"Обратная сторона времени" - читать интересную книгу автора (Гуляковский Евгений)

ГЛАВА 2

Сергей стоял на каменных ступенях пешеходного перехода, ведущего к мосту через Москву-реку. Утро было холодным, ветреным и дождливым. Типичное утро для едва начавшего просыпаться огромного мегаполиса.

Час назад Сергей закинул в воду пару поплавковых удочек и теперь ждал поклевки. Клевало редко, но зато четыре окуня, которых он успел выловить за это утро, были на редкость крупными и жирными.

Вот только внешний вид рыб не вызывал желания поскорее бросить их на сковородку. Почти вся чешуя отвалилась, жабры вздулись, на коже кое-где проступали крупные язвы. Отрава, пропитавшая московские реки, сделала этих рыб несъедобными, но Сергея интересовала не столько добыча, сколько сам процесс. И не его одного.

Слева, уже под самим мостом, расположился со своим хозяйством его недавний знакомый Алексей Поливанов, угловатый парень лет тридцати, в замызганной куртке с выпиравшей из нее накачанной фигурой. Год назад он потерял работу в каких-то силовых органах, о которых даже сейчас предпочитал говорить намеками и только шепотом, потом прибился к охранной фирме, ввязался в финансовую аферу со знаменитой пирамидой «МММ», в результате которой потерял все.

Чтобы рассчитаться с долгами, ему пришлось продать даже квартиру — единственное свое достояние.

Теперь он жил неподалеку, в каких-то подсобных помещениях Калитниковского моста, и, чтобы проникнуть туда, каждый вечер ему приходилось спускаться в канализационный люк. Пару раз он приглашал Сергея посетить свое новое жилище, но тот так и не рискнул совершить подземное путешествие. Связывало его с этим человеком немногое — разве что страсть к рыбалке. Когда утренний клев заканчивался, они встречались под мостом и сравнивали улов.

Это придавало их бессмысленному занятию какую-то спортивную окраску.

Через пару часов, когда основной поток транспорта ринется через Калитниковский мост, доставляя москвичей к местам их дневного пребывания, Сергей спустится под мост, сравнит свою добычу с уловом Алексея и выбросит всю рыбу обратно в реку. Таков ежедневный ритуал, который они совершали вот уже второй месяц, с тех пор как Сергей потерял место последней работы в институте, где был одновременно и аспирантом, и младшим научным сотрудником.

Институт, в котором он работал, тихо и незаметно скончался, как и большинство научных учреждений столицы, на которые неожиданно набросили рыночную удавку, полностью лишив их государственных субсидий. Лишь немногие предприятия располагали собственной производственной базой, способной хоть как-то поддержать на плаву тонущий научный корабль, выпуская вместо высокоточных приборов поддельные «фирменные» телефоны и прочее рыночное барахло.

Институт Сергея подобной базой не располагал. Некоторое время он еще держался, сдавая помещения своих лабораторий и аудиторий под рестораны и склады расплодившимся торговым фирмам, но очень скоро сотрудники обнаружили, что эти помещения, после ряда несложных махинаций, перешли в собственность снимавших их фирм. Денег на зарплату оставалось все меньше, и после очередного сокращения штатов Сергей оказался на улице.

К счастью, он вовремя приватизировал свою небольшую двухкомнатную квартиру, которую ему милостиво оставила бывшая супруга, нашедшая себе более перспективного спутника жизни, и теперь хотя бы с жильем, в отличие от Алексея, у него не было проблем.

Без особых размышлений Сергей устроился на работу дворником в доме, в котором жил, нимало не заботясь о том, что о нем подумают соседи. Работа на свежем воздухе его устраивала, к тому же она оставляла достаточно свободного времени, которое он и тратил на свое любимое и такое же бессмысленное, как вся его несложившаяся жизнь, занятие.

Клев определенно закончился. Сергей шестым чувством опытного рыбака давно определил, что погода портится, вот-вот должен был начаться дождь. В воздухе разлилась некая невидимая, тайная угроза, словно этот дождь должен был принести с собой не только загрязненную окислами азота и свинца воду, но что-то еще более страшное…

Решив, что дальше на открытом месте стоять не стоит, он начал сматывать удочки и, покончив с этим нехитрым занятием, направился к Алексею.

Здесь мост, по крайней мере, закрывал их от нудного мелкого дождя, который начался сразу, едва Сергей покинул свое привычное место на лестнице, словно специально ждал этого момента.

Против обыкновения, Алексей даже не поинтересовался его уловом. Сегодня он был хмур и неразговорчив, то и дело, забыв про поклевку, принимаясь рассматривать кусок запятнанного крупными черными тучами неба, проглядывавшего между арками моста. Стараясь не обращать внимания на необычное поведение своего знакомого, Сергей сказал, рассматривая улов, плескавшийся в его садке:

— Сегодня у тебя больше окуней и рыба крупнее. Ты на мотыля ловил?

— Мотыль кончился. Я теперь опарыша развожу.

— Где же ты его разводишь?

— Где живу, там и развожу. — Алексей явно не был сегодня расположен поддерживать разговор на такую привычную для обоих тему, и Сергей, неожиданно для себя самого, спросил:

— Ты тоже это чувствуешь?

— Что именно?

— Угрозу. Что-то надвигается на нас, что-то гораздо худшее, чем этот проклятый дождь.

— Я постоянно это чувствую. Каждый раз, когда забираю из мусорного ящика выброшенные кем-то газеты. Вчера, например, мэрия приняла постановление, запрещающее рыбалку в Москве-реке. Они, видите ли, заботятся о здоровье москвичей. Проклятые чинуши! Вместо того чтобы вычистить реку, они запрещают к ней подходить.

— Чистить реку бессмысленно. Виноваты промышленные стоки.

— Так почему же они смотрят сквозь пальцы на то, как заводы губят здесь все живое?

— Деньги, брат. Везде все решают деньги. Очистители стоят дорого, гораздо дешевле откупиться от городских властей взятками.

— От нас им не откупиться.

— Мы для них мусор, мусор на воде — не более того. — Сергей остановился, не закончив фразу, потому что вновь почувствовал приближение того ледяного холода, который в первый раз ощутил еще наверху, перед самым началом дождя. Неожиданно на обоих друзей обрушился беззвучный удар.

Казалось, на город опустился невидимый молот, и оба, не сговариваясь, не понимая еще, что произошло, бросились к лестнице, забыв о своих удочках.

Тучи над городом медленно закручивались в спираль, словно небо собиралось завернуть их в смерч, американское торнадо, еще одно заокеанское бедствие, которого отродясь не видели в Москве.

— Похоже, начинается буря! Я заберу твои удочки. Давай в метро, здесь недалеко.

— А как же ты?

— Меня в моем подземелье не достанет никакая буря.

Дождь, до сих пор едва накрапывавший, словно желая подтвердить слова Алексея, хлынул неудержимым потоком, и пока Сергей перебегал улицу, он промок до нитки.

Станция оказалась неожиданно пустынной, обычно в этот час у касс всегда толпился народ… Что-то все же произошло, что-то более значительное, чем эта странная буря и непривычный утренний ливень.

Даже сквозь бетонные стены и многометровый слой земли, отделявшие его теперь от неба, он чувствовал огромную прореху, образовавшуюся над Москвой. Он не знал ей названия, но есть бедствия настолько значительные и явные, что они не нуждаются даже в названии…

Сергей стоял у самого края платформы метрополитена. Был обычный час пик обычного трудового дня, который почему-то все никак не мог начаться. Но вот что-то сдвинулось с места, словно кто-то наконец отпустил пружину гигантских невидимых часов.

На платформу сплошным потоком двинулись спешащие на работу люди. И, как это иногда бывает в метро, Сергей никого не видел, лишь спиной ощущая жаркое дыхание и движение толпы. Он почему-то боялся обернуться, словно ждал, что знакомая станция метрополитена за его спиной исчезнет, растворится в ядовитом тумане, хлынувшем на город из распоротой в небе дыры.

С грохотом подошел поезд. Сергею повезло: дверь вагона оказалась напротив него, и как только она распахнулась, он механически, не раздумывая, шагнул внутрь.

Почти сразу же дверь за его спиной с мягким шипением захлопнулась, и лишь после этого он понял, что очутился один в совершенно пустом вагоне.

В первую секунду он растерялся, но почти сразу успокоил себя. Поезд, скорей всего, шел в депо. Странно, конечно, что он не увидел сигнала, запрещающего посадку, к тому же, насколько он помнил, в таких случаях кондуктор обязательно проверяет вагоны, а по радио несколько раз предупреждают о том, что посадки на поезд не будет…

Как бы там ни было, теперь придется ждать станцию… только неизвестно, какую. Выгрузившие пассажиров поезда, направляемые в депо, как правило, не останавливались.

За окном мелькнули сполохи платформенных огней, но сердитое гудение моторов под полом вагона лишь перешло на новую басовитую ноту. Не замедлив скорости, поезд промчался сквозь следующую станцию, подтвердив худшие опасения Сергея. Остановок больше не будет.

Самым непонятным во всей этой истории было то, что в вагон вошел он один. На перроне, за его спиной, стояли нетерпеливые, спешащие на работу люди, и все же в этот поезд ухитрился войти только он.

Правда, двери сразу же закрылись, как только он переступил порог, но не настолько же быстро, чтобы вслед за ним не успел проскользнуть ни один человек. Наверно, все же был какой-то сигнал, оповещающий о том, что посадка отменена, сигнал, которого не заметит только он.

Это предположение хоть как-то объясняло нелепую и странную ситуацию, в которой он теперь очутился. Сергей прижался лбом к стеклу двери, стараясь рассмотреть название очередной станции, но поезд шел так быстро, что это ему не удалось.

За окном все слилось в сплошную размытую ленту, а грохот колес на стыках превратился в рокочущий гул. Скорость была слишком велика для обычного поезда. В конце концов Сергей вынужден был признать, что она слишком велика вообще для всякого поезда. И едва эта мысль проникла в сознание, он почувствовал у себя на спине холодные, липкие пальцы страха.

Посторонний звук, идущий изнутри вагона и не имеющий отношения к движению, поддержал этот страх. Сергей резко обернулся. На противоположной стороне вагона, у двери, спиной к нему, стоял мальчик. Сергей мог бы поклясться, что, когда он вошел в вагон, здесь никого не было. Вагон был пуст, абсолютно пуст, и вот теперь этот мальчик… Поезд ни на секунду не замедлял ход, как здесь очутился ребенок?

Он не мог его не заметить! Ведь именно полное отсутствие людей внутри вагона так поразило Сергея в первый момент.

Конечно, есть дверь, соединяющая вагоны, у машиниста должен быть от нее ключ… Но при чем тут этот мальчик? Сергей пытался успокоить себя, но не верил ни одному слову, услужливо подсунутому сознанием, потому что знал теперь совершенно точно — происходящее с ним вышло за рамки повседневности. Вырвалось из цепи будничных и обязательных событий и теперь летит куда-то в тартарары, вместе с этим чертовым поездом и с ним самим…

Стараясь унять бешеный стук сердца, Сергей несколько секунд молча разглядывал спину своего нежданного попутчика.

Мальчик как мальчик, ничего в нем не было необычного. В нейлоновой курточке, в потертых штанах, в ботинках на желтой микропорке… Разве что большая яркая коробка у него в руках выглядела немного странно, возможно, потому, что казалась слишком нарядной для этого летевшего в никуда поезда.

Как и большинство детей, этот неизвестно откуда появившийся мальчик не мог долго оставаться неподвижным. Он притоптывал ногой в такт движению, постукивал по стеклу и неожиданно, на какую-то долю секунды, обернулся.

Почти сразу же мальчишка принял прежнюю позу, неподвижно и равнодушно уткнувшись в стекло вагонной двери, обращенное в грохочущую мрачную черноту туннеля.

Но и этого краткого мгновения оказалось достаточно, чтобы страх, добравшийся до самого сердца Сергея, превратился в настоящий безмерный ужас, потому что он узнал этого мальчишку и с безжалостной, безоговорочной определенностью понял, что его не может быть в этом вагоне.

Казалось, немыслимая ситуация, странное молчание двух людей в пустом вагоне под грохот колес несущегося в неизвестность поезда длятся бесконечно. Казалось, само время застыло, остановилось в некой тягучей неопределенности. Сергею показалось, что теперь он вспоминает и этот вагон… Пестрый плакат на противоположной стене… Вот уже лет двадцать в метро не вешают таких плакатов… Царапину на соседнем сиденье, грязный, затоптанный пол, брызги извести на стекле у себя за спиной… Теперь, наконец, он увидел этот вагон весь, целиком, таким, каким тот был двадцать лет тому назад. Вагон у него на глазах продолжал изменяться, следуя за изгибами его памяти, приобретая все более неопрятный и угрожающий вид.

Словно где-то, в неведомой Сергею части мира, хранился в неприкосновенности кусочек его далекого прошлого, словно кто-то заморозил и остановил время в этом вагоне, специально для того, чтобы двадцать лет спустя он, Сергей Трофимов, подававший надежды молодой аспирант, ставший московским дворником, сумел вновь заглянуть в тот миг своего прошлого, когда он навсегда расстался со своим лучшим другом из такого далекого теперь детства.

После этого в жизни было немало встреч, немало легких прощаний, немало людей мелькнуло и ушло из его жизни, не оставив в ней заметного следа.

И может быть, поэтому ему никогда не удавалось забыть самую первую горькую ссору своего детства.

Свистел воздух в туннеле, раскачивался вагон, грохоча на стыках рельс своими стальными колесами, все так же мелькали за окнами текучие расплывчатые огни станций. Казалось, ничто уже не сможет остановить или замедлить безостановочный бег свихнувшегося поезда.

У Сергея перехватило дыхание, как это бывает во сне, когда человек падает в пропасть, летит вниз и не может остановиться. Кажется, еще секунда, удар, и все кончится, но мгновения растягиваются, как длинные резиновые ленты, нет ни остановки, ни удара…

Но вот мальчик из его далекого детства наконец обернулся.

Едва Сергей поймал взгляд его светлых глаз, как сразу же вспомнил все мельчайшие детали замороженного в поезде дня.

Дождь на улице, конец уроков, они с Павлом идут к остановке метро. И не у Павла в руках, а У него была тогда вот эта самая коробка, такая большая и яркая…

Почему-то невозможно вспомнить рисунок на ее крышке, но зато все остальное выстраивалось в четкую безжалостную картину…

В коробке лежала «Игра номер два». Так шутливо и с гордостью называли они этот лучший в те годы конструктор. «Как он ему достался?..» Впрочем, это неважно, а важно, что у Павла через неделю должны были состояться городские соревнования по моделизму, его модель не готова, потому что не удалось найти нужные детали, и они были у него вот в этой коробке.

В тот день он отказал Павлу в просьбе, хотя его собственная модель была давно закончена. Это и стало причиной ссоры. «Все-таки, значит, была причина»…

Сегодня он ее вспомнил, впервые за долгие годы, и даже знал теперь, почему он так поступил.

Павел занял бы на соревнованиях первое место, если бы успел закончить свою модель в срок. Сергей завидовал ему тогда, хотя и не мог признаться в этом даже самому себе. Это сейчас он понимал все до конца, а тогда он отказал другу в просьбе, не поделился с ним недостающими деталями, даже не задумываясь о том, почему так поступил.

Жаркая краска стыда за тот, двадцатилетней давности мальчишеский проступок залила его лицо, и с безжалостной ясностью он вдруг понял, как и почему, много позже, растерял и остальных настоящих друзей.

Как постепенно образовался вокруг него холодный замораживающий вакуум, заполненный делами, нужными людьми, погоней за успехами, не приносящими особой радости… И если бы не обрушившийся на страну ураган беспредела, поломавший многие судьбы, он так и остался бы внутри этого временного потока, несущегося в пустоту.

А поезд все мчался сквозь бесконечную ночь туннеля, разрывая его тишину своими железными колесами, словно неведомый маятник отсчитывал стальные мгновения.

Вдруг Павел вновь отвернулся от вагонной двери и, не глядя на него, тихо сказал куда-то в сторону:

— Тебе пора выходить, Сережа. Сейчас твоя остановка.

И он, беспрекословно подчинившись этому тихому голосу, не возражая и ни о чем не спрашивая, побрел к двери.

Поезд сразу же замедлил ход. Мелькнула линия перрона. Открылись двери. На секунду он увидел перед собой застывшие, неподвижные лица пассажиров, стоявших на платформе в ожидании поезда.

Но, прежде чем Сергей успел сделать шаг наружу, прежде чем беззвучно и навсегда захлопнулись за ним пневматические двери поезда, пришедшего из далекого детства, чья-то маленькая теплая ладошка нашла его руку, и тот же тихий голос произнес:

«Я рад, что ты все понял. А это возьми на память». И в руках Сергея очутилась тяжелая коробка «Игры номер два».

Он стоял на заполненном людьми перроне той же самой станции, с которой совсем недавно уехал в пустом вагоне сумасшедшего поезда, промчавшегося сквозь время.

«Круг завершен, поезд вернулся на то же место». — Это была его первая после возвращения мысль.

И сразу же зашумели, задвигались люди вокруг, ожили человеческие лица, словно кто-то неведомый тронул стрелки остановленных часов. С грохотом подошел поезд. Обычный поезд московской подземки.

Сергей перевел дыхание и вместе со всеми вошел в вагон.