"Угасающее солнце: Шон'джир" - читать интересную книгу автора (Черри Кэролайн)

21

Дом зажурчал голосами, взрослыми и детскими. Народ с изумлением осматривался вокруг, с любопытством глядя на то, что за столь многие века видели лишь сен'ейны… восхищаясь огнями, их яркостью – и, как и подобало мри, ничему не удивляясь. Силы присутствовали здесь; им суждено было быть использованными. Многое было непонятно катам или келам, но они могли пользоваться этим.

И Святилище вновь озарилась светом: Мелеин своими руками зажгла лампы, и принесли пан'ен, и поставили там, позади изъеденных коррозией экранов – чтобы вновь взять его, если Народ отправится в путь, чтобы Дом мог поклоняться ему, пока они остаются на месте. Были исполнены ритуальные обряды – Шон'джир мри, покинувших Кутат; и Ан'джир мри, что оставались на родной планете.

Мы те, кто не ушел:

те, кто ходит по земле,

те, кто смотрит в небо;

Мы те, кто не ушел:

те, кто правит миром,

те, кто хранит веру;

Мы те, кто не ушел:

и прекрасно наше утро;

Мы те, кто не ушел:

и прекрасна наша ночь.

От ритмических слов дрожал воздух: долгая ночь, – подумал Дункан, стоя рядом с Ньюном… народ, что ждал своего конца на умирающей Кутат.

Пока не пришла Мелеин.

Смолкли песни; холл погрузился в оцепенение; Народ разошелся по своим делам.

Вот и холл Келов.

Длинную винтовую лестницу и еще недавно полутемный холл внезапно затопил свет… Келы расстилали ковры, что прежде служили полом в их палатках – на них еще остались следы песка: уборщики, что шныряли во внешнем холле, старались держаться подальше.

Келы уселись, образовав круг. Теперь, в уединенности холла, настало время любопытства. Глаза изучали Ньюна, дусов, и, больше всего, Дункана.

– Он будет хорошо принят, – внезапно бросил Ньюн, отвечая на невысказанный вопрос.

Неодобрительные взгляды, но никаких слов. Дункан обвел глазами круг, встречая колючие немигающие взгляды золотистых глаз – в них не было любви, не было доверия, но, – внезапно подумал Стэн, – не было и неприкрытой ненависти. Он по очереди смотрел в лица кел'ейнов, позволяя им самим вдоволь насмотреться; и он бы снял даже зейдх, и позволил бы им убедиться в том, насколько он отличается от них; но подобное действие было бы воспринято как унижение, а сделай Стэн это в гневе – как оскорбление, упрек для кел'ейнов. Они же не могли просить его об этом, ибо для Дункана подобная просьба явилась бы глубочайшим оскорблением.

Передали чашу – вначале Ньюну, затем – Дункану: в медной чаше была выжатая из голубого трубчатого дерева вода. Дункан слегка смочил губы и передал чашу Хлилу, что сидел рядом. Хлил мгновение колебался, словно ему предстояло пить после дусов; и потом кел'ен коснулся ее своими губами и передал дальше.

Один за другим спокойно пили они… даже обе кел'е'ен, родственницы Мирея. Отказов не было.

Затем Ньюн положил свой длинный меч на колени Дункана и, следуя этой странной и замысловатой церемонии, каждый из кел'ейнов положил свой меч на колени соседу, и ав'ейн-келы, и в том числе принадлежащий Дункану, переходили по кругу от мужчины к женщине, пока у каждого в руках не оказался его собственный меч.

После этого, один за другим, они назвали свои полные имена. У некоторых были имена обоих родителей, у других лишь имя Сочил, а Дункан, опустив глаза, вымолвил свое – Дункан-без-Матери, чувствуя себя странно потерянным среди этих людей, которые знали, кем были.

– Ритуал келов, – сказал Ньюн, когда это закончилось, – по-прежнему тот же.

Похоже, им было приятно узнать, что они все сделали верно; они закивали, соглашаясь.

– Вы научите нас му'а, – проговорил Ньюн, – му'а родины.

– Да, – с готовностью отозвался Хлил.

Наступила долгая тишина.

– Одну часть ритуала, что известен мне, – сказал Ньюн, – я не слышал.

Хлил, у которого шрамов было больше, чем сет'ал, Хлил с'Сочил, чье лицо было грубоватым для мри, но сам он был изящен и прекрасно сложен, занервничал.

– Наши каты… наши каты боятся этого… – Хлил едва не сказал ци'мри и в упор взглянул на Дункана.

– Ты не хочешь, – спросил Ньюн, – открыто сказать об этом?

– Мы обеспокоены, – сказал Хлил, опустив глаза.

– Мы?

– Кел'ант, – едва слышно вымолвил Хлил, – это твое право… и его.

– Нет, – тихо сказал Дункан, но Ньюн сделал вид, что ничего не расслышал; оглядываясь вокруг, Ньюн ждал.

– Вас приглашают Каты, – проговорила одна из пожилых кел'е'ен.

– Вас приглашают Каты, – эхом откликнулись остальные, и последним из них – Хлил.

– Что ж, – сказал Ньюн и поднялся, ожидая Дункана – в то время как остальные сидели, а Дункан пытался понять хоть что-нибудь по устремленным на него взглядам.

Дусы поднялись было следом, но Ньюн запретил им.

И они вдвоем покинули холл келов, и спустились вниз по лестнице. Ночь была уже на исходе. Дункан чувствовал холод и боялся предстоящей встречи с катами, женщинами и детьми Дома, и… – Стэн надеялся, что это всего лишь церемония, обычный ритуал, в котором он сможет остаться тихим и незаметным.

Они поднялись в башню Катов; кат'ант встретила их у входа. Она молча провела их внутрь, где на своих циновках и коврах растянулись уставшие малыши, и несколько взрослых мужчин и женщин не спали в возбуждении ночи, рассматривая их из полумрака.

Они подошли к двери в тесный холл:

– Входи, – сказала кат'ант Дункану; тот повиновался и увидел, что холл пуст и устлан коврами. Дверь закрылась; Ньюн и кат'ант оставили его одного в этой мрачной комнате, освещенной масляной лампой.

Тогда он устроился в углу, вначале предчувствуя недоброе, а потом вдруг осознав, что замерз и хочет спать, и что, скорее всего, кат'ейны, испытывая к нему отвращение, вообще не придут. Мысль была горькой, но все же это было лучше, чем неприятности, которые он предвидел. Стэн хотел лишь, чтобы его оставили одного и позволили ему поспать хотя бы оставшуюся часть ночи, и потом ни о чем не спрашивать.

И дверь открылась.

Одетая в голубую мантию женщина шагнула внутрь, неся небольшой поднос с едой и питьем; дверь закрылась за ней, и женщина приблизилась к Стэну и, опустившись на колени, опустила поднос перед ним, и чашки на подносе громко дребезжали. У нее не было вуали, волосы ее были распущены; она была приблизительно его лет и – несмотря на то, что лицо ее, как заметил Дункан в свете лампы, было печально – красива.

С дрожащих ресниц по щекам ее скатывались слезы.

– Тебя заставили прийти? – спросил он.

– Нет, кел'ен. – Она подняла лицо, прежде нежное; теперь на нем застыла упрямая гордость. – Сейчас мой черед, и я не откажусь от этого.

Стэн подумал о том, как ему следует вести себя с ней, и решил соблюдать сдержанность.

– Должно быть, кат будет горько обижена, если мы будем просто сидеть и разговаривать?

Золотистые глаза изучали его лицо сквозь пелену слез. Перепонка мигнула, стряхивая слезы.

– Обидит ли это? – спросил он снова.

Гордость. Честь мри. Стэн видел, как в ее глазах борются обида и доброжелательность. В глазах Ньюна он зачастую видел лишь осторожность.

– Нет, – решилась наконец она, расправляя подол мантии, и через мгновение склонила голову так, что ее подбородок уперся в грудь. – Мой сын будет звать тебя отцом, как и все.

– Я не понимаю.

Она казалась недоуменной, как и он.

– Я хотела сказать, что никому не расскажу о том, что ты пожелал. Моего сына зовут Ка'арос, и ему пять лет. Это лишь вежливость, понимаешь?

– Мы… постоянные?

Она неожиданно рассмеялась, совершенно не задумываясь, как это выглядит со стороны, и смех ее был мягок, и приятным было внезапное прикосновение ее руки.

– Кел'ен, кел'ен… нет. У моего сына двадцать три отца. – Ее лицо вновь стало спокойным и таким же печальным. – По крайней мере, тебе будет удобно. Ты поспишь, кел'ен?

Стэн кивнул, подражая мри, смущенный и уставший, находя это предложение менее тягостным. Нежные пальцы сняли с него зейдх, и женщина с удивлением взглянула на гриву его волос, ибо хотя Дункан, подражая мри, позволил ей отрасти до плеч, волосы его не были жесткими и цвета бронзы, как у ее расы. Женщина коснулась их, не связанная условностями касты Келов, пропустила прядь между пальцами, открыв форму его уха и была изумлена ею.

И она взяла из стоящего на подносе закрытого деревянного блюда кусочек благоухающей влажной ткани и очень осторожно обмыла его лицо и руки, успокаивая ожоги от солнца и песка; и, подчиняясь женщине, он освободился от своей мантии и лег, положив голову ей на колени. Она укрыла Стэна его мантией и нежно гладила его лоб, и землянин почувствовал себя далеким от всего мира, и было очень легко забыть обо всем.

Он не хотел этого, думая о том, что его могут обмануть, убить… он старался не уснуть, и в то же время не показать своей настороженности, любой ценой удержать ускользающее сознание.

И все же он на мгновение провалился в сон и, невредимый, проснулся у нее на руках. Он медленно, сонно ласкал ее руку, что убаюкивала его, а потом заглянул в ее золотистые глаза и вспомнил, что обещал не притрагиваться к ней.

Стэн отдернул руку.

Женщина склонилась и коснулась губами его лба, и Дункан смешался.

– Если я вернусь на следующую ночь, – торопливо заговорил он, ибо времени оставалось мало, а ему внезапно захотелось узнать множество вещей о катах… об этой кат'ейн, что была так добра с ци'мри, – если я вернусь снова, могу ли я спросить тебя?

– Любой кел'ен может это сделать.

– Могу _я_ спросить?

Она наконец поняла и взглянула на него смущенно и испуганно… и Стэн истолковал это по-своему и натянуто улыбнулся.

– Я не стану спрашивать.

– Сказать, что ты можешь, было бы бесстыдством с моей стороны.

Совершенно смущенный этим, он лежал, глядя на нее.

Где-то снаружи, в холле катов, прозвенел негромкий веселый звонок.

– Уже утро, – проговорила женщина и стала собираться. Он сел, и она поднялась, и направилась к двери.

– Я не знаю твоего имени, – сказал Стэн, вставая – вежливость землянина.

– Кел'ен, меня зовут Са'эйр.

И она сделала грациозный жест уважения, и покинула Дункана.

Теперь землянин жалел, что ответил ей отказом… жалел, испытывая странное предчувствие… что, может быть, в какую-нибудь другую ночь все будет по-иному.

Са'эйр: словно само утро звучало в этом имени. Женщина действительно была подобна утру.

Его мысли метнулись в прошлое, к Элагу-Хэйвену, к временам невежества и беспечности, и снова к Са'эйр; прошлое показалось ему отвратительными.

Дункан знал теперь, что закон Келов запрещал им причинять какой-либо вред кат'ейнам – ни женщинам, ни детям. И внезапно он почувствовал уверенность в том, что во время этой встречи делал все верно.

И еще он все больше и больше верил тому, что женщина, как она и обещала ему, не предаст его; не станет относиться к нему как к чему-то чуждому, не придет к нему больше в слезах, а будет лишь улыбаться ему.

Ободренные подобными мыслями, он уселся на ковры и обулся, собрал свою одежду, и ремни, и оружие, лежащее в стороне; поднявшись, он оделся, и надел зейдх, которая была гораздо большим, чем мантия, признаком скромности; мэз же он обернул вокруг шеи и перекинул через плечо.

Потом Дункан вышел в холл и внезапно смутился, ибо сейчас там был Ньюн, и землянину оставалось лишь надеяться, что сдержанность кела избавит его от расспросов.

Мри, как ему показалось, выглядел весьма довольным.

– С тобой все в порядке? – спросил Ньюн.

Стэн кивнул.

– Идем, – сказал Ньюн. – Мы должны оказать знак внимания.

Холл Катов при дневном свете выглядел совсем иначе. Циновки были убраны, и при приближении кел'ейнов дети, сновавшие вокруг словно сумасшедшие, бросились к кат'ант и с изумительной быстротой выстроились в линию до самой двери.

Впереди, чуть поодаль, стояла кат'ант, и она взяла обе руки Ньюна в свои и улыбнулась ему.

– Скажи Келам, что в здешних машинах мы не разбираемся, но обед должен быть в них.

– Возможно, я смогу помочь с машинами, – сказал Дункан, когда кат'ант взяла его руки в свои; и кат'ант рассмеялась, и Ньюн, и все кат'ейны, что услышали это.

– Он или я можем помочь вам, – Ньюн с подобающим тактом помог Стэну скрыть смущение. – Мы многое умеем, он и я.

– Если Келы соблаговолят, – проговорила кат'ант.

– Пришлите за нами, когда понадобится, – сказал Ньюн.

После этого они подошли к линии кат'ейнов; Ньюн шел впереди и с серьезным видом взял ее руки в свои, поклонился ей, и взял руки ее маленькой дочери, и повторил ритуал снова.

Все поняв, Дункан подошел к Са'эйр, и исполнил все так же, и коснулся руки ее сына, когда мальчик протянул свою – запястье к запястью, как это было принято у мужчин.

– Он – кел Дункан, – сказала Са'эйр своему сыну, а землянину: – Он – Ка'арос.

Малыш смотрел на него во все глаза с детской непосредственностью и не спешил улыбнуться в ответ на робкую улыбку Дункана. Са'эйр слегка подтолкнула мальчика.

– Сэр, – сказал тот, и перепонка мигнула на его глазах. Его волосы были пока что короткими, не как у взрослых, и не скрывали его ушей, которые венчались просвечивающим внизу маленьким завитком.

– Хорошего дня, – сказала Са'эйр и улыбнулась Стэну.

– Хорошего дня, – пожелал он ей и присоединился к Ньюну, что ждал его у двери. В холле царила тишина. Они вышли, и потом Стэн услышал позади бормотание голосов, зная, какие вопросы там сейчас задаются.

– Она нравится мне, – признался он Ньюну. А потом: – У нас ничего не было.

Ньюн пожал плечами и надел свою вуаль.

– Это важно, что мужчина одобрительно отозвался о кат. Кат'ен была более чем добра при прощании. Если бы ты обидел ее, она не стала бы этого скрывать, что причинило бы тебе немало вреда в Доме.

– Я удивлен, что ты взял меня туда.

– У меня не было выбора. Это происходит всегда. Без этой ночи я бы не смог убедить Келов, и особенно – кел'е'ен.

Дункан закрыл свое лицо вуалью и облегченно вздохнул, зная, что вел себя как и следовало.

– Ты наверняка беспокоился.

– Ты – кел'ен; ты научился думать, как мы. Я не удивлен, что ты предпочел спокойную ночь. Это было мудрое решение. И, – добавил он, – если ты отослал кат'ен кэй'ислэй, и она не вернула их, тогда тебе придется пойти и принести их.

– Здесь так принято?

Ньюн усмехнулся и легко вздохнул.

– Я слышал про это. Сам я новичок в таких делах.

Они спустились в главный холл, и Дункан, вслед за Ньюном, как и тот, направился засвидетельствовать свое почтение святилищу; и здесь он стоял в молчании, думая о том, насколько отличается это место от того, что он знал в детстве, чувствуя другой частью своего сознания дуса, который был обеспокоен и нетерпелив, запертый в холле келов.

И внезапно во всех холлах послышался глубокий, подобный грому механический голос Ан-ихона, проникающий сквозь камень и плоть:

– Тревога… тревога… ТРЕВОГА!

Он застыл, пораженный, в то время как Ньюн протиснулся мимо него.

– Оставайся здесь! – крикнул ему Ньюн, устремляясь ко входу в холл сенов, куда кел'ейнам путь был заказан. Дункан замер на полдороге… взглянул вправо и влево, увидел других кел'ейнов, что спешили из башни Келов; и кат'ейнов; и саму Мелеин, спустившуюся из своей башни, которая почти бежала ко входу в башню Сенов, не слушая обращенных к ней испуганных вопросов.

– Позволь мне с тобой! – крикнул Дункан Мелеин, догоняя ее, и она не запретила ему. Он последовал за ней вверх по лестнице в холл сенов, где взволнованные сен'ейны, словно встревоженные насекомые, сердито – золото вокруг черного – обступили Ньюна, который стоял перед мигающими огнями Ан-ихона… и тот задавал ему вопросы, и на экранах машины высвечивались самые примитивные картины, которые были понятны кел'ену: пустыня и зарево, что умирало во вздымающемся на далеком горизонте облаке.

Корабль.

Расталкивая со своего пути сен'ейнов, Мелеин проложила себе дорогу; и пока руки госпожи ложились на пульт, она не сводила глаз с экранов. Дункан хотел последовать за ней, но сен'ейны хватали его, вытягивали руки, преграждая дорогу, запрещая.

– Удар был нанесен с орбиты, – монотонно говорил Ан-ихон, покуда обезумевший сигнал тревоги назойливо звучал из другого динамика.

– Ответный удар! – приказала Мелеин.

– Н_е_т_! – закричал ей Дункан. Но на экране Ан-ихона уже стремительно замерцала линия удара возмездия, пересекающая орбиту.

Линии стремительно мелькали, перспективы смещались.

– Промах, – монотонно сказал Ан-ихон.

И все панели вспыхнули, и воздух наполнился звуками – сначала слишком низкими, неслышными, а в конце – громовым раскатом. Пол, сам фундамент содрогнулись.

– Повторное нападение, – сказал Ан-ихон. – Экраны выдержали.

– Прекрати! – потребовал Дункан, грубо растолкал сен'ейнов и кинулся к Мелеин, остановившись лишь когда Ньюн вытянул руку, преграждая путь. – Послушай меня! На орбите, скорее всего, корабль первого класса. С планеты тебе не удастся сбить его. Теперь у нас нет корабля, мы не сможем уйти… не стреляй в ответ. Они могут сжечь этот мир дотла. Позволь мне обратиться к ним, позволь вступить с ними в контакт, госпожа.

Глаза Мелеин, когда они встретились с его глазами, были ужасны: подозрение, гнев… сейчас он был чужим, и ярость госпожи, казалось, вот-вот вырвется наружу.

Вновь повторился раскат грома. Мри зажали свои чуткие уши, а Мелеин прокричала новый приказ атаковать.

– Цель вышла из зоны поражения, – сказал Ан-ихон, когда звук умолк. – Скоро будет над Зоухэйном. Зоухэйн нанесет удар.

– Вы не сможете справиться с ней! – крикнул им Дункан, и схватил руку Ньюна, получив в ответ еще более страшный взгляд, чем у Мелеин. – Ньюн, заставь ее понять! Ваши экраны не выдержат. Позвольте мне вызвать их!

– Ты видишь, как много хорошего сделал твой сигнал с корабля, – сказал Ньюн. – Таков их ответ на твои слова о дружбе. Таково их слово.

– Зоухэйн пал, – произнес Ан-ихон. – Экраны не выдержали. Получен сигнал тревоги от Ли'эй'хэйна… Ожидается новая атака этой зоны. – Тревога… тревога… ТРЕВОГА… ТРЕВОГА…

– Выводите своих людей! – кричал им Дункан.

Ужас читался в глазах Мелеин и Ньюна, новое повторение кошмара той ночи: пол задрожал. Послышался гулкий удар снаружи эдуна.

– Идите! – закричала Мелеин. – В холмы, все в холмы!

Сама она осталась, и Ньюн тоже, Сены же бросились к двери, прочь из своих владений. Даже сквозь сигналы Ан-ихона повсюду в эдуне слышались крики.

– Уходите, уходите оба! – умолял Дункан. – Дождитесь паузы между атаками и уходите отсюда! Позвольте мне попробовать с машиной!

Не обращая на него внимания, Мелеин повернулась к Ньюну.

– Кел'ант, веди своих людей. – И, прежде чем Ньюн успел пошевелиться, она взглянула вверх на секции, что были Ан-ихоном. – Продолжай сражаться. Уничтожь захватчиков.

– Этот город держится, – монотонно докладывала машина. – Возможно снятие защиты с внешних сооружений, чтобы защитить комплекс эдуна. Если этот город падет, останутся другие. Мы подвергнуты многократной атаке. Мы рекомендуем немедленную эвакуацию. Мы рекомендуем госпоже позаботиться о собственной безопасности. Сохранность ее личности чрезвычайно важна.

– Я ухожу, – отозвалась Мелеин; потом, повернувшись к Дункану, поскольку Ньюн уже ушел: – Идем. Торопись.

Он проскользнул мимо нее к пульту.

– Ан-ихон, – заговорил он, – дай мне связь…

– Не позволяй ему! – закричала Мелеин, и машина нанесла удар такой силы, что запылал воздух, швырнув впавшего в ледяное оцепенение Стэна на пол.

Землянин увидел, как мимо него проплывает мантия госпожи, как Мелеин побежала, побежала вниз по холлу сенов, пол которого дрожал от возобновившейся атаки… он дрожал и под Стэном, и землянин безуспешно пытался подтянуть к себе онемевшие руки и ноги.

Пол вздыбился.

– Тревога… ТРЕВОГА… ТРЕВОГАААА… – кричал Ан-ихон.

Стэн повернул голову, приподнял плечо, увидел, как темнеют ряды работающих секций.

И пол содрогнулся вновь, и лампы начали гаснуть.

В конце концов он заставил двигаться свои ноги, руки; потом поднялся и, шатаясь, пошел через захламленный холл сенов в наполненный ветром коридор, вниз, к главному холлу. Огромная тень поднялась навстречу Стэну – его дус, который, прижавшись к нему, едва не сбил своего хозяина с ног; он поспешил воспользоваться этим, и, опираясь на зверя, поплелся сквозь захламленный холл, и выбрался на свет, к городу… и здесь ему стали попадаться тела – старых сен'ейнов, детей катов… кел'ена, которого придавило рухнувшей стеной.

Он нашел Са'эйр, свернувшуюся калачиком фигурку в голубом у подножия лестницы; золотистая рука вцепилась в камень, лицо с открытыми глазами уже начал засыпать песок Кутат.

– Ка'арос! – позвал он громко, помня о ее сыне, и не было ответа.

След Народа был отмечен телами мертвых, стариков, слабых, юных: все такие кроткие, – подумал он, – все.

Он услышал раскат грома, посмотрел вверх и увидел вспышку, пятнышко света. Что-то работало за пределами атмосферы. Все время, пока он бежал, выбиваясь из сил, Стэн ждал белой вспышки, которая убьет его, как только он покинет защищаемую зону.

Но оно ушло за горизонт. Звук замер.

За городом, за жалкими руинами, двигалась растянувшаяся цепочка фигур. Стэн заторопился изо всех сил, жадно хватая ртом воздух. Дус следовал за ним, кровожадные чувства зашевелились в нем, вызвав у Дункана ярость и страх – зверь отскочил прочь.

В конце концов Стэн догнал хвост колонны; в горле у него пересохло, легкие содрогались от кашля. Из носа шла кровь, а во рту стоял медный привкус крови.

– Кел'ант? – спросил он. Кел'е'ен с узкими глазами указала в голову колонны. – Госпожа? – спросил он опять. – С ней все хорошо?

– Да, – сказал кто-то, словно отвечать землянину было осквернением.

Дункан обогнал их, направляясь в голову колонны, мимо кел'ейнов, несущих детей-катов, и кат'ейнов, что несли малышей, и кел'ейнов, что поддерживали стариков разных каст, хотя многие старики шли самостоятельно.

Они направлялись к горам, где можно было укрыться; здесь же, на этом голом песке, они были как на ладони. Стэн видел растянувшуюся по складкам земли колонну, и казалось, что это невероятно далеко, ему никогда не догнать их при его шаге. Он приостановился, срезал кусок трубчатого дерева от короткого остатка уже срезанного кем-то – желанная добыча для многих, что заметили его; и Стэн предложил его им, но никто не соизволил взять его.

Оставив им остальное, он на ходу принялся высасывать из обрезка воду, оставаясь в середине колонны – вне ее, ибо Стэн ощущал ненависть во взглядах, что бросали на него сены.

В глазах сенов он был предателем; они знали, они увидели его сущность, они догадывались, откуда он пришел… а, может, и кем он был. Они могли не знать, почему их атаковали, но ведь они были мри, и ци'мри вторглись, и они умирали от рук таких, как Стэн.

Никаких нападений на них больше не было. Дункана это не удивило, поскольку висящий на орбите огромный корабль скорее всего просто не хотел тратить свои мощности на столь маленькую цель. Но город подвергался периодическому обстрелу. Оглянувшись, они могли видеть, как всеми цветами радуги вспыхивали под иссушающим солнцем экраны, и целый город превращался в руины. Город, что дремал под заходящим солнцем, раскалялся и умирал, словно уголек, и оседали башни, и уродство водворялось над ним.

– А-ай! – стонала старая кат'ант. – А-ай!

И дети капризничали, и их успокаивали.

Сены качали головами, и слезы были на лицах стариков.

У келов не было слез, лишь взгляды, что жгли, ненавидели. Дункан старался не смотреть на них и шел дальше, даже когда колонна останавливалась на отдых, пока не увидел наконец белые мантии Мелеин; и он узнал высокого кел'ена с дусом рядом с ней.

С ними было все в порядке; этого оказалось достаточно, чтобы гнев Стэна немного поутих. Оставшуюся часть дня он не выпускал их из виду, и, когда с наступлением вечера они остановились, подошел к ним.

Ньюн знал о его присутствии. Дус прошел вперед, и Ньюн повернулся, глядя на приближающегося Стэна.

Дункан тихо опустился рядом с ними.

– С тобой все в порядке? – спросил его Ньюн.

Он кивнул.

Мелеин отвернула от него свое лицо.

– Без сомнения, – сказала она наконец, – у тебя были добрые намерения, Дункан; я верю в это. Но это было бессмысленно.

– Госпожа, – вместе с жестом почитания прошептал он, признательный даже за это; спорить с ней ему не хотелось: среди стольких мертвых не было места никаким доводам.

Ньюн предложил ему кусок трубчатого дерева. Стэн отказался, показав свой кусок, и ав-тленом отсек небольшой ломтик, отвратительно сладкий на вкус. В его желудке стоял ком.

Келы закричали, вытягивая руки. Нечто, похожее на изрыгающую огонь звезду, снижаясь, уходило за горизонт.

– Они садятся, – прошептал Дункан, – там, где стоял корабль. Теперь начнут искать.

– Пусть только сунутся в горы, – сказал Ньюн.

Дункан положил руку на живот и закашлялся, и вытер выступившие от боли слезы с глаз, и почувствовал, что дрожит.

Еще он знал, что ему следует сделать.

Стэн отдохнул. Через некоторое время он извинился – сдержанное пожатие плеч, означавшее, что мужчина собирается отправиться по своим делам, и поднялся, и пошел прочь от колонны; дус последовал за ним. Землянину было страшно. Он пытался подавить это чувство, ибо дус мог передать его остальным. Глядя на расстилавшуюся перед ним пустыню, он чувствовал слабость своих рук и ног, и ужас переполнял его, но иного выхода у Стэна не было.

Дус внезапно послал импульс защиты, повернулся.

Оглянувшись, Дункан увидел другого дуса.

Сбоку, на некотором расстоянии от него, виднелась черная тень. Дункан замер, вспомнив, что у Ньюна, как и у него самого, есть пистолет.

Ньюн шел к нему по песку – темная фигура во мраке. Ветер трепал его мантии, свет луны дрожал на бронзе ин'ейн, на пластике козырька и завоеванных им джи'тэй. Огромный дус шел рядом, подворачивая лапы и опустив голову.

– Яй! – прикрикнул Дункан на своего зверя, заставив того сесть рядом.

Ньюн остановился на дистанции разговора, предупреждающе положил руку на пояс.

– Ты отбился от колонны, сов-кел.

Дункан кивнул в сторону горизонта.

– Позволь мне уйти.

– Чтобы присоединиться к ним?

– Я по-прежнему служу госпоже.

Ньюн долго и внимательно смотрел на него, и в конце концов отбросил свою вуаль. Дункан последовал его примеру, вытер кровь, которая начала застывать на губах.

– Что ты сделаешь? – спросил Ньюн.

– Заставлю их слушать.

Ньюн сделал жест, означавший безнадежность.

– Это уже бесполезно. Ты пропадешь.

– Уведи Народ в безопасное место. Позволь мне попробовать. Верь мне, Ньюн.

– Мы не сдадимся.

– Я это знаю. Я так и скажу им.

Ньюн опустил глаза. Его тонкие пальцы занялись одним из поясов. Отцепив один из джи'тэй, мри подошел к Дункану и, остановившись, принялся терпеливо завязывать ремень в сложный узел.

Когда все было закончено, Дункан взглянул на джи'тэл и увидел на нем странный листок – то был один из трех джи'тэй, которые были у Ньюна еще с Кесрит.

– Его дал мне один из моих учителей, мужчина по имени Палази, что был родом с планеты Гураген. Там растут деревья. На счастье, сказал он. До свидания, Дункан.

Он протянул руку.

Дункан протянул свою.

– До свидания, Ньюн.

И мри повернулся и пошел прочь, один из дусов последовал за ним.

Дункан видел, как мри нырнул в тень и исчез, и сам землянин повернулся, и зашагал своей дорогой, песок и скалы исказились в его глазах на некоторое время. Он снова одел вуаль, благодарный за тепло зверю, что шел рядом с ним.