"Клиент" - читать интересную книгу автора (Гришем Джон)

Глава 6

Человек в желтом спортивном костюме вбежал через вращающиеся внутренние двери приемного отделения и спросил о чем-то сестру, сидящую за заляпанным окошком. Она показала пальцем, и он направился к Дайанне, Марку и Харди, стоящим около автомата с кока-колой в углу холла приемного отделения благотворительной больницы Святого Петра.

– Психиатр доктор Саймон Гринуэй, – представился он Дайанне, а на полицейского и Марка не обратил внимания. Доктор объяснил, что несколько минут назад ему позвонил доктор Сейдж, и Дайанна должна пойти с ним.

Харди остался с Марком.

Дайанна и доктор поспешили, обходя медсестер и санитаров, передвижные носилки и стоящие вдоль стен кровати, и исчезли за дверью в конце коридора. Приемная была заполнена дюжиной больных и будущих пациентов. Ни одного свободного кресла. Родственники заполняли документы. Никто никуда не торопился. Где-то непрерывно бормотал громкоговоритель, ежеминутно вызывая добрую сотню докторов.

Было начало восьмого.

– Есть хочешь, Марк? – спросил Харди. Есть он не хотел, но и оставаться здесь тоже.

– Немного.

– Пошли в кафетерий. Куплю тебе гамбургер. Они протолкались сквозь народ, наполняющий коридор, и спустились на один пролет вниз по лестнице, в подвал, где тоже было полно куда-то спешащих людей. Еще по одному коридору они попали в кафетерий, в котором народу было больше, чем в школьной столовой во время обеда. Харди показал на единственный свободный столик в углу, и Марк уселся там ждать.

Сейчас он больше всего беспокоился о своем братишке. Он волновался, хотя Харди и уверил его, что смерть Рикки не угрожает. Он еще сказал, что разные доктора будут с ним разговаривать и пытаться привести его в чувство. Но на это потребуется время. Он объяснил, что докторам очень важно знать, что же на самом деле случилось, правду и только правду, а если им эту правду не рассказать, это может повредить Рикки. Харди сказал, что Рикки могут отправить в сумасшедший дом на месяцы, а может, годы, если врачи не будут знать правду о том, что мальчики видели.

Харди был ничего себе, только не слишком умен, и делал ошибку, разговаривая с Марком так, как будто ему пять лет, а не одиннадцать. Он сильно перестарался, описывая обитые мягким стены палат, чтобы больной не смог разбить о них голову. Он уверял, закатывая глаза, что больных привязывают к кроватям цепями. Совсем как если бы рассказывал страшную историю у костра. Марк просто устал от него.

Он почти ни о чем не мог думать, кроме как о Рикки и о том, вытащит ли он палец изо рта и начнет ли говорить. Марку ужасно хотелось, чтобы это произошло, но ему необходимо поговорить с ним первым, когда шок пройдет. Им есть что обсудить.

Что, если врачи или, не дай Бог, полицейские доберутся до него первыми, и Рикки расскажет им все, что случилось, и они узнают, что Марк врет? Что они с ним сделают за вранье? Может, они не поверят Рикки? Раз он так отключился и какое-то время ничего не соображал, то, может, они скорее поверят Марку? О возможных противоречиях в их рассказах даже думать не хотелось.

Просто поразительно, как одна ложь тянет за собой другую. Маленько приврал, вроде бы ничего страшного, затем уже ничего не остается, как врать дальше. Сначала люди тебе верят и ведут себя соответственно, а ты уже ловишь себя на том, что сожалеешь: почему сразу не сказал правду? Мог бы ведь и он не врать ни полицейским, ни матери. Мог подробно рассказать, что видел Рикки. И главной тайны бы не выдал, потому что Рикки ее и не знал.

Все происходило так быстро, что он не успевал соображать. Ему хотелось затащить мать в отдельную комнату, запереть дверь и выложить все, пока он окончательно не запутался. Если он что-нибудь быстро не предпримет, то может попасть в тюрьму, а Рикки – в дурдом для детей.

Появился Харди с подносом, на котором стояли тарелки с жареной картошкой и чизбургерами – два для Харди и один для Марка. Он аккуратно расставил еду на столе и пошел отнести поднос.

Марк немного поклевал картошку, Харди накинулся на котлеты.

– Так что случилось с твоим лицом? – спросил Харди, энергично жуя.

Марк потер шишку и вспомнил, что пострадал в сражении.

– Да ничего особенного, просто в школе подрался.

– С кем же?

Черт! И не надоест ему! Придется снова врать. Его уже тошнило от вранья.

– Вы его не знаете, – сказал он и надкусил чизбургер.

– Может, я захочу с ним поговорить?

– Зачем?

– Разве у тебя не было из-за этой драки неприятностей? Например, учитель таскал тебя к директору или что-нибудь в этом роде?

– Нет. Уроки уже закончились.

– А говорил, что подрался в школе.

– Ну, в школе вроде все началось, ясно? Мы с этим парнем поцапались за обедом и договорились встретиться после школы.

Харди с силой потянул через соломинку молочный коктейль. Проглотил, откашлялся и спросил:

– Так как того парня зовут?

– А зачем вам?

Харди рассердился и перестал жевать. Марк старался не встречаться с ним взглядом, низко наклонился над тарелкой и уставился на кетчуп.

– Я – полицейский, парень. Работа такая – задавать вопросы.

– А я должен отвечать?

– Разумеется. Разве только, если ты чего-то скрываешь и боишься отвечать... В таком случае мне придется пригласить твою мать и всем вместе отправиться в участок для допроса.

– Допроса о чем? Что именно вы хотите знать?

– Кто тот парень, с которым ты подрался сегодня в школе?

Марк все жевал и жевал картошку. Харди принялся за второй чизбургер, испачкав рот майонезом.

– Не хочу, чтобы ему влетело.

– Не влетит.

– Тогда зачем вам его имя?

– Знать хочу. Работа такая, понял?

– Вы считаете, что я вру, правда? – жалобно спросил Марк, глядя в крупное лицо полицейского. Тот прекратил жевать.

– Не знаю, парень. В твоей версии полно дыр. Марк посмотрел еще жалобнее.

– Не могу же я все помнить. Все так быстро было. А вы хотите, чтобы я рассказал все подробности. Я так хорошо не помню.

Харди отправил в рот остатки картошки.

– Ешь. Нам пора возвращаться.

– Спасибо за ужин.

* * *

Рикки поместили в отдельную палату на девятом этаже. На большой вывеске около лифта было написано “ПСИХИАТРИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ”, и там было значительно тише. Не такой яркий свет, более спокойные голоса и меньше спешки. Около лифта стоял стол для дежурной медсестры, откуда легко обозревались все, выходящие из лифта. Здесь же находился второй охранник, который шептался с сестрами и наблюдал за коридорами. Вниз по коридору, в стороне от палат, была небольшая гостиная без окон, где имелся телевизор, различные автоматы, лежали журналы.

Кроме Марка и Харди, в гостиной никого не было. Марк потягивал “Спрайт”, уже третью по счету банку, и смотрел повтор “Блюзов Хилл-стрит” по кабельному телевидению, а Харди спокойно дремал на ужасно маленькой кушетке. Было почти девять вечера. Полчаса назад Дайанна водила его в палату Рикки, чтобы он мог быстренько на него взглянуть. Рикки казался таким крошечным под простыней. Дайанна объяснила, что ему внутривенно вводили питание, так как он не ел. Она уверила его, что с Рикки все будет в порядке, но Марк по ее глазам видел, что она обеспокоена. Доктор Гринуэй скоро вернется; он хотел бы поговорить с Марком.

– Он что-нибудь сказал? – спросил Марк, разглядывая капельницу.

– Нет, ни слова.

Она взяла его за руку и по полутемному коридору повела в гостиную. Раз пять Марк уже совсем было собрался все ей рассказать. Они проходили мимо пустой комнаты недалеко от палаты Рикки, и он совсем уже было решил затащить ее туда и покаяться. Но передумал. Потом, говорил он себе, я все расскажу ей потом.

Харди его больше ни о чем не спрашивал. Его смена кончалась в десять, и было очевидно, что ему надоело все – и Марк, и Рикки, и больница.

Хорошенькая медсестра в короткой юбке прошла мимо лифта и поманила Марка за собой. Он встал со стула, все еще держа “Спрайт” в руке. Медсестра взяла его за другую руку, и в этом было что-то необыкновенное. Ногти у нее были красные и длинные. Кожа гладкая и загорелая. Светлые волосы и превосходная улыбка. И она была молодой. Звали ее Карен, и руку его она сжала крепче, чем было необходимо. Сердце Марка забилось неровно.

– С тобой хочет поговорить доктор Гринуэй, – сказала она, наклоняясь к нему на ходу. От нее пахло духами. Такого приятного запаха Марк не мог припомнить.

Она подвела его к палате номер 943, где лежал Рикки, и выпустила руку. Дверь была закрыта, она легонько постучала и открыла ее. Марк медленно вошел, а Карен похлопала его по плечу. Сквозь полуоткрытую дверь он видел, как она уходит.

На этот раз на докторе Гринуэе была белая сорочка с галстуком, а сверху – белый халат, на левом верхнем кармашке которого была прикреплена карточка с его именем. Он был очень худ, носил очки и бороду и казался слишком молодым для такой работы.

– Входи, Марк, – пригласил он уже после того, как мальчик вошел в палату. Доктор стоял в ногах кровати Рикки. – Садись вот тут, – показал он на пластмассовый стул рядом с раскладушкой около окна: Говорил он тихо, почти шепотом. Дайанна сидела на кровати, подобрав под себя ноги. Туфли ее валялись на полу. На ней были голубые джинсы и свитер, и она не сводила глаз с Рикки, к руке которого тянулась трубка от капельницы. Горела лишь лампа на столике около ванной комнаты. Жалюзи были плотно закрыты.

Марк уселся на пластмассовый стул, а доктор Гринуэй – на край раскладушки поближе к нему. Он морщился и хмурился и был так мрачен, что Марк на мгновение решил, что все они умрут.

– Мне нужно поговорить с тобой о случившемся, – сказал доктор. Теперь он уже не шептал. Да и понятно, Рикки находился где-то в другом измерении, так что разбудить его они при всем желании не могли. Дайанна все еще отрешенно смотрела на Рикки. Марку так хотелось остаться с ней наедине, рассказать ей все и разобраться во всей этой путанице, но она сидела в тени за спиной врача и не обращала на него внимания.

– Он что-нибудь говорил? – первым спросил Марк. Последние три часа с Харди состояли целиком из быстрых вопросов и ответов, и Марк как-то втянулся.

– Нет.

– Он здорово болен?

– Очень, – ответил доктор Гринуэй, глядя на Марка блестящими карими глазами. – Что он видел сегодня днем?

– А вы никому не скажете?

– Все, что ты мне расскажешь, строго конфиденциально.

– А если полицейские захотят узнать, что я рассказал?

– Я не имею права им говорить. Обещаю. Все сохраню в строгой тайне. Все останется между нами, тобой, мной и твоей мамой. Мы пытаемся помочь Рикки, а для этого я должен знать, что произошло.

“Наверное, хорошая порция правды никому не помешает, – подумал Марк, глядя на светлую головку на подушке. – Почему, ну почему они просто не убежали, когда черная машина остановилась на поляне?” Неожиданно его охватило глубокое чувство вины. Он один во всем виноват. Он не должен был связываться с этим сумасшедшим.

Губы Марка, задрожали, глаза наполнились слезами. Он почувствовал озноб. Пришла пора признаваться. Он уже не знал, что дальше врать, да и Рикки нужна была помощь. Доктор не сводил с него глаз.

И тут мимо двери медленно прошел Харди. Он на секунду затормозил и встретился взглядом с Марком, потом исчез. Но Марк знал, что он где-то поблизости. Гринуэй его не заметил.

Марк начал с сигарет. Мать сурово посмотрела на него, но, если и разозлилась, ничем это не проявила. Раз или два покачала головой, но не сказала ни слова. Он говорил тихо, переводя взгляд с Гринуэя на дверь и обратно. Описал дерево, лес и поляну. Потом машину. Тут он пропустил большой кусок, но признался Гринуэю тихим голосом, что он один раз пробрался к машине и снял шланг. И, когда он это сделал, Рикки заплакал и описался. Рикки умолял его не делать этого. Он почувствовал, что эта часть его рассказа заинтересовала Гринуэя. Дайанна слушала без всякого выражения на лице.

Харди снова прошел мимо, но Марк сделал вид, что его не заметил. Он немного помолчал, затем рассказал, как человек выскочил из машины, увидел шланг, лежащий на траве, забрался на багажник и застрелился.

– Как далеко был Рикки? – спросил Гринуэй.

Марк оглядел комнату.

– Видите дверь по ту сторону холла? – спросил он, показывая пальцем. – Так вот, как оттуда досюда.

Гринуэй посмотрел и погладил бороду.

– Примерно сорок футов. Довольно близко.

– Очень даже близко.

– Что конкретно сделал Рикки, когда прозвучал выстрел?

Теперь Дайанна слушала внимательно. Она, видно, только что осознала, что данная версия существенно отличается от предыдущей. Она нахмурила лоб и сердито посмотрела на старшего сына.

– Прости, мам. Я струсил и не подумал. Не сердись на меня.

– Так вы своими глазами видели, как этот человек застрелился? – недоверчиво спросила она.

– Да.

– Тогда чему тут удивляться. – Она взглянула на Рикки.

– Что сделал Рикки, когда прозвучал выстрел?

– Я не смотрел на Рикки. Я смотрел на человека с пистолетом.

– Бедный малыш, – пробормотала Дайанна. Гринуэй поднял руку, призывая ее помолчать.

– Рикки был рядом с тобой?

Марк взглянул на дверь и виновато объяснил, как Рикки замер, потом побежал прочь, прижав прямые руки к телу, спотыкаясь и монотонно подвывая при этом. От момента выстрела до приезда “скорой помощи” он изложил события точно, со всеми подробностями. Он закрыл глаза и снова пережил каждый шаг, каждое движение. Просто чудесно было наконец иметь возможность говорить правду.

– Почему ты мне не сказал, что вы видели, как этот человек застрелился? – спросила Дайанна.

Ее слова привели в раздражение доктора Гринуэя.

– Пожалуйста, миссис Свей, обсудите это все с ним попозже, – попросил он, не отрывая взгляда от Марка. – Какое последнее слово произнес Рикки?

Марк немного подумал, все еще глядя на дверь. В коридоре было пусто.

– Я, честное слово, не помню.

* * *

В это время сержант Харди сидел вместе со своим лейтенантом и специальным агентом ФБР Джексоном Мактьюном в гостиной рядом с автоматами, наливавшими соки и газированную воду. Еще один агент ФБР бродил недалеко от лифта. Больничный охранник раздраженно поглядывал на него.

Лейтенант торопливо объяснил Харди, что теперь дело в руках ФБР, что машина самоубийцы и все материальные улики переданы полицейским управлением Мемфиса ФБР, что специалисты по отпечаткам пальцев обработали всю машину и обнаружили массу отпечатков, слишком маленьких для взрослого человека, и что теперь им необходимо знать, не проговорился ли Марк и не отказался ли он от своей первоначальной версии.

– Нет, но я не уверен, что он говорит правду, – сказал Харди.

– Нет ли тут чего-нибудь, до чего он дотрагивался? – спросил Мактьюн быстро, не слишком доверяя теориям и убеждениям Харди.

– В смысле?

– Мы подозреваем, что в какой-то момент мальчишка был в машине, еще до того, как Клиффорд умер. Нам нужны его отпечатки пальцев, чтобы сравнить их с теми, что в “линкольне”.

– Почему вы полагаете, что он был в машине? – нетерпеливо перебил его Харди.

– Я потом объясню.

Харди оглядел гостиную и неожиданно показал на мусорную корзину рядом со стулом, на котором до того сидел Марк.

– Вон. Банка из-под “Спрайта”. Он пил из нее, когда там сидел.

Мактьюн огляделся по сторонам и аккуратно взял банку носовым платком. Потом положил сверток в карман пальто.

– Точно его, – подтвердил Харди. – Это единственная мусорная корзина и одна-единственная банка.

– Передам нашему спецу по отпечаткам пальцев, – сказал Мактьюн. – Этот мальчишка, Марк, он здесь на ночь остается?

– Наверное, – пожал плечами Харди. – Они поставили раскладушку в палате его брата. Похоже, они здесь все заночуют. Почему ФБР интересуется Клиффордом?

– Потом объясню, – бросил лейтенант. – Побудьте здесь еще часок.

– У меня смена через десять минут кончается.

– Придется немного переработать.

* * *

Доктор Гринуэй сидел на пластмассовом стуле около кровати и изучал свои записи.

– Я через минутку уйду, вернусь завтра рано утром. Состояние мальчика стабильно, так что вряд ли за ночь что-то изменится. Сестры будут постоянно заглядывать. Позовите кого-нибудь из них, если он проснется. – Он снова полистал странички, исписанные куриным почерком, и посмотрел на Дайанну. – Мы имеем дело с тяжелым случаем посттравматического стрессового расстройства.

– Что это значит? – спросил Марк. Дайанна потерла виски, но глаз не открыла.

– Иногда человек становится свидетелем чего-то ужасного и не в состоянии это пережить. Рикки был очень напуган, когда ты снял шланг с выхлопной трубы, а когда он к тому же увидел, как этот человек застрелился, он столкнулся лицом к лицу с настолько ужасным зрелищем, что оказался не в силах это переварить. Его мозг отреагировал соответствующим образом. Как будто что-то лопнуло. Шок и мозга и тела. Он сумел добежать до дома, что довольно необычно, потому что обычно люди в таком состоянии, как у Рикки, сразу немеют и теряют способность двигаться. – Он помолчал и положил заметки на кровать. – Сейчас мы мало что можем сделать. Я надеюсь, он придет в себя завтра или самое позднее послезавтра, и мы начнем обо всем говорить. Потребуется время. Он будет видеть все эти события во сне, иногда его состояние будет опять ухудшаться. Он будет отрицать случившееся, винить во всем себя. Будет чувствовать себя одиноко, ему будет страшно, возможна и депрессия.

– Как вы будете его лечить? – спросила Дайанна.

– Нужно сделать так, чтобы он чувствовал себя в безопасности. Вы должны все время быть рядом. Вы, кажется, сказали, что отец тут не поможет.

– Пусть держится подальше от Рикки, – резко произнес Марк. Дайанна кивнула.

– Ладно. Дедушек и бабушек тоже нет?

– Нет.

– Ну, что же. Очень важно, чтобы вы оба находились рядом с ним в течение следующих нескольких дней. Рикки должен чувствовать себя в безопасности. Он нуждается в вашей моральной и физической поддержке. Мы с ним будем беседовать по нескольку раз в день. Очень важно, чтобы и Марк говорил с ним о происшествии. Они должны сравнить свои реакции и поделиться впечатлениями.

– Как, по-вашему, когда мы сможем вернуться домой? – спросила Дайанна.

– Я не знаю, но чем скорее, тем лучше. Он будет чувствовать себя увереннее в своей собственной спальне, в знакомой обстановке. Может, через неделю. Зависит от того, как быстро он начнет поправляться.

Дайанна подобрала под себя ноги.

– У меня ведь работа. Не знаю, что и делать.

– Мы свяжемся с вашим работодателем завтра же утром.

– У моего работодателя потогонная система. Это вам не милая, порядочная организация, где платят премии и все всё понимают. Цветов они не пошлют. Боюсь, им это не понравится.

– Сделаю, что смогу.

– А школа? – спросил Марк.

– Твоя мама дала мне фамилию директора. Я завтра утром позвоню и поговорю с ним.

Дайанна снова потерла виски. Сестра, не хорошенькая, а другая, постучала, прежде чем войти. Она подала Дайанне две таблетки и чашку воды.

– Это далмейн, – пояснил Гринуэй. – Чтобы вы отдохнули. Если не поможет, попросите сестер на дежурном пункте, и они дадут вам что-нибудь посильнее.

Сестра ушла, а Гринуэй встал и пощупал лоб Рикки.

– Итак, до утра. Поспите немного. – Он в первый раз за все время улыбнулся и закрыл за собой дверь.

Они остались одни, маленькая семья Свей или, вернее, то, что от нее осталось. Марк подошел к матери и прислонился к ее плечу. Оба смотрели на светлую головку на большой подушке на расстоянии вытянутой руки от них.

Дайанна похлопала его по руке.

– Все обойдется, Марк. Мы были в переделках и похуже. – Она обняла его, и он закрыл глаза.

– Прости, мам. – Он почувствовал, что сейчас заплачет. – Мне очень жаль, что все так вышло. – Она еще крепче прижала его к себе. Он тихо плакал, спрятав лицо в ее блузке.

Она осторожно легла, все еще держа Марка в объятиях, и они свернулись вместе на дешевом поролоновом матрасе под окном. Кровать Рикки была на два фута выше. В палате царил полумрак. Марк перестал плакать. Он вообще-то не очень умел это делать.

Лекарство начинало действовать, да она и так была без сил. Девять часов упаковывать лампы в картонные коробки, а потом пять часов всего этого ужаса, и теперь снотворное. Она уже почти погрузилась в сон.

– Тебя уволят, мам? – спросил Марк. Он беспокоился о том, на что они будут жить, не меньше, чем она.

– Не знаю. Подумаем об этом завтра.

– Нам надо поговорить, мам.

– Я знаю. Но лучше завтра.

– А почему не сейчас?

– Я очень устала и спать хочу, Марк. – Она разжала объятия, дыхание стало глубоким, глаза слипались. – Обещаю тебе, мы обо всем поговорим прямо с утра. Тебе ведь надо мне кое-что объяснить, верно? Теперь пойди почисти зубы, и давай постараемся заснуть.

Неожиданно и Марк почувствовал, что устал. Из дешевого матраса выступала жесткая металлическая перекладина, и он отодвинулся поближе к стене и натянул на себя единственную простыню. Мать погладила его по руке. Он уставился на стену в шести дюймах от своего носа и решил, что ему не удастся заснуть и за неделю.

Мать дышала ровно и не шевелилась. Он вспомнил Роми. Где он сейчас? Где теперь его жирное тело с лысой головой? Ему припомнилось, как Роми потел и как пот катился с его сверкающей лысины, капая и с бровей, и за воротник. Даже уши были мокрые. Кому достанется его машина? Кто ее вычистит и смоет кровь? А кто получит пистолет? Тут только Марк осознал, что в ушах у него больше не звенит от выстрела в машине. Интересно, Харди еще в гостиной и пытается поспать? Вернутся ли завтра полицейские, чтобы снова задавать вопросы? Сколько они их зададут, тысячу?

Он смотрел в стену, и спать ему совершенно расхотелось. Сквозь жалюзи виднелись уличные огни. Наверное, лекарство подействовало, потому что мама дышала медленно и глубоко. Рикки лежал неподвижно. Марк смотрел на слабый свет над столом и вспоминал Харди и других полицейских. Может, они за ним следят? За ним будет установлена слежка, совсем как в кино? Ну конечно же нет.

Так он лежал минут двадцать, потом ему надоело. Пора на разведку. Однажды, когда он был в первом классе, отец пришел домой поздно, в стельку пьяный, и устроил скандал. Они подрались, трейлер шатался, и Марк открыл окошко в своей комнате и спрыгнул на землю. Он долго бродил вокруг, потом пошел в лес. Ночь была жаркой, душной, небо – звездным, и он посидел немного на холме над стоянкой. Молился, чтобы с его мамой ничего не случилось. Он просил Бога послать ему семью, в которой можно спокойно, без страха спать и где никто бы не обижал друг друга. Почему у них все шиворот-навыворот? Тогда на холме он провел два часа. Когда он вернулся, в доме было тихо. С тех пор и начались его ночные прогулки, доставлявшие так много удовольствия.

Марк был мальчиком думающим и беспокойным, и когда он просыпался ночью или вовсе не мог уснуть, то отправлялся в тайные путешествия. Он крался, как воришка, в тени трейлеров. И многое узнавал. Видел, как вылезали из окон любовники. Становился свидетелем мелких преступлений и краж, но никогда и никому ничего не говорил. Он полюбил в ясные ночи сидеть на холме над стоянкой и курить. Уже давно Марк не боялся, что мать его накроет. Слишком тяжело она работала и слишком крепко спала.

Его не пугали незнакомые места. Он прикрыл мать простыней, сделал то же самое с Рикки и тихо притворил за собой дверь. В холле было темно и тихо. Красотка Карен, сидя за небольшим столиком, заполняла журнал. Она одарила Марка чудесной улыбкой и прекратила писать. Он сказал, что хочет сходить в кафетерий и выпить апельсинового сока и что знает, как туда добраться. Вернется через минуту. Карен улыбнулась ему, и он почувствовал, что влюблен.

Харди уже не было. В гостиной никого, только телевизор работал. Шли “Герои Погана”. В пустом лифте он спустился в подвал.

В кафетерии тоже почти никого не было. Мужчина с обеими ногами в гипсе напряженно застыл в инвалидной коляске около одного из столиков. Гипс был чистым и блестящим. Одна рука была на перевязи. Голова забинтована, и создавалось впечатление, что человек обрит наголо. Он явно чувствовал себя ужасно скверно.

Марк заплатил за стакан сока и уселся за столик рядом с человеком в гипсе. Тот поморщился от боли и оттолкнул от себя тарелку с супом. Потом принялся тянуть сок через соломинку и только тут заметил Марка.

– Как дела? – спросил Марк, улыбнувшись. Он легко сходился с людьми, а этого человека ему было очень жалко.

Тот взглянул на него и отвернулся. Он снова поморщился и попытался устроиться поудобнее. Марк старался не смотреть на него.

Внезапно появился мужчина в белой рубашке с галстуком. Он нес поднос, на котором стояли кофе и еда, и устроился за соседним столиком, напротив человека в гипсе. На Марка он не обратил внимания.

– Здорово досталось, – сказал он, широко улыбаясь. – Что случилось?

– Дорожное происшествие, – ответил пострадавший, страдальчески морщась. – Столкновение с грузовиком фирмы “Эксон”. Придурок ехал на красный свет.

Улыбка стала еще шире, кофе и еда позабыты.

– Когда это произошло?

– Три дня назад.

– Вы сказали, грузовик фирмы “Эксон”? – Человек встал и быстро перешел за столик пострадавшего, одновременно доставая что-то из кармана. Он взял стул и неожиданно оказался всего в паре дюймов от ног в гипсе.

– Да, – устало подтвердила жертва автокатастрофы.

– Меня зовут Джилл Тил. – Человек подал ему белую карточку. – Я адвокат, специализирующийся на автокатастрофах, особенно тех, в которых виноваты большегрузные машины. – Тил проговорил все это очень быстро, как будто подцепил крупную рыбу и должен действовать без промедления, иначе она уйдет. – Это мой конек. Дела с большими грузовиками. Восемнадцатиколесные. Самосвалы. Цистерны. Вы только скажите, я тут как тут. – Он протянул руку через стол. – Я – Джилл Тил.

Пострадавшему повезло, что его правая рука осталась целой, так что он без особого, правда, энтузиазма протянул ее через стол этому дельцу, не теряющему ни минуты.

– Джо Фэррис.

Джилл энергично потряс руку и подготовился к решительному броску.

– Что тут у вас – обе ноги сломаны, сотрясение мозга, несколько открытых ран?

– И сломанная ключица.

– Великолепно. Значит, речь идет о полной потере трудоспособности. Чем вы занимаетесь? – спросил Джилл, задумчиво потирая подбородок. Карточка лежала на столе, Джо ее не трогал. На Марка оба не обращали внимания.

– Крановщик.

– Член профсоюза?

– Да.

– Так! И грузовик ехал на красный свет. Сомнений в том, кто виноват, нет?

Джо нахмурился и снова задвигался, и даже Марку было ясно, что ему уже надоел Джилл со своей навязчивостью. Он отрицательно покачал головой.

Джилл сделал торопливые пометки на бумажной салфетке, улыбнулся Джо и возвестил:

– Я берусь добиться для вас шестисот тысяч долларов. Себе я беру треть, так что вам достанется четыреста тысяч. Как минимум. Четыреста тысяч, разумеется, без налогов. Мы завтра же возбудим дело.

По выражению лица Джо было видно, что он все это уже проходил. Джилл замер, гордый собой, уверенный, с полуоткрытым ртом.

– Я говорил с другими адвокатами, – заявил Джо.

– Я добьюсь для вас большего, чем кто-то другой. Я этим зарабатываю себе на жизнь – делами, связанными с грузовиками. Я и раньше привлекал “Эксон” к ответственности, знаю там всех юристов и служащих лично, в они меня ужасно боятся, потому что я сразу беру их за горло. Джо, это настоящая война, а лучше меня в городе никого нет. Я умею играть в их грязные игры. Только что провел дело с грузовиком почти на полмиллиона. Как только мой клиент меня нанял, они швырнули ему деньги. Я не хвастаюсь, Джо, я действительно лучший в городе для таких дел.

– Утром мне позвонил адвокат и сказал, что может получить для меня миллион.

– Он врет. Как его звали? Макфей? Снодграсс? Я их всех знаю. Они от меня все время получают пинки, да и вообще я сказал, что шестьсот тысяч – это минимум. Может быть, и гораздо больше. Черт, Джо, да если мы доведем это дело до суда, кто знает, сколько жюри присяжных нам присудит! Я каждый день в суде, и всем даю сто очков вперед. Шестьсот тысяч – минимум. Вы уже наняли кого-нибудь? Подписали контракт?

Джо отрицательно покачал головой.

– Нет еще.

– Дивно. Слушайте, Джо, у вас ведь жена и дети, так?

– Бывшая жена и трое детей.

– Значит, вы платите на детей, правильно? Сколько?

– Пять сотен в месяц.

– Немного. И потом счета. Вот что мы сделаем. Я вам буду давать по тысяче в месяц в счет вашей будущей компенсации. Если дело протянется три месяца, я удержу три тысячи. Если оно займет два года, а этого не произойдет, тогда я вычту двадцать четыре тысячи. Или сколько там выйдет. Вы меня понимаете, Джо? Сейчас и наличными.

Джо снова шевельнулся и посмотрел на стол.

– Тот другой адвокат, что вчера ко мне приходил, сказал, что даст мне две тысячи сейчас и потом по две тысячи в месяц.

– Кто это был? Скотт и Мосс? Роб Ламоук? Я знаю этих парней, сплошной мусор. Дорогу к залу суда, и ту не найдут. Им нельзя доверять. Они некомпетентны. Но я согласен – две тысячи сейчас и по две тысячи ежемесячно.

– А еще один адвокат из большой фирмы предложил десять тысяч авансом и неограниченный кредит.

Это прикончило Джилла, и прошло не меньше десяти секунд, прежде чем он заговорил.

– Слушайте меня, Джо. Дело ведь не в величине аванса, поняли? Дело в том, сколько мне удастся получить для вас с “Эксон”. И никто, повторяю, никто, не сумеет получить больше меня. Никто. Слушайте, я дам вам сейчас пять тысяч и разрешу брать с моего счета столько, сколько потребуется, для уплаты по счетам. Договорились?

– Я подумаю.

– Нельзя терять время. Надо шевелиться. Улики могут исчезнуть. Люди начинают забывать. Большие фирмы работают крайне медленно.

– Я же сказал, что подумаю.

– Могу я позвонить вам завтра?

– Нет.

– Почему нет?

– Черт побери! Мне эти проклятые адвокаты спать не дают, все звонят. Я и поесть не могу, чтобы кто-то не влез. В этой дерьмовой больнице больше адвокатов, чем врачей!

На Джилла эти эмоции впечатления не произвели.

– Тут кругом полно акул, Джо. Куча поганых адвокатов, которые проиграют вам дело. Печально, но факт. В нашей профессии народу перебор, так что адвокаты повсюду стараются найти себе дело. Но не ошибитесь, Джо, справьтесь обо мне. Посмотрите в специальном журнале. Там мое объявление на целую полосу в три краски, Джо. Поспрашивайте о Джилле Тиле, и вы узнаете, чего он стоит.

Джилл вытащил еще карточку и подал ее Джо. Попрощался и ушел, так и не притронувшись к еде на подносе.

Джо страдал. Он схватился здоровой рукой за колесо и медленно покатил прочь. Марк хотел было предложить помощь, потом решил не вмешиваться. Обе карточки Джилла остались на столе. Мальчик допил сок и взял одну из карточек.

* * *

Марк сказал красотке Карен, что не может спать и будет смотреть телевизор, так что, если он кому нужен, его можно найти там. Он полистал телефонный справочник, наблюдая повтор передачи “Привет!” и потягивая “Спрайт” из очередной банки. Харди, да благословит его Бог, отвалил ему после ужина восемь четвертаков.

Карен пришла с одеялом и накрыла ему ноги. Она похлопала его по руке своими длинными тонкими пальцами и отплыла прочь. Марк следил за каждым ее шагом.

Действительно, мистеру Джиллу Тилу была посвящена целая страница в адвокатском разделе желтой прессы Мемфиса. Как, впрочем, и еще дюжине других адвокатов. Там была напечатана его удачная фотография: Джилл стоит перед зданием суда, пиджак снят, рукава рубашки закатаны. Подпись под фото: “Я БОРЮСЬ ЗА ВАШИ ПРАВА!” Сверху крупным красным шрифтом вопрос: “ВЫ ПОСТРАДАЛИ В КАТАСТРОФЕ?” И снизу, зелеными буквами: “ЕСЛИ ТАК, ЗВОНИТЕ ДЖИЛЛУ ТИЛУ – ОН ТО, ЧТО НАДО!” Еще ниже, синим, Джилл перечислял дела, которые он когда-либо вел. Таковых были сотни. Травяные косилки, электрошок, дети-уроды, автокатастрофы, взрывы бойлеров. Небольшая карта в углу страницы указывала, где весь мир может найти Джилла Тила, – здесь, через улицу, напротив здания суда.

Марк услышал знакомый голос и увидел на телеэкране Джилла Тила, стоящего у входа в приемное отделение и повествующего о несчастных потерпевших и жуликоватых страховых компаниях. На заднем плане мелькали. красные огни, бегали санитары. Но у Джилла все схвачено, и он займется вашим делом без всякого аванса. Никакого гонорара, если он не выиграет.

Тесен мир! Только что он видел его лично и подобрал одну из его визитных карточек, рассматривал его фотографию в журнале, а теперь он обращается к Марку с экрана телевизора.

Марк закрыл телефонную книгу и положил ее на заваленный всякой ерундой стол. Подтянул повыше одеяло и решил поспать.

Может, завтра он позвонит Джиллу Тилу.