"Контрапункт" - читать интересную книгу автора (Любецкая Татьяна Львовна)

ГЛАВА 5

История футбольной команды ЦДКА – яркая и поучительная, – как всякая история, имеет конец. В данном случае развязка наступила сразу же после Олимпийских игр в Хельсинки…

Стоит ли говорить, чем была для советских спортсменов эта их первая олимпиада?

Разумеется, центральное место в том лихорадочно-приподнятом предолимпийском круговороте занимал футбол. И дело даже не в том или не только в том, что уже тогда это была игра номер один в нашей стране. А просто люди верили в непобедимость советского футбола и истово ждали от него великих – олимпийских – свершений.

Крушение надежд – может ли быть крушение более полным? Во всяком случае, крушение футбольных надежд обернулось… Впрочем, не буду забегать вперед.

То была необычная весна – весна 1952 года, когда мир вдруг предстал пред всеми сквозь цепь пяти колец, но от этого вовсе не казался ограниченным. Напротив, советским спортсменам предстояло вырваться на неведомые еще – олимпийские – просторы.

Наша первая олимпийская сборная по футболу была создана на базе сильнейшего в то время клуба страны ЦДКА, из которого в нее вошли пятеро: защитники Башашкин и Нырков, полузащитник Петров и нападающие Бобров и Николаев. Возглавил сборную тренер армейцев Аркадьев при поддержке своего бывшего игрока и тренера-соперника динамовца Якушина.

Вопреки возникшему мнению о будто бы имевшем место несогласии двух тренеров – слишком, мол, глубоко была пропахана борозда соперничества, – Борис Андреевич припоминает, что сотрудничать с Якушиным было вовсе не сложно: тонкий знаток футбола, вдумчивый, серьезный тренер, он был хорошим партнером. «К тому же ведь Якушин в прошлом – мой игрок, и это также, безусловно, содействовало взаимному пониманию».

Словом, никаких шероховатостей между тренерами не возникало, но…

Ни созданная наскоро сборная, ни ее тренеры совершенно не имели олимпийского опыта. Да и времени на подготовку оказалось ничтожно мало: большая часть его ушла, по существу, на международные встречи. Так что на шлифовку техники, на поиск и наигрывание оптимальных комбинаций и схем, то есть собственно на тренировку, его почти не оставалось.

Но казалось, небывалый подъем послевоенного футбола возместит все недостающие звенья олимпийской подготовки. Так почти и случилось. Почти. Не хватило совсем немного – одной победы…

Борис Андреевич вспоминает, как в Москву, давно не видевшую ни одной национальной сборной, в ту весну 1952 года прибыло сразу несколько прима-команд европейского футбола.

Прежде других – сборная Польши.

В первой игре наши уступили полякам – 0:1, а вторую выиграли– 2:1, причем оба гола в этой встрече забил все тот же неповторимый Всеволод Бобров.

Не успели любители футбола остыть после первых предолимпийских битв, как в Москву прибыли знаменитые венгры.

В Венгрии тех лет процветали многие виды спорта. Пловцы, ватерполисты, боксеры, фехтовальщики уже тогда были на уровне высших мировых достижений.

Что же касается венгерского футбола, то его в тот олимпийский год представляла темпераментная, отлично сыгранная, высокотехническая команда, сплошь состоявшая из «суперзвезд»: Грошич, Бузанский, Бэржеи, Лантош, Божик, Закариаш, Чордаш, Кочиш, Суса, Пушкаш, Худегкутти.

И наши знатоки футбольной игры предвкушали не только азарт борьбы – кто кого, – но редкое, изысканное зрелище.

Уже во время разминки все были восхищены техникой венгров и тем, как легко и изящно они укрощали мяч – будто концерт давали. Казалось, этот орешек нам не по зубам. Но вот первый матч с венграми закончился со счетом 1:1; счет явно свидетельствовал о борьбе равных. А второй и вовсе принес нам победу – 2:1.

Вот тогда-то в одном из этих матчей «непробиваемый» вратарь Грошич и столкнулся с интуицией Боброва.

«Бобров сыграл элегантно, небрежно, дерзко, – вспоминает известный спартаковский футболист Сергей Сальников, – и когда он потом не торопясь шел к центру поля и наши игроки и венгры провожали его изумленно-восхищенными взглядами, он не позволял никаких объятий и поцелуев…»

«Спокойно, зряче, – рассказывает о том же эпизоде Вячеслав Соловьев, – действуя профессионально, грамотно и наверняка, довел Бобров усилия команды до логического конца».

Вот и еще один «исторический» гол Боброва – он вновь, казалось, сделал невозможное. Как видно, это было его обычное занятие – творить на поле чудеса.

После тех двух игр в Москве тренер венгров Калмер нашел случай сказать, что встречи с советскими спортсменами обогатят венгерских футболистов и что они, конечно, постараются перенять «все новое, ценное в игре москвичей», и прежде всего их большую работоспособность, подвижность на поле, умение действовать решительно, настойчиво, целеустремленно.

Это говорил тренер команды, которая спустя два месяца стала чемпионом олимпийских игр…

Едва распрощавшись с венграми, наша сборная принимает сборные Софии (две ничьи, обе со счетом 2:2) и Румынии (победа наших – 3:1). А затем в Хельсинки уверенно переигрывает сборную Финляндии (2:0) и сразу же по возвращении домой ставит точку в предолимпийском цикле международных встреч победой над сборной Чехословакии (2:1).

Итак, менее чем за два месяца наскоро созданная наша олимпийская команда проводит девять трудных международных матчей и из этого каскада игр выходит с честью: одно поражение, три ничьи и четыре выигрыша (с соотношением мячей 16:9). За это время тренерами сборной опробовано около 60 футболистов и лишь в самый последний момент названы счастливчики, которые станут олимпийцами.

Да и сами тренеры подверглись достаточно тщательному отбору. Аркадьев стал старшим и Якушин – вторым вследствие проведенного тренерского конкурса, в котором приняли участив еще двое: Евгений Елисеев и Михаил Бутусов.

Но в конце концов, когда были заняты все вакантные места и одержаны обнадеживающие победы, можно было бы посчитать, что подготовились в общем хорошо. Вот только если не замечать того, что сборная, казалось, и двух матчей не провела в одном составе (это могло отразиться на сыгранности), а также некоторой усталости игроков, ибо в той короткой, но крайне насыщенной подготовке они явно «перекушали» товарищеских встреч…

15 июля в отборочном матче олимпийского турнира советские футболисты встретились с болгарами, с теми самыми, что около месяца назад в Москве оказались для них крепким орешком, как, впрочем, и наши для болгар.

И здесь, на поле маленького финского города Котка, обе команды с первых же минут заиграли серьезно, собранно, проявив максимум упорства – два тайма так и не выявили победителя. Причем можно сказать, что нашей команде упорства потребовалось больше: был травмирован молодой спартаковец Ильин, так что доигрывать пришлось вдесятером (замены на олимпийских играх тогда предусмотрены не были).

Но уже на первых минутах дополнительного времени центральному нападающему болгар Колеву удается увести свою команду вперед-1:0. Это преимущество сборная Софии стойко удерживает почти до конца матча. И когда казалось уже, что Олимпиада для наших футболистов кончена, тут самое время было блеснуть Боброву. Как всегда внезапно, он покинул своего «сторожа» и, «гений прорыва», ринулся к воротам – 1:1.

Теперь, как и перед началом игры, обе команды внешне лишены всякого преимущества. Однако только что забитый гол – это несомненный перевес, перевес психологического свойства. Остается забить еще один, чтобы обратить это преимущество в победу, а следовательно, и в возможность продлить свой путь по олимпийскому турниру. За пять бешено мчащихся минут наши подают семь угловых. Перевес по-прежнему очевиден. Вот только не хватает гола…

Пошла последняя минута матча, уже бегут, убегают секунды… И тут мяч вновь «находит» Всеволода Боброва… Бобров на пути к воротам… все защитники позади, вот он один на один с вратарем, тот отчаянно бросается опасному форварду в ноги, но в этот момент Бобров – эта его гениальная интуиция! – успевает откинуть мяч Василию Трофимову, и тот с ходу сильно бьет в пустые ворота.

Впереди встреча с Югославией.

Потом об игре наших с югославами появится много самых противоречивых писаний – от уничтожающих отзывов до восторженных славословий. Кто-то увидит ту игру «блистательным чудом в Тампере», иные же воспримут ее как катастрофу, позор, трагедию. Прочитав слово «трагедия», я подумала, не слишком ли это сильно сказано про игру, но, «погрузившись в материал», переворошив уйму книг и встретившись с участниками матча, убедилась, что не слишком. Вот только суровые обвинения и их последствия не вяжутся с той игрой…

Как готовился и готовил к встрече с югославами своих игроков Борис Андреевич Аркадьев? Как обычно. Совершенно как всегда. И ничто не говорило ему о том, что эта встреча станет переломным моментом в его судьбе и что многое из того, что произойдет с ним потом, поведет свой отсчет именно с этого дня, а то, что удалось пройти раньше, будет на некоторый срок перечеркнуто, стерто – забыто.

Итак, 20 июля 1952 года на олимпийском стадионе в Тампере английский судья Эллис возвестил о начале встречи между сборными СССР и Югославии.

Рассказывают, что, обуреваемые усталостью и волнением, наши поначалу все же завладели инициативой, которую, однако, никак не удавалось завершить голом. Так продолжалось примерно около получаса, как вдруг внезапно контратаковавший югослав Бобек будто без всяких усилий «обставил» наших защитников и забил первый гол. Потом мячи посыпались в сетку наших ворот, как яблоки из корзины, и к концу первого тайма счет катастрофически вырос – 4:0. Короче, если не считать самой завязки игры, первый тайм советские футболисты, что называется, отдали югославам. Но казалось, им надо было попасть в столь бедственное положение, чтобы заиграть вновь и чтобы Всеволод Бобров – а кто же еще? – забил наконец свой очередной «исторический» гол. Югославы, правда, тут же забивают ответный – счет становится 5:1, – но на этом кажется успокаиваются, чего нельзя сказать о наших.

С этого момента соперники будто меняются ролями: оцепенение нашей командой наконец-то сброшено, югославы же, столь блистательно взвинтившие счет до 5:1, «стреножены» теперь идеей удержать его во что бы то ни стало. Это им не удается.

Василий Трофимов забивает еще один гол, и это дает повод – пока, впрочем, небольшой – встрепенуться наконец нашим болельщикам: «Вася, давай!!!»

Будто этот крик впечатляет Трофимова – он самоотверженно бросается в битву за мяч, мяч у него, он отдает его не то Боброву, не то Николаеву (в точности этого сейчас уже никто не помнит) – во всяком случае, в конце футбольной фразы мяч вновь у Боброва, а затем в воротах югославского вратаря – 5:3!

Стадион, еще недавно готовый вздремнуть на «игре в одни ворота», взрывается тяжелым, многоязычным ревом – все (понятно, кроме югославов) требуют чуда, ибо чудо импонирует всем, тем даже, кому не слишком-то импонирует наша победа.

Югославские же защитники с усердием отсылают мячи за боковые линии, тянут время и, потеряв свою игру, скитаются по полю совершенно пустые, не в силах уже влиять на ход матча.

А время исчезает катастрофически быстро – с точки зрения наших и ужасающе медленно – с точки зрения югославов. Вот неплохой пример для теории относительности. Впрочем, судье Эллису сейчас не до теорий, и он делает югославам строгое предупреждение.

На пути к чуду наши забивают еще два (!) мяча: один – Бобров и второй, на последних секундах, – полузащитник Александр Петров. 5:5. Матч окончен. Ничья. И вновь, как и во встрече с болгарами, назначаются дополнительные тридцать минут, по ни одна из команд взять ворота соперника уже не в силах. Правда, если принимать в расчет «почти» и «чуть-чуть», то можно сказать, что дважды в это дополнительное время наши чуть не забили гол: первый раз Константин Бесков с шести метров ударил мячом в штангу и второй – Валентин Николаев не то попал прямо во вратаря, не то мимо ворот (очевидцы тут расходятся).

Наутро радиостанции и газеты разных стран бурно восхитились «чудом в Тампере», «фантастическим матчем» и «героизмом русских», что, конечно, весьма и весьма льстило нашим любителям футбола.

Конечно, надо знать цену каждого гола в футбольном матче, тем более олимпийском и тем более с таким соперником, как югославская сборная, чтобы оценить, чего стоило нашим сравнять счет тогда, на стадионе Тампере.

А через сутки – повторная встреча.

Словно по некоему твердому сценарию, во всех матчах советских футболистов на той Олимпиаде первый наш гол забивает Бобров – так случилось и на 6-й минуте переигровки между сборными СССР и Югославии. Но вскоре югославы сравнивают счет, а затем выходят вперед – 2:1. В радиорепортаже Вадима Синявского второй гол югославов «звучал» примерно так: югославский защитник послал мяч в нашу штрафную площадь, где его готовился принять Анатолий Башашкин, но будто бы мяч при этом попал ему в руку, и судья назначил одиннадцатиметровый, без промаха пробитый затем Бобеком.

Эту «руку» Башашкин до сих пор не может простить Синявскому. И через двадцать девять лет, все еще сильно волнуясь, Анатолий Васильевич объяснял мне, что мяч пришелся ему вовсе не в руку, а в плечо. Он возбужденно показывает рукой то на свое правое плечо, то на место на поле, где это случилось (мы встретились с ним на футбольном поле «Автомобилиста» – там он тренирует теперь команду «Красная Пресня»), где в тот момент находился он, а где югославский игрок… «Понимаете, я объясняю судье: неправильно, мол, не было пенальти, показываю ему на плечо, а он показывает мне на руку и – дает пенальти…»

Судья Эллис, разумеется, оказался неумолим. Да и было бы странно, если бы он, даже поверив в правоту Башашкина, рискнул отменить свое уже объявленное решение – прецедент на Олимпиаде был бы экстраординарный.

А далее с Башашкиным случилось нечто схожее с «трагедией Кочеткова». Пытаясь отразить мяч, идущий к воротам Леонида Иванова, он подставил ногу, и счет встречи стал 3:1.

А так как еще на одно чудо у нашей команды сил уже не оставалось, то с этим результатом она и вышла из борьбы олимпийского турнира.

Тем не менее мировая пресса была по-прежнему склонна превозносить советских футболистов, считая, что, несмотря на проигрыш, они сумели преподать футбольному миру не только урок мужества и выносливости, но также продемонстрировали яркую, остроумную игру. Кстати, из восьми голов нашей сборной на Олимпийских играх в Хельсинки шесть – на счету армейцев (5 – Боброва, 1 – Петрова). Оставшиеся два принадлежат Трофимову (если, конечно, вообще позволительно выделять авторов голов в этой, по существу, коллективной игре, где, вероятно, ни один гол никогда и никому не принадлежит полностью).

Что же касается нашей общественности, нашей прессы, то они в тот момент были далеки от высоких или хотя бы щадящих оценок. Лишь в одной спортивной книге, изданной уже в 1968 году, я прочитала, что тот матч «должен войти золотой страницей в историю нашего футбола». Но тогда…

Виталий Андреевич до сих пор не может забыть, как после того проигрыша югославам наши футболисты ходили в столовую окольным путем, лесом, делая крюк в полкилометра, лишь бы не попадаться лишний раз на глаза ребятам из других наших команд…

«Мы располагали тогда игроками, может быть, не хуже югославов, – вспоминает Константин Бесков, – но команды создать не успели, да и олимпийского опыта не хватило. А ведь югославская сборная была одна из сильнейших на Олимпиаде, она это доказала вновь, второй раз подряд, став в Хельсинки серебряным олимпийским призером. Тем не менее наша общественность отнеслась к проигрышу советской сборной резко отрицательно. С меня, да и не только с меня, сняли звание заслуженного мастера СССР, армейская команда была расформирована, а Борис Андреевич остался без сборной, без армейцев и поначалу без работы».

Принимаю тебя, неудача…

«В 1952 году после расформирования армейской команды я стал тренировать московскую команду „Локомотив“» – скупая строчка из служебной автобиографии Бориса Андреевича. А что стоит за этой строчкой? Например, такой рассказ Вячеслава Соловьева: «Олимпиада была позади. Мы жили тогда на сборах, на Ленинских горах, и готовились к очередной игре первого круга чемпионата СССР 1952 года – с киевским „Динамо“. К тому времени мы уже провели несколько матчей и все выиграли, так что вновь, как в предыдущие годы, шли к золотым медалям…

Было утро, мы только что позавтракали и собирались идти на установку, как вдруг приезжает заместитель председателя Всесоюзного спорткомитета и зачитывает нам приказ о расформировании нашей команды. Ни о каких играх, в том числе и об ожидавшей нас в тот день игре с киевлянами, естественно, не могло быть и речи. Зачитал приказ и уехал. Казалось, конец всему…»

…Вот уже несколько часов подряд тот, чье время обычно расписано по минутам, бродит по улицам, гуляет, если можно так сказать. Редкие прохожие (ненастный вечер) оборачиваются и долго глядят ему вслед. Кто узнал, а кто, столкнувшись с невидящим взглядом светлых застывших глаз и лишь в последний момент избежав столкновения, участливо размышлял: надо бы подойти, спросить, помочь – и не решался.

Еще вернутся мысли, споры, Но будет скучно и темно…

Очутившись на Ленинских горах, Борис Андреевич вдруг встретил старого своего друга – случайность? – но не сразу узнал его. Просто почувствовал, что какое-то препятствие возникло на его пути. И тут только понял, что идет дождь – знакомый держал в руках зонтик, стараясь прикрыть им вымокшего насквозь Бориса Андреевича.

Чтобы скрыть свое смятение, добрый, остроумный Александр Семенович Перрель тут ничего придумать не мог и бодро произнес какое-то дежурное приветствие. А в ответ услышал: «Как теперь быть? Как жить дальше?..»

Когда они пришли домой, у Александры Николаевны и у Иры лица были растерянные и мокрые. «Везде дождь, – подумал Борис Андреевич. – Как это, однако, банально: убитый горем „герой“ и все и вся кругом плачет!.. Что ж, „попробуем быть здоровыми.“»

На Олимпиаде проиграла сборная, а расплачивалась команда армейцев. Но за что? И о какой расплате может идти речь, если дело касается игры?

Один английский философ говорил, что опыт – это учитель, дорого берущий за урок. Быть может, в тот раз он взял даже слишком дорого: начиная с 1954 года (когда армейский коллектив был восстановлен) знаменитая команда, для которой долгие годы серебряная медаль чемпионата страны была чуть ли не провалом, познала все места в турнирной таблице вплоть до 19-го, лишь однажды – в 1970 году (ее тогда тренировал Валентин Николаев) – вновь став чемпионом. И в конце концов за тот урок заплатил весь наш футбол.

Когда Аркадьева во второй раз – уже в 1958-м – вновь пригласили в армейский клуб, он, конечно же, согласился, ибо то был не тот клуб, которому он мог отказать. Его помощником тогда стал Всеволод Бобров.

«Мы создавали команду заново, – вспоминал весной 1979-го Всеволод Михайлович, – и дело это было трудное. В том же году мы заняли на первенстве страны 3-е место, что в руководящих сферах посчитали успехом. Ведь в предыдущем сезоне у команды было пятое, а выиграть чемпионат – такая задача перед нами не ставилась: ее невозможно решить в 1–2 года. Нужно было хоть как-то в перспективе возродить былую славу ЦДКА. Вот, до сих пор возрождаем…»

Цитирую выдержки из «Советского спорта», посвященные нынешней команде ЦСКА:

«…по мнению тренеров, лишь шесть-семь футболистов отвечают современным требованиям.

Особенно много претензий у них к полузащитникам…»

«…в ЦСКА мало внимания уделяется индивидуальной работе…»

«Если игроки ведущих клубов (заметьте, это уже не армейцы. – Т. Л.) и могут позволить себе „постоять“ и тем не менее победить за счет более высокого мастерства, то футболистам ЦСКА надо играть в полную силу с первой и до последней минуты. Они же пока к таким высоким нагрузкам не готовы…»

Будто по странной иронии судьбы – судьбы нашего футбола, – нынешняя армейская команда проигрывает как раз в том, в чем блистала ее знаменитая предшественница. А блистала она, как известно, и суперсовременным стилем игры, и атлетизмом, и универсальной полузащитой. Что же касается индивидуальной работы, то ей, как известно, в уроках Бориса Андреевича уделялась львиная доля тренировочного времени.

Выходит, опыт в данном случае оказался не только учителем, дорого взявшим за урок, но при этом учителем, ничему не научившим да к тому же позволившим растерять знания, накопленные до него?

Сокрушенно качая головой, словно до сих пор не может понять происшедшего, Вячеслав Соловьев говорит о том, что всем, кажется, давно известно, – о том, что разрушить гораздо легче, чем возродить, что тогда, в пятьдесят втором, расформировали зачеркнули команду, коллектив в расцвете сил, что были вырублены традиции армейского клуба, уничтожена преемственность. «Ведь все мы были москвичи, защищали свой клуб и свой город. А сейчас в ЦСКА все приглашенные! Отвыступают и уезжают куда-то к себе домой. И, собственно говоря, о какой преемственности и традициях может идти речь, если трудно даже сосчитать, сколько перебывало в ЦСКА игроков и тренеров после 1954 года! Тренеров меняют каждый год – поспешно подбирают и поспешно же расстаются с ними».

А тогда – одна команда, один тренер, одни идеи, свои традиции, свое лицо, резервы – все едино.

Конечно, один из самых прославленных наших клубов – армейский, – столь преуспевший в большинстве видов спорта, заслуживает того, чтобы и в футболе быть вновь в числе первых, чтобы восстановить былую славу ЦДКА. Только для этого нужно время. И терпение. Невозможно, считает Борис Андреевич, воспитать первоклассных игроков в футболе, создать прочный костяк команды, а также успешно преодолеть все проблемы, связанные с ее лепкой, «в срочном порядке», посредством одного лишь желания, хотя бы и очень сильного…

Сколько уже лет прошло с тех звонких побед ЦДКА, но до сих пор в клубе не могут смириться, свыкнуться с теперешней игрой и результатами армейских футболистов, и каждое их поражение – а это случается, увы, нередко – влечет за собой столь великий траур, будто это та, былая команда ЦДКА уступила в решающем, престижном сражении.

И никогда проигрыши в иных видах спорта не приносят руководству клуба столько подавленности и горечи, сколько в футболе.

Большинство старых армейских болельщиков все же сумели сохранить верность команде ЦСКА, хотя во многом это, конечно, дань ее прошлому, когда никому бы и в голову не пришло окрестить прославленную, «непобедимую» ЦДКА той кличкой, что столь расхожа в применении к армейской команде сегодня.

И тянут они (приверженцы ЦСКА) эту многолетнюю «лямку» верности, тянут по доброй воле, хотя верность эта и не окрыляет, как когда-то прежде.

«Верен команде до сих пор. Эта старая привычка, преодолеть которую невозможно, – говорит Александр Михайлов, тот самый, что в момент незабвенного матча ЦДКА – „Динамо“ оказался во власти дантиста-динамовца. – Я болею за ЦСКА с 1945 года, когда еще был в армии… Жду от своей команды если уж не побед, то хотя бы возрождения духа ЦДКА… А то приходит один тренер, второй, третий, все что-то обещают, и все остается в области обещаний. Пока же мой любимый игрок по-прежнему Григорий Федотов. Вот таких лидеров, как он или Бобров, как раз и не хватает сейчас армейской команде…»

В книге «Воспоминание о спорте» Константин Ваншенкин пишет: «Я давний поклонник армейской команды. Знавал вместе с нею и радостные годы, и обиды, и разочарования, и состав сменялся множество раз, и команда, по сути, другая, и что она мне? А вот не отпускает что-то, задевает, хоть и не так остро, как когда-то…»

На мой вопрос, на чем же все-таки основано столь стойкое пристрастие к абсолютно переменившейся команде. Константин Яковлевич без всякого энтузиазма ответил, что, собственно, ни на чем, что надоело надеяться на возрождение, однако по-прежнему болеет за армейский клуб, ибо тут уж ничего не поделаешь, «это остается навсегда, как группа крови».

Шофер такси, некогда воскликнувший: «Ах, как они играли!»– на тот же вопрос ответил, что причины его верности команде ему и самому неясны, «правда, не задумывался…»

Как-то году в 1953-м, отдыхая летом в Подмосковье, Борис Андреевич и Ира натолкнулись в лесу на двух художников с мольбертами – они сосредоточенно работали, казалось не обращая внимания на идущих. Но затем вдруг опустили свои кисти и, подозвав Иру, вежливо спросили: «Это Борис Андреевич Аркадьев?» Она кивнула. «Передайте ему, пожалуйста, что мы считаем его лучшим тренером по футболу».

А результатом непреходящей преданности армейцам конферансье Евгения Кравинского явилась придуманная и поставленная им футбольно-эстрадная программа, где причудливо переплелись современный конферанс с кинохроникой послевоенных матчей, пение эстрадной «дивы» с выступлениями Хомича и Сальникова, ритмы нашего времени с наивной и уже вполне исторической музыкой сороковых годов.

Короче, каждый болеет по-своему. Но если бы не эта программа, мне, может быть, никогда бы не довелось увидеть игру ЦДКА, а также Бориса Андреевича, сидящего на верхушке динамовских трибун, – в мягкой серой шляпе, клетчатом кашне, – бесстрастно созерцающего проступающий на поле эскиз игры… В тот момент год 1952-й был еще впереди, и никто тогда не мог знать, что он сулит в будущем. Но сейчас, когда он безвозвратно пройден, события его узнанны, осмысленны и многими, пожалуй, позабыты…

Мы сидим в кабинете Бориса Андреевича, и он вспоминает о той Олимпиаде, как кажется, совершенно спокойно, с тонкой, иронической усмешкой повествуя о былом – «все это подернуто пеплом времени»… Но внезапно глаза его застывают и становятся плоскими – они обращены туда, под «пепел». И я начинаю безжалостно помогать ему в этих раскопках. В моей работе неизбежна некоторая жестокость, но продиктована она не жестокостью, а желанием понять, как все было. В противном случае далекий от фальши и красивости герой может предстать перед читателем в розовом флере шуршащего синтетикой – ненатурального – благополучия.

В кабинет входит Ира и, поняв, о чем идет речь, тоже хранит безмятежное спокойствие:

– Если это и жило в памяти папы все эти годы, то неведомо для нас. Папа вообще всегда умел брать себя в руки.

– Ничего особенного тут и нет. – Борис Андреевич умышленно нивелирует мелькнувшее в словах дочери восхищение его выдержкой. – В работе тренера столько всяких перипетий, что в конце концов какой-то способ переживать неудачи вырабатывается. В сущности, это одно из важных умений тренера – пережить неудачи, которые неизбежны.

Но пережить не значит забыть. И я вижу, что это и сейчас еще в нем. Воспоминание – как почти утихшая боль. Боль – как воспоминание.

– «Все это было, было, было…» – доверительно улыбаясь и с расстановкой говорит Борис Андреевич…

Итак, конец истории ЦДКА. Отныне ее герои станут действующими лицами других «историй». Кто-то будет играть за «Спартак», иные – за «Динамо», Борис Андреевич отправится «на целину» – тренировать начисто лишенную славы и каких бы то ни было значительных футбольных призов московскую команду «Локомотив».

Это, однако, не исказит его «путь наверх» внезапным спуском и ничуть не помешает ему оставаться в нашем футболе авторитетом номер один. Ибо, как оказалось, аркадьевский «путь к вершинам мысли», авторитет его совершенно независимы от того, какую команду он тренирует, от турнирных успехов, вопреки обычной оценке тренеров по результатам их команд.

Он будет и впредь интенсивно размышлять о перспективах футбольной игры и в сердцах людей навсегда останется вдохновителем той ЦДКА, а вернее, вдохновителем всего нашего футбола.

Это он, Борис Андреевич, сказал, что дело, в конце концов, не в том, чтобы придумать лучшую систему игры и успокоиться на этом, а в том, чтобы быть впереди, в непрерывном движении вперед.

Слово Аркадьева в спорте, в футболе, всем известно, на вес золота. Когда в редакции еженедельника «Футбол-Хоккей» узнают, что пришел Аркадьев, вокруг него немедленно собирается народ, и начинается двух-трехчасовой разговор о футболе. «Мы, журналисты, относимся к Борису Андреевичу с великим почтением, – говорит редактор еженедельника Лев Филатов, – ибо знаем: статья Аркадьева – это наша удача. И по сей день мы считаем его желаннейшим нашим автором».

С нескрываемым удовольствием человека, неожиданно встретившегося с любимейшей своей темой, Лев Иванович рассказывает о том, как Аркадьев пишет свои статьи: «Подобной серьезности в работе над статьями я не встречал ни у кого. Обычно он просит время на обдумывание, затем я звоню ему, пытаясь уточнить, как долго еще он полагает „обдумывать“, и тогда Борис Андреевич начинает ужасно торговаться о сроках сдачи материала. Но все-таки настает день, когда он приносит статью, и не было случая, чтобы она оказалась абсолютно готовой. Иногда он просил: „Вы не могли бы меня запереть, чтобы я закончил статью?“ Я запирал, и он писал, скрупулезно добиваясь абсолютной смысловой точности. Над каждой статьей работал как над книгой…»

По сей день журналисты и тренеры, пишущие о спорте, о футболе, охотно вооружаются цитатами Бориса Андреевича, его слово – как щит, как гарантия против придирок и критики. И при этом он никогда и никому не навязывает своего мнения. «Мне, например, представляется очень заманчивой игра в четыре нападающих с тремя полузащитниками за ними» – так он говорил и писал еще в пятидесятом году. Но вышло так, что спустя много лет эта схема была воспринята общественностью как «открытие футбольной мысли» (судьба аркадьевских идей об универсализации и интенсификации в футболе).

Хотя, в сущности, и само понятие «футбольная мысль» возникло во многом благодаря Аркадьеву.

Для Бориса Андреевича, пожалуй, даже не столь важно, кто кого обыграл и какое занял место, сколько сам процесс игры, рождение замысла, идеи. Даже в слабенькой команде он готов увидеть «искру мысли» (и в этом отношении он таков же точно, как брат).

Как часто люди, блеснувшие некогда яркими деяниями, навсегда остаются «героями своего времени». Они говорят, мыслят и даже одеваются непременно, как в то незабвенное «тогда», не в силах вырваться из плена прошлого. К Борису Андреевичу это не относится. От него никогда не услышишь: «вот в наше время…», «вот ЦДКА…»

Хотя вряд ли кого-нибудь покоробило бы сейчас воспоминание о той команде, и также о первом выступлении наших футболистов на Олимпиаде. Ибо как бы там ни было, а выступление в Тампере стало, несомненно, предтечей успеха в Мельбурне. Тот игровой настрой, та нравственная сила и одержимость победой (я тут не касаюсь нюансов футбольной игры), что продемонстрировала советская сборная на Играх в 1952 году, не могли оказаться случайностью. И когда по окончании Олимпиады в Мельбурне награждали футболистов, тренеров, в числе удостоенных правительственных наград был и Борис Андреевич Аркадьев.

И все же его не увлекают беседы о прошлом, гораздо интересней для него события настоящие. Например, игра московского «Динамо» (которую тренирует «его» Соловьев), молодежной сборной страны («его» Николаев), сборной страны («его» Бесков), да мало ли еще команд, в которых работают его ученики!

Я пишу эти бодрые, мажорные строчки, а память подталкивает меня к тому дню, 9 мая 1981 года, когда мы с Борисом Андреевичем и его дочерью прогуливались по праздничной Москве, с наслаждением вдыхая запахи весны, казалось вовсе поглотившие газовую отраву города. Мы говорили о… конечно же, о футболе и вдруг, непонятно как, оказались у Лужников. Внезапно на нас хлынула горячая волна болельщиков – только что со стадиона. Я живо представила себе – вот кадр, который резюмирует рассказ о Борисе Андреевиче: знаменитый тренер в окружении восторженных почитателей.

Никто из них даже не узнал его. Не заметил.

– Пап, – спросила Ира, – как по латыни «Так проходит людская слава»?

– Sic tranzit Сloria mundi, – тотчас отвечал Борис Андреевич. Но, искоса взглянув на меня, тонко усмехнулся и добавил: – Не огорчайтесь, на то она и слава, чтобы проходить, оставаться должно нечто другое…