"Вердикт" - читать интересную книгу автора (Гришем Джон)

ГЛАВА 11

Перекрестный допрос Бронски закончился в четверг лишь к концу дня, а утром в пятницу Марли ошарашила их новыми звонками. Первый Конрад зафиксировал в семь двадцать пять. Он моментально перевел его на Фитча, разговаривавшего в этот момент с Вашингтоном, и стал слушать через громкую связь.

– Доброе утро, Фитч,– ласково сказала она.

– Доброе утро, Марли,– радостно ответил Фитч, прилагая максимум усилий, чтобы его голос звучал приветливо. – Как поживаете?

– Превосходно. Номер второй, Истер, сегодня будет в светло-голубой хлопчатобумажной рубашке, линялых джинсах, белых носках, старых кроссовках, полагаю, 'Найк'. Он принесет с собой октябрьский номер 'Роллинг стоун' с Мит Лоуф на обложке. Поняли?

– Да. Когда мы сможем встретиться и поговорить?

– Когда я буду готова. Adios. – Она повесила трубку. Как выяснилось, звонила она из вестибюля мотеля в городе Хаттисберге, Миссисипи, что в полутора часах езды от Билокси.

Пэнг сидел в кафетерии в трех кварталах от дома Истера. Через несколько минут он уже прятался в тени дерева в пятидесяти ярдах от старенького 'фольксвагена-битл'. Как по расписанию, в семь сорок пять Истер вышел из дверей своего дома и направился в суд пешком. По обыкновению он остановился возле углового магазинчика, купил те же газеты, что всегда, и выпил чашку кофе.

Разумеется, одет он был точно так, как она описала.

Вторично она позвонила тоже из Хаттисберга, но уже с другого аппарата.

– У меня для вас новость, Фитч. Думаю, она вам понравится. Едва дыша, Фитч сказал:

– Я слушаю.

– Когда присяжные выйдут сегодня в зал, догадайтесь, что они сделают вместо того, чтобы рассесться по местам?

Фитч словно окаменел, он не мог разжать губ. Понимая, что ничего умного не придумает, он сказал:

– Сдаюсь.

– Они произнесут клятву верности.

Фитч озадаченно посмотрел на Конрада.

– Вы поняли, Фитч? – спросила она едва ли не с издевкой.

– Да.

На линии послышались гудки.

Третий раз она позвонила в канцелярию Уэндела Рора, который, по словам секретаря, был очень занят и не мог подойти. Марли сказала, что прекрасно понимает это, но у нее для мистера Рора чрезвычайно важное сообщение. В течение ближайших пяти минут она пошлет его по факсу и великодушно просит секретаря немедленно передать текст мистеру Рору, до того как тот отправится в суд. Секретарь нехотя согласился, и через пять минут нашел на факсе анонимное послание. На нем не было ни номера, с которого отправлен факс, ни адреса, ни имени. В центре листа печатными буквами было написано:

'У. Р.: Присяжный номер два, Истер, будет сегодня в бледно-голубой хлопчатобумажной рубашке, линялых джинсах, белых носках, старых 'найковских' кроссовках. Ему нравится 'Роллинг стоун', и он будет иметь при себе свидетельство своей преданности этому журналу.

ММ'.

Секретарь стремглав бросился с этим посланием в кабинет Рора, где тот набивал свой кейс бумагами, необходимыми для сегодняшних баталий. Pop прочел, вопросительно посмотрел на секретаря, потом велел позвать своего советника для экстренного совещания.

Нельзя сказать, что настроение было приподнятым, едва ли оно вообще может быть приподнятым у двенадцати человек, которых заставляют что-то делать против воли, но все же наступила пятница, и разговоры носили заметно более беспечный характер. Николас сидел за столом рядом с Херманом Граймзом, напротив Фрэнка Херреры, и ждал затишья во всеобщей оживленной беседе. Он посмотрел на Хермана – тот был погружен в работу на своем лэптопе.

– Эй, Херман, у меня идея.

К этому времени Херман научился прекрасно распознавать все одиннадцать голосов, а жена потратила часы на то, чтобы 'привязать' к каждому из них подробное описание внешности.

– Да, Николас?

Николас повысил голос, чтобы привлечь внимание всех присутствующих:

– В детстве я ходил в маленькую частную школу. Каждый день там начинался с того, что мы произносили клятву верности. И с тех пор каждый раз, когда по утрам я вижу американский флаг, мне хочется произнести эту клятву. – Большинство присяжных прислушивались. Пуделихи в комнате не было, она курила. – В зале суда, за спиной судьи, стоит такой замечательный государственный флаг, а мы сидим, смотрим на него – и ничего.

– Я не заметил,– сказал Херман.

– Вы хотите произнести клятву верности флагу при открытии заседания? – спросил Херрера, Наполеон, Отставной Полковник.

– Да. Почему бы не делать этого хотя бы раз в неделю?

– Не вижу в этом ничего предосудительного,– отозвался Джерри Фернандес, которого Николас заранее подговорил.

– Но что скажет судья? – напомнила миссис Глэдис Кард.

– А что он может иметь против? Почему вообще кто-нибудь должен возражать, если мы постоим минутку в честь нашего флага?

– Надеюсь, вы делаете это не для того, чтобы устроить представление? – спросил полковник.

Николас вдруг страшно оскорбился. Он гневно сверкнул глазами на полковника и сказал:

– Мой отец убит во Вьетнаме, поняли? У него есть боевые награды. Для меня американский флаг значит очень много.

Больше ничего не требовалось.

В то время как они по одному входили в зал, судья Харкин приветствовал их теплой пятничной улыбкой. Он намеревался поскорее проскочить через ежедневный ритуал вопросов о подозрительных контактах и перейти к допросу свидетелей. Лишь секунду спустя он осознал, что они не сидят, как обычно. Все двенадцать присяжных вышли в зал, но никто из них не сел. Их взоры были обращены к какой-то точке слева от него, позади свидетельского места, и у всех правая рука покоилась на сердце. Истер произнес первые слова клятвы верности флагу, коллеги поддержали его.

Первой реакцией Харкина было: не может быть! Он никогда не видел, чтобы подобная церемония совершалась в суде группой присяжных. И в жизни не слышал о таком, хотя считал, что все уже повидал и обо всем наслышан. Это не было частью заведенного им ежедневного ритуала, о подобном не написано ни в одном учебнике, ни в одной инструкции. Поэтому первым его побуждением было остановить их и заставить сесть, а потом все выяснить. Но судья тут же осознал, что это будет выглядеть чудовищно непатриотично и даже в какой-то мере преступно – прервать группу благонамеренных граждан, пожелавших почтить свой государственный флаг. Он зыркнул на Рора и Кейбла и увидел лишь открытые рты и отвисшие челюсти.

И тогда он тоже встал. До половины клятвы он неуклюже разворачивался – широкая черная мантия колыхалась вокруг него,– потом положил руку на сердце и присоединился к хору.

Увидев, как присяжные и судья отдают честь звезднополосатому флагу, все присутствующие почувствовали необходимость сделать то же самое, особенно адвокаты, которые не могли позволить себе ни малейшего намека на нелояльность. Они повскакали с мест, сбивая при этом кейсы, стоявшие под столами, и отбрасывая назад стулья. Глория Лейн со своими помощницами, судебный пристав и Лу Дэлл, сидевшая в дальнем конце первого ряда, тоже вскочили и подхватили клятву. Однако где-то за третьим рядом зрителей рвение угасло, и это избавило Фитча от необходимости вставать и, подобно какому-то щенку-скауту, мямлить слова, которых он толком-то и не помнил.

Он сидел в заднем ряду в обществе Хосе – справа – и Холли, симпатичного молодого помощника,– слева. Пэнг дежурил на крыльце. Дойл снова занял пост у автомата 'Доктор Пеппер' на первом этаже. Он был одет рабочим, шутил со швейцарами и наблюдал за входной дверью.

Фитч смотрел на происходившее в зале с крайним удивлением. Трудно было поверить, что жюри присяжных по собственной инициативе и очень организованно овладело залом суда. А то, что Марли знала, как это произойдет, и вовсе поразило его.

В том, что она играла с ним в эту игру, было даже определенное преимущество: по крайней мере Фитч знал наперед хоть о некоторых событиях, которые должны были произойти.

Уэндел Pop чувствовал себя, словно в западне. Его так потрясло, что Истер был одет в точном соответствии с описанием и принес именно тот журнал, о котором ему сообщили,– сейчас он лежал у него под стулом,– а также столь организованная демонстрация лояльности, что он сумел выдавить из себя лишь несколько заключительных слов клятвы. При этом на флаг он даже не смотрел. Он не мог отвести взгляда от ложи присяжных, особенно от Истера. Что же, черт возьми, происходит? – думал он.

Когда слова, которыми кончается клятва: '...и справедливость для всех', эхом отразились от потолка и замерли, присяжные расселись по местам и с интересом начали смотреть в зал: какова его реакция? Судья Харкин поправил мантию, переложил несколько бумажек на столе и решительно вознамерился продолжать заседание, словно бы присяжные сделали лишь то, что должны были сделать. А что он мог сказать? Ведь вся процедура отняла всего лишь тридцать секунд.

Большинство юристов втайне иронически отнеслись к такому детскому проявлению патриотизма, но – ради Бога! – если присяжные довольны, они тоже несказанно рады. Только Уэндел Pop продолжал глазеть на жюри, очевидно, лишившись дара речи. Помощнику пришлось слегка толкнуть его локтем в бок, только тогда он очнулся и они принялись оживленно что-то обсуждать, между тем как судья Харкин уже обращался к жюри с привычными вопросами и предостережениями.

– Думаю, мы готовы заслушать следующего свидетеля,– сказал наконец судья, стараясь сообщить ускорение процедуре.

Pop, все еще пораженный, встал и объявил:

– Истица вызывает доктора Хайло Килвана.

Пока очередного эксперта вели из свидетельской комнаты, Фитч тихонько выскользнул из зала, Хосе незамедлительно последовал за ним, и они пешком отправились в свою лавку.

Два мага – предсказателя поведения присяжных молча сидели в просмотровом зале. Один из них наблюдал на основном экране начало допроса доктора Килвана, другой просматривал на маленьком мониторе запись эпизода произнесения клятвы. Фитч навис над монитором и спросил:

– Когда вы еще видели подобное?

– Это Истер,– сказал эксперт, сидевший ближе,– он – закоперщик.

– Разумеется, Истер,– рявкнул в ответ Фитч. – Я видел это с заднего ряда. – Фитч, по обыкновению, играл не совсем честно. Ни один из этих консультантов понятия не имел о звонках Марли, потому что Фитч сообщил о них только своим агентам – Свенсону, Пэнгу, Конраду и Холли, да и то по необходимости.

– Ну и что это дает для вашего компьютерного анализа? – с нескрываемым сарказмом спросил он.

– Сводит его на нет к чертовой матери.

– Я так и думал. Продолжайте наблюдать. – Он хлопнул дверью и отправился к себе в кабинет.


* * *


Допрос доктора Хайло Килвана вызвавшей его стороной проводил другой адвокат истицы, Скотти Мэнграм из Далласа. Он нажил себе состояние на процессах против нефтехимических компаний по искам о загрязнении атмосферы токсинами. Теперь, в свои сорок два года, он целенаправленно занимался потребительскими товарами, явившимися причиной ущерба или смерти. Он был вторым, кто вслед за Рором вложил в дело Вуда свой миллион. Его задача состояла в том, чтобы безукоризненно владеть статистикой легочно-раковых заболеваний. За последние четыре года он потратил бессчетное количество часов, изучая материалы по этому вопросу, а также посетил всех соответствующих экспертов. После длительных раздумий, не поскупившись на затраты, он выбрал доктора Килвана для поездки в Билокси, чтобы тот поделился с присяжными своими знаниями.

Доктор Килван говорил на очень правильном, хотя немного искусственном английском языке с легким акцентом, который сразу же произвел впечатление на присяжных. Кто может быть более убедительным, чем эксперт, проделавший огромное расстояние, чтобы присутствовать на этом суде, да к тому же обладавший столь необычным именем и акцентом! Доктор Килван прибыл из Монреаля, где жил последние сорок лет, и то, что он представлял другую страну, добавляло доверия к нему. Присяжные прониклись этим доверием задолго до того, как доктор Килван начал давать показания. Они с Мэнграмом, подыгрывая друг другу, представили впечатляющий, даже можно сказать, устрашающий послужной список, особо обратив внимание на количество опубликованных доктором Килваном книг по статистике легочных раковых заболеваний.

Так что в конце концов Дурру Кейблу ничего не оставалось, как признать компетентность доктора Килвана в данной области Поблагодарив его, Скотти Мэнграм перешел к первой группе вопросов – о соотношении легочной онкологии среди курильщиков и некурящих. Доктор Килван изучал эту проблему последние двадцать лет в Монреальском университете и, объясняя присяжным методику своих исследований, чувствовал себя абсолютно свободно. Для американских мужчин, выкуривающих по пятнадцать сигарет в день в течение десяти лет – а доктор проводил наблюдения за группами мужчин и женщин по всему миру, но прежде всего в Канаде и США,– риск заболеть раком легких в десять раз выше, чем для некурящих. При увеличении количества сигарет до двух пачек в день риск возрастает до двадцати раз по сравнению с некурящими. А если выкуривать по три пачки, как это делал Джекоб Вуд, риск увеличивается в двадцать пять раз.

Ярко раскрашенные таблицы были внесены и развешаны на трех штативах, и доктор Килван, тщательно, без малейшего намека на поспешность, продемонстрировал присяжным свои открытия.

Следующей темой был уровень смертности от рака легких среди курящих мужчин в зависимости от сорта табака. Доктор Килван объяснил основные особенности последствий курения трубки и сигар и обнародовал уровни смертности американских мужчин от трубочного и сигарного табака. Он опубликовал две книги на эту тему и был готов продемонстрировать присяжным новую серию таблиц и диаграмм. Цифр называлось столько, что все они начали путаться в головах присяжных.


* * *


Лорин Дьюк первой не выдержала, взяла со стола свою тарелку и пошла с ней в угол, где продолжала есть в одиночестве, держа тарелку на коленях. Поскольку обеды заказывались каждое утро, в девять часов в соответствии с предоставляемым меню, и поскольку Лу Дэлл, охранник Уиллис, работники закусочной О’Рейли и все прочие люди, ответственные за питание присяжных, были обязаны обеспечить доставку обеда точно к полудню, требовался определенный порядок. Места за столом были распределены. Лорин сидела строго напротив Стеллы Хьюлик, которая чавкала во время еды и разговаривала, при этом частицы пищи вылетали у нее изо рта. Стелла одевалась не шикарно, но была чрезвычайно честолюбива. Во время перерывов она из кожи вон лезла, чтобы доказать, что они с мужем, руководящим работником городской водопроводной сети на пенсии по имени Кэл, имеют больше, чем все остальные. У Кэла был отель, множество квартир, которые он сдавал внаем, а также автомобильная мойка. Были у него и другие вложения, которые выскакивали у нее изо рта так же, как и частицы пищи, словно и то и другое происходило случайно. Они совершали разные поездки, путешествовали беспрерывно. Особенно любили Грецию. У Кэла были самолет и несколько кораблей.

По всему побережью ходили слухи, что несколько лет назад Кэл приспособил старое судно, когда-то служившее для ловли креветок, чтобы перевозить марихуану из Мексики. Правда это или нет, но сейчас Хьюлики действительно процветали, и Стелла не могла удержаться, чтобы не доложить об этом каждому, у кого доставало терпения слушать ее. Была она единственной среди присутствующих некоренной жительницей здешних мест. Дождавшись, когда у остальных рты оказывались набитыми едой и за столом воцарялась тишина, она начинала без умолку трещать своим отвратительным гнусавым голосом.

– Надеюсь, сегодня мы закончим пораньше,– сказала она. – Мы с Кэлом собираемся на выходные в Майами. Там открылось несколько новых сказочных магазинов.

Все головы дружно склонились к столу – кусок булки, торчавший у нее изо рта, вызывал у всех тошноту. Каждый произносимый Стеллой слог сопровождался дополнительным призвуком из-за налипшего на зубы хлеба.

Лорин ушла, еще не приступив к еде. За ней последовала Рикки Коулмен, сославшись на то, что ей хочется посидеть возле окна. Лонни Шейверу приспичило поработать во время обеда. Продолжая жевать цыпленка, он, извинившись, уединился в углу со своим компьютером.

– Доктор Килван, несомненно, производит сильное впечатление, не так ли? – обратился Николас к тем, кто остался за столом. Кое-кто взглянул на Хермана, евшего свой обычный сандвич с индейкой на белом хлебе без майонеза, горчицы или какой-либо иной приправы, которая могла бы испачкать ему губы. Даже слепому не составляло труда управиться с нарезанной тонкими ломтиками индейкой и наструганными соломкой чипсами. На мгновение жующие челюсти Хермана остановились, но он ничего не сказал.

– От статистики так просто не отмахнешься,– улыбаясь Джерри Фернандесу, продолжил Николас. Он намеренно провоцировал председателя.

– Хватит,– сказал Херман.

– Что 'хватит', Херм?

– Хватит разговаривать о процессе. Вы знаете установленные судьей правила.

– Да, но судьи здесь нет, правда же, Херм? И он не сможет узнать, о чем мы здесь говорим. Если, конечно, вы ему не расскажете.

– Именно это я и могу сделать.

– Чудесно, Херм. Тогда о чем вы хотели бы поговорить?

– О чем угодно, кроме процесса.

– Предложите тему. Футбол, погода.

– Я не смотрю футбол.

– Ха-ха.

Повисла тяжелая пауза, тишину нарушало лишь чавканье Стеллы Хьюлик. Видимо, напряжение, возникшее, словно вольтова дуга, между двумя мужчинами, ее нервировало, отчего она жевала все быстрее и быстрее.

И тут не выдержал Джерри Фернандес.

– Не могли бы вы перестать чавкать! – рявкнул он зло.

Окрик пришелся как раз на момент, когда Стелла откусывала от сандвича. Она застыла с полуоткрытым ртом и засунутой в него булкой. Он смотрел на нее так, словно готов был ударить, но после некоторой паузы глубоко вздохнул и сказал.

– Ладно, простите. Все потому, что вы совершенно не умеете вести себя за столом.

Она была ошеломлена и чувствовала себя крайне неловко, однако предпочла перейти в наступление. Покраснев, она с трудом проглотила откушенный кусок.

– А может быть, ваши манеры мне тоже не нравятся,– ощетинилась она. Все опустили головы.

– По крайней мере ем я тихо и закрываю рот, когда жую,– огрызнулся Джерри, прекрасно понимая, что прозвучало это по-детски.

– Я тоже,– сказала Стелла.

– Нет, вы – нет,– вступил Наполеон, который имел несчастье, как и Лорин Дьюк, сидеть напротив Стеллы. – От вас больше шума, чем от трехлетнего ребенка.

Херман громко откашлялся и сказал:

– Давайте все сделаем глубокий вдох и мирно закончим обед. Больше за столом не было произнесено ни звука. Первыми из комнаты вышли Джерри и Пуделиха, они отправились в курительную комнату. За ними последовал Николас. Он не курил, но хотел сменить обстановку. Шел небольшой дождик, поэтому прогулку пришлось отменить.

Они сошлись в маленькой квадратной комнатке с открывающимся, слава Богу, окном, в которой стояли только складные стулья. Энджел Уиз, самая тихая из присяжных, присоединилась к ним. Оскорбленная Стелла, четвертая курильщица, решила переждать.

Пуделиха была не прочь поговорить о процессе. Энджел тоже. Ведь ничто другое их не связывало. Они были согласны с Джерри: все знают, что курение чревато раком легких. Поэтому если вы курите, то делаете это на свой страх и риск.

Почему нужно платить миллионы наследникам покойника, который тридцать пять лет курил по собственной воле? Пусть им это докажут.