"Безумное пари" - читать интересную книгу автора (Гринвуд Ли)

Глава 16

К тому времени, как Кейт допила кофе, ее взгляд на жизнь стал оптимистичнее, а завтрак — выглядеть аппетитнее. Может, дело было в морском воздухе (но уж точно не в бренди), но она почувствовала, что проголодалась. Девушка ела со здоровым аппетитом, и, когда приблизительно через час вернулся Бретт, на ее тарелке не осталось ни крошки.

Кейт также сумела найти свою одежду и одеться. Она скорее согласилась бы обходиться без завтрака до конца жизни, чем снова встретить Бретта, сидя обнаженной под простынями. При одной мысли, что он раздел ее и нес по улицам завернутую в одну лишь простыню, ее щеки заливала краска стыда, но, честно говоря, она не оставила ему большого выбора. Возможно, он мог бы найти какой-то другой способ, если бы дал себе труд, но, зная его, можно было предположить, что это доставило ему огромное наслаждение.

После того шума, который он поднял, когда ему пришлось пронести ее чемодан несколько ярдов, было удивительно, что он не бросил ее на садовую тележку и не приказал Чарлзу или Марку отвезти ее. Ну, может, не Марку. Бедняга всю дорогу шел бы с закрытыми глазами. Кейт хихикнула как раз в тот момент, когда Бретт вошел в каюту.

— Я знал, что ты почувствуешь себя лучше, выпив лекарство. Теперь тебе нипочем и качающаяся палуба, и вздымающиеся волны.

Кейт позеленела.

— Я бы предпочла остаться здесь, — слабым голосом сказала она.

— Я не смог удержаться, — сказал Бретт с одной из своих потрясающих улыбок. Его угольно-черные глаза смотрели на нее ласковее, чем когда-либо на ее памяти. — Капитан говорит, что никогда не видел такого спокойного океана, так что поднимайся на палубу и насладись великолепным видом. В Атлантике редко бывает хорошая погода. — Он достал шаль из ящика платяного шкафа и развернул ее. — Я начал распаковывать твои чемоданы, — объяснил он, — но решил, что, возможно, тебе захочется самой разобрать свои вещи.

Кейт не нашлась что ответить и спрятала свое смущение, позволив ему накинуть шаль себе на плечи. Завязав концы шали, она вышла в коридор. Он был длинный и узкий, с множеством дверей, и, поднимаясь по узким ступеням навстречу солнечному свету, Кейт терзалась вопросом: неужели ночью вес люди на корабле могли слышать, что происходит в ее каюте?

Бретт не преувеличивал — день был великолепный. Небо от горизонта до горизонта было ясно-голубым, как яйца малиновки, и только редкие облачка нарушали монотонность его бесконечных просторов. Они казались недвижимыми, пригнанными невидимой силой, но столь же тщательно расставленными, как мушки на лице куртизанки XVII века. Яркий солнечный свет резал глаза, но его тепло приятно контрастировало с прохладой воздуха. Легкий ветерок откинул волосы с лица Кейт, и она плотнее закуталась в шаль, подставив лицо ветру и глубоко вдыхая чистый, бодрящий морской воздух.

Вода была прозрачной, зелено-голубой, и Кейт завороженно смотрела, как прямо за бортом плавают рыбки. Казалось, . корабль почти не двигается, и, только глядя на пенящиеся за кормой волны, можно было сказать, что он идет на большой скорости. Огромные трепещущие паруса раздулись от ветра, и корабль скользил по воде, подгоняемый попутным ветром, так же легко и свободно, как огромные морские птицы парили над океаном в потоках воздуха. Дельфин вынырнул на поверхность, игриво преследуя рыбу, которую он не собирался ловить, потому что не был голоден.

Все это так отличалось от ее первого путешествия, из которого она помнила только темную штормовую ночь, рану Бретта и свою морскую болезнь, что она как будто видела море в первый раз. Бретт молчал — он знал, что Атлантический океан показывает Кейт свою обманчивую сторону, но у него впереди предостаточно времени, чтобы предупредить ее о штормах, которые швыряют корабль из стороны в сторону, как осенний ветер — опавшую листву. Пока что вполне достаточно того, что ей хорошо.

Он провел Кейт по палубе, показывая предметы, которые, на его взгляд, могли ее заинтересовать, но у нее не было никакого желания узнавать, как работает корабль и каковы обязанности экипажа. Ей также не нравилось находиться рядом с поручнем, и она отказывалась подходить к нему ближе, чем это было необходимо.

— Я в равной мере могу насладиться утром, сидя в шезлонге. Для этого не обязательно свисать с края корабля, — возразила она, когда он начал подшучивать над ее страхом.

Вернувшись на середину палубы, Кейт уселась в парусиновый шезлонг и закрыла глаза. Морской воздух по-прежнему был прохладным, но от припекающего солнца вкупе с толстым одеялом, предоставленным одним из моряков, ей стало даже слишком тепло, и ее охватила сладкая истома.

— Сейчас еще слишком холодно, чтобы по-настоящему расслабиться, — словоохотливо пояснил Бретт, — но когда мы продвинемся дальше на юг, станет теплее. Летом в Средиземноморье довольно жарко, но мы будем там в мае, когда погода еще не такая отвратительная.

Единственным ответом Кейт было еле слышное «хм-м». Ее так разморило, что она почти забыла о своем похмелье. У нее по-прежнему болела голова, когда она пыталась думать, но сейчас ей было гораздо лучше, чем час назад, и она целиком отдалась наслаждению солнцем, морем, соленым воздухом и прохладным ветерком.

День прошел в приятном ничегонеделании. После легкого обеда Кейт вернулась на палубу, чтобы хорошенько вздремнуть, но когда солнце начало садиться за горизонт, воздух стал холодать, и она проснулась. С минуту ни один звук не нарушал тишину, и девушка представила, что она единственный человек на земле, одинокий свидетель этой величественной панорамы.

Ужин, сервированный в каюте капитана, представлял собой неторопливую церемонию. Несмотря на то что они совсем недавно покинули порт, Кейт, не веря своим глазам, смотрела на всевозможные изысканные блюда, которыми был уставлен стол.

— Где вы нашли повара, который так готовит? — восхищенно спросила она.

Капитан с трудом оторвал взгляд от Кейт и несколько непоследовательно изрек:

— Министерство иностранных дел.

— Лорд Тандерберк лично приложил к этому руку, — объяснил Бретт. — Плохо приготовленная еда вызывает у него меланхолию, и он уверен, что остальные тоже подвержены этому досадному недомоганию.

Когда на стол поставили бренди, Кейт поднялась на ноги. Весь офицерский состав корабля умолял ее остаться, но Бретт не присоединился к их мольбам, поэтому она отклонила их приглашение с подобающей любезностью и удалилась в свою каюту.

Весь день Кейт гнала от себя мысли о приближающемся вечере, но она была женой Бретта и знала, что ей все равно придется делить с ним постель. Теперь ни одна душа не придет ей на помощь, и уж, конечно, не эти офицеры с дерзкими, горящими глазами.

Она старалась не думать о своем принудительном браке — ей мешала боль в голове, но она больше не могла закрывать глаза на истинное значение данных ею клятв, и в ее душе шевельнулось привычное чувство гнева. В который раз Бретт заставил ее поступить против своей воли, и она снова оказалась беззащитной перед ним. Кейт снова сердито пообещала себе найти способ расторгнуть этот мошеннический брак сразу по возвращении в Англию. Она была уверена, что как только ее дядя узнает все обстоятельства, он поможет ей развестись с Бреттом или покончить с этим браком менее скандальным способом, но до тех пор у нее не было выбора. Хочет она этого или нет, она должна покориться неизбежному и смириться с положением жены Бретта.

Его жена! Она сейчас чувствовала все, что угодно, но только не то, что должна чувствовать новоиспеченная жена по отношению к своему мужу. Она не боялась его и не находила его объятия неприятными, но и не ждала его возвращения в каюту с распростертыми объятиями. Зная, что ей предстоит, Кейт не могла не вспоминать о той ночи в гостинице, как и не могла отрицать, что все ее тело трепещет в предвкушении. В который раз при воспоминании о том, как ее тело, взяв верх над протестующим разумом, реагировало на ласки Бретта, ее щеки залила краска стыда. Она никогда не сможет стереть из памяти неожиданные ощущения, поработившие ее тело и душу и превратившие ее, по крайней мере на несколько минут, в страстную, готовую на все партнершу Бретта. Она также не могла отрицать тот факт, что испытала удовольствие и удовлетворение, прежде чем чудовищность того, что они натворили, вытеснила все чувства, кроме ужаса и ярости. Но самое главное, она не могла простить ему, что он отнял у нее то, что лишь она сама имела право даровать.

Кейт решила, что, каких бы трудов ей ни стоило сдержать себя, она будет холодна как лед: возможно, Божьи и человеческие законы говорили, что ее долг быть покорной ему, но он не получит ничего сверх того. Покорность! Он может подчинить себе только ее тело, и так будет всегда. Девушка сняла платье и неторопливо принялась готовиться ко сну.

Она рассчитывала, что Бретт еще какое-то время будет сидеть с капитаном, потягивая бренди. Она содрогнулась от одной мысли об этом напитке.

Кейт надела ночную сорочку, села и начала расчесывать волосы, но едва она успела несколько раз провести щеткой по волосам, как в комнату тихо вошел Бретт. От удивления и легкого испуга ее рука застыла на полпути, но она быстро вернулась к своему занятию в надежде, что Бретт не заметил ее замешательства. Раздался щелчок поворачиваемого в замке ключа, и ее сердце почти перестало биться. Теперь не осталось никакой надежды на спасение.

«Глупая, — сказала она себе. — Ее никогда и не было».

Бретт подошел и встал позади нее: не говоря ни слова, он забрал у нее щетку и принялся умело водить ею по волосам Кейт. Она могла с уверенностью сказать, что он делал это раньше.

«Наверное, он причесал больше женщин, чем все камеристки Лондона», — подумала Кейт. Никто не знает наверняка, чем этот мужчина занимался в своей жизни.

Кейт собрала было волосы, но Бретт снова распустил их.

— Я не хочу, чтобы они были стянуты в узел. Я хочу, чтобы я мог свободно провести по ним рукой, — нежно сказал он.

На мгновение ее охватило дикое желание убежать, сдаться на милость капитана или прыгнуть в море, но Кейт знала, что ведет себя глупо, ведь она даже не могла выйти из каюты. Кейт не могла ничего придумать, поэтому встала и подошла к постели.

— На какой стороне ты предпочитаешь спать?

— Сегодня ночью это не важно, — сказал он с такой улыбкой, что ее глаза округлились от страха.

Кейт быстро скинула с себя халат, стряхнула с ног туфельки и юркнула под одеяло. Она была напряжена, но не так испугана, как ожидала. Она не испытывала радости, думая о предстоящей ночи, но ей было приятно сознавать, что ей больше не страшно.

Бретт потушил весь свет, кроме маленькой лампы возле кровати, и начал раздеваться при тусклом свете единственного язычка пламени. Он делал это очень медленно, методично снимая один предмет одежды за другим и вешая или складывая его. Кейт понимала, что он делает это нарочно, чтобы вывести ее из себя, но тем не менее восхищалась Бреттом. К своему огромному удивлению, она поняла, что у нее есть свои требования, и этот мужчина не только соответствовал, но и намного превосходил их. Она уже признала, что Бретт самый красивый мужчина, которого ей доводилось видеть. Даже несмотря на постоянно хмурый вид, он был потрясающе красив. Любая девушка согласилась бы с ней. От густых темных волос до пронзительных глаз под черными соболиными бровями, от прямого носа до полных, широких губ, от резко очерченной челюсти до волевого подбородка его лицо было создано, чтобы заставлять девичьи сердца трепетать и превращать их мечты в кошмар беспросветной тоски.

Но по мере того как он наклонялся, изгибался и поворачивался, избавляясь от последних предметов одежды, взору Кейт постепенно открывалось его сильное тело — мощные, мускулистые плечи и широкая грудь, которая резко сужалась, переходя в плоский живот с рельефными мышцами. Его грудь была покрыта густой порослью коротких, темных курчавых волос, которые, однако, практически не скрывали стальных мускулов его торса.

Кейт поглубже зарылась в одеяла — столь мощное тело наверняка раздавит ее, как букашку. Наконец он снял кальсоны и теперь стоял перед ней полностью обнаженный. Она покраснела от кончиков пальцев до макушки, но не могла заставить себя отвернуться. Его длинные, сильные, совершенной формы ноги плавно переходили в туловище, и в месте их сочленения, выступая из спутанной массы курчавых черных волос, находилось его возбужденное до предела мужское естество, пугающе огромное, на неопытный взгляд Кейт.

Бретт юркнул под одеяло и притянул к себе Кейт. Она была напряжена и холодна, но он был ласков, и она начала расслабляться под его нежным натиском. Его пальцы скользили по ее лицу, в то время как его глаза внимательно изучали каждую его черточку. Он упивался ее красотой, словно холодной ключевой водой, уверенный, что никогда не сможет утолить жажду. Он целовал ее глаза, нос и губы, сначала легко, а затем со все возрастающей страстью. Кейт по-прежнему лежала, не двигаясь, но ему это, казалось, ничуть не мешало. Чем сильнее разгоралась его собственная страсть, тем меньше он замечал, что она ему не отвечает. Расстегнув пуговицы ее ночной сорочки, он нежно провел пальцами по изгибу шеи жены.

Затем его руки медленно двинулись вниз, пока не встретились с остроконечными холмиками ее грудей. Он накрыл их ладонями, в то время как его губы скользнули по ее щеке и начали спускаться вниз по ее шее, пока, в свою очередь, не отыскали ее груди. Он нежно целовал и с любовью ласкал их. Затем, все также осторожно, он обхватил ее затвердевший ярко-красный сосок губами и начал играть с ним. Не в силах дольше оставаться неподвижной под его безжалостным натиском, Кейт начала извиваться под ним. Когда его губы атаковали второй сосок, а дерзкая рука скользнула вдоль ее бока к животу, маска холодного равнодушия слетела с нее.

Кейт с шумом втянула в себя воздух, но Бретт привел ее в еще большее замешательство, медленно спустив сорочку с ее плеч вдоль тела и бросив ее на пол. Теперь она лежала под ним обнаженная, чувствуя, как обжигающий жар его тела проникает в ее плоть. Его ласкающие губы и исследующие руки методично доводили ее до исступления. Кейт была полна решимости полностью игнорировать его ласки, но Бретт действовал осторожно, не торопясь, и ее собственная страсть, поначалу сдерживаемая страхом и гневом, начала освобождаться от оков, и Кейт почувствовала, как ее тело охватила дрожь возбуждения.

Губы и руки Бретта продолжили блуждать по ее телу, лаская, нежно массируя, возбуждая все ее существо. Из горла Кейт вырвался хриплый стон, и губы Бретта тут же запечатали ее рот обжигающим поцелуем. Его язык исследовал ее рот, жадно высасывая из него всю сладость. Губы Кейт припухли и болели, но она не отстранилась от него. Его рука двинулась вниз к ее бедрам, к входу в храм сладострастия, бесстыдно преодолела мягкую преграду и дерзко вошла туда, куда не имела права входить. Кейт чуть не села в постели: ее тело превратилось в бушующее море непонятных ощущений, вскоре все ее существо поглотил водоворот желания, которому с каждой секундой становилось все труднее сопротивляться.

Кейт чувствовала жар возбужденного мужского естества Бретта, упиравшегося в ее бедро, в то время как его рука продолжала массировать, потирать и ласкать, исторгая из ее груди один прерывистый стон за другим. Прежде чем до ее сознания дошло, что она делает, она начала двигаться навстречу ему, борясь с властью, которую он приобрел над ней, но тем самым способствуя его абсолютному господству.

Бретт резко вошел в нее, погружаясь все глубже и глубже с каждым стремительным толчком, пока Кейт не подумала, что сейчас взорвется. Теперь она двигалась вместе с ним, медленно увеличивая силу своих ответных толчков, и вот ее тело уже летит навстречу его телу, упиваясь его силой, требуя, чтобы он покорил и удовлетворил ее.

Подхвативший их вихрь вращался все быстрее, пока Кейт не почувствовала, что его необузданная сила сейчас растерзает ее тело. Она попыталась закричать, но рот Бретта накрыл ее рот, и ее дыхание превратилось в нечто, напоминающее приглушенные рыдания, в то время как ее тело в бешеном ритме вторило движениям его тела.

В ту самую секунду, когда она подумала, что больше не выдержит, Бретт издал полный муки стон, и она почувствовала, как его семя хлынуло в ее лоно. Одновременно Кейт почувствовала, как ее собственное тело подобралось и бросилось в омут наслаждения. Она вцепилась в Бретта, как виноградная лоза, стараясь высосать из его тела любовь до последней капли, и в изнеможении откинулась назад.

Долгое время они лежали не двигаясь. Единственными звуками, доносившимися до ушей Кейт, были скрип мачт и их затрудненное дыхание. Ей было трудно осознать, что она снова не только отвечала на ласки Бретта, но и наслаждалась ими. Однако на сей раз Кейт не чувствовала ни стыда, ни гнева, только восторг, смешанный с недоверием. Той ночью в гостинице все произошло так быстро, но сегодня он любил ее медленно, не пропуская ни одного дюйма тела. Она коснулась рукой губ и почувствовала, что они болезненно припухли. Если это и есть то, что на самом деле представляет собой физическая близость с Бреттом, то она будет все время сидеть за закрытыми дверями, ожидая, когда сойдут синяки, только для того, чтобы он смог поставить ей новые.

От ее движения Бретт ожил, и его руки снова принялись ласкать ее тело, на сей раз более нежно. Кейт не верилось, что у него еще остались силы, чтобы начать все сначала, но вскоре она поняла, что заблуждалась. Он снова довел ее до пика возбуждения и томления, прежде чем войти в нее, но на этот раз он двигался медленнее и размереннее, стараясь почувствовать, что доставляет ей наслаждение и вознести его на небывалые высоты. Его руки нежно ласкали ее тело, методично добиваясь от нее ответа. Его язык, извиваясь, скользил по бархатной коже Кейт, зажигая огненные дорожки и усиливая ее отклик. Он продолжал двигаться внутри ее, изменяя ритм и силу ударов, пока она не ощутила, как по ее телу покатились волны наслаждения, одна за другой, раз от разу все сильнее и неистовее. Кейт извивалась под ним, требуя большего, но Бретт продолжал двигаться со сводящей с ума размеренностью, не давая погаснуть пожирающему ее огню, пока она не почувствовала, что он сжигает ее дотла. Ее тело превратилось в раскаленный докрасна огненный шар, и Кейт подумала, что сейчас лишится чувств. Только тогда он изменил ритм и внезапно принялся вонзаться в нее резкими, быстрыми толчками.

Это было похоже на удар молнии, и Кейт чуть не закричала — так велико было охватившее ее наслаждение. Бретт заглушил ее крик поцелуем и продолжил безжалостно вонзаться в нее. Она ловила ртом воздух, силясь вздохнуть полной грудью, в то время как в ее теле, словно в действующем вулкане, клокотали мощные взрывы сладострастных ощущений. И снова она попыталась крикнуть, и снова он накрыл ее рот своим: двумя последними резкими, как удар клинка, толчками он довел ее до экстаза высвобождения, и Кейт испытала непередаваемое блаженство полного удовлетворения. Она со вздохом упала на подушки.

Он еще раз взял Кейт этой ночью, несмотря на ее протесты, и оставил жену разбитой и измученной, но счастливой. Кейт гадала, сможет ли она когда-нибудь снова подняться с постели.

Проснувшись, Кейт поняла, что уже поздно, потому что солнце сияло высоко в небе. Она лежала неподвижно, пытаясь как можно подробнее вспомнить события прошлой ночи. Она снова обнаружила, что ей трудно смириться с тем, как ее тело реагирует на ласки Бретта. Наедине со своими мыслями она могла признаться себе, что наслаждалась, даже упивалась этим, но она скорее умрет, чем признается в этом Бретту. Той ночью в «Петушке» она действовала в полусне и не смогла бы сказать с уверенностью, что там произошло, но прошлой ночью у нее сна не было ни в одном глазу, и она могла до мельчайших подробностей припомнить каждую наполненную страстью минуту. Кейт могла только удивляться самой себе, поскольку она даже не подозревала, что способна на такие чувства.

Девушка вытянула руки вверх и потянулась всем телом. Она ожидала, что это доставит ей удовольствие, как обычно, когда она потягивалась холодным утром после сладкого сна, но сегодня боль в мышцах и измученная плоть резко дали о себе знать, и она нахмурилась.

Кейт вылезла из кровати, закрыла дверь на задвижку и подошла к высокому зеркалу на внутренней стороне дверцы платяного шкафа. Как девушка ни изучала свое лицо, она не замечала в нем никаких перемен: ни следов, ни даже намека на кровоподтеки на губах. Она спустила с плеч сорочку и бросила ее на пол. Кейт придирчиво изучала в утреннем свете каждый дюйм своего тела, поворачиваясь то одним боком, то другим, скрупулезно ища хоть какое-то подтверждение того, что она испытала в объятиях Бретта.

После того как они в первый раз стали близки, она чувствовала себя опозоренной и обесчещенной, но теперь она чувствовала, что преобразилась, как бабочка, выпорхнувшая из своего кокона на яркий солнечный свет, и она немного расстроилась, не обнаружив в себе никаких видимых изменений. Она обхватила себя руками и в порыве восторга принялась покачиваться из стороны в сторону. Теперь она стала женщиной и познала удовольствие, доступное только женщине. Она миновала одну из вех жизни, и назад пути не было.

Тут она вспомнила, что, хотя Бретт и являлся ее мужем, этот брак был навязан ей, и его собственная похоть сыграла здесь не меньшую роль, чем обстоятельства, и она намеревалась как можно скорее оставить его. Кейт разозлилась. Так не должно было быть, и мысль об этом чуть не убила в ней всякое наслаждение.

Она отогнала от себя эти думы и принялась одеваться. Вчера Кейт так понравилось пребывание на палубе, что ей захотелось снова подняться наверх. Но тут она вспомнила о каютах членов экипажа, расположенных вдоль коридора, и застыла на месте. Должно быть, все знали, что это была ее первая брачная ночь, и видеть, как всякий проходящий мимо мужчина с понимающей улыбочкой разглядывает ее, было выше ее сил. Страшно было даже подумать об этом.

Наверное, лучше будет подождать Бретта. Их любопытство не может длиться вечно.

Кейт продолжала заниматься своим туалетом, не замечая, что в этот раз дольше обычного выбирает, что надеть. Ей не нравилось все содержимое ее шкафа: ее одежда была однообразной и уродливой. У нее не было ни одного платья, в котором она не выглядела бы как бедная родственница. Как только они остановятся в каком-нибудь прибрежном городе Франции или Италии или в любом другом цивилизованном месте, ей придется купить новую одежду. Если она вынуждена изображать из себя жену Бретта, то не собирается выглядеть как крестьянка. Кейт бросила платье, которое держала в руках, на пол, но, поразмыслив, снова подняла его, решив, что из всех своих нарядов в этом она меньше всего рискует стать объектом насмешек. Закончив одеваться, она придирчиво окинула взглядом свое отражение в зеркале. Девушка в зеркале выглядела не так, как ей хотелось бы, но сейчас она больше ничего не могла сделать, поэтому, покорно пожав плечами, уселась, ожидая возвращения Бретта.

Ожидание оказалось весьма томительным. Она изнывала от скуки и безделья. В спешке покидая Райхилл, она совершенно не учла необходимость чем-то занимать себя на досуге. Кейт никогда не нравилось шитье, но она с радостью подрубила бы дюжину носовых платков, просто чтобы заполнить время.

Тоскливые минуты по-прежнему текли, складываясь в часы. Она обыскала комнату в поисках чего-то, чем можно заняться, но каюту тщательно прибрали, прежде чем они с Бреттом взошли на борт корабля.

Она снова уселась и попыталась подумать о своем будущем — будущем, в котором не было места Бретту, но при мысли об этом у нее становилось тяжело на душе, и она не могла сосредоточиться. Кейт попыталась решить, что она сделает или скажет в следующий раз, когда они останутся наедине, но воспоминания о прошлой ночи вывели ее из равновесия, лишив всякой способности думать. В любом случае это скорее всего ничего не изменит. Бретт привык ожидать, что все сложится так, как хочет он, и, судя по ее скудному опыту общения с ним, так оно и выходило, какие бы препятствия ни стояли на его пути. Она снова глубоко вздохнула и приготовилась ждать.

Спустя один из самых долгих и томительных часов в ее жизни она услышала стук в дверь и бросилась к ней, чтобы распахнуть ее. Но в последнюю минуту осторожность удержала ее от того, чтобы выбежать в коридор и встретить Бретта с распростертыми объятиями.

— Кто там? — позвала она, приложив ухо к двери.

— Это Чарлз, миссис Уэстбрук. — Кейт испустила вздох облегчения и отперла дверь. — Мистер Уэстбрук послал меня спросить, не желаете ли вы отобедать на палубе. Погода по-прежнему стоит ясная, и солнце пригревает.

Кейт согласилась бы отобедать на смотровой площадке, лишь бы выбраться из этой комнаты. Она была уверена, что сможет вынести любопытные взгляды, только заручившись поддержкой Бретта, но после утра, проведенного взаперти в четырех стенах, толпа глазеющих на нее людей казалась ей ничтожной платой за возможность выйти на свободу.

«Ты ведешь себя как дура, — пожурила она себя. — Ты замужняя женщина, путешествующая вместе с мужем, и ты не сделала ничего такого, чего не делают замужние женщины. В сущности, все полагают, что ты спишь с Бреттом. Если бы ты этого не делала, вот тогда бы они действительно уставились на тебя, как на диковинку, так что прекрати выдумывать бог знает что, поднимайся на палубу и постарайся вести себя как обычная, благоразумная замужняя дама».

Но хотя она и признавала разумность этого строгого напутствия, чувство, что она предпочла бы навеки скрыться от людских глаз, по-прежнему не давало Кейт покоя.