"Никогда в жизни!" - читать интересную книгу автора (Грохоля Катажина)

ЭКС-МУЖЬЯ ВСЕГДА НЕФОТОГЕНИЧНЫ

Манька — ветеринар. Статистически мы похожи. У нее тоже был муж, но ушел. Вначале — миллионы открыток с сердечками, потом — свадьба, затем — сын, и наконец — другая женщина. Манькин муж был веселым малым. Когда у них родился сын и он приехал в роддом за женой и ребенком, вышла медсестра со свертком и спросила, чей отпрыск.

Он сказал:

— Одеял ко мое…

Мужчины всегда узнают своего ребенка по одеялку.

Прошло несколько лет, и след его простыл, а ведь тоже не разрешал Маньке курить в постели! Как это получается, что мы выходим замуж за мужчин, которые нам что-то запрещают? Либо заставляют ложиться спать, потому что уже поздно, либо вставать, потому что опять-таки уже поздно, то обед мы должны готовить, то не тратить лишнего и все в том же духе. И ведь нам это нравится! Уму непостижимо.

Манька, посовещавшись с Улей, решила, что жить я буду у нее, муж как раз место освободил, надо было только перевезти кое-что из тряпок и компьютер, чтобы я могла работать, в общем, как-нибудь справимся. Строители пить не станут, если будут под надзором. Моим.

Найдется ли еще женщина, которая знает, чем отличается бетон номер пятнадцать от двадцатого? А двухдюймовый гвоздь от семидюймового?

Рабочие не пили. Я обмывала с ними закладку дома, венец на крыше и еще что-то, уже не помню. Скажите мне, известно ли какой-нибудь другой женщине, что такое венец на крыше? Мне известно.

Дед по телефону жаловался, что Тося не слушается и не ест суп.

Бабушка позвонила с известием, что Борис погрыз входную дверь.

Я сказала отцу, что надо бы продать Мальчевского, который висит у нас на стене уже много лет, и переживет, бедняга, еще десяток поколений. Большого кредита мне не получить, а деньги, одолженные у Манькя, кончились.

Отец позвонил моей маме и спросил, нет ли у нее каких-нибудь свободных денежных средств, поскольку Мальчевского срочно продать не удастся, кроме того, картина должна сохраниться для потомков или, что очень может быть, мой брат захочет ее в будущем взять.

Мама позвонила брату, а тот перезвонил отцу и сказал, что Мальчевского к лешему надо продать, потому что картина ему ни в будущем, ни для потомков не нужна.

Мне позвонила мама и сказала, что ради Мальчевского и будущих поколений она возьмет небольшой кредит.

Позвонил отец и сказал, что Мальчевского, бесспорно, можно продать, пусть мать не берет кредит, потому что требовать такие проценты — настоящий грабеж.

Потом позвонил мой брат и спросил, сколько мне не хватает, он может занять, ведь если Мальчевский не останется в нашей семье для будущих поколений, отец исстрадается.

Мой отец позвонил брату и попросил его не брать денег в долг, потому что там грабительские проценты.

Затем позвонила моя мама, чтобы сообщить, что бабушка вышлет мне деньги, которые я могу вернуть, когда буду в состоянии, что бабушка не торопит. Эти деньги были отложены у нее ни похороны. Ясное дело, спешки с этим нет.

Манька вернулась сегодня уже после того, как я пришла со стройки.

Я подала горячий ужин — свиную отбивную, запеченную с сыром, очень вредную для здоровья и необычайно вкусную. Я предпочла бы в будущем не исполнять роль жены, потому что Манька была на верху блаженства. Ее сын тоже. Он стал называть меня мать номер два, поскольку друзья допытывались, почему его мать теперь живет с женщиной.

Манька вернулась поздно — ходила к какому-то мужчине делать прививки его восьми собакам. Заполняла ветеринарный паспорт, а там указывается кличка. Вот она и спросила, как зовут собаку.

— Бобик.

Второй тоже был Бобик. И третий. И четвертый. И пятый.

Манька не то что я, ее ничем не удивишь, особенно с тех пор, как ее пригласила одна женщина, чтобы привить кошку и подрезать когти собаке. Манька поехала туда, дверь ей открыла старушка и с порога сообщила, что собака ее, Маньку, без сына покусает, а носит кошку черт знает где. И не могла бы Манька, раз уж она здесь, подстричь ей, бабке, ногти на правой руке, потому что ей несподручно. Она готова заплатить, как за собаку. Манька достала свои маникюрные принадлежности и обработала бабке правую руку. А взяла как за собаку.

Так вот сегодня, заканчивая прививку восьмой собаке, Манька деликатно поинтересовалась, почему всех зовут Бобиками. Ведь как-никак и запутаться можно.

Хозяин посмотрел на нее как на идиотку и ответил:

— Потому что я сам Бобик. Ежи Бобик.

На такое способен только мужчина.

Манька открыла бутылку коньяка, чтобы пропустить по одной перед сном. Мы отправились к ней в спальню. С коньяком, чаем, апельсиновым соком, солеными орешками с рекламной акции “Золотое колечко”, с пепельницей и сигаретами. Забрались прямо в одежде на кровать. Манька впустила в комнату всех своих четырех кошек, достала альбомы с фотографиями и начала искать колечко на дне банки с орешками. Высыпала содержимое на кровать, кольца там не оказалось, зато, к нашей великой радости, накрошили мы изрядно. Потом налили коньяку и закурили. Главным образом потому, что муж ей тоже не разрешал курить в постели. Манька показала мне все фотографии своего мужа. Он был совершенно нефотогеничный.

В час ночи зашел ее сын и ахнул. Топор можно было вешать, коньяк пошел отлично, музыка гремела вовсю, кошки разлеглись на подушке, все усыпано орешками, а мы трепались о сексе. Жизнь у нее тоже не удалась. Смех да и только, что человек, иначе говоря женщина, чем хуже обстоят дела с замужеством, тем больше страдает, когда все кончается. Разве это не забавно? Нас это страшно развеселило, и мы велели нашему сыну ложиться спать.

Я проснулась в половине восьмого. Манька спала рядом, повернувшись задом, у нее на спине примостился кот. Второй возлежал у меня на груди. Остальные кошки где-то попрятались. Все было усыпано проклятыми орешками. Воняло окурками. Бутылка почивала между нами.

С молниеносной быстротой я разбудила нашего сына, выпила кефир, разбудила Маньку, выпила апельсиновый сок, приняла душ, выпила стакан молока. Манька приготовила для всех завтрак и выпила сок, чай с лимоном, стакан минеральной воды, растворимый аспирин. Мы съели завтрак, я выпила два стакана чая с лимоном и дважды почистила зубы.

И все равно рабочие, завидев меня, сказали, что опохмеляться лучше пивом.

Если так пойдет и дальше, через пару месяцев мы с Тосей сможем переселяться.

Вечер. Спальню проветрить не удалось. Манька сказала, что мне нельзя запускать работу. Снова накопилась гора писем. Николай вошел ко мне и сказал:

— Мать номер два, не переживай, мы поможем.

Манька принесла нам горючее, чтобы лучше работалось. Николай сортировал письма: одна стопка — о красоте, вторая — психология, в третьей — разное.

Манька села на телефон.

Дорогая редакция!

Я бы хотела, чтобы после смерти меня сожгли, но не знаю, сколько это стоит и куда обращаться. Правда, я еще молода и ничем не болею, но мне было бы спокойнее, если бы…

Николай подал газету, Манька набрала номер круглосуточной службы ритуальных услуг. Зачем мне в одиннадцать часов ночи знать, где кого-то будут сжигать через сорок или сколько-то там лет?

Дорогая Ева!

Сообщаю тебе адреса учреждений, которые оказывают такие услуги. Однако из твоего письма следует, что ты еще учишься в институте…

Я забыла ей написать, что сегодняшние цены могут измениться через сто лет. Догадается ли она сама?

Сообща мы ответили на четырнадцать писем. Не понимаю, откуда у людей такие безысходные проблемы.

Маска, которую можно накладывать в любом возрасте, — это маска из овсяных хлопьев.

Еще бы. Мне ли об этом не знать. Это была первая и последняя маска, которую я сама себе сделала. Мне было тринадцать лет. В каком-то журнале я прочитала, что ее можно применять в любом возрасте. Сначала я обшарила всю квартиру в поисках овсяных хлопьев. Нашла их в комнате отца. Родители хранили разные вещи в разных странных местах. Мама, например, держала свой коньяк рядом с томиком Жеромского. А отец прятал привезенный из Америки “Плейбой” в ящике с носками. Честное слово, забавный у нас был дом.

Геркулес оказался в ящике у отца. Там же, где лежали носки и “Плейбой”. Залить горячей водой так, чтобы образовалась кашица. Залила. Половину коробки пришлось высыпать, чтобы образовалась кашица. Кашицу нанести на лицо и держать двадцать минут, затем смыть теплой водой. Нанесла. Держала. Слегка даже пощипывало, но и в самом деле кожа стала гладенькая и свежая, просто чудо.

Я позвонила маме, чтобы похвастаться, какая я молодчина и как за собой слежу. Мама пожелала узнать, где я взяла овсяные хлопья, потому что дома их не было. Слишком поздно я спохватилась, что выдала папу. Может быть, родители поэтому и развелись?

Мама отреагировала так:

— Ну что ж, прекрасно, хоть раз ты как следует умыла лицо.

Я взглянула, а на коробке отчетливая надпись: “Мыльная стружка”.

Ничего удивительного, что мой Эксик ушел к Йоле. Она уж точно никогда бы себе не сделала маски из мыла.

Еще шестнадцать писем. Голубая бумага. Батюшки!

Дорогая пани редактор!

Не понимаю, почему в Вашем письме ко мне столько желчи. Мне не к кому было обратиться со своими проблемами, и я подумал, что в журнале, который читает моя жена, меня поймут лучше, чем в любой другой редакции.

Однако я не ожидал, что меня так несправедливо осудят. Вы не понимаете, в какой я оказался ситуации. Не знаю, сколько Вам лет, но, по-видимому, Вам уже пора освободить место другим, если любовь стала для Вас столь отдаленной темой…

Вот так Голубой!!! Действительно, в последнем письме я выпустила немного яду, чтобы он не умничал. Так недолго и с работы вылететь! Самого желчь заливает, губошлеп этакий!

Если шеф узнает, как я отвечаю на письма страждущих мужчин, обманутых бедняг, которые вначале сами доводят своих жен до того, что переполняется их чаша терпения, а потом пишут жалостные письма, то как пить дать не работать мне больше в редакции.

Как будто у меня мало других проблем! Завтра опять явятся сантехник и электрик, потому что надо починить кое-что после того, как рабочие положили кафель; Тося схватила две двойки по математике, Борис окончательно дожевал обивку на входной двери у мамы, надо подсушить дом — того и гляди зима грянет, ведь осень уже на носу… Господи, не хватало только, чтобы меня уволили!

Я встала. Включила компьютер. Что я могу ему написать?

Уважаемый читатель!

Я действительно плохо знаю Вашу ситуацию и позволила себе выбрать некорректный тон письма, писала скорее как частное лицо, а не как редактор отдела по связям с читателями. Вероятно, Вы относитесь к тому небольшому статистическому проценту мужчин, которые умеют думать и чувствовать…

Надеюсь, он сменит гнев на милость. Попрошу Николая, он отвезет всю эту корреспонденцию завтра в редакцию.