"Безумное пари" - читать интересную книгу автора (Гринвуд Ли)

Глава 12

За обедом Бретт имел возможность насладиться обществом людей. Валентина заявила, что устала обедать в одиночестве, пока Кейт ест в комнате Бретта, поэтому в его комнату принесли стол и сервировали обед на троих.

— Вы же не думаете, что я стану есть эти помои? — пожаловался Бретт, хмуро уставившись на куриный бульон и ячменный отвар, составлявшие его обед.

— Ты будешь есть то, что велел доктор, — непреклонно заявила Кейт, — или я дам тебе такую дозу лекарства, что ноги передвигать не сможешь. А потом я волью все это тебе в рот.

Валентина и Чарлз обменялись обеспокоенными взглядами, но Бретта слова Кейт, похоже, позабавили, и он удивил их обоих тем, что съел свой неаппетитный обед без дальнейших пререканий. Потом он немного вздремнул и провел остаток дня, запершись в одной комнате с Чарлзом.

— О чем они так долго разговаривают? — в двадцатый раз требовательно спросила Кейт Валентина. — Молоденькие девушки и то не секретничают столько времени. Они уже два часа сидят за закрытой дверью и никак не наговорятся.

— Когда мы уезжали из Райхилла, Бретт сказал, что ему через два дня надо быть во Франции. С тех пор прошла неделя. Может, за это время произошло что-то важное?

— Как он мог об этом узнать, когда пять дней лежал как бревно?

— Возможно, он знал, что что-то должно случиться. Ему не обязательно было при этом присутствовать.

— II est possible[33], — неохотно признала Валентина, — но нам он тоже должен об этом сказать. Здесь никогда ничего не происходит. Даже крохотная новость будет лучше, чем рассказы о новорожденном Эмили Крейси или о том, как продвигается сбор урожая пшеницы.

— Кажется, это немного скучно, — согласилась Кейт, — но зато вы можете быть уверены в завтрашнем дне. С тех пор как я покинула Райхилл, в моей жизни не было ничего обыденного.

— И кто тому виной?

— Не знаю. Возможно, в этом столько же моей вины, сколько и Бретта, но он не желает прислушиваться к моим словам. Он уверен, что я глупа как пробка и не в состоянии ничего сделать самостоятельно. Я чувствую себя призом, который должен достаться какому-нибудь неудачливому игроку.

Валентина скептически воззрилась на нее.

— Вы огромный приз, и вы это знаете. — Она засмеялась, увидев, что глаза Кейт гневно сверкнули. — Mon Dieu, да не сопротивляйтесь вы так! Заметьте, я была чрезвычайно красива. Но тем не менее я бы отдала пять лет молодости, чтобы выглядеть, как вы. Ваше лицо совершенно, однако же ваша красота не похожа на безжизненную красоту статуи. В вас есть жизнь, яркость и энергия, которые могут принадлежать только француженке.

Она прочла недоверие в глазах Кейт.

— Матерь Божья, девочка! Неужели мужчины не смотрят на вас разинув рот? А Бретт, разве он не заигрывал с вами? — Кейт вспыхнула. — Я так и думала. Старый roue[34]!

— Мистер Уэстбрук несколько раз говорил, что находит меня привлекательной, и что ему… э-э… трудно… э-э… вести себя прилично.

— Хм! Мне не верится, что Бретт Уэстбрук хоть раз вел себя прилично с тех пор, как достаточно вырос, чтобы сорвать свой первый поцелуй. Вот наброситься на женщину — это больше на него похоже. Но меня интересуют другие мужчины. Разве толпы мужчин не забрасывали вас billet-doux[35]?

— У меня никогда не было поклонников.

— C'est impossible![36]

— Мартин не выводил меня в люди. Впервые за долгие месяцы я увидела мужчин на том вечере, когда они играли в карты. У нас даже не было помощника конюха. Самым молодым мужчиной из слуг был Нед, а он годится мне по крайней мере в дедушки.

— Как же вы жили?

— Я находила, чем себя занять.

— Но четыре года не видеть мужчину! — Валентина перекрестилась. — Каким же человеком был votre frere[37], чтобы сотворить такое? Он, должно быть, был одержим дьяволом!

— Мартин ненавидел меня, и постепенно моя неприязнь к нему стала почти такой же острой. Я не выходила из комнаты, когда он был дома.

— Пресвятая дева Мария! Как такое возможно — безвылазно сидеть в одной комнате и не сойти с ума? Pauvre enfant[38]! Как жестоко с вами обращались!

— Мне не очень нравилось сидеть в комнате, но Мартин редко бывал дома. Единственным человеком, который досаждал мне в его отсутствие, была экономка.

— Экономка?

— Любовница Мартина. Если он кого-то и любил, то это, должно быть, Изабеллу.

— II est un bete![39] — с чувством заявила Валентина. — Должно быть, это было ужасно.

— Мне было одиноко, я даже не могла пойти в церковь. Я много читала, пока Мартин не распродал книги.

Quelle horreurs! — задохнулась Валентина. — Англичане часто так поступают?

— Я так не думаю, — со смехом ответила Кейт. — Когда я жила у тети, у нас не очень часто бывали гости, но, казалось, ей доставляли удовольствие и сам визит, и визитеры. Во всяком случае, мне это нравилось. Хотя большинство из них были старше меня, я всегда с нетерпением ждала возможности познакомиться с новым человеком. Представляете, я за всю свою жизнь не видела столько новых людей, сколько встретилось мне за последнюю неделю.

— Incroyable! Удивительно, как это я до сих пор не заплакала. От одной мысли об этом слезы наворачиваются на глаза.

— Пожалуйста, не надо, — взмолилась Кейт. — Кажется, я только и делаю, что плачу, и если Бретт узнает, что я и вас расстраиваю, он скорее всего свернет мне шею. Я не хочу снова испытывать его терпение. Он может бросить меня здесь, а у меня нет ни фартинга на обратную дорогу до Англии.

Валентина не хотела усугублять страдания Кейт, но она хотела подробнее узнать об их отношениях с Бреттом. Она не сомневалась, что кузина, сопровождаемая в Париж, не более чем отговорка. Мадам Маркюль сомневалась, что они вообще связаны каким-то родством.

— Бретт не оставит вас здесь. Он ведь везет вас в Париж к vieille tante[40], n'est-ce pas?

Кейт пожалела о своих необдуманных словах, в особенности потому, что была не готова рассказать кому-либо всю правду. Она собиралась попросить Валентину помочь ей бежать, но пока не придумала, что будет делать, а она не желала рассказывать кому-либо о своем неловком положении, пока не определится с решением.

— Не слушайте меня, — сказала Кейт с небрежным смешком. — Я так устала, что болтаю глупости. Не знаю, как это происшествие скажется на планах Бретта, но я уверена, что он отвезет меня в Париж.

Валентина не смогла развить эту тему дальше, потому что в гостиную вошел хмурый Чарлз. В руках у него было несколько толстых писем.

— Мистер Уэстбрук велел, чтобы это немедленно отправили почтой, — сказал он.

На этом их беседа прервалась. Валентина вышла, чтобы позаботиться об ужине, а Кейт пошла посмотреть, как Бретт пережил «заседание». Войдя в комнату, она обнаружила, что он выглядит очень усталым и с кислым выражением лица терпеливо выслушивает строгие нотации доктора Бертона.

— Решили взять с места в карьер, не так ли? — бранил его доктор. — Не успели открыть глаза, как сразу бросились писать письма и обсуждать сложные вопросы. Теперь вы слабы, как младенец, и к тому же вас лихорадит. Мне никогда не доводилось встречать молодого щеголя, которому хватило бы здравого смысла лежать спокойно и дать себе поправиться. Вы всегда торопите события. — Он так туго затянул новую повязку, что Бретт сморщился. — Проследите, чтобы он принял лекарство, — сказал он Кейт. — Так он хотя бы проспит всю ночь.

— Я бы предпочел, чтобы меня не накачивали наркотиками, — сказал Бретт, пытаясь совладать со своим гневом.

— Когда мне захочется услышать ваше мнение, молодой человек, я найду вопрос, в котором вы являетесь знатоком. Медицина — это моя профессия, и я прекрасно в ней разбираюсь. Вы проглотите вашу обычную дозу, или я волью ее вам в глотку.

— Уже второй раз за этот день ко мне грозятся применить силу, — сказал Бретт, в ярости заскрежетав зубами. — Пока это никому не удавалось.

— Но сейчас я имею перед вами явное преимущество, не так ли? — парировал доктор, проигнорировав грубость Бретта. — Через несколько дней будет совсем другая история, но сейчас силы покинут вас после короткой борьбы, так что вам стоит попытаться обуздать свой нрав. Хамством вы ничего от меня не добьетесь, и я знаю, что мисс Вариен вас тоже не боится.

Увидев, как на губах Кейт заиграла легкая улыбка, Бретт еще больше помрачнел. Он стиснул зубы и замолчал. Доктор заполнил паузу пустой болтовней и напоследок наставительным тоном посоветовал Бретту быть «менее раздражительным, ибо напряжение замедляет процесс выздоровления».

Оставшись один на один, Кейт с Бреттом свирепо уставились друг на друга. Почему она смотрит на него так, словно он ребенок, которого надо отчитать за плохое поведение? Он не привык к женщинам, которые не подчиняются его желаниям, и он устал от необходимости терпеть эту самоуверенную, взбалмошную девчонку. От нее одни неприятности с той самой минуты, как он ее увидел.

Воспоминание о том вечере направило поток его мыслей в иное русло, и через пару секунд пыл его гнева превратился в жар совсем другого рода. Бретт вспомнил, как она стояла в свете свечей: кожа ее напоминала атлас цвета слоновой кости, волосы отливали золотом спелой пшеницы, а пухлые губы так и требовали, чтобы к ним припали в сокрушительном поцелуе, обжигающем, как песок в пустыне. Взгляд Бретта прошелся по изгибу белоснежной шейки и спустился к округлостям ее юной, упругой груди, и он почувствовал нарастающее возбуждение.

Он подумал о некой графине, чье пышное тело подарило ему немало полных наслаждения вечеров, и удивился, как его вообще могла привлечь столь перезрелая красота. Бретт сравнил ее соблазнительные формы с изящными, чистыми линиями фигуры Кейт и обнаружил, что это все равно что сравнивать племенную кобылу с быстроногой кобылкой. Движения Кейт были исполнены кошачьей грации, ее тело было упругим, а фигурка точеной, и в ней были огонь и решимость молодого, полного сил животного, жаждущего жизни, готового вцепиться ей в горло, готового рискнуть и выиграть все. Он сам так относился к жизни и, видя эти качества в юной, красивой девушке, испытывал страстное желание обладать ею, подчинить себе ее тело и душу.

Кейт прервала извилистый поток его сладострастных мыслей.

— Пока твоя стремительно растущая похоть не лишила тебя способности вести разумную беседу, я хотела бы обсудить с тобой свое будущее. — Она вперила в него сердитый взгляд. — Свое благопристойное будущее!

— Это не может немного подождать? — спросил Бретт, неохотно оторвавшись от созерцания ее тела. — Никто в Англии не знает, где ты, и никто здесь не знает, кто ты.

— Нет, это не может ждать. Возможно, мои перспективы на достойную жизнь уже рухнули, но если осталось хоть что-то, что еще можно спасти, то это необходимо сделать прежде, чем кто-нибудь узнает, что я — это я, а не какая-то неизвестная шлюха, сбежавшая с тобой во Францию. — Кейт едва не всхлипнула. — Или прикажешь мне попросить Валентину порекомендовать меня на должность в один из тех домов, о которых я так много слышу? Уж конечно, теперь я гожусь для подобного заведения.

Силы Бретта были на исходе, его терпение жестоко испытывали, и ему приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы сохранить самообладание. К сожалению, он не столь тщательно подходил к выбору слов, поэтому сказал первое, что пришло ему в голову:

— О, ради Бога, не начинай все сначала. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так убивался из-за потери девственности.

Кейт с шумом втянула в себя воздух.

— Пусть ты лишил девственности хоть сто девушек за свою порочную жизнь, но у меня она была только одна! — воскликнула Кейт, повышая голос. — Поэтому просьба помочь спасти мою репутацию кажется мне малой платой за мою потерю. Думается, если бы ты пришел к Валентине, она бы заставила тебя дорого заплатить за подобное удовольствие. Или, лишив меня девственности, ты потерял ко мне всякий интерес?

Бретт понимал, что сейчас Кейт бесполезно что-либо объяснять. Тем не менее, хотя его разум был затуманен раздражением из-за вспыльчивого характера Кейт, тело не давало ему забыть о вожделении.

— Ты самая несносная женщина, которую я встречал на своем пути, но стоит мне только взглянуть на тебя, и это уже не имеет никакого значения. Ты хоть представляешь, какая это пытка — находиться рядом с тобой и не иметь возможности ничего сделать, кроме как повернуть голову в твоем направлении? Я бы отдал годовой доход, только чтобы запечатать этот сварливый рот поцелуями, сжать тебя в своих объятиях и любить всю ночь напролет.

Кейт невольно вспыхнула как маков цвет.

— Неужели ты не можешь думать ни о чем, кроме своей похоти? В твоей жизни была хоть одна женщина, которая вызывала в тебе не только желание страстно поцеловать ее и покувыркаться с ней в постели?

— Пока нет, — ответил Бретт и улыбнулся так ослепительно, что у нее чуть не подогнулись колени.

Кейт потеряла дар речи. Как он мог думать, что верх ее желаний — это издевательства какого-нибудь мужлана вроде него самого? Это было выше ее понимания. Это было выше понимания любого человека.

— Мне нужно нечто большее, — наконец вымолвила она. — Я не знаю, как и где, но я это получу. И ты мне в этом поможешь.

Она круто развернулась и вылетела из комнаты, захлопнув за собой дверь с такой силой, что даже Нэнси на кухне услышала грохот.

Бретт выругался вслед захлопнувшейся двери. Что она имела в виду, сказав, что он ей поможет? Он не позволит женщине командовать собой, особенно девчонке, которая выбегает из комнаты, словно бес, и постоянно ему перечит. Она была лакомым кусочком, но на свете много лакомых кусочков, не менее соблазнительных, но достающихся не такой дорогой ценой.

Но когда пыл его неудовольствия остыл, Бретт снова представил ее юное, невинное тело, ее совершенное лицо и фигуру, и плавные, грациозные движения, сулившие еще большее наслаждение, чем то, которое он испытал в их первую ночь. Чем больше Бретт думал об этом, тем сильнее становилось его желание оставить Кейт подле себя. Он заколебался, подумав об осложнениях, которые это вызовет, но мысль о том, что их пути разойдутся, нагоняла на него куда большую тоску.

К тому же можно использовать то время, пока он выздоравливает и ждет ответа на письма, чтобы наладить с ней отношения. Бретт всегда предпочитал, чтобы женщина отдавалась ему добровольно. Наслаждение от близости гораздо острее, если оно обоюдное. Он вспомнил, как Кейт реагировала на его ласки, и по его телу снова растеклось тепло. Ее тело, горевшее желанием, несмотря на сдерживавшие его оковы разума, пробудилось от его прикосновений и яростно попыталось сравняться с ним в страсти. Бретт знал, что она пока еще неопытна в вопросе любовных наслаждений, но, когда Кейт научится получать удовольствие от этого таинства и упиваться торжеством сладострастных ощущений, она станет партнером, достойным его мастерства.

«Да, — подумал Бретт, снова погружаясь в сон, — я вполне мог бы попытаться расположить ее к себе. Пока я прикован к этой постели, больше я ничего не могу сделать».

Весь вечер и большую часть следующего дня Кейт держалась с ним подчеркнуто сухо, но ни одна женщина не могла устоять перед Бреттом, когда он пускал в ход свое обаяние, и лед в ее сердце начал таять еще до полудня. Бретт не стал менять свое отношение к ней — это было бы ошибкой и только вызвало бы у нее подозрения и укрепило ее недоверие, — но он следил за своими словами, чтобы не разозлить девушку неосторожным замечанием. Он с неохотой заключил, что, хотя она жила, как в монастыре, у нее сложилось довольно непривычное представление о своих способностях и достоинстве. Единственное, чего Кейт до сих пор не поняла, так это какой властью обладает ее красота. Как только она осознает это в полной мере, мрачно размышлял Бретт, он не сможет больше удерживать ее подле себя. Он тут же решил, что не поедет в Париж. Кейт еще не совсем оттаяла и не стала притворяться, что больше не гневается на него, но она все же начала с ним разговаривать. Один раз она попыталась завести разговор о своем будущем, но Бретт увильнул от ответа.

— Я жду ответа на письма. Как только я их получу, я с превеликим удовольствием отвезу тебя, куда ты захочешь.

Поскольку он не потрудился объяснить, что это были за письма и кому они были адресованы, это нисколько не прояснило ситуацию. Кейт решила оставить эту тему в надежде, что на следующий день добьется от него вразумительного ответа, но ее надеждам не суждено было сбыться. Почти весь следующий день Бретт провел, обучая ее, как обращаться с пистолетом и кинжалом.

— Если ты намерена стрелять в разбойников с большой дороги, которые встречаются на твоем пути, ты должна научиться правильно пользоваться пистолетом. — Кейт не боялась незаряженного пистолета, поэтому быстро овладела этой премудростью. — Как только мы сможем выходить на улицу, я дам тебе пару патронов, — пообещал Бретт, — и мы посмотрим, что у тебя получится.

Кейт была довольна своими успехами, но почувствовала облегчение, когда они перешли к кинжалу, после того как все возможности незаряженного пистолета были исчерпаны. Таким образом, вопрос, что скажут Валентина и жители деревни по поводу стрельбы из пистолета фактически по их задним дверям, был отложен до следующего дня.

Потратив следующее утро на дальнейшее оттачивание мастерства владения пистолетом и кинжалом, после обеда Бретт познакомил ее со шпагой. Она не проявила к ней ни малейшего интереса, но Бретт все равно продолжил урок фехтования, поскольку это мешало ей снова поднять тему своего отъезда и, помимо этого, давало ему возможность расположить ее к себе.

— Когда ты приобретешь сноровку, ты сможешь носить пистолет в муфте и кинжал в подвязке, — в шутку предложил Бретт.

— Я бы предпочла не разгуливать по улицам, вооруженная до зубов, — ответила она, но Бретт улыбнулся ей так, что у нее кровь прилила к щекам. — Если ты будешь продолжать так на меня смотреть, мне придется пустить их в ход против тебя, — пригрозила она.

— И шпагу?

— Я не настолько хорошо ей владею, но я всегда могу воткнуть ее тебе в сердце, пока ты спишь, — задумчиво добавила она.

— А ты кровожадная девчонка! Разве мать не говорила тебе, что благовоспитанным девушкам не пристало думать о таких вещах?

Кейт перестала улыбаться.

— То, чему меня учила моя мать, может тебя шокировать. Я бы предпочла об этом забыть.

Как Бретт ни старался уговорить ее объясниться, она наотрез отказалась беседовать о своей матери. Вместо этого Кейт попросила его снова показать ей один удар шпагой.

— До тех пор, пока я не смогу встать с этой кровати, мне придется заручиться помощью Чарлза. Невозможно лежа научить человека фехтовать, даже если под моей спиной находится половина подушек гостиницы.

Следующие два дня, как и предыдущие, прошли в согласии. Они по-прежнему совершенствовали навыки владения оружием — Чарлз даже принес Кейт мишень, чтобы метать в нее кинжал, — и Бретт учил ее играть в карты. Время от времени она читала вслух, но ему становилось скучно, и он засыпал. Валентина изо всех сил старалась, чтобы им не мешали. Сама она никогда не задерживалась в комнате Бретта дольше нескольких минут, и когда бы Чарлз ни присоединился к ним, у нее, похоже, всегда находилось для него неотложное дело. Кейт не замечала, что их сводят, но Бретт это понял и теперь терялся в догадках, что замышляет Валентина. Он знал, что мадам Маркюль была тонким наблюдателем, от внимания которого ничто не ускользало надолго, особенно если это что-то хотели от нее скрыть. Она затевала что-то недоброе, но сейчас Бретт ничего не мог с этим поделать. Не мог же он, в конце концов, запереть мадам в одной из комнат ее собственной гостиницы.

Следующий день выдался особенно солнечным, и доктор Бертон разрешил Бретту немного побыть на свежем воздухе, но с условием, что тот не будет вставать с кресла.

— Я не хочу, чтобы вы передвигались без посторонней помощи, и вы не должны долго находиться на улице. Простуда может оказаться для вас смертельной. На самом деле вам пока еще рано вставать, но немного солнца и легкий моцион пойдут вам на пользу.

Поэтому по приказу Валентины в сад вынесли по меньшей мере половину мебели из гостиницы, и следующие два часа они провели, нежась на солнышке и пытаясь решить, что делать с наследством Кейт. Девушка по-прежнему думала, что у нее за душой нет ни гроша, поэтому, когда Валентина спросила, что она собирается делать со своим замком, девушка растерялась.

— О каком замке вы говорите? — с неподдельным замешательством спросила она.

— О вашем доме! Вы сказали, что у вас нет родных. Разве вы не являетесь наследницей?

— Я не знаю. Никто никогда мне об этом не говорил.

— Он твой, — внезапно сказал Бретт. — Замок не закреплен за твоим братом.

— Откуда ты знаешь? — требовательно спросила она.

— Поверенный твоего брата сказал мне об этом, когда объяснял, почему Мартин не может поставить на кон имение.

— Какое имение? — воскликнула Валентина, сгорая от любопытства.

Но Бретт не прервал свои объяснения.

— Наверное, ты очень богатая женщина. — Похоже, его ничуть не радовала такая перспектива. — Не знаю, почему я не догадался сказать об этом раньше. Полагаю, из-за болезни это вылетело у меня из головы.

Валентина не поняла и половины из того, о чем говорил Бретт, но этого хватило, чтобы уяснить, что Кейт не была бедной, живущей за счет других девушкой, каковой все ее считали, и мадам догадалась, что Бретту не нравится то, как оборачивается дело. Она могла поспорить с кем угодно на свое лучшее ожерелье, что он не отпустит Кейт, но если та богата и независима, как он собирался ей помешать? Валентина посмотрела на молодых людей, — каждый из них был погружен в свои собственные мысли, — и ее сердце затрепетало в предвкушении. Похоже, не успеет сегодняшний день закончиться, как разразится скандал.

— Если этот замок ваш, — сказала Валентина, в то время как ее глаза весело сверкали, — вы должны прогнать старые воспоминания. У вас есть ров с водой и подъемный мост? — Кейт улыбнулась и покачала головой. — Но у вас наверняка есть темница! Вы можете похоронить скелеты и покрасить ее в ярко-желтый цвет.

Постепенно Кейт начала отзываться на попытки Валентины рассмешить ее, и вскоре они уже переделывали камеры пыток в винные погреба, пустив дыбу на полки для вина, клейма — на спицы для игольного кружева, а железные кандалы — на крючья для копчения окорока.

Бретт с раздражением слушал их беседу, но не принимал в ней никакого участия, а когда Чарлз доложил, что ему пришли письма, то ничуть не обрадовался. Он извинился и с явной неохотой удалился. Как ни странно, но после его ухода дамы обнаружили, что разговор уже не кажется им столь занимательным, и вскоре вернулись в дом.

После полудня у жильцов трех комнат наблюдалась напряженная работа мысли.

Валентина вознамерилась женить Бретта на Кейт. Бедняжка явно была от него без ума — девушка постоянно разговаривала только о том, что касалось Бретта, — и тем не менее не желала ему уступать. Валентина достаточно хорошо знала Бретта, чтобы понять, что его презрение к женщинам отчасти было вызвано тем, что они всю жизнь беспрекословно исполняли всякое его желание. Кейт любила его страстно, всем сердцем, однако она скорее будет сражаться с ним на каждом шагу, чем позволит перешагнуть через свои чувства и не считаться со своим мнением.

Бретт совершенно не привык к сопротивлению, и Валентина прямо-таки сгорала от желания увидеть, как его поставит на колени женщина, которой достанет сил отплатить ему сполна. Мадам Маркюль не сомневалась, что Бретт никогда не женится на женщине, которая безропотно покорится его подавляющей всех и вся железной воле. Может, он и думает, что ему всего лишь нужна та, которая будет питать его похоть и удовлетворять страсть, но он возьмет в жены ту женщину, чьим характером будет восхищаться и чью силу уважать.

Валентина обожала сильных мужчин и втайне хотела, чтобы кто-нибудь подчинил ее своей воле, но она была сильной женщиной и держала в узде всех мужчин, которые ее когда-либо любили. Естественно, стоять и смотреть, как Бретт скачет по жизни необъезженным жеребцом, было выше ее сил. Она пообещала себе, что погуляет на их свадьбе, даже если ей придется пройти весь путь до Лондона пешком.

Кейт ее мысли не доставляли практически никакого удовольствия. Она никак не могла поверить, что теперь Райхилл принадлежит ей. Она никогда не знала, кому перейдет имение после смерти Мартина, но у нее никогда не было ни малейшего основания считать, что этим человеком будет она сама. Теперь девушка мерила шагами комнату, стараясь не обращать внимания на неотступный страх, что появится какая-нибудь неизвестная кузина и отберет у нее имение раньше, чем она успеет выяснить, оставил ли ей Мартин в наследство что-нибудь, кроме долгов.

Но ей придется подождать до возвращения в Лондон. Если выяснится, что после уплаты долгов еще что-нибудь останется, тогда все ее проблемы разрешатся. Ей не нужно много денег — даже небольшой суммы хватит на спокойную жизнь где-нибудь вдали от любопытных глаз высшего общества. Она всегда знала, хотя и не признавалась себе в этом из-за ужасных последствий, что история о том, как она покинула Райхилл, когда-нибудь всплывет, может быть, не сейчас и не вся сразу, но как только люди узнают, что она уехала с Бреттом без сопровождения, ее репутация будет погублена, и свет никогда ее не простит. Однако, если у нее будет достаточно денег, она ни от кого не будет зависеть.

Но это означало, что ей придется вычеркнуть Бретта из своей жизни, а к такому повороту событий Кейт пока не была готова. Любовь ее была слишком юна и неизведанна, оптимизм молодости слишком велик, чтобы смириться с горечью вечной разлуки. Каждый раз, когда она видела его лицо, представляла его мускулистое тело, вспоминала о дикой страсти их первой ночи, ее сердце вновь наполнялось надеждой, что случится нечто такое, что перекинет мост над пропастью, разделяющей их. От одной мысли о том, чтобы называть это полное жизни, чувственное создание своим мужем, ее сердце начинало бешено биться, а тело охватывала дрожь.

Но по здравом размышлении жестокая действительность предстала перед ней во всей красе, и остаток дня она пребывала в подавленном настроении.