"Чужая планета" - читать интересную книгу автора (Гуляковский Евгений)

Глава 2

Я стоял в нескольких метрах от корпуса корабля и наблюдал за тем, как в ослепительном свете прожекторов разворачивается стандартная операция, обязательная при посадке корабля на неисследованной планете. Следовало считать планету опасной для людей до тех пор, пока не будут получены данные, опровергающие эту установку, но у меня имелись все основания полагать, что такие данные не будут получены никогда.

У экипажа не было времени на изучение чужой планеты, да эта задача и не могла стоять перед коммерческим грузовым кораблем. Если мы сумеем отремонтировать «Алькар» и нам удастся благополучно взлететь и уйти в оверсайд на отремонтированных в походных условиях двигателях, если, наконец, удастся благополучно добраться до базы, мы сообщим координаты открытой нами планеты Координационному Комитету Звездоплавания, и тогда, в том случае, если ученые комитета посчитают эту, укрытую вечной тьмой, планету достойной изучения, – сюда направят исследовательский звездолет, оснащенный всем необходимым.

Только вряд ли это случится – ежегодно открывались десятки мертвых, непригодных для жизни планет, а каждая исследовательская экспедиция требовала огромных средств.

Разве что Каринин окажется прав и мы найдем здесь бесценный скандий – единственный металл, способный укрепить внутреннюю поверхность плазменных двигателей корабля до такой степени, чтобы они могли выдерживать звездные температуры. Но это вряд ли. Даже если он здесь есть – ни один человек не сможет покинуть небольшую площадку вокруг корабля, закрытую защитным полем.

Два десятилетия полетов, прошедших с тех пор, как был открыт оверсайд, сделавший доступными далекие звезды, научили людей осторожности.

Планеты, подобные этой, имеющие кислородную атмосферу, воду и тепло – три главных фактора, необходимых для возникновения жизни, были особенно опасны. И я с сожалением думал о том, что люди, мечтавшие о контактах с иным разумом, были обречены смотреть на чужие миры через ограду защитных полей или сквозь кварцевые стекла скафандров высшей защиты.

Словно бросая вызов этой досадной необходимости, я сделал несколько шагов в сторону от освещенной ремонтной площадки до тех пор, пока не ощутил на тонкой пленке защитного костюма предостерегающего потрескивания и вязкого давления невидимого поля.

До ближайших скал, кольцом окружавших кратер, в котором стоял «Алькар», было около километра. Но их контуры едва угадывались в мутной багровой тьме, заменившей небо на этой планете. Ядерная реакция синтеза в верхних слоях атмосферы давала достаточно тепла и инфракрасного света, для того чтобы здесь могли образоваться растения. Метрах в десяти от того места, где я стоял, в свете нашлемного фонаря можно было увидеть распластавшиеся по камням лепешки огромных листьев непривычного синеватого цвета со светлыми прожилками, напоминавшими вены.

Растения, увенчанные раскинутыми в стороны чашелистиками метровых цветов, производили неприятное, давящее впечатление, как, впрочем, и все остальное на этой слишком чужой для человека планете.

Я переключил оптику своего скафандра на инфракрасный. Тьма исчезла, но это не принесло облегчения. Далекое кольцо скал приблизилось, однако теперь пейзаж потерял цвет и стал совершенно безжизненным. Если бы я мог хотя бы вдохнуть здешний воздух, вполне, между прочим, пригодный для дыхания, насыщенный кислородом даже больше, чем воздух моей родной планеты, но, увы, об этом можно было только мечтать.

Анализы показали наличие бактериальной фауны. Чужие белки могли стать смертельно опасными для человека, хотя в большинстве случаев оказывались нейтральными, неспособными причинить вред чуждому для них организму. Зато, если уж они оказывались агрессивными по отношению к человеку, ничто не могло остановить их разрушительную атаку. Иммунная система была совершенно беспомощна перед вторжением неизвестных ей инородных микроорганизмов. И, как правило, на эти крошечные существа не оказывали никакого воздействия земные антибиотики. Поэтому все, что мне оставалось, это смотреть на далекие смутные очертания скал, рисуя в своем воображении сказочные замки, расположенные на их вершинах.

Было, правда, в воздухе и кое-что иное... Анализы показали повышенное содержание метана, непонятно откуда взявшегося в атмосфере этой сухой планеты.

– Что вы там застыли столбом, Крайнев? В чем дело? Работы в вашем секторе уже отстали от графика! – Голос капитана, неожиданно раздавшийся в наушниках, вернул меня к действительности и к тому обстоятельству, что на космическом корабле человек практически не имел возможности остаться наедине с самим собой. Даже во сне он находился под постоянным, бдительным наблюдением приборов.

Впрочем, капитан оказался прав. Он почти всегда оказывался прав в те редкие минуты, когда не находился под воздействием своего любимого наркотика, изрядную порцию которого ему удалось, несмотря на все проверки, протащить через таможню одному ему известным способом.

Робот, собиравший ремонтные леса вокруг левого рулевого двигателя, стоял неподвижно. И его застывшая фигура, развернутая в сторону от корпуса звездолета, создавала странное впечатление, словно механизм унаследовал пагубную привычку своего хозяина и задумался над чем-то, не имеющим отношения к работе.

Я откинул крышку панели управления на спине робота и с удивлением обнаружил, что механизм не желает мне подчиняться. То есть команды проходили в центральный вычислительный блок, возвращался даже отклик на них, – но за этим не следовало никакого действия.

Возмущенный задержкой капитан то и дело отпускал в мой адрес язвительные замечания и этим еще больше усложнял ситуацию. Разобраться в том, что происходит, было совершенно необходимо, поскольку у меня сложилось странное впечатление, что команды блокировались каким-то внешним воздействием.

Но робот стоял внутри ремонтной площадки, закрытой коконом защитного поля, и силовое воздействие извне было теоретически невозможно. «Никакое, известное нам воздействие...»

Не обращая внимания на издевательские замечания капитана, я измерил напряженность поля на всей площади, отделявшей робота от кольцевого кратера. И почти понял, почти догадался, откуда исходит энергетический импульс, сумевший пробиться сквозь наше защитное поле.

Перекрестье измерителя упорно возвращалось к одному и тому же месту – к чашелистикам гигантского черного цветка, раскинувшего свои лепестки в десятке метров от границы защитного поля. Но в тот момент, когда приборы установили направление неизвестного излучения, цветок, словно почувствовав это, прекратил генерацию, и робот, как ни в чем не бывало, продолжил выполнять свою программу с того места, на котором его прервали.

Каринин, наблюдавший за этой странной сценой из рубки корабля, подключился ко мне по прямому каналу, бесцеремонно отключив капитана, который, впрочем, об этом даже не догадался, и продолжал извергать по общей линии связи свои громоподобные проклятия.

– Что это было?

– Я не знаю. Но если эта штука способна так воздействовать на роботов, что случится, если она заинтересуется нами? Похоже, защитное поле для нее не препятствие...

Этой ночью мне приснилось багровое небо без звезд и солнца, все охваченное радиоактивным пожаром.

Даже во сне планета не оставляла меня в покое, продолжая звать, приглашая заглянуть за край пропасти, на дне которой притаилась не смерть, а непонятная, чужая жизнь, упорно пытавшаяся пробиться к моему подсознанию.

Что-то ей от меня было нужно... Что-то важное...

Моя вахта начиналась под утро, и сон был коротким, но достаточно изматывающим. Когда замяукал будильник над моей головой, я проснулся совершенно разбитым.

Четырехчасовая вахта показалась мне бесконечной, когда я наконец сдал ее, позавтракал и совсем было приготовился отдохнуть после дежурства, в мою каюту осторожно проскользнул Каринин и, приложив палец к губам, направился к шкафчику, в котором хранился спецкостюм для наружных выходов. Я, сидя на кровати, с удивлением наблюдал за его действиями.

Достав из шкафа шлем-маску с рацией, Каринин нахлобучил мне ее на голову, затем извлек запасной ремкомплект передатчика и начал что-то шептать в микрофон, едва шевеля губами.

Ничего не слыша, я пожал плечами, тогда Каринин повернул регулятор громкости, и у меня в ушах зашипел его голос, искаженный помехами, но достаточно четкий, для того чтобы понять все, что говорил штурман.

– Каюта прослушивается. Капитан тобой здорово недоволен.

– Здесь все каюты прослушиваются. И, кстати, этот передатчик несложно перехватить.

– Не перехватят. Я использовал специальный канал – не забывай, что все линии связи проходят через штурманскую рубку. Можешь говорить совершенно свободно.

– Да мне нечего говорить. Ну, оштрафовал меня Зунидинов за простой робота, – как-нибудь переживу, а причина, по которой это произошло, никого не интересует.

– Меня робот, тем более, не интересует, я к тебе не за этим пришел. Сам понимаешь, если о моем визите узнает капитан – неприятностей не оберешься.

– Так что тебе, собственно, нужно? – спросил я, уже не скрывая раздражения.

– Это Багровая. Я просмотрел все старые отчеты. В одном месте нашел даже попытку определить ее координаты, они немного не совпадают, поскольку вычислить траекторию планеты в принципе невозможно, потому что у нее нет устойчивой орбиты. Эта планета – шатун. Она пересекает нашу Галактику перпендикулярно эклиптике. Недавно ее орбита проходила поблизости от звездного скопления Ориона – там много массивных галактических объектов. Траектории всех этих объектов нам неизвестны, и каждый из них, в той или иной степени, влияет на движение Багровой. Невозможно предсказать, где она окажется через несколько десятков лет.

– И ты хочешь, чтобы я определил ее траекторию? – с сарказмом спросил я, мне уже порядком надоела таинственность Каринина.

– Я хочу пригласить тебя в небольшую экспедицию. В скалах кратера, на дне которого стоит наш корабль, должен быть палладий, или скандий.

– Дался тебе этот скандий! Откуда ему здесь взяться?

– На Багровой полно скандия. Я читал в архиве отчеты о пропавших экспедициях, некоторые из них пытались связаться с Землей, вызвать спасательные корабли, – и в каждом таком сообщении говорилось о скандии.

– Даже если ты его найдешь, – что ты будешь делать с рудой? Открытых месторождений этого металла не бывает, а если бы они и отыскались, как ты его собираешься пронести на корабль через детекторы наружного выхода, не оповестив о своей находке Зунидинова?

– Есть один способ... Много нам не понадобится. Надо лишь убедиться в том, что скандий на Багровой не выдумка и что месторождение годится для промышленной разработки, тогда мы сможем продать сведения об этой планете за сумму, которой хватит нам обоим на всю оставшуюся жизнь. Горнодобывающие компании выложат за координаты Багровой не меньше миллиарда кредитов!

– Ты только что говорил о том, что ее координаты непостоянны, а траектория все время изменяется!

– Конечно! Но не настолько быстро они меняются, чтобы планету нельзя было найти через несколько лет! И мы не будем сразу сообщать ее координаты, мы постараемся организовать сюда собственную экспедицию! Деньги для этого найдутся, как только мы покажем образцы скандия! Разве ты не хочешь стать капитаном собственного корабля?

Из всех доводов Каринина этот показался мне самым убедительным. Хотя его затея по-прежнему выглядела безумной, была причина, которая заставила меня всерьез задуматься над предложением штурмана.

Тот самый зов, который я почувствовал еще до посадки на планету. И который здесь, на ее поверхности, усилился, заставляя меня вскакивать ночью в холодном поту...

«Билет в один конец». Подобное чувство испытывает человек, стоя на краю пропасти. Почти каждому приходилось переживать нечто подобное. Пропасть притягивает того, кто смотрит в нее слишком пристально, и находятся безумцы, которые решаются выяснить, – есть ли на ее дне что-нибудь еще, кроме смерти... Я хорошо запомнил свой последний сон.

– Но если Зунидинов узнает о нашей экспедиции, нас дисквалифицируют и выкинут из компании. – Самовольная отлучка с корабля – серьезный проступок.

– Ты ведь знаешь, – капитан долго не продержится. Вскоре он вспомнит о своем крэге, и управлять кораблем опять придется нам с тобой. Тогда мы сможем организовать все так, чтобы никто не заметил нашей отлучки. А если и узнают – победителей не судят. Если мы найдем месторождение скандия – денег хватит на все. Мы сумеем заткнуть пасть любому.

Но у меня имелось собственное мнение на этот счет.

Человеческая жадность не имеет границ. Если безумная затея Каринина увенчается успехом – нам не позволят вернуться на Землю. Стоит Зунидинову узнать о том, что здесь есть скандий, и он наверняка постарается сам завладеть таким богатством и любой ценой избавиться от свидетелей. Слишком хорошо я знал своего капитана.

Но даже это соображение не смогло перевесить той странной легкости и непонятной радости, которую я ощущал, представляя себя шагающим по скалам планеты.

Если я хочу когда-нибудь преодолеть преграду, отделяющую меня от прямого общения с чужим миром, мне придется сделать первый шаг и послать к черту все инструкции. Не жадность мной двигала, что-то совсем другое. Мотив старой забытой песни? Непонятный зов, исходивший от чашелистиков чудовищных цветов и от самих скал? Я подозревал, что там были не только мертвые скалы. Нечто иное.

– Хорошо. Я согласен. Мы сделаем это, как только подвернется подходящий случай.

Мои губы, словно сами собой, помимо моей воли, произнесли эти фразы, и я с удивлением наблюдал за собой со стороны, словно это не я, а какой-то другой человек протянул Каринину руку и в крепком рукопожатии скрепил договор.

В это самое мгновение я увидел себя на тропинке, ведущей к скалам кратера, на тропинке, по которой никто не возвращался обратно. И это, вопреки всякой логике, доставило мне пронзительное, ни с чем не сравнимое удовольствие.

Подходящий случай представился через неделю, когда ремонт двигателей был уже практически закончен и техники начали последнюю проверку монтажа. Зунидинов теперь мог позволить себе расслабиться, и он сделал это по полной программе – руководство кораблем, как и предвидел Каринин, полностью перешло к нам. Но именно поэтому организовать экспедицию так, чтобы она осталась незамеченной для всех остальных членов команды, оказалось чертовски сложно. Необходим был какой-то правдоподобный и весьма весомый повод для нашей отлучки.

В конце концов, Каринин, чей ум и изобретательность лучше всего проявлялись в подобных ситуациях, придумал выход. Во время пересмены наружных вахт, занимавшихся ремонтом корабля, он организовал побег робота. Того самого, что так странно себя вел во время моего дежурства. Сделать это ему было несложно, поскольку из-за фактического отсутствия капитана управление всей аппаратурой корабля находилось в его руках. Он отключил один из секторов защитного поля, выдал соответствующие команды роботу, и когда тот благополучно скрылся в непроглядном мраке Багровой, восстановил поле в прежнем виде.

Исчезновение одного из двух ремонтных роботов немедленно сорвало график всех работ, и после пробуждения капитана это грозило нам обоим серьезными неприятностями, но, раз начав, мы уже не могли остановиться.

Несколько странно выглядело, что по моему распоряжению в экспедицию, спешно снаряженную на поиски сбежавшего робота, вошли всего два человека, к тому же осуществлявших в этот момент руководство всем кораблем. Но, по сравнению со всеми остальными нарушениями корабельного устава, это уже были мелочи.

Мы передали руководство старшему механику. С урезанными ремонтными работами он, вместе с боцманом, мог справиться без особых проблем, но я и Каринин понимали, что, если вдруг возникнет какая-то нештатная ситуация, отвечать за все последствия придется именно нам. Однако никакие разумные соображения уже не могли нас остановить.

Спешно проверив неприкосновенный запас, защитные костюмы и оружие, мы направились к выходу, ежеминутно ожидая знакомого окрика проснувшегося капитана.

– Что ты ему ответишь, когда вернемся? Как объяснишь наше отсутствие? – спросил Каринин, и я впервые услышал в его голосе что-то похожее на сомнение.

– Отвечу, что оставил корабль на него самого. Капитан был на борту, – этот факт он отрицать не сможет.

Я сам удивился собственной наглости и тому, с какой легкостью придумал этот финт. Теперь мы словно поменялись с Карининым ролями, и чем ближе подходили к отключенному сектору защитного поля, тем сильнее я ощущал непонятный зов, исходивший от притаившихся невидимых в темноте скал кратера. Ничто уже не могло меня остановить.