Рафаил Гругман Нужна мне ваша фаршированная рыба (повести и рассказы)

Стена Плача

Где она? В этом маленьком дворике на Новосельской, с каштаном, разросшимся выше двухэтажного флигеля, мраморном колодце, сверху забитом досками, и бельем, висящим поперек двора?

К какой стене примкнуть? К той, где из открытого окна, распевая горло, накатывается на весь двор: «А-а, а-а-а…», или к той, где кормит куклу семечками четырехлетняя леди?

И к той, и к другой стене с интервалом в два дня подошел автобус, и с тяжелыми баулами, торопливо раздаривая соседям оставшуюся утварь, наспех распивая траурное шампанское, и от той, и от другой стены рухнул в автобус осколок Великого Исхода.

Железная табличка в подъезде с указателем ранее проживавших в доме жильцов — мемориальная доска. По живым.

Закрываю глаза.

— Посмотрите, что она мне сыплет на голову?! — неизвестно к кому вопрошает визгливый женский голос. — О! — торгующая виноградом женщина отскакивает в сторону, задирает голову и машет кулаком…

Подметавшее балкон «О» быстро прячется в комнате. Посланные вслед залпы летят в воздух, бесследно растворяясь в плотных слоях атмосферы.

«О» не безлико. Оно появляется вскоре на балконе третьего этажа в виде полногрудой женщины в сиреневом трико и белом, шитом на заказ лифе, с ведром воды и ультиматумом:

— Я тебе вылью сейчас ведро на голову! Ты уберешься со своим виноградом или нет?!

Оцинкованное ведро угрожающе накреняется, в то время как задравшая голову продавщица беспомощно разводит руками, пытаясь объяснить, что ее поставили торговать виноградом именно здесь.

— А у меня из-за твоего винограда пчелы на третьем этаже! Я вся хожу искусанная! — не желает сдаваться «О». — Я тебе в последний раз говорю! — И уходит в комнату, удовлетворенная величием своей угрозы.

Продавщица, с утра тихо мечтающая о небольшом дождике, миролюбиво садится на пустой ящик, выслушивая сочувственные реплики рядом торгующих коллег.

— Как тебе нравится, ей пчелы мешают?!

— Дать ей по рылу, чтобы она успокоилась…

— Оно мне надо с ней связываться, — ободренная сочувствием, отвечает продавщица. — Пусть живет…

— При такой жаре могла бы и вылить стаканчик. Ничего бы с ней не случилось. Руки бы не отсохли, — комментирует переговорный процесс покупатель.

Он протягивает продавщице целлофановый кулек.

— Два килограмма. Только сделайте как себе.

— У нее, наверно, сахар, раз к ней пчелы липнут, — отбирает продавщица красивые гронки. — Ваша жена будет довольна.

— А вы?

— Я уже довольна…

— Так ты уберешься уже или нет?! Или я вызову милицию, что ты торгуешь не на своем месте! — вновь включается третий этаж.

— Женщина! Вам что там, наверху, нечего делать?! — вступается за продавщицу покупатель. — Она же не сама сюда встала!

Через час, когда тропический ливень мгновенно навалился на город и от грозовой канонады затрещали барабанные перепонки, на балконе третьего этажа вновь появилась «О».

— Ты еще не околела?! — кричит она съежившейся продавщице и помахав складным японским зонтиком, бросает его на лоток.

Та смеется, прячась под зонтиком:

— Спасибо! Не дождетесь!

Открываю глаза. Атлантический океан тихо плещется у ног моих. За спиной круглое здание Нью-Йорк Аквариума, бордвок — широкий деревянный настил, окантовывающий знаменитые Кони Айлэнд и Брайтон Бич пляжи, и потный воздух Южного Бруклина.

Бордвок, пограничная полоса «город-океан» — Приморский бульвар дотелевизионной Одессы — вечерами усыпан осколками Великого Исхода.

— Дэвид, ты будешь слушаться бабушку или останешься без Диснейленда!

Четырехлетний Дэвид пытается на роликовых коньках исполнить пируэт, падает, встает, бабушка хватает его за руку:

— Посмотри на этого ребенка, что он вытворяет!

Дэвид, тщетно пытаясь вырваться, использует все средства:

— А я съем твои фудстэмпы! — и для верности показывает язык.

— Мама, оставь его, — вмешивается дочь, — пусть падает — лучше спать будет.

Закрываю глаза.

На другой день «О» спускается за зонтиком и продавщица возвращает его с благодарностью: «Возьми абрикосу. Я дам тебе как на Привозе».

— Спасибо, я уже сделала базар в десять утра.

— Все равно возьми — у меня дешевле. Такой абрикос на улице не валяется.

И они расстаются как лучшие подруги.

Южный Бруклин — осколок стены.

В приокеанских ресторанах ведущий поочередно объявляет: «Для бывших киевлян…», «Для петербуржцев…», «Для москвичей…» — клич бьет в голову, первые аккорды, как удар невропатолога по коленной чашечке, действуют моментально, и зал реагирует ногами, но когда звучит: «Исполняется для одесситов…» и затем почти всегда: «Пахнет морем и луна висит над самым лонжероном…» — нож в горло — ноги немеют. Не стынут — немеют.

Энтони, двухлетний американец, на это не реагирует. Мама зовет его Антошкой, и он смеется рыжими глазами, не зная еще своего подлинного имени. Как и языка, который станет для него родным. Что ждет внуков его? Новый Исход? И новая Стена? Не приведи, Господи, если что-нибудь еще во власти Твоей.