4

Не было причин горевать по поводу разрушенной перегородки — база так и так доживала свои последние дни — и даже испорченных запчастей. Но вот потеря двигателя… Арлин осыпала меня проклятьями, но я их не слышал — так звенело в ушах. Мы еще счастливо отделались. Попади этот живчик в бак с горючим, нам был бы каюк. 

— Признайся, Флинн Таггарт, какую чертовщину ты сотворил с бедными монашками? — спросила Арлин, бросив на меня мрачный взгляд после того, как мы погасили огонь и собрали остатки двигателя.

— Могла бы выбирать выражения после всего, что выпало на нашу долю!

Мм оба стали немного дергаными, обходясь почти без сна — что такое четыре часа в сутки да еще по очереди. Однако нас больше не пытались прикончить пауки, бесы не швырялись гаечными ключами и никакие князья ада не устраивали пожаров похуже того, что мы только что затушили. Мы чувствовали себя почти на отдыхе.

Ну хорошо, объясняю подробнее: бесами мы окрестили коричневых пришельцев, чья дубленая кожа вся была утыкана колючками и которые забрасывали нас комками пылающей слизи. Князь ада выглядел как обыкновенный «дьявол» из моего многострадального детства в католической школе — красное тело, козлиные ноги, рога; они тоже швыряли какую-то гадость, разившую наповал. Мы сильно подозревали, что пришельцы — продукт генной инженерии, уж слишком точно в них воплощались человеческие представления о зле.

Поубивали мы также прорву демонов, которых называли «розовыми» или хрюкалами — это были огромные, розовые, щетинистые твари, совершенно безмозглые, зато с сумасшедшим количеством клыков. Кроме того, нам пришлось сражаться с летающими металлическими черепами на крошечных реактивных двигателях, невидимыми привидениями и целой армией зомби — душа изболелась, пока мы с ними расправлялись, ведь очень часто это были наши товарищи по оружию, переделанные в живых мертвецов.

Но самым кошмарным монстром из всех оказался паровой демон — пятиметровое механическое чудище с целым складом снарядов за спиной и пусковой установкой вместо руки. Когда он передвигался, содрогалась земля и грохот стоял, как от локомотива.

Однако все это вместе взятое не шло ни в какое сравнение с тем, что Арлин вдруг полностью переменила позицию насчет ракеты.

— Прости, что не верила тебе, — сказала она. — Теперь я вижу, что ракету можно построить. Но теперь сомнения точили меня.

— Мы все рассчитали, А.С., проверили и перепроверили. Как же так получилось, что двигатель вышел настолько мощнее, чем мы думали?

— Потому что, очевидно, показатели в руководстве намеренно занижены, — с улыбкой объяснила Арлин, — скорее всего в целях безопасности.

— Значит, все наши подсчеты — полная ерунда. И как же ты собираешься взлететь на этой штуковине?

— Еще не построили той ракеты, на которой я не смогла бы взлететь, — не слишком уверенно ответила моя подруга.

— Гм… но ведь эту ракету тоже не построили, правда?

— Не глупи, Флай! Ты знаешь, что я имею в виду. Если ты ее построишь, я взлечу, клянусь тебе!

— Гм…

Я не знал, что и сказать, потому что совершенно не представлял, такой ли Арлин летчик-ас, как ей кажется. Мы в воздушно-десантных частях почти не имели дела с ракетами. Но теперь, когда она поверила, нас уже ничто не могло остановить.

Нашлись еще запчасти, и мы сварганили нечто, на восемьдесят процентов отвечающее цели. Доводить изобретение до совершенства времени не было. Воздух становился все более разреженным, и температура падала. Трещина в куполе наконец давала о себе знать.

Давление снижалось совсем понемногу, и мы этого почти не замечали, если не считать того, что я задыхался, взбираясь по лестнице, а Арлин, подав тяжелую деталь, каждый раз устраивала передышку.

Через несколько дней я поймал себя на том, что мои мысли блуждают в самый разгар работы. Я заставил себя сосредоточиться, но через мгновение опять отвлекся.

У Арлин лучше получалось сосредоточиваться. Может, потому что она была меньше, ей не требовалось такого парциального давления, как мне. Но мы оба начинали изрядно подмерзать.

Увидев, что Арлин дрожит во время работы, я заставил ее натянуть пару свитеров и сам сделал то же самое. Мы ходили в перчатках, я, правда, снимал их, когда они мешали. Тогда руки превращались в ледышки, и я натягивал их снова, чтобы согреться, прежде чем опять приступить к соединению тончайших проводков, подводящих энергию к плазменным шарикам.

Вдруг раздался истошный трезвон барометрического датчика. Мы с Арлин обеспокоенно переглянулись — второго предупреждения не требовалось. Пора было переходить на кислород. Мы решили пользоваться одной бутылкой, стараясь ограничиться несколькими глотками воздуха в час, и позволяли себе дополнительную дозу, только когда совсем тупели или начинала кружиться голова.

Дело в том, что кислорода у нас было в обрез. И хотя дядюшка Шугар зарядил бутылки по максимуму, даже при экономном расходовании их хватило бы ненадолго. Имелись еще бутылки, но их мы приберегали для топливной смеси.

Естественно, с падением давления приходилось прикладываться к бутылке все чаще — хотя, как ни странно, теперь оно падало медленнее, поскольку не стало силы, выталкивающей воздух наружу.

Мы растягивали запасы кислорода, как могли, но он все равно кончился, когда оставалась еще куча недоделанной работы. До службы в армии я хорошо походил по горам в родном Колорадо, поэтому теперь давал Арлин советы, как следует вести себя в разреженной атмосфере.

— Не дыши глубоко, — поучал я. — Больше отдыхай и говори только в случае необходимости.

Работа, однако, продолжала требовать физического напряжения. Чтобы справиться с одышкой, приходилось то и дело прерываться. Мы быстро уставали и нуждались в хорошем сне, но по-прежнему не позволяли себе спать больше четырех часов. Спи мы дольше, конец работы отодвинулся бы еще на какое-то время.

Низкое давление — коварная штука. С одной стороны, оно имеет вполне очевидные последствия — слабость, затрудненное дыхание и охлаждение организма. Но есть и другие симптомы, о которых не сразу догадаешься: это звон в ушах, ухудшение слуха (в разреженном воздухе звуки слегка приглушены), а самое страшное — нелады с головой. Человеческий мозг рассчитан на определенное атмосферное давление, и, если оно слишком высокое или слишком низкое, с людьми могут твориться разные странности.

У Арлин, например, начались галлюцинации.

— Тыква! — выпалила она вдруг, разбудив меня через два часа вместо полагающихся четырех.

Схватив пулемет, она дала очередь прямо над моей головой, так что моя бедная черепушка аж задрожала.

«Тыквами» мы называли летающие головы пришельцев — скорее всего механически управляемые и совершенно отвратительные, — которые извергали маленькие шаровые молнии, способные испепелить за пятьдесят шагов. Я сорвался со стола, служившего кроватью, и понял, что отдыху конец — пришельцы нас обнаружили!

Но упав на колени с винтовкой наготове, я увидел только дыру в стене, оставшуюся после бурных испытаний неделю назад.

Арлин понеслась по коридору, паля направо и налево — неизвестно в кого. Однако проклятущим демонам прыти не занимать! Так что не было причин сомневаться в моей подружке. Словом, я присоединился к ней, готовый начать сначала то, что мы уже бесчетное количество раз проделывали на Фобосе, Деймосе и в гиперпространственном туннеле.

Но тут Арлин помчалась прямо на перегородку, будто ее и не было, и у меня мелькнула мысль, что с ней не все в порядке.

Ударившись, она рухнула на пол, но мне было не до нее — первым делом требовалось догнать тыкву.

Потерев кулаком глаза, чтобы прогнать остатки сна, я бросился стремглав по коридору, вертя туда-сюда головой. Я не стрелял, но был готов к встрече с врагом. На секунду мне померещилось, как мимо проплыло что-то круглое, и я чуть не выстрелил, но оказалось, что это всего-навсего моя собственная тень, таковы каверзы периферийного зрения.

Добежав до тупика в конце коридора, я бесповоротно убедился, что никакой тыквы нет.

Я на мгновение остановился, тщетно пытаясь наполнить несуществующим воздухом пылающие легкие. Потом вернулся к Арлин, которая со стоном приходила в себя.

— Послушай, дружище… — через силу произнес я, — не хочется говорить пакости, но придется отобрать у тебя оружие. Арлин непонимающе уставилась на меня.

— Никаких тыкв нет, — объяснил я. — Это у тебя галлюцинации от низкого давления.

— О, Господи…

Она все поняла. И с грустью отдала мне свой пулемет и автоматический пистолет АБ-10.

На душе кошки скребли. Нет ничего хуже, чем лишить пехотинца оружия. Все равно, что приравнять его к жалкому штафирке. К тому же Арлин расстроилась из-за галлюцинаций.

Она шла и плакала, пока мы не торопясь возвращались в сборочный цех, то есть ангар. Я никогда раньше не видел, чтобы Арлин плакала. Кроме того раза, когда ей пришлось убить «переделанное», реанимированное тело бывшего возлюбленного, Додда.

— Слушай, — предложил я через пару часов, — а почему бы нам не подвергнуть электролизу воду и не получить таким образом кислород?

Арлин немного помолчала, шевеля губами.

— Можно, — согласилась она, — но мы получим всего несколько глотков с каждого литра, а ведь вода нам тоже нужна, Флай.

— Черт! — в сердцах воскликнул я, в который раз пожалев, что плохо разбираюсь в технике.

Я дал себе зарок поступить учиться, когда мы вернемся домой, если только «дом» еще существует.

Мне начали сниться кошмары, поэтому я был не прочь еще урезать полагающуюся норму сна. Кошмар, собственно, был всегда один и тот же. В детстве я очень любил аттракцион «американские горки». Мне казалось, что это вроде как полет. Я жил всего в пяти милях от одной такой стоящей на отшибе деревянной громадины и считал, что ничего лучше не придумаешь, пока рядом не построили металлическую супергорку, чей желоб закручивался в целых восемь завитков.

Старой горки я никогда не боялся. Имея богатый опыт в свои десять лет, я отважно залезал в сани, и, когда они доползали до верха и горизонт уходил куда-то влево, я представлял себя космонавтом, стоящим на краю планеты. Когда сани переваливали через вершину и ухали вниз, для меня было делом чести не притрагиваться к защитной перекладине. Я был слишком взрослым для этого!

Меня всегда занимало, как устроены вещи и как они работают. Поэтому я стал расспрашивать про новую горку. Служащий парка по незнанию наплел какой-то ерунды, которую не следовало говорить, — что возникающая при спуске сила может сломать человеку шею, что вспомогательная цепь, придающая саням ускорение, испытывает из-за того, что горка петляет целых восемь раз, страшные перегрузки.

Готовясь к неведомому спуску, я думал о том, что узнал. Мне было невдомек, что эти враки сочинены только для того, чтобы произвести впечатление на десятилетнего пацана.

На первом витке я волновался, как бы центробежная сила не сломала мне шею; на втором витке появилось опасение, что сейчас меня выбросит из саней; на третьем витке я почувствовал, что проклятая цепь вот-вот оборвется; четвертый виток ознаменовался тем, что мои бедные кишки завязались узлом и покрылись язвами. А потом меня просто вырвало — не самое приятное, что может произойти, когда ты вверх тормашками.

Интересно, приходило ли в голову служителю-недоумку, какие муки вызвали его бредни?

Повзрослев, я стал понимать, что истинное знание освобождает от страха. Сила на твоей стороне. Ты весь сосредоточен на работе. Не хочется провалить дело. Детская травма забылась… и вновь дала о себе знать здесь, на Деймосе, когда я пытался заснуть. Вместо того, чтобы отдыхать, я оказывался во власти изворачивающегося стального монстра, только теперь мне чудилось, что у него руки и ноги парового демона. Когда это создание с шумом надвигалось и поднимало руку-ракету — я просыпался и таким образом лишался даже удовольствия сразиться или умереть.

Однако что глупые сны! Мне еще повезло по сравнению с Арлин.

Я понял, что дело плохо, когда разбудил ее и она не мигая, слепо уставилась на меня. Вне всяких сомнений она продолжала спать. Я где-то читал, что человека опасно выводить из транса. Медицинского диплома не требовалось, чтобы понять, что Арлин покинула меня ради Страны сомнамбул.

Терять время на поиски соответствующей литературы я не мог. Быстрый осмотр аптечки обогатил меня лишь сводом законов, который был втиснут между хирургическими бинтами и антибиотиками. Я чуть не расхохотался. Статьи о врачебной небрежности проделали путь до спутника Марса, а теперь — через гиперпространство — возвращались на Землю!

Однако мне стало не до смеха, когда я увидел Арлин. Она расхаживала во сне, размахивая перед собой руками, и кричала несуществующим призракам:

— Убирайтесь! Я тебя не брошу. Я останусь с тобой, обязательно останусь!