправляться восвояси, Сигва пришел к Сузи и сказал ей: — Белая Ласточка, завтра я со своими воинами выступаю в обратный путь и пришел узнать, куда ты желаешь идти отсюда. Ты, кажется, не намерена оставаться здесь, хотя Сикониана и его народ сочли бы за особое счастье, если бы ты осталась у них. — Я не могу остаться у них, — ответила Сузи. — Что мне здесь делать? Я желаю возвратиться с вами, а от вас как-нибудь добраться до своего дома. — Увы, Белая Ласточка, этого нельзя сделать! — со смущенным видом проговорил Сигва. — Ты помнишь, что сказали наши прорицатели? Они объявили, что если Белая Ласточка будет предшествовать моему войску, то поход мой будет благополучен. Так и случилось: благодаря твоему присутствию, мы избежали опасности от пондо и даже забрали весь их скот. Здесь я получил все, чего добивался, не омочив даже копья в крови, и вдобавок приобрел в лице Сиконианы нового друга и союзника. Но прорицание состояло из двух частей; во второй части было сказано, что если Белая Ласточка повернет при нас свое лицо к югу, то наше счастье изменится и мы все погибнем. Так как первая часть предсказания сбылась, то я не могу сомневаться в том, что сбудется и вторая, если ты пойдешь с нами на юг. Надеюсь, ты не потребуешь, чтобы я пренебрег указаниями духов своих предков?.. Вообще, Белая Ласточка, я готов сделать для тебя все, что только в моих силах, но брать тебя с собой назад не могу, — прибавил он тоном, не допускавшим возражений. — В таком случае, Ласточка, — сказала Сигамба, — нам остается только одно: искать убежища у моего народа, упомондванов; земли его находятся отсюда на расстоянии четырех дней пути. Но, сказать по правде, я не знаю, как нас там примут. Ведь уже двенадцать лет как я, поссорившись с ними за союз с Шакой и за то, что меня хотели выдать замуж против моего желания, ушла от них. Вместо меня там управляет мой сводный брат, рожденный от рабыни. Может быть, он не захочет принять меня, а следовательно, и тебя. Но другого выхода у нас нет, и нам нужно сделать попытку приютиться у моего народа, пока мы не найдем удобного случая возвратиться домой. — Попытаемся, — произнесла со вздохом Сузи. — Попросим Сигву, не согласится ли он, по крайней мере, проводить нас к упомондванам. Ведь они живут на западе и, наверное, примут нас хорошо, если мы явимся к ним с таким большим войском. Сигва и его советники с радостью согласились на это. Любя и почитая Сузи, они очень огорчались невозможностью взять ее с собой в свою землю. На следующее утро войско, возглавляемое Сигвой, его молодой женой, Сузи и Сигамбой направилось к горе Упомондвана. Сикониана проводил их до границы своих владений и, пожелав им благополучного пути, сердечно распростился с ними. Во время пути, пролегавшего через малонаселенные местности, ничего особенного не случилось. На пятый день утром Сигамба сказала Сузи, указывая на видневшийся впереди горизонт: — Вот, Ласточка, и моя родина. Сузи, вглядевшись в очертания и положение громадного утеса, выступавшего из-за прозрачной завесы утреннего тумана, воскликнула: — Да это именно та скала, которую я видела во сне! Вот и пять кряжей, расположенных как пальцы на руке, и та же широкая река между двумя кряжами… Только деревьев не видно. — Увидишь и деревья, когда мы подъедем ближе, — проговорила Сигамба. — Другой такой горы нигде нет, а она, из-за своего вида, напоминающего ладонь руки с распростертыми пальцами, названа «Упомондваной», т.е., «Большой Рукой»… — Удивительно меткие названия вы умеете давать предметам, — заметила Сузи. Во время этого разговора Сузи и Сигамба ехали одни впереди войска и на довольно большом расстоянии от остальных, потому что местность казалась вполне безопасной; кроме того, Сузи захотелось хоть на время избавиться от надоевшего ей топота множества животных и людей и шума следовавшего за войском громадного стада. Дорога шла через узкую лощину, мимо целого ряда высоких холмов, поросших крупными деревьями. Заметив, что войско отстало слишком далеко, Сузи предложила сойти с лошадей и посидеть на траве. Сигамба согласилась. Только наши путницы успели сойти с лошадей и усесться на небольшом пригорке, как вдруг кто-то произнес на языке боеров: — Здравствуй, Сусанна! При звуке этого голоса, раздавшегося где-то вблизи, Сузи вздрогнула и, ухватив свою спутницу за руку, испуганно прошептала: — Сигамба!.. Слышишь? Ведь это голос Пита ван-Воорена. — Да, Сусанна, ты не ошибаешься, это я, — продолжал тот же страшный голос, исходивший как будто из недр холма, у подошвы которого сидели женщины. — Боже мой!.. Он опять здесь!.. Он убьет нас!.. Сигамба, уедем скорее отсюда! — дрожащим от ужаса голосом кричала Сузи, бросаясь к своей лошади. — Напрасно ты боишься меня, Сусанна, — говорил голос невидимого Пита ван-Воорена. — Если бы я хотел убить тебя, то давно бы уже мог сделать это, но мне не смерти твоей нужна… Вот эту черную змею, которая увивается вокруг тебя, я действительно охотно отправил бы к ее праотцам… и когда-нибудь ей не миновать моих рук. Но сейчас, к сожалению, я не могу сделать этого: боюсь своим выстрелом задеть тебя… Сусанна, ты идешь просить упомондванов, чтобы они укрыли тебя от меня… О, я отлично знаю все, что ты задумала… Ты воображаешь, что я далеко? Ошибаешься! Я все время слежу за тобой, и несколько раз был так близко, что легко мог бы схватить тебя; но я понял, что мне не удалось бы далеко уехать с тобой, — вот почему и сдерживался до более удобного случая. Когда ты укроешься на неприступной горе, мне с тобой труднее будет видеться; поэтому ты должна выслушать теперь, что я хочу сказать. Конечно, если бы мне не удалось здесь поговорить с тобой, я сумел бы доставить тебе письмо… Прежде всего предупреждаю тебя, что рано или поздно, а ты будешь моей… Но это еще дело будущего. А пока вот что: твой английский подкидыш умер… Сузи отчаянно вскрикнула, услыхав это страшное известие, но Сигамба поспешила успокоить ее, шепнув: — Не верь, Ласточка! Он лжет, чтобы только помучить тебя. — Да, он умер на вторую ночь после прибытия на вашу ферму, — продолжал ван-Воорен. — Отец твой искал меня в известном тебе месте и был увезен оттуда тяжело раненным. Жив ли он еще, не знаю, потому что я сейчас же после схватки с ним отправился догонять тебя. Дорогой я узнал, что твоя мать топит свое горе в вине (вот греховодник-то! Я с роду не пила никакого вина) и тоже, наверное, скоро… Тут уже Сигамба не могла выдержать и перебила своим звенящим и насмешливым голосом: — Эх, Бычачья Голова! Прежде чем начать врать, ты бы поучился этому искусству хоть у нас, кафрских знахарок, а то уж очень у тебя нескладно выходит… Ты говоришь, что муж Ласточки умер на вторую ночь по прибытии домой, а я знаю наверное, что он был на пути к выздоровлению даже на третью ночь, и сейчас он живехонек. Господин Ян ван-Ботмар вовсе не был даже и ранен. А что касается госпожи Ботмар, то она никогда, кроме кофе, воды и молока, ничего не пила и пить не будет. Значит, все, что ты наговорил — наглая ложь, в которой, как видишь, тебя очень не трудно уличить. Убирайся же подобру-поздорову туда, откуда пришел, вылезай скорее из норы, в которую ты забрался, чтобы напугать нас, а не то вон едут наши защитники; если ты попадешь к ним в руки — будет плохо. В это время действительно приближались передние ряды войска. Когда Сигва узнал о присутствии поблизости Пита, он сейчас же приказал обыскать все холмы и прилегающую к ним местность, но найти его нигде не могли. Поэтому начальник красных кафров решил, что молодым женщинам просто послышались горные отзвуки, и они приняли их за голос Пита и даже истолковали по-своему, сообразно со своими расстроенными мыслями. Но Сузи и Сигамба знали, что они не только слышали Черного Пита, но и говорили с ним; разуверить их в этом, понятно, было трудно. На Сузи сознание близости ее злейшего врага действовало угнетающе. Хотя из всего сказанного им она поверила только тому, что он следит за ней все время и везде будет ее подстерегать, но и это приводило ее в отчаяние. Если упомондваны не примут ее с Сигамбой, то она неминуемо очутится опять во власти ван-Воорена; если же и примут, ей придется вечно сидеть в селении и не выходить из него ни на шаг, чтобы опять не попасть в руки своего упорного, неутомимого преследователя, который постоянно будет сторожить ее. Словом, куда Сузи не обращала свой взгляд — везде она видела одну темную, грозную тучу, висевшую над ее головой. Когда войско стало приближаться к утесу Упомондвана, с него спустилась толпа испуганных дикарей, явившихся узнать, что значит появление такого большого войска, между тем как прочее население горы с криками ужаса зашныряло по всем направлениям, таща на себе свое имущество и маленьких детей и угоняя подальше в горы скот. Сигва распорядился сделать остановку и послал двух человек объявить упомондванам, что он идет к ним не с войной, а с мирными намерениями и желает поговорить с начальником племени. Упомондваны, немного успокоенные, поднялись обратно на утес и вскоре возвратились назад в сопровождении двух стариков в дорогих меховых шкурах, свидетельствовавших об их знатности и почетном положении. Обменявшись с ними обычными приветствиями и пригласив сесть, Сигва объявил свое имя, а затем спросил, кто из них вождь. — Увы, — грустным голосом ответил один из стариков, — у нас сейчас нет вождя; мы находимся в большом горе и беспокойстве. Наш вождь только что умер от оспы, которая недавно свирепствовала между нами. Она убила не только нашего вождя, но и всех его детей, так что не осталось даже после него наследников. Мы вообще страдаем от гнева духов. Вы видите, наши наш кругом сожжены от засухи, и если не будет вскоре дождя, нас ожидает голод. Тогда останется только придти нашим врагам, зулусам, и покончить с нами. — Вы, наверное, чем-нибудь навлекли на себя гнев духов ваших предков, — сказал Сигва, — иначе вас не могли бы постичь сразу все эти бедствия… Кто же у вас теперь имеет законное право быть вождем? — Среди нас никого нет, — ответил старик. — А жива ли наша настоящая законная правительница, дочь нашего прежнего вождя, — нам неизвестно. Она была нашей первой знахаркой и славилась даже далеко за пределами наших владений. Имя ее Сигамба Нгенианга, потому что она с самого раннего детства любила ходить одна при луне и собирать травы, цветы и камни, которые очень скоро научилась сортировать. Когда отец ее умер, управлять нами стала она, потому что, кроме нее, остался только сын вождя, рожденный от рабыни, и, следовательно, только полузаконный… Рассказав потом, почему ушла от них Сигамба (точь-в-точь так, как говорила она сама), старик добавил: — С тех пор как она скрылась от нас неизвестно куда, дела наши пошли все хуже и хуже. Зулусы, с которыми мы кое-как заключили мир, требуют такой дани, какую мы едва в состоянии давать; оспа унесла почти половину нашего племени, не пощадив даже Кораана, нашего полузаконного вождя, занявшего место Сигамбы; засуха съела всю нашу жатву. Кроме того, мы со дня на день ожидаем появления Дингаана, вождя зулусов, противостоять которому мы теперь не можем. Увидев вас, мы и подумали, что это он идет докончить нас. Мы совершенно растерялись и решительно не знаем, что делать. — Сигамба Нгенианга и Белая Ласточка, теперь ваша очередь говорить, — обратился Сигва к молодым женщинам, которые находились посреди воинов. Сигамба, приодевшаяся на последнем ночлеге, вышла вперед, ведя за руку Сузи, поверх белого платья которой была накинута роскошная каросса из леопардовой шкуры, подаренная Сигвой. — Кто эти женщины? — спросил Сигва, обратившись опять к старикам. — О белой я могу только сказать, что она прекраснее всех женщин, которых я когда-либо видел, — ответил тот же старик. — А ее спутница… Великий Дух! Если глаза мои не обманывают меня, то это наша Сигамба Нгенианга. — Да, это действительно Сигамба Нгенианга, — сказал Сигва. — Она узнала от духов своих предков о постигших вас бедствиях и пришла помочь вам. Пусть она сама расскажет вам свою историю и историю Белой Ласточки, которая сопровождает ее. Сигамба рассказала все, что нашла нужным, о себе и о Сузи. А потом произнесла целую речь, которая дышала таким красноречием, что старики слушали ее, затаив дыхание и боясь пропустить хоть одно слово. Речь свою она закончила следующими словами: — Я вернулась к вам, жалея вас, хотя вы, оскорбив меня, и не стоили бы жалости. Но я нашла, что вы достаточно наказаны за это, и хочу помочь вам и вывести вас из вашего бедственного положения. Если вы примете меня вместе с Белой Ласточкой, с которой я поклялась никогда не разлучаться, то счастье вновь озарит вас; если же оттолкнете нас, то все погибнете от копий Дингаана. Но мы вам не навязываемся; делайте, как хотите. Нам ничего от вас не нужно; мы жили и проживем без вас, и если пришли к вам, то только потому, что желаем вам добра. Но помните, что мы будем жить у вас как начальницы, слово которых — закон, и воля священна. Если вы позволите себе хоть чем-нибудь оскорбить нас, участь ваша будет решена бесповоротно. Спросите вот у вождя красных кафров, какая власть у Белой Ласточки; он вам подтвердит мои слова. Сигва рассказал, что сделала для него Белая Ласточка, и добавил, что очень желал бы удержать ее у себя, но она не желает оставаться у него, а силой он удерживать ее не смеет. О том, что ей нельзя было возвращаться с ними, разумеется, он не сказал, чтобы не давать упомондванам повода думать, что они окажут Сузи благодеяние, если примут ее к себе. Посоветовавшись между собой, старики объявили Сузи и Сигамбе, что они признают их обеих своими начальницами и просят их управлять ими, как они найдут нужным. После этого молодые женщины простились с Сигвой, который чуть не плакал, расставаясь с ними, а войско его устроило Сузи самую восторженную прощальную овацию. Сигва приказал передать ей большую часть стада, взятого у пондо. Распростившись с красными кафрами, Сузи и Сигамба торжественно вступили в свои новые владения при радостных криках упомондванов. Вот каким образом наша дочь сделалась начальницей племени дикарей, среди которых ей пришлось пробыть два года. Между тем Ральф, совершенно оправившийся через несколько недель от своей болезни, то и дело стал пропадать из дому. Возвращался он каждый раз сам не свой и то только затем, чтобы, отдохнув день-другой, снова пуститься в путь. Он все искал скалу, которую ему показывала во сне Сузи, и ничем нельзя было убедить его, что глупо придавать такое значение снам: мало ли что пригрезится человеку, — всему так уж и верить. Дошло наконец до того, что он почти совсем перестал жить дома и говорил с нами, только когда спросишь, или ему необходимо сказать что-нибудь по домашнему делу. Большую часть времени он или ходил один по краалю, или сидел по целым часам неподвижно, где попало, сложив руки на груди и уставившись в одну точку. Положим, мне и Яну тоже было не до разговоров; но все же нам было бы легче, если бы мы не видели, как страдает наш милый сын и зять, вместо того, чтобы по-христиански покориться испытанию, ниспосланному Провидением, и стараться заняться какой-нибудь работой, как делали мы с Яном. Это облегчает горе и душевные страдания. После бесплодных поисков нашей дочери, Ян во время болезни Ральфа разослал всем соседним боерам письма. В этих письмах он изложил все обстоятельства и просил немедленно собраться к нему с вооруженными людьми, сколько кто сможет набрать, чтобы помочь ему выручить свою дочь из рук Черного Пита и проучить его за все совершенные им злодеяния. Боеры собрались к нам на третий день после получения приглашения и привели с собой множество людей, так что когда присоединился к ним Ян с нашими людьми, то получилась настоящая армия, прокормить которую, кстати сказать, стоило нам очень недешево. Боеры обыскали, как говорится, все норки, где можно было бы напасть на следы Пита, но все напрасно: Пит, а с ним вместе и Сузи, точно в воду канули. О красных кафрах никто не подумал, потому что никак не могли предположить, чтобы две женщины в сопровождении только одного слуги были в состоянии забраться так далеко. Проискав целую неделю, боеры решили, что Сузи погибла, а сам Пит куда-нибудь скрылся, чтобы избежать правосудия, и разъехались по своим фермам. Описывать наше горе не буду — слишком уж тяжело вспоминать об этом. Скажу только, что нет-нет, да и промелькнет у нас надежда, что Сузи жива и где-нибудь скрывается до поры до времени и мы опять увидим ее. Я основывала свою надежду на каком-то предчувствии, а Ян — на том фокусе, который показывала ему Сигамба ночью, накануне свадьбы Сузи. Впрочем, эта надежда посещала нас изредка. Вообще же мы с Яном были убеждены, что Сузи потеряна для нас навсегда, и постоянно упрекали друг друга, что своей ложью о Ральфе мы накликали такое горе. А что касается Ральфа, — становившегося, кстати сказать, с каждым днем все более и более похожим на того английского лорда, который был у меня, так что мне даже неловко было называть его сыном, — то он упорно стоял на том, что если бы ему удалось узнать, где находится гора, похожая на большую руку, он нашел бы Сузи. Он положительно сходил с ума. В конце концов, он начал говорить о том, что уедет надолго и не вернется до тех пор, пока не разыщет Сузи или не погибнет сам. Как раз в это время нас то и дело стали беспокоить дикари своими набегами. Должно быть, их науськивал на нас ван-Воорен, действовавший откуда-нибудь издалека. Раз они даже целые три дня держали нас в осаде, зажгли было наш дом, убили нескольких наших людей и заставили откупиться большой суммой и несколькими сотнями голов скота. Уходя от нас, они угрожали, что явятся опять, когда будут нуждаться в чем-нибудь. Это наконец надоело Яну. Он видел, что с ними будет трудно бороться, раз ими руководит Черный Пит, как он случайно узнал. Ввиду этого, он стал придумывать, как бы отделаться раз и навсегда от этих набегов, разорявших нас. Однажды вечером, когда мы только что поужинали и я убирала со стола, Ян вдруг стукнул кулаком по столу и крикнул: — Решено! Переселяемся! Я даже нашел место, куда можно будет переселиться из этого проклятого края, где нас постигло столько бед. Ральф, все время сидевший молча, уткнувшись в свою тарелку, которая весь ужин оставалась у него пустой, поднял глаза на Яна и коротко спросил: — А где это место? — На севере, — ответил мой муж. — Отлично, отец. Я именно туда и собирался ехать. Я обыскал юг, восток и запад и только на севере еще не был. Там я найду Сузи. Я тоже была не прочь покинуть место, где нас поразило такое горе, и потому не противоречила мужу. Таким образом, наше переселение на север было решено. |
||
|