"Ночной патруль" - читать интересную книгу автора (Гудис Дэвид)

Глава 7

Это был шестиместный изготовленный на заказ седан, темно-зеленого цвета, довольно консервативного стиля, с небольшим количеством хромированных деталей. Его привезли из Испании, и первый его владелец был членом того же гребного клуба, к которому принадлежал Гроган. Первый владелец любил менять автомобили и заплатил за этот семнадцать тысяч. Но как только машине потребовался незначительный ремонт, он тут же продал его Грогану за девять тысяч. Гроган очень гордился этим автомобилем и имел привычку поглаживать его по крылу или по капоту, словно тот был живым существом.

Вот и сейчас он стоял рядом с машиной и ласково поглаживал ее по переднему крылу, бормоча себе под нос:

— Куколка моя!

Заметив небольшое пятнышко на блестящей отполированной поверхности, он вытащил носовой платок и аккуратно вытер его. Потом отошел, критическим взором осмотрел свою работу и повторил, обращаясь к автомобилю:

— Куколка моя! Любимица моя!

Кори тихонько кашлянул, просто чтобы напомнить Грогану о своем присутствии. Гроган не посмотрел на него, но сказал машине:

— Ты же знаешь дорогу, верно? Тебе объяснять не нужно. Стоит только посмотреть на тебя, и я знаю: ты никогда меня не подведешь.

Какой-то мальчик лет десяти с перемазанным лицом подошел к Грогану и предложил:

— Я наведу на ней блеск. Отлично ее протру. Это будет стоить вам пятьдесят центов.

— Я заплачу тебе доллар, — сказал Гроган, не глядя на мальчика.

— Целый доллар?

Гроган вытащил из кармана пачку денег и выбрал долларовую бумажку. Вручая ее мальчику, он сказал громко и отчетливо:

— Я плачу тебе доллар за то, чтобы ты держался от машины подальше.

— Хорошо, — согласился мальчик, положил доллар в карман и тут же удрал.

Гроган снова вытащил носовой платок и начал стирать пыль с капота. Занимаясь этим, он осведомился у Кори:

— Видел сегодняшнюю передовицу?

Кори не ответил.

Гроган продолжал свое занятие. Кори скосил глаза, сощурившись и присматриваясь, словно изучал крошечные цифры на логарифмической линейке.

— Я задал тебе вопрос, — спокойно напомнил Гроган, все еще протирая носовым платком блестящую поверхность.

Кори молчал. Гроган развернулся, уставился на него и заорал:

— Ты будешь отвечать или нет?!

Поза и лицо Кори выражали полнейшую невозмутимость.

— Из-за чего весь сыр-бор? — спросил он.

Гроган хотел что-то ответить, но передумал. Какое-то время он сдерживался, потом застонал и скрипнул зубами. Он поднял руку и пригладил серебряные волосы.

— Из-за Мейси и Латтимора. В заметке говорится, что они перестреляли друг друга. На пустыре у реки.

— Вот, значит, как? И вы прочли об этом в газете?

— Господи, да нет же! — отвечал Гроган. — Мне позвонили из полицейского участка, от капитана. Сегодня рано утром, около пяти. Я сразу же прибыл в участок, а оттуда мы поехали в морг. А оттуда — в муниципалитет. Они провели баллистическую экспертизу. И конечно же... Почему ты на меня так смотришь?

— Я просто внимательно слушаю, — миролюбиво сказал Кори. — Продолжайте.

Гроган глубоко вздохнул.

— Не знаю, — произнес он, словно разговаривая с самим собой. — Просто ума не приложу. — Он посмотрел на Кори. — То есть я хочу сказать, я просто не могу поверить.

— А в отделе по расследованию убийств поверили?

Гроган кивнул:

— Они закрыли дело и убрали его на полку. Перестрелка, и точка. Но, черт побери, я ничего не понимаю!

— Почему же?

— Что-то не сходится, — нервно заявил Гроган. — Мейси и Латтимор всегда ладили друг с другом. Конечно, закадычными друзьями они не были и время от времени ссорились. Но только на словах. Никогда ничего серьезного. Так какого черта они перестреляли друг друга?!

— Они этого не делали, — сказал Кори.

Гроган на время замолк, потом бросил:

— Повтори, что ты только что сказал!

— Они не стреляли друг в друга.

На этот раз Гроган молчал долго. Он развернулся, сделал несколько шагов, потом возвратился и спросил:

— Если ты что-то знаешь, почему ты это от меня скрыл?

— Я ничего не скрывал, — ответил Кори. — Просто вы не были готовы меня выслушать.

Глаза Грогана превратились в линзы с сильным увеличением.

— Что ты несешь?! К чему это я не был готов?!

— К тому, чтобы узнать правду. Прежде вы должны взять себя в руки. Это — случай особый. Когда услышишь такое, нужно держать себя в узде.

Гроган еще раз пригладил волосы, потом сделал медленный глубокий вздох:

— Ладно. Выкладывай.

— Это я их продырявил, — невозмутимо начал Кори. — А потом устроил все так, чтобы подумали, что они продырявили друг дружку.

Гроган сделал несколько шагов в сторону. Поднял глаза к небу. Потом посмотрел на камни мостовой:

— Когда-нибудь меня хватит удар.

— Я был вынужден их пристрелить, — продолжал рассказывать Кори. — Вопрос стоял так: либо они, либо я. Они привезли меня к реке, чтобы убить. Они следили за мной от здания муниципалитета.

— От муниципалитета? — Гроган, отступивший на несколько шагов, быстро вернулся к Кори. Побледнев, он спросил: — А что, черт возьми, ты делал в муниципалитете?

— Меня отвезли туда на допрос.

— Какой еще допрос?

— По поводу вчерашнего случая. Насчет того, что произошло вчера в задней комнате забегаловки. А эти двое тупиц...

— Но дело-то закрыли, — буркнул Гроган. — Он слегка повернул голову и бросил на Кори косой взгляд: — Как же получилось, что оно опять выплыло?

Кори пожал плечами:

— Они, должно быть, решили, что я могу им что-то рассказать.

Гроган продолжал смотреть в сторону:

— И что же?

— Ну, они усадили меня и стали расспрашивать, как все происходило. Я им все рассказал, как вы велели. Только и всего.

— Ты уверен, что это все?

Кори кивнул, медленно и устало, и продолжал:

— А потом... Ну, я вышел из муниципалитета и взял такси. Мы двинулись к мосту, а сзади ехала какая-то машина. Я понял, что это «хвост», и решил узнать, что происходит, поэтому вылез из такси на Мэрион-стрит. Та машина подъехала, и из нее вышли двое. Это были Мейси и Латтимор. Они хотели знать, что я делал в муниципалитете. В тот момент я подумал, что это вы, должно быть, приказали им следить за мной.

— Я им ничего не приказывал, — ровно произнес Гроган, глядя своими глазами-линзами куда-то в пространство. «Соображает, что к чему», — заключил Кори.

— Они спросили у меня, что я делал в муниципалитете. Я им сказал, а они переглянулись, словно мой ответ их не удовлетворил. И я тут же оказался в их машине. Не то чтобы я испугался. Во всяком случае, не тогда. — Он пожал плечами. — Я думал, они делают то, что вы им приказали, — везут меня к вам.

— А они вместо этого...

— Привезли меня на пустырь у реки. Латтимор наставил на меня пушку и велел вылезать из машины. И тогда я понял, что они больше на вас не работают. Мне пришло в голову, что их нанял кто-то другой.

Гроган не отреагировал никак. На его лице не отразилось никаких эмоций.

— Вы что, ждали этого? — спросил Кори.

— Нет, — буркнул Гроган. — Но в такой игре нужно быть готовым ко всему.

Он открыл дверцу автомобиля и уселся за руль. Кори развернулся, услышав, как испанский двигатель поймал искру и зашумел, как сотня вовсю кипящих чайников. Когда шум превратился в ласкающее ухо мурлыканье, Кори направился прочь от автомобиля, говоря себе: «Сделаешь три-четыре шага, и он позовет тебя. Вот увидишь!»

Отойдя на три шага, он услышал, как Гроган окликнул его, и оглянулся.

Какое-то мгновение Гроган просто смотрел на него, потом спросил:

— Хочешь поехать со мной? Просто прокатиться?

— Не возражаю, — пожал плечами Кори.

Он обошел автомобиль и уселся рядом с Гроганом.

Сконструированный по заказу автомобиль круто развернулся и поехал в южном направлении к Эддисон-авеню. Все встречные прохожие приветствовали его, а Гроган через открытое окошко махал им в ответ. Потом, когда автомобиль покинул предместье, проехав по длинной арке моста высоко над рекой, Гроган включил радио и поймал трансляцию баскетбольного матча. Машина влилась в неторопливый субботний полуденный поток транспорта, двигавшегося по шестирядному шоссе, граничащему с рекой. Они ехали мимо заводов, угольных шахт и складов. В этом районе река текла довольно быстро. У берега стояла полузатонувшая баржа, и какие-то мальчишки в плавках ныряли с нее, как с вышки. Машин на дороге становилось все меньше и меньше. Это был состоятельный район с рядами дорогих домов, выстроенных вдоль улиц. За ним начинался городской парк с памятниками генералам Гражданской войны, некоторые из которых отдавали честь, а один даже размахивал мечом. У постамента этого памятника прямо под тенью от меча на траве мирно спал старик-негр. Автомобиль двигался дальше на север по шоссе, миновал парк, аквариум и огромное здание музея искусств, построенное в стиле Парфенона. Оно обошлось городу примерно в тридцать миллионов долларов, а служило в основном местом гнездовья голубей и игровой площадкой для мальчишек, которые приходили по вечерам погонять в прятки в лабиринте мраморных колонн. Шоссе обогнуло музей искусств и повернуло совсем близко к реке. На берегах рыбаки ловили зубатку и карпов; попадались конные полицейские, следившие за порядком в парке, и спортсмены в мокрых от пота тренировочных костюмах, упражнявшиеся в спортивной ходьбе. Вдалеке показались очень старые, но крепкие и хорошо ухоженные здания, над крышами которых развевались флаги. Это были клубы, члены которых — все гребцы или бывшие гребцы, ходили в основном на гоночных восьмерках. Река здесь была чистой; рыбаки, любители купаться и случайные прохожие сюда не допускались, о чем свидетельствовало объявление на заборе. Город гордился своими гребными клубами, некоторые из которых могли даже похвастаться спортсменами, участвовавшими в Олимпийских играх. К тому же многие их члены происходили из семейств, чьи имена были вписаны в историю города, а корнями уходили аж в семнадцатое столетие. За забор допускались лишь избранные. Простой смертный мог стать членом клуба лишь в том случае, если он был первоклассным гребцом, признанным чемпионом. Купить членство в клубе не было никакой возможности. Даже некоторые городские мультимиллионеры годами пытались туда попасть, но им это так и не удалось. В очень редких случаях членом клуба мог стать человек, имеющий компромат на кого-то из избранных. Например, фотографию представителя голубых кровей в постыдной ситуации. Именно так туда попал Гроган двенадцать лет назад. На фотографии, сделанной ночью в зоопарке, был запечатлен один из представителей элиты в момент полового акта с зеброй.

Автомобиль Грогана свернул на стоянку возле большого четырехэтажного здания в колониальном стиле. На его оранжевом с белым стяге красовалась надпись: «Юго-восточный гребной клуб».

— Подожди здесь, — сказал Гроган, и это были первые слова, которые он произнес с тех пор, как они двинулись в путь. Гроган вылез из машины.

— Вы долго там пробудете? — поинтересовался Кори.

— Минут тридцать — сорок, — ответил Гроган. — Ты против?

Кори пожал плечами:

— Послушаю баскетбол.

Гроган направился к зданию клуба. Несколько минут Кори слушал радио. В пятом периоде Цинциннати с Филадельфией счет был три — три. Роберт Робертс подавал за Филадельфию и проиграл одно очко. Потом из-за ошибки на поле им пришлось поступиться еще одним. На подачу вышел следующий. Комментатор сказал: «Теперь Робертс в трудном положении...»

«Мне бы его заботы!» — проворчал Кори, обращаясь к радио.

Интересно, зачем Гроган привез его сюда. Кори выключил радио и попытался поразмыслить логически. Ничего не получилось. На ум ему ничего не шло — лишь платиновые волосы и темно-зеленые глаза.

По реке к причалу Юго-восточного гребного клуба шла байдарка-четверка. А двойка отчаливала. Восемь мужчин лет тридцати — тридцати с небольшим подняли над головами блестящую гоночную коричнево-красную байдарку. Тщедушный рулевой выкрикивал команды. Они понесли байдарку по наклонному дощатому настилу вниз к воде. Потом из боковой двери клуба стали выходить более пожилые байдарочники. Они прошли мимо автостоянки по посыпанной гравием дорожке, ведущей к пристани. Им было от пятидесяти до шестидесяти, а одному, на взгляд Кори, уже перевалило за семьдесят. На некоторых были оранжевые трикотажные фуфайки и плавки в белую и оранжевую полоску, другие — по пояс голые. Подойдя к причалу, они быстро и умело принялись готовить свои байдарки к спуску на воду. Кори пожал плечами и подумал: «Некоторые никогда не сдаются. Им это дано от рождения. Разрази меня гром, если я понимаю, что тут к чему! Каждому свое».

Он увидел, как из боковой двери вышел Гроган. Его серебряные волосы сияли на солнце, словно зеркало. Под мышкой Гроган нес два больших весла, лопасти которых были выкрашены в оранжевую с белым полоску. В руке он держал белую капитанскую фуражку козырьком вниз. Он был голым до пояса, в ярко-оранжевых шортах, белых носках и белых кроссовках без единого пятнышка.

Гроган прошел мимо автомобиля, даже не взглянув на него, направился к причалу и поболтал минуту-другую с остальными гребцами. Они сгрудились вокруг него и закивали, когда он что-то сказал, указывая на реку.

«Наверное, какие-то замечания насчет течения», — догадался Кори.

Один из седоголовых гребцов похлопал Грогана по плечу. Гроган что-то сказал, и все они заржали.

«Он тут любимчик, — решил Кори. — Они просто смотрят ему в рот, эти аристократы».

Гроган сошел по помосту к воде, уселся в свою байдарку и погреб на середину реки. Его движения были размеренными, плавными и внешне не стоили ему никаких усилий. Кори вышел из машины и спустился к причалу. Гроган некоторое время сушил весла, потом снова стал грести.

Теперь он налегал на весла всерьез: одноместная байдарка аккуратно разрезала воду, лопасти весел почти не показывались в воздухе. Не было ни всплесков, ни отклонений в курсе, байдарка повиновалась Грогану, словно автомобиль, ведомый умелой и крепкой рукой.

«Вот это гребец! — отметил про себя Кори. — И не надо разбираться в гребле, чтобы сказать, что он настоящий мастер. Даже не мастер, а чемпион».

Он следил, как гребки становились все чаще и байдарка набирала скорость. Она обогнала остальные, где гребцы сушили весла или просто сидели и смотрели.

«А ведь ему пятьдесят шесть лет», — напомнил себе Кори.

Байдарка-одиночка прошла под железнодорожным мостом больше чем в миле от причала, потом развернулась и направилась обратно. Кори ушел с причала и по усыпанной гравием дорожке вернулся в машину.

Через двадцать минут Гроган появился в дверях клуба в своем обычном костюме, забрался в автомобиль и включил двигатель. Они молчали. Машина выехала задним ходом со стоянки и свернула на шоссе. По-прежнему не было произнесено ни слова. Только когда они миновали музей искусств, аквариум, памятники генералам Гражданской войны и по обеим сторонам улицы потянулись дорогие многоквартирные дома, Гроган спросил:

— И как впечатление?

— От чего?

— От моей гребли.

— Вы заметили, что я стоял на причале?

— Как впечатление? — повторил Гроган.

— Здорово, — ответил Кори. — Есть на что посмотреть.

— Все так говорят, — буркнул Гроган и взглянул на Кори. — По-твоему, я делаю это напоказ?

— Откуда мне знать?

— В действительности я не пытаюсь выпендриться. Но это для меня не просто спорт.

Последовало короткое молчание. Потом Гроган спросил:

— Хочешь знать, зачем я этим занимаюсь?

— Было бы любопытно.

— Ладно, я тебе скажу. Я не просто работаю веслами. При этом вроде как включается двигатель. Вот здесь. — И он показал себе на голову. — Чем быстрее я гребу, тем лучше я мыслю. Я имею в виду, — пояснил Гроган, — настоящее мышление. Настоящее мышление — это работа мозга, свободная от участия мышц, желез и нервов, то есть от того, что именуют чувствами.

— Вы хотите сказать, что, когда вы гребете, вы забываете обо всем остальном?

— Что-то вроде того, — согласился Гроган. — Когда дело доходит до настоящего мышления — это должен быть голый расчет и ничего больше. Если вмешиваются чувства, я больше не думаю, остается лишь тревога, меланхолия и смятение. Улавливаешь?

Кори медленно кивнул.

— Когда я гребу, картина складывается сама собой, и рано или поздно я нахожу правильное решение. Как сегодня, — сказал Гроган.

Автомобиль съехал к обочине шоссе. Гроган выключил мотор. В наступившей тишине он смотрел на Кори Брэдфорда. Потом бросил:

— Я жду, Кори.

— Чего? Я вам все рассказал.

— Точно?

— Да. Давайте проверим. Я рассказал вам о муниципалитете. И о том, как поразвлекался с Мейси и Латтимором. И это все. Полный отчет.

— О прошлой ночи, — заметил Гроган. Он немного помедлил, затем спросил: — А как насчет сегодняшнего дня?

— Что вы имеете в виду под сегодняшним днем?

— В моем доме. Пока я был наверху. А ты — внизу. С ней.

Последовала долгая пауза.

— Вот послушай. Я спустился вниз, а она сидела на софе. Ты был в другом углу комнаты. В кресле. Спиной к ней. У нее на коленях было что-то. Иллюстрированный журнал. Тогда до меня не дошло, но, когда я греб по реке, я задумался об этом.

Кори слегка приподнял брови. Он изо всех сил старался выглядеть совершенно спокойным.

— Мне пришло в голову, что Лита — привередливая читательница, — сказал Гроган. — Ее не интересуют иллюстрированные журналы. Если я их приношу домой, она всегда возмущается. Говорит, что это — мусор.

— И что из того?

— У нее на коленях лежал открытый журнал, который она якобы читала. Но она не читает без очков.

Кори в недоумении поморщился.

— Она никогда не читает без очков, — сказал Гроган.

— И что с того? — промямлил Кори. — Что вы этим хотите сказать?

— То, что ты и без меня знаешь, — бросил Гроган. — Она притворялась. Она не читала журнал, пока я был наверху. И вас не разделяло двенадцать футов ковра.

Кори смотрел на Грогана и лениво ухмылялся.

— Хотите поджарить меня в гриле? — осведомился он.

— Без масла. А теперь давай, выкладывай.

Кори сжал губы. Он сказал себе: «Тут требуется холодная ярость, и чем меньше ты скажешь, тем лучше».

Он бросил на Грогана притворно ледяной взгляд и рявкнул:

— Оставим эту тему!

Пальцы его легли на ручку дверцы. Он повернул ее и стал вылезать, но Гроган удержал его за руку.

— Нет, погоди! — сказал он. — Я еще не закончил.

— Уберите руки!

Гроган отпустил его, а потом тихо сказал:

— Не будь таким дураком. Ты от меня никуда не уйдешь. От меня еще никто не уходил!

Кори захлопнул дверцу и снова уселся на сиденье.

— Что с тобой такое, черт возьми?! — сказал Гроган. — Чего ты так взбеленился?

— Я вам говорю, — процедил Кори, — я ее и пальцем не тронул!

— А что, хотел?

— Послушайте, Гроган. — Кори подвинулся на сиденье и посмотрел прямо в лицо седовласому мужчине. — Во-первых, она — ваша жена, а я — не подлец. Во-вторых, она — та еще штучка, но я — не идиот. В-третьих, я здесь ради денег, а не ради удовольствий.

— Ладно, — сказал Гроган.

— Ничего не ладно. Вы даже забыли, что вчера ночью меня чуть было не угрохали, черт побери! А ведь я работал на вас. Нет, видно, мало на мою голову свалилось. Я еще должен сидеть тут и выслушивать про вашу бабу. Да мне на нее... Плевать я на нее хотел!

Гроган хихикнул, тихо и немного горько:

— Хотелось бы мне, чтобы и я мог про нее так сказать! — Он на мгновенье закрыл глаза и пробормотал себе под нос: — Черт бы ее побрал!

Кори развалился на сиденье и уставился в ветровое стекло. Он приказал себе ничего не говорить: придал лицу угрюмое выражение и старался сохранить его как можно дольше.

— Не обращай на меня внимания. Кори, — сказал Гроган. — Просто я все принимаю близко к сердцу, и меня это душит. Как веревка вокруг шеи. И с каждым днем она затягивается все туже и туже. Почему я ее терплю? Давно надо было покончить с этим. — Голос Грогана исказился от боли. Он низко наклонил голову и прижался лбом к баранке. — Что делать в таких случаях? — спросил он, ни к кому не обращаясь. — Знаешь, до чего доходит? Она напустила на меня порчу, вот. Наверняка. Она меня околдовала.

— И вы верите в подобную чепуху? — недовольно буркнул Кори.

— Кори, мальчик мой, вот что я тебе скажу. Черт побери, я уже не знаю, во что верить! Если бы только я мог до нее достучаться! Ты меня понимаешь? Но клянусь, это все равно, что пытаться поймать в воде угря. Ты можешь его коснуться, но удержать не сможешь. Вот так я и живу. В своем собственном доме!

Кори покосился на седовласого мужчину. Толстые пальцы гребца вцепились в руль. Руки, которые так легко управлялись с веслами, дрожали.

— Вот уже три года, — сказал Гроган, подавив тихий смешок, отдающий горечью и болью. — Целых три года я живу с этим чертовым вопросительным знаком. Не проходит и дня, чтобы она не бросила мне новую загадку. Как сегодня с журналом. Сидела и изображала, что читает его, не надев очков. — Он поднял голову и умоляюще посмотрел на Кори: — Ты можешь объяснить мне хоть что-нибудь? Помочь мне немного?

— Мне нечего вам сказать, — пожал плечами Кори. — Я не могу прочитать ее мысли.

— Ты говоришь, что она — та еще штучка. — Глаза Грогана опять превратились в линзы. — Почему?

— Просто она себя так ведет. Вроде бы дает надежду, а потом идет на попятный. Вы понимаете, о чем я?

Гроган отвел взгляд и медленно кивнул, заскрипев зубами, словно кто-то ударил его по почкам:

— Да, я знаю, что ты имеешь в виду. Как не знать! Порой по ночам мне хочется сесть в поезд и уехать за тридевять земель.

Кори заморгал.

Гроган продолжал:

— Однако позволь мне сказать тебе, мой мальчик: бывают ночи, когда я забираюсь к ней в постель и там происходит нечто волшебное. Но сколько таких ночей? Я могу их по пальцам пересчитать. Может, поэтому-то я и запал на нее.

После этого оба долго молчали. Наконец Гроган включил мотор, съехал с обочины и влился в поток машин. Несколько минут спустя автомобиль остановился напротив дома Грогана. Хозяин пошел туда. Кори Брэдфорд зашагал в направлении Эддисон-авеню.

На Эддисон-авеню у забегаловки он заметил Карпа. Тот стоял на другой стороне улицы в компании с какими-то выпивохами, которые передавали по кругу бутылку, завернутую в газету. Тщедушный человечек посмотрел на Кори, потом отделился от пьяниц и свернул за угол.

Кори выждал несколько минуту, затем перешел Эддисон-авеню, бросил долларовую бумажку алкашам и тоже завернул на Вторую улицу. Карп сидел на пороге какого-то дома недалеко от угла: он нашел в уличном мусоре какую-то ветхую тряпку и старательно полировал свои видавшие виды башмаки. Кожа на них местами потрескалась, оторвалась, и в прорехи были видны носки, но коротышка продолжал их усердно и тщательно тереть, словно его ботинки были наилучшего качества и заслуживали самого лучшего ухода. Когда тень Кори упала на него, он даже не поднял головы. Все его внимание было поглощено башмаками.

— Ты сделал, что я тебя просил? — осведомился Кори.

— В соответствии с вашими указаниями, — невнятно ответил тщедушный человечек.

— И куда она пошла?

— Сначала на мясной рынок на Седьмой, — ответил Карп, натирая тряпкой левый ботинок.

Он отнял тряпку и внимательно изучил результаты своих трудов. Осмотр его явно не удовлетворил, и он возобновил свое усердие.

— Потом назад на Эддисон, к зеленщику. После отправилась домой.

— Ты уверен, что именно домой? Она могла просто зайти к кому-нибудь.

— Нет, — возразил Карп. — Я проверил это. И проверил тщательнейшим образом. Она вошла именно в дом, где живет.

Кори слегка нахмурился:

— Что ты называешь «тщательнейшим образом»?

— Я подсматривал в окно, — ответил Карп. — Она положила мясо в холодильник. Открыла несколько банок консервированных овощей — горошек, кукурузную пасту, потом развернула батон и...

— Она была одна?

Карп кивнул.

— Хорошо, — сказал Кори. — Назови ее адрес.

— Шестьсот семнадцать на Ингерсолл-стрит, — проговорил тщедушный человечек. — Первый этаж, вход со двора.

— Спасибо, — бросил Кори.

Не подумав, он сунул руку в карман и стал перебирать банкноты. Тут Карп поднял голову и Кори прочел в его взгляде: «Пожалуйста, не обижай меня!»

Рука Кори появилась из кармана брюк пустая, коротышка одобрительно улыбнулся ему. Он снова опустил голову и принялся чистить ботинки. Кори пошел прочь.

«Шестьсот семнадцать на Ингерсолл», — повторил он про себя.

Придя домой, он надел свежую рубашку. Потом решил переодеться полностью — надел чистые трусы и носки, а затем открыл стенной шкаф и вытащил единственный свой костюм. Это был костюм за девятнадцать долларов, которому требовалась утюжка. Кори пожалел, что не нашел времени, чтобы его погладить. На внутренней стороне дверцы шкафа на гвозде висело четыре галстука. Он выбрал зеленый, заправил его под воротничок рубашки и начал было завязывать, но тут понял, какого он цвета.

«Цвет не подходит», — сказал он себе.

Он стянул с себя темно-зеленый галстук и повесил его на гвоздь, потом некоторое время стоял, тупо уставившись на него.

«Что за дурацкие капризы? — удивился он про себя и попытался прогнать ненужные ассоциации. — Если тебе не нравится этот цвет...»

Кори схватил темно-зеленый галстук, быстро надел его под воротничок и завязал.

После этого он сдвинул доски в задней стенке шкафа, вытащил значок, удостоверение и полицейский револьвер. Положив удостоверение в бумажник, Кори стал засовывать револьвер под ремень, и тут услышал тихий стук в дверь.

— Кто там?

— Макдермотт.

Кори отпер дверь, и Макдермотт вошел. Кори не очень обрадовался этому визиту, а когда увидел, что сержант деловито подошел к окну и задвинул занавески, нахмурился еще больше.

— Просто чтобы никто не увидел нас вместе, — пояснил Макдермотт.

— Да кто станет смотреть!

— Откуда ты знаешь?

— Если за моим домом следят, они уже видели, как вы входили.

— Я шел через проулок, — сказал Макдермотт. — И потом, откуда им знать, к кому я иду.

— Можно справиться у консьержки.

— Она меня не видела. Я пробрался через черный ход.

— Господи! — проворчал Кори. — Средь бела дня!

— Не волнуйся, — успокоил его Макдермотт.

Кори беззаботно рассмеялся.

— А что тут смешного?

— Вы уговариваете меня не волноваться.

— И что с того?

— Вы не знаете нашего предместья.

— Я знаю все предместья.

— Только не это, — сказал Кори. — Чтобы его знать, нужно здесь жить. И не неделю, не месяц. Тут нужно родиться и вырасти. Это — «Болото», и, чтобы узнать его по-настоящему, нужно быть болотным котом.

— Спасибо за науку.

Кори посмотрел на сержанта. Что-то прозвучало в голосе этого человека, от чего в комнате стало холодно. От ледяного взгляда Кори пробрала дрожь. Это длилось лишь одно мгновение, но в это самое мгновение Кори показалось, что он уже где-то видел Макдермотта давным-давно.

Сержант огляделся в поисках стула, но не нашел его и присел на край постели. Кори протиснулся мимо и прислонился к туалетному столику. Надолго воцарилась тишина.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — нарушил молчание Макдермотт.

— Нет, — ответил Кори.

Снова повисла пауза.

Макдермотт посмотрел на него:

— Просто я подумал, что тебе есть что поведать.

— Если бы было, — медленно и спокойно проговорил Кори, — неужели я бы сидел и ждал? Я бы позвонил или написал рапорт.

— Ладно, — миролюбиво сказал Макдермотт. — Все в порядке, Брэдфорд.

— Вы уверены, что все в порядке?

— Не злись! — улыбнулся Макдермотт.

— Я и не злюсь, — возразил Кори, решив, что надо быть предельно осмотрительным, — просто мне любопытно. Я пока не врубаюсь во всю эту рутину.

— Вот именно. Обычная рутина.

«Скажи это кому-нибудь еще», — подумал Кори.

Он посмотрел на Макдермотта, потом отвернулся и бросил:

— Вы всегда так поступаете, сержант?

— Как?

— Ходите и проверяете.

У Макдермотта брови слегка приподнялись от удивления.

— По-твоему, я сейчас занимаюсь этим?

— Мне так показалось.

Сержант откинулся на кровати, уперевшись локтями. Он, сощурившись, посмотрел в потолок, потом скользнул взглядом по стенам, задерживаясь на тех местах, где обои были порваны и виднелась штукатурка.

— Сколько ты платишь за эту конуру? — поинтересовался он.

— Четыре пятьдесят.

— Она стоит на доллар дешевле.

— Меня это не волнует, — сказал Кори. — Я мот.

Макдермотт тихонько рассмеялся, потом резко умолк и заключил:

— Ну, я не знаю. Может, так и есть.

«О чем это он, черт бы его подрал! — удивился Кори. — Что это значит? Может, он перебрал? У него такой туманный взгляд, словно он под кайфом. Но не пьян. Должно быть, травка или колеса или что-нибудь в таком духе. Вполне возможно, он под кайфом просто от кислорода. Есть и такие мастера, знаешь ли. Они настраивают себя так, что им только остается вдохнуть воздуха — и готово. Могу поспорить, с ним сейчас что-то подобное. В этом вся беда. Он приперся сюда, парит тут на небесах, но может свалиться тебе на голову в любой момент».

— Ты уверен, что тебе нечего мне сказать? — снова спросил сержант.

— Сказать нечего, а вот полюбопытствовать есть о чем.

— Давай.

— Не хотите ли вы пойти к черту?

Макдермотт снова хихикнул:

— Теперь ты правда разозлился.

— Да, я очень разозлился, — сказал Кори, делая вид, что обижен, и наигранно хмурясь. — Вы сами взяли меня на службу, дали значок, а на следующий день приходите и проверяете.

— Вовсе нет.

— Тогда что?

— Просто ты в «Ночном патруле» новенький, и мне хотелось познакомиться с тобой получше.

Кори взвесил его слова и про себя рассмеялся.

— Вторая попытка, — объявил он.

— Я хотел с тобой познакомиться. Считай это визитом вежливости.

— Тогда к чему меня подзуживать?

— Не обращай внимания. — Макдермотт ласково улыбнулся: — Просто у меня такая привычка. Как у некоторых дантистов, которые даже в гостях ждут, когда ты откроешь рот, чтобы заглянуть туда и осмотреть зубы.

Опять повисла тишина.

Потом сержант спросил:

— У тебя есть подружка?

— Нет.

— Как это?

— Не нашлось никого подходящего.

— Может, ты просто не замечаешь?

Кори опять нахмурился. На этот раз он не притворялся.

— А у вас, сержант? Что вы предпринимаете для отдохновения?

— Покупаю себе девушку, — ответил Макдермотт.

— Вы что, холостяк?

— Нет, я женат, — сказал Макдермотт. — Вот уже двадцать семь лет.

— И?

— Она не может. Она не позволяет мне даже прикоснуться к ней.

Кори недоуменно посмотрел на сержанта и быстро отвел глаза.

— Дело не в том, что мы не ладим, — пояснил Макдермотт. — Мы очень привязаны друг к другу. Просто так получилось, и мы приспосабливаемся как можем. Сначала было трудно, она хотела уйти от меня, даже пыталась покончить с собой. Потом постепенно я убедил ее, что мы сумеем с этим жить.

— Жить с чем?

— С ее состоянием.

— Она что, чокнутая?

— У нее есть только один пунктик, — сказал сержант. — Просто некий ступор в голове.

«Почему он мне это рассказывает?» — удивлялся Кори и услышал свой вопрос:

— А что с ней произошло?

— На нее напали. Несколько бандитов схватили ее и затащили в заброшенный дом. Их было девять. Они насиловали ее почти двое суток. Потом ее нашли в каком-то проулке, совершенно голую. Кровь текла у нее по ногам. В больнице сказали, что ее шансы пятьдесят на пятьдесят, поскольку она потеряла слишком много крови.

— Она рассказала, что с ней случилось?

— Она не могла говорить. Вообще почти за целый год она не произнесла ни одного слова. И есть тоже не могла. Ее приходилось кормить через трубку. А потом, когда она уже заговорила, она все равно ничего не рассказала, а доктора не велели мне ее расспрашивать. Они сказали, чтобы я оставил все как есть, поскольку она на грани и остается полагаться лишь на время, и что мне нужно быть очень осторожным, чтобы все не началось снова. И еще, они усадили меня и принялись утешать. Говорили, что лучше будет, если я возьму назад свои слова...

— Какие слова?

— Мы были помолвлены.

Кори несколько раз моргнул.

— А ты думал, все это произошло недавно? — спросил Макдермотт.

— Ну, я думал...

— Это было за шесть лет до того, как мы поженились, — сказал Макдермотт. — Тридцать три года назад.

Кори снова заморгал. Он слегка поморщился, потом почувствовал, что дальше будет еще хуже, и взял себя в руки. Он почему-то не мог смотреть на сержанта: стоял, отвернувшись, и ждал.

Он услышал, как Макдермотт спросил:

— Хочешь знать, где это произошло?

Кори, сам не зная почему, медленно кивнул.

— Это случилось здесь, на «Болоте», — пояснил Макдермотт.

Кори медленно повернул голову, и взгляды их встретились.

— И вот что я тебе скажу, — продолжал сержант.

Он все так же валялся на кровати, упираясь локтями. Говорил он тихо:

— Я скажу, почему они сделали это с ней. Не потому, что они были под кайфом или пьяные. Ничего подобного. Это был тщательно продуманный план. Они хотели отомстить мне.

Перед мысленным взором Кори, как на киноэкране, возник Генри Макдермотт в возрасте двадцати двух лет. Макдермотт тогда носил полицейскую форму. Никакого действия не происходило, только изображение юного Макдермотта, новичка-полицейского.

— Все было так, — начал Макдермотт, — я был прикреплен к девятнадцатому участку. Город тогда еще не так разросся. Теперь это тридцать седьмой участок. Значит, меня поставили в ночную смену. Мой участок простирался от Эддисон до Монрос и от Второй улицы до Седьмой. Каждый раз, обходя его, я проходил мимо дома, в котором жил. Я родился и вырос в этом доме, поэтому можешь не говорить мне, что я не знаю здешних мест. Я знаю «Болото», как собственное отражение в зеркале.

Я жил на Пятой. А на Третьей жила та банда мерзавцев. Они называли себя Драконами с Третьей улицы. Возраст — от семнадцати до двадцати с небольшим. Самый гадкий. То есть я хотел сказать, очень опасный возраст. Все владельцы магазинов на Эддисон писались от них в штаны. Драконы с Третьей улицы. Они носили бейсбольные кепки с эмблемой в виде головы дракона. На вопрос, чем они занимаются, отвечали, что они члены атлетического клуба. Как я ни старался, я не мог раздобыть ничего на них. Они действовали организованно и хитро, так что мне было нечего им предъявить. А людей грабили, били, убивали.

В конце концов я придумал. Однажды ночью я выследил одного из членов банды и просто из принципа воспользовался бейсбольной битой. Тот попал в больницу и чуть было не сдох. Но никто не знал, чьих рук это дело. Поэтому все сошло просто замечательно. Точно так, как я и хотел. Переломать им кости в темноте, чтобы они не видели, кто их бьет. Прошла неделя, и еще один гад попал в больницу, потом третий, четвертый. На этом все и закончилось. В ту ночь было не так уж темно, и этот четвертый Дракон, вероятно, увидел, кто его ударил, прежде чем вырубился. Через несколько ночей после этого мне подсунули записку под дверь. Она была на черном картоне и гласила: «Ты сам напросился». И все.

И что они сделали? Они заставили меня ждать. Прошла неделя, потом еще одна, когда меня бросало в пот каждую минуту. Однажды я проходил мимо проулка, и чей-то голос сказал достаточно громко, чтобы я услышал: «Мы не торопимся, Макдермотт». Я бросился в проулок. Но там никого не было. Наверняка этот мерзавец спрятался в каком-нибудь подвале.

Так они держали меня в постоянном ожидании того, что произойдет. Через три недели я уже был готов обратиться за помощью, выложить все как есть капитану полицейского участка. Но если бы я это сделал, у меня отобрали бы значок и мне пришлось бы предстать перед судом за четыре вооруженных нападения. Я не знал, как мне быть. От размышлений я совсем дошел до ручки. И тут, прежде чем я успел принять какое-нибудь решение, Драконы решили все за меня. Но достали они не Макдермотта, а его девушку.

Оба долго молчали.

Потом Кори спросил:

— Ты им отомстил?

Макдермотт туманно улыбнулся с некоторой гордостью.

— Скольких? — осведомился Кори.

— Пятерых, — ответил сержант. — По одному. За несколько лет.

— Насмерть?

Макдермотт кивнул.

— Медленно?

— Очень, — подтвердил Макдермотт. — С кляпом во рту. Я использовал клещи. Когда они теряли сознание, я приводил их в чувство с помощью нюхательной соли. Они умирали медленно, очень медленно.

И снова в голове Кори словно засветился киноэкран, и на нем возник Макдермотт с расстегнутым воротничком и засученными рукавами, держащий клещи. Клещи все в крови. Рядом с ним сидит на стуле человек с кляпом во рту, связанными запястьями и щиколотками. На полу между голыми ногами мужчины лужа крови. И кровь продолжает капать. Глаза мужчины закрыты, а голова бессильно свесилась на одну сторону. Макдермотт берет маленький пузырек с нюхательной солью, и человек приходит в себя. Тогда Макдермотт ласково улыбается и возобновляет свое занятие с клещами.

— Значит, я убрал пятерых, — сказал сержант. — Я поклялся покончить со всеми девятью, но двое из них умерли естественной смертью, а еще один свалился в речку и утонул.

— Это только восемь.

— Один до сих пор жив, — пояснил сержант, и неясная улыбка исчезла с его губ. — Он вперил взгляд в стену напротив кровати. — Вожак, — бросил он. — Вожак Драконов с Третьей улицы.

И тут он повернул голову и посмотрел на Кори.

Его взгляд говорил: "Теперь он уже не носит бейсболку с головой дракона. И место встречи переместилось с Третьей улицы на Вторую. На углу Второй и Эддисон. А точнее, в заднюю комнату в «Забегаловке».

Сержант отвел глаза от Кори Брэдфорда, сел на краю кровати, потом встал, направился к двери, но остановился на пороге. Он медленно повернулся и несколько мгновений смотрел на Кори. В его взгляде явно читалась печаль. После этого дверь за ним закрылась, и Кори остался в комнате один. В него глубоко вонзилась ледяная игла. Высоко на бедре, где-то у паха.