"Колдовство в большом городе" - читать интересную книгу автора (Грин Саймон)

ГЛАВА 10 ЖЕНА

Да, на трезвую голову такое нелегко переварить. Я чувствовал, что заслуживаю двойную порцию выпивки. Сказать по правде, несколько двойных порций, и отдельно — запить чем-нибудь вовсе безразмерным, но тоже крепким. А потом хорошо бы забраться в темный угол, где никто не увидит, как меня бьет дрожь.

В круге адского пламени Сладкая Отрава вернулась в хрустальную пещеру Владыки Терний. Она немедленно прилепилась к Грешнику, всем видом показывая, что Уокер для нее больше ничего не значит, и некоторое время они обменивались нежностями. Потом Сладкая Отрава уставилась на меня с подозрением:

— Но как Уокер смог тебя увидеть? Предполагается, что это невозможно.

Я пожал плечами:

— Так ведь это Уокер. Он может все. Подозреваю, у него в должностной инструкции так и записано. В настоящий момент интересно другое: как нам отсюда выбраться, пока люди Уокера не заблокировали последние выходы. Ты как раз успела упомянуть, где мы находимся, София.

— Никакая я тебе не София! Так меня зовет только Генри!

— А ты как ее зовешь? — глянул я на Грешника в неофициальной обстановке — дома, например?

— Дорогая, — торжественно сообщил он. — Опять же, тебе к ней так обращаться не следует.

— О, Сидни… — Сладкая Отрава блаженно зажмурилась и сжала Грешника в объятиях.

— Вам пора уходить, — напомнил о своем существовании Владыка Терний. — Надеюсь, я смогу отвлечь людей Уокера и выиграю для вас немного времени. Небольшая разминка мне не повредит.

— Небольшая разминка? — усомнился Грешник. — Ты думаешь выстоять против армии Уокера?

— Но я же Владыка Терний. Мне дана власть над всеми, кто живет или каким-то иным образом существует на Темной Стороне.

— Постарайся не слишком свирепствовать, — попросил я, — Многие из них просто отрабатывают жалованье.

— Я сам решу. И ничего не обещаю. У меня своя должностная инструкция.

— Почему ты нам помогаешь? И так охотно? — Я пристально посмотрел на Владыку Терний.

Величественный старец пожал плечами и устроился на каменной плите поудобнее.

— Потому что я чувствую, что все приближается к концу — из-за тебя, Джон, если я еще не выжил из ума. Для меня это шанс сбросить надоевшую ношу. Иди… и не хлопай дверью, а не то превращу тебя во что-нибудь тихое и безвредное.

Владыка Терний прикрыл глаза, а я насупился. Не понимаю, почему всем им не терпится сообщить мне, что конец близок. Я и сам мог прикрыть глаза и увидеть Темную Сторону во всех подробностях — такой, какой она предстала в момент временного сдвига: опустошенная и безлюдная. Ничего, кроме развалин под ночным небом и прячущихся под камнями насекомых. И умирающий у меня на руках Эдди Бритва, которому я как раз успел пообещать, что не допущу этого. Только через мой труп.

— Куда отправляемся? — спросила Сладкая Отрава, надевая на свою изящную головку соломенную шляпку.

— Куда нам остается? — хмыкнул Грешник.

— «Странные парни». Мы еще можем туда вернуться, — напомнил я неохотно. Алекс точно не станет плакать от счастья.

Доставая клубную карту, я объяснил свой выбор:

— Если предстоит серьезный разговор с Уокером, чего, судя по всему, не избежать, лучше на знакомой территории.

Других идей не было. Я привел в действие карту, и мы проскользнули в бар, неприятно удивив Алекса Морриси, который уже собирался идти спать. Он поднял стулья на столы, погасил верхний свет и стоял посреди зала в белой ночной рубашке и ночном колпаке с кисточкой. Смерив нас ледяным взглядом, Алекс зашел за стойку, чтобы спрятать колени. Будь у меня такие колени, я бы тоже их прятал. Я бы даже раскошелился на рубашку подлиннее.

Алекс Морриси жил в небольшой квартире прямо над баром. Когда-то давно я там пару раз ночевал. Неуютное место, и кушетка ужасно неудобная. Мебель, похоже, в свое время отказались принять на городской свалке, посуду Алекс мыл, только когда в мойке не оставалось свободного места, а все горизонтальные поверхности были плотно заставлены фарфоровыми фигурками, изображавшими непристойные сценки. Алекс их коллекционировал. Раньше его жена поддерживала здесь безупречный порядок. Бывшая жена. Из этого, наверное, можно при желании извлечь мораль, но я бы не стал тратить время впустую. Алекс не поймет, о чем речь, даже если вы будете бить его по голове и объяснять: «Смотри — вот мораль».

— Заведение закрыто, — объявил Алекс ледяным тоном. — Можно сказать так: «Закрыто, то есть сюда уже нельзя зайти», а для особо тупых — «проваливайте отсюда по домам».

— Ну так открой! — потребовал я безжалостно. — Нас жажда мучает, и день был такой тяжелый, что ты не поверишь.

Алекс вздохнул:

— Все так говорят. Хорошо: цены экстраординарные ночные, повторные заказы не принимаются. Горячих закусок не будет. Вы думаете, я ваша мама? И давай сюда клубную карточку, Тейлор! Когда я захочу, чтобы народ сваливался мне на голову в любое время дня и ночи, я дам рекламу, можешь не беспокоиться. У тебя опять на хвосте погоня, Джон? Скажи, что я ошибаюсь. Мне готовиться к вооруженному нападению, членовредительству и потокам сквернословия?

Увы, Алекс, — скромно потупился я. — Джон Тейлор — это ходячая проблема, тебе раньше никто не говорил? Я знавал людей, которые ради заработка трахали альбатросов; от них было меньше неприятностей.

— А куда ты дел сестер Колтрейн? — спросил я, оглядываясь. — Они могли бы здорово помочь.

— Отправил домой, — буркнул Алекс и стал неохотно готовить нам напитки.

Я заказал большую порцию бренди, Грешник — минеральную воду, Сладкая Отрава — «манхэттен» с маленьким зонтиком, а Безумец потребовал «ерш». Оказалось, что в понимании Безумца «ерш» — это водка со сливовым соком. Алекс даже поморщился, подавая напиток; при виде того, как Безумец пьет, скривились мы все.

Я пил и оценивал поле боя. Что ж, по крайней мере, сюда нельзя пройти незаметно. Магическая защита на нескольких уровнях: работа самого Мерлина. Оповещение о вторжении гарантировано.

— Ладно, — сказал Алекс. — Давай подробности.

— Уокер сейчас наверняка собирается сюда. Он не найдет — или уже не нашел — нас там, где ожидал, и скоро сообразит, где нужно искать. Оказавшись здесь, он мне не обрадуется. Нет, не обрадуется. Боюсь, сначала он будет стрелять и только потом задавать вопросы. Через медиума.

— Я могу завернуть обратно Люси и Бетти. Или лучше связаться со Сьюзи Дробовик?

— У нее свои дела. — Я покачал головой. — К тому времени, как мы разыщем Сьюзи, наши проблемы уже решатся так или иначе. Да и Грешник со Сладкой Отравой не так уж плохи…

— Я тоже! — с энтузиазмом напомнил Безумец.

— Ну разумеется! — тактично согласился я. — Но ты ведь не всегда бываешь с нами, правда?

— Правда, — подтвердил Безумец и попытался закусить пустым стаканом.

Алекс долго приглядывался к Сладкой Отраве и наконец спросил:

— Знаешь, ты как две капли воды похожа на мою бывшую, только сиськи гораздо больше. Почему?

— Не будем отвлекаться! — перебил я. Некоторые темы заведомо не могут довести до добра. — Наше расследование зашло в тупик, возможно — окончательный. После Владыки Терний спрашивать больше некого. Есть, конечно, жуткий народец и подземные великаны, но к этим стоит обращаться, лишь когда уже заказаны и гроб, и заупокойная служба. Я, конечно, великий мастер брать на пушку, и не только людей, но даже мои возможности имеют предел.

— Приятно это слышать, — сказал Алекс. — Ты изменился с тех пор, как вернулся на Темную Сторону, Джон. Пользуешься своей репутацией как оружием, и я начинаю верить, что ты и правда король в изгнании.

— Не исключено, — вздохнул я, делая последний глоток. — Не забывай только, что на Темной Стороне таких королей всегда хватает. А сейчас я просто частный детектив в тупике.

— Но у тебя все еще есть твой дар. — Сладкая Отрава взмахнула ресницами над самым краем бокала. Почему бы с его помощью не найти людей, которые расскажут то, что тебе нужно?

— Не могу рисковать. За мной следят, и на сей раз пришлют уже не косильщиков. Не знаю пока, кого именно, и предпочел бы не знать. Они воплотятся при первой возможности, при первом намеке…

Все слушали очень внимательно, но я замолчал. Есть вещи, о которых никому не надо говорить. По счастью, нас отвлекли: по стальной лесенке у входа загремели тяжелые размеренные шаги. Мы все обернулись и вздрогнули, как ужаленные. Даже Безумец проявил некоторый интерес к происходящему. Я судорожно рылся в карманах пальто, пытаясь отыскать средства отодвинуть неизбежное. Уокер не мог найти меня так быстро! Никак не мог… Долго успокаивать себя, к счастью, не пришлось: вместо Уокера в бар впорхнула леди Удача Даже такие легкие ножки, оказывается, могут очень убедительно греметь по железным ступенькам. Мы с облегчением вздохнули. Даже с номадами иметь дело проще, чем с Уокером, когда тот не в настроении. Леди Удача ничуть не изменилась: та же хрупкая фигурка, то же восточное личико, серебряное платье, очаровательный рот и глаза, сверкающие как звезды. Она стояла перед нами, гордо выпрямившись, с царственной улыбкой — живое воплощение судьбы и всех ее капризов. Выигрыш в лотерее и сердечный приступ, смертельная болезнь и миг совершенства — и все, что есть между ними. Мы все были потрясены ее появлением; конечно, исключая Алекса, позволившего себе громко фыркнуть за стойкой.

— Вижу, табличка «закрыто» больше ни для кого не указ. Знаете, в свое время я, бывало, запирал и никто не мог попасть внутрь. Придется обновить магическую защиту. Что вам угодно; леди?

— Здравствуй, Джон. — Она ни на кого больше не смотрела; я чувствовал себя как самолет в лучах зенитных прожекторов, — Я проходила мимо. Дай, думаю, загляну, посмотрю на тебя. Узнал что-нибудь?

— Я… тут кое-что произошло. Дело довольно интересное…

— Ты не ответил на мой вопрос, Джон.

— Так ты — настоящая номада? — вмешался в разговор Грешник. — Вот это да! Не ожидал увидеть кого-либо твоего уровня во плоти в наше время. Дождаться вашего появления, говорят, почти невозможно…

— Я здесь неспроста, — обронила леди Удача, по-прежнему не сводя с меня глаз.

— Точно, — согласился Безумец. — Ты — не леди Удача и не номада.

Безумец побледнел, лицо пошло красными пятнами, но именно сейчас он выглядел совершенно вменяемым.

— Я тебя знаю. Мы виделись… раньше.

— Все верно, — согласилась гостья, которая не была леди Удачей. — Бедный мой…

Она благосклонно улыбнулась, но Безумец зажмурился и закрылся руками, будто его хотели ударить.

— Мне очень жаль, Джон. Я вовсе не хотела тебя обманывать, но предстань я в своем настоящем облике и назовись своим именем, ты бы отказался от этой работы.

Прелестная фарфоровая куколка исчезла — возник новый грозный образ. Безумец отступил и в ужасе прижался спиной к стойке. Несмотря на помраченный рассудок, он видел больше нас. Он зажмурился, отворачиваясь.

Гостья была высокой, худой и бледной, с бескровной кожей, широким ртом, орлиным носом и черными волосами, глазами и губами, как на черно-белой фотографии. В ее глазах горел огонь, который мог прожечь вас насквозь. Серебряное платье осталось тем же, но теперь оно выглядело скорее зловещим, чем элегантным.

— Здравствуй, Джон, — повторила она грудным голосом, подобным горькому меду. — Я — твоя мать.

Простые слова, казалось, заполнили бар без остатка. Все вокруг замерло и притихло, будто время остановилось в это мгновение. Я не нашелся, что ответить, да мне и не хотелось. Я готовился к этому долгие годы — а мать вернулась в мою жизнь легко и просто, будто забыла сумочку. Мне следовало быть умнее: уж конечно, встреча произойдет на ее условиях, не на моих. О, сколько обвинений, сколько горьких слов успел я заготовить… Думал, за словом в карман не полезу.

О тех днях, когда мы жили вместе, я ничего не помню, хотя не так уж я был мал. И это она забрала с собой? Но я никогда не сомневался, что узнаю ее, едва увижу. Можно ли не узнать собственную мать? Но эту суровую мрачную женщину я видел впервые, вне всякого сомнения. Все вышло так неожиданно, что разобраться в собственных чувствах мне оказалось не под силу.

Мать улыбнулась. Думаю, она лишь хотела меня успокоить и ободрить, но улыбка вышла угрожающая, как у большой кошки, примеривающейся к жертве.

— Не молчи, Джон, пожалуйста! Поверь, нам есть о чем поговорить до прихода Уокера. Я уже объяснила, зачем притворилась леди Удачей. Начать расследование без этой маски…

— Расследование? А зачем? И при чем тут я? Зачем задавать вопросы, на которые ты знаешь ответы? И кому… Не понимаю.

— Надо было растормошить как можно больше народу, заставить всех думать и говорить о началах Темной Стороны, о ее предназначении, о том, что изменилось за прошедшие века. И еще нужно, чтобы ты мог объяснить всем и каждому, почему и с кого все началось. Тогда они поймут смысл моего возвращения. — Мать не сводила с меня глаз, улыбка стала еще шире. — Я вернулась, Джон. Столько лет прошло… неужели ты не рад?

— Ты меня бросила.

Она пожала плечами: …

— Это было необходимо. И я не сомневалась, что ты выживешь. Как-никак мой сын.

— И где же ты была столько лет?

— В разных концах Темной Стороны, под разными личинами — я изучала положение дел. Темная Сторона сильно изменилась. Гораздо сильнее, чем предполагалось. Никто не ожидал ни этого мрака, ни этой… безвкусицы.

— Ты меня любила?

Я и не подозревал, что способен задать такой вопрос. Слова вырвались сами собой.

— Конечно. Поэтому я и оставила тебя с отцом. Ты сохранил человеческую природу и невинность — хотя бы на время.

— Но кто же ты такая?!

— Я — Лилит. Первая жена Адама, не пожелавшая признать его превосходство и изгнанная из рая. Разумеется, это лишь притча, способ упростить чересчур сложную реальность. Ты ведь не думаешь, что я и правда так выгляжу? Еще одна маска, надетая в память о прошлом, не более того. Будучи твоей матерью, я выглядела именно так, Джон.

— Фенелла Дэвис, — выговорил я или только подумал. Лилит? Моя мать — библейский миф?

— Совершенно верно.

Выглянув из-за моего плеча, подал голос Безумец:

— Лилит — не более чем проекция в наш ограниченный мир особой колоссальной сущности. Это тело — кукла, перчатка, надетая для удобства. На самом деле она… ее…

Тут он остановился, не найдя подходящих слов. Вполне возможно, в нашем нехитром рациональном языке нужных слов и не было никогда. Видеть Безумцу дано многое, но сказать — не больше, чем любому из нас.

Безумец замолчал и заплакал. Его затрясло, и вслед за этим заходило все вокруг, как при землетрясении. Между выгибающихся каменных стен, на уходящем из-под ног полу затанцевали столы и стулья. Заиграли переливы странного света, зазвучали непонятные звуки. Расстояния уменьшались и увеличивались, вещи казались близкими и далекими одновременно, а направления непредсказуемым образом менялись. Когда Безумец утрачивает связь с реальностью, реальность вокруг него сама лишается связности. Сквозь пол вновь пробился дуб Мерлина, достал ветвями до потолка и тут же превратился в башню из выбеленных временем костей; еще мгновение — и все пропало. По полу зазмеились трещины, из глубины которых смотрели гигантские глаза, а на самой границе восприятия скреблись странные твари. Твари, которым очень хотелось воплотиться.

— Довольно! — прозвенел голос Лилит, и все пришло в норму.

Воля моей матери оказалась великой стабилизирующей силой: успокоился не только мир вокруг, но и сам Безумец. Он не только перестал дрожать и плакать, но даже порозовел.

— Ты видишь то, чего смертным видеть не полагается. — Лилит смотрела на Безумца не без теплоты. — Вас сотворили не для таких вещей. Давай я заберу ненужное знание — верну тебе право на невежество и счастье.

— Не надо! — с неожиданной твердостью отказался Безумец. — Горькая правда лучше сладкой лжи.

— Но правда убивает тебя, — возразила Лилит.

— Нет. Я привыкаю.

Меня последнее сообщение встревожило. Громко откашлявшись, я заговорил легко и непринужденно:

— Значит, ты Лилит. Я знаю кое-что о тебе. Старый Пью рассказал, когда был моим учителем.

— Слепой Пью? — оживился Алекс. — Викарий-вольнодумец? Христианский террорист? Он еще жив?

— Жив, жив… — успокоил его я. — Только не перебивай меня больше, не то мамочка превратит тебя в куклу для чайника.

Алекс немедленно отобрал у меня пустой стакан.

— Все, хватит! В пьяном виде ты представляешь собой угрозу для общества, Джон.

В другое время я бы с ним поспорил, но только не сейчас.

— Считается, что после изгнания из рая ты была низвергнута в ад, где совокуплялась с демонами и рождала свирепых чудовищ, рыскавших по миру…

— Я была молода, — улыбнулась Лилит. — Ты же знаешь, как это бывает, Джон. В юности бунтуешь, а потом всю жизнь приходится жалеть. Я повзрослела и решила разобраться, что к чему; долго блуждала на разных уровнях реальности, пока не выбрала мир людей. Нельзя сказать, что тогда люди много значили: хватало магических сил и созданий куда более внушительных, а каждую минуту рождалось по легенде. Я сама создала Темную Сторону — мир внутри мира — на том месте, которое римляне потом назвали Лондиниумом. Интересный народ эти римляне, самая дикая форма цивилизации. Некоторые из них поклонялись мне; я не возражала А теперь слушай внимательно, Джон, я дошла до сути дела. Темная Сторона была задумана и создана как территория, в дела которой ни небеса, ни преисподняя не могут вмешиваться. Война между добром и злом идет повсюду, но только не на Темной Стороне. Можно сказать, это единственное по-настоящему свободное место на земле. Вышло, правда, не так, как я хотела, но что поделаешь, жизнь есть жизнь… Создание нового мира отняло у меня много сил. Пользуясь случаем, самые серьезные мои противники объединились и вытолкнули меня в лимб. Мне пришлось покинуть реальный мир, а крупные игроки тех времен получили свободу, в том числе и от моих планов. Я не держу на них зла. Почти все они не дожили до сегодняшнего дня. Да и лимб — не самое скверное место для ссылки. Его и местом-то назвать трудно, поскольку там бытие на уровне возможности: идеи предметов, лишенных формы, ждут воплощения.

— Вроде Перворожденных? — спросил я, больше из вежливости.

— Нет, конечно. По сравнению со мной Перворожденные — как рисунки мелом на доске. Но абстрактная идея сама по себе бессильна и ничего не может. Покинуть лимб мне удалось только тогда, когда кто-то открыл выход снаружи. Не для меня, правда, но ничего… Дорогу открыли для номады по имени Бабалон, олицетворяющей женское начало. Мне не составило труда занять ее место. Кто-то из участников ритуала сделал ошибку, которой я и воспользовалась, после чего обратно в лимб меня уже не загнать. Тут бессильны и Могущественные, и Владыки. Я упрятала свой дух в идеализированное тело, образ которого весьма кстати нашелся в сознании моих незадачливых освободителей, и постаралась исчезнуть. Во-первых, мне хотелось спокойно посмотреть, что изменилось за время моего отсутствия. Во-вторых, ни к чему было привлекать внимание врагов. Я сумела пережить многих, но не всех, и требовалось время, чтобы набраться сил. Окончательно восстановившись, я разыскала самого толкового из тех, кто по ошибке призвал меня в этот мир, того, кому открылась хотя бы часть истины — и родила от него сына. Ребенок привязал меня к реальности. Меня тогда звали Фенелла Дэвис… Детей у меня раньше не было. Плоть от моей плоти, дух от моего духа… Очень хотелось посмотреть, что из тебя получится. К тому же мне понравилось быть человеческим существом и матерью. Это роль, для которой меня когда-то сотворили. А потом Чарльз узнал. Кто-то рассказал ему; до сих пор не знаю кто. Пришлось сорваться с насиженного места и исчезнуть — ради тебя. Если бы мои противники заподозрили, кто ты такой, тебе пришел бы конец. Сам Чарльз, разумеется, не стал бы болтать — человека, вернувшего в мир Лилит, неизбежно нашла бы скорая и верная смерть. К тому же он не сомневался, что найдет способ отправить меня обратно. Но твой отец оказался в полном одиночестве: Генри к тому времени забрался слишком высоко, а Марк тоже не обрадовался бы — ведь именно он нашел когда-то Фенеллу Дэвис. Чарльз не мог доверять никому — даже собственному сыну. Бедный Чарльз… Я так и не знаю, кто рассказал ему. Но кто бы это ни был, он молчит — знает, что я сделаю с ним, едва он объявится… Но сегодня я наконец так же сильна, как раньше! Крупные .игроки, напротив, ослаблены войнами ангелов; я всегда знала, что Нечестивый Грааль расшевелит это болото. Для меня настало время сделать Темную Сторону такой, какой ее задумали. Она должна стать проще и чище. Без сомнения, погибнет много народу, но нельзя приготовить омлет, не разбив яйца!

Лилит улыбнулась нам, ожидая комментариев. Перед моими глазами лишь стояла мертвая пустыня, открывшаяся во временном сдвиге. Таково ее представление о чистоте и простоте? Или это означало, что все пошло неправильно и планы провалились? Что Могущественные и Владыки вступили в бой с моей матерью и обе стороны проиграли войну?

— Нет, — произнес я твердо и холодно. Взгляды присутствующих обратились на меня. — Обойдемся без опытов. Я видел, во что превратится Темная Сторона благодаря тебе… и мне тоже. Лучше нам обоим погибнуть. Я позабочусь об этом, если не будет другого выхода.

— Острее змеиного зуба — Лилит покачала головой.

— И яблочко от яблони недалеко падает, — произнес знакомый голос.

Ну конечно, Уокер. Джентльмен до мозга костей, как всегда, спокойный и невозмутимый. Сойдя с последней ступеньки металлической лесенки у двери, он приподнял свой котелок, приветствуя Лилит.

— Стучаться в дверь, стало быть, больше не принято, — горько пожаловался Алекс — Пора подумать о колючей проволоке и противопехотных заговорах.

— Ты, конечно, не надеялся всерьез, что Владыка Терний сможет долго водить меня за нос? — обратился ко мне Уокер. — Тем более когда дело не терпит отлагательства.

— Решительный шаг с твоей стороны — явиться сюда в одиночку, — заметил я — на грани безрассудства, можно сказать. Твой знаменитый голос — слабое оружие против из нас.

— Вот почему я позаботился о подкреплении, Джон, — улыбнулся Уокер.

По стальным ступенькам загремели шаги, и мгновение спустя Уокер стоял посреди бара во главе небольшой армии. Среди боевых магов попадались и знакомые лица, но сегодня людей было слишком много. Профессиональные бойцы, хладнокровные убийцы — власти посылают их вперед, когда надо втоптать противника в землю. Внушительное зрелище, но моим вниманием завладели два последних гостя.

Гордо подняв голову, по лесенке спускалась Заноза с видом королевы, решившей посетить скотобойню. Меня она наградила улыбкой, не предвещавшей ничего хорошего. Следом за ней шествовал мой старинный враг слепой Пью — воин Христов в сером плаще поверх рясы, высокий, широкоплечий, с львиной гривой седых волос и с простой серой повязкой на глазах. Нисходит в мир греха уверенно и смело, заключив договор с дьяволом по имени Уокер. Он повернул в мою сторону крупную благородную голову и холодно кивнул, закованный в броню своей суровой веры.

— Прошу прощения, что нас не так много, — сказал Уокер, снимая пылинку с рукава — Большая часть моих людей отрабатывает жалованье, отвлекая Владыку Терний на случай, если он захочет вмешаться и спасти ваши никчемные душонки. Боюсь, для тебя это конец пути, Джон Тейлор. Раз за разом я давал тебе шанс. Но чаша терпения властей переполнилась: сегодня вы все умрете, ибо нельзя путаться под ногами до бесконечности. — Уокер помолчал, глядя на Лилит. — Фенелла… Мои старые грехи преследуют меня. Я с удовольствием уничтожу тебя.

— Мне жаль тебя, Генри. Как всегда, ошибаешься, делая ставку на мечту.

Я смотрел на старого Пью, позабыв об остальных. Некоторое время он мялся и теребил воротник, ощущая мой взгляд, потом вызывающе расправил плечи. Я глядел на жесткие складки в углах его рта и не знал, что сказать, чтоб убедить его. Но все же я должен был попытаться.

— Здравствуй, Пью. Зачем тебе этот вертеп беззакония?

— Я имею дело с грешниками и должен идти туда, где грех. Пришло время уплатить по счету и примириться с богом, Джон.

— Ты и в самом деле пришел убить меня, Пью?

— Да. И спасти твою душу, если сумею. Когда-то она того стоила.

— Здесь моя мать. Ты ведь знаешь ее?

— Конечно. Всегда знал. Я отдал свои глаза за знание, я рассказывал тебе. Это я открыл твоему отцу, на ком он женился. Тогда я верил, что спасение для тебя еще возможно.

— Так вот кто разрушил мою семью! И мою жизнь в придачу!.. — Я рассвирепел.

— Тебе не следовало появляться на свет, Джон. — Голос слепого Пью казался почти добрым — Мне давно следовало тебя убить, и теперь приходится расплачиваться за слабость. Нет радости в том, чтобы убить достойного противника.

— Не трожь моего сына, проповедник!

Пью вытянул руку, указывая пальцем на Лилит, и начал произносить заклинание. Мне оно было отчасти знакомо по древним пергаментам и запретным книгам. Ритуал изгнания нечистой силы очень древний и сложный. Латинские, арамейские и коптские слова, исполненные силы, тщетно сотрясали воздух. Лилит рассмеялась, и сбитый с толку Пью остановился.

— Старая песня, — улыбнулась она — Христос таким образом загнал легион демонов в свиней. Но я гораздо старше, и это заклинание не имеет надо мной власти.

— Тебе не выстоять против меня! Я говорю во имя Господа!

— Мы никогда не ладили…

Лилит небрежно шевельнула рукой, и Пью взлетел в воздух. Набрав скорость, он врезался в каменную стену так, что затрещали кости. Скорчившись, старый воин сполз на пол; изо рта полилась кровь. Смех Лилит зажурчал, как прозрачная вода в горном источнике. Я сорвался с места и подбежал к старику. Я положил благородную седую голову на колени; кровь залила белое пальто. Нет никого ближе друзей, нет никого ближе семьи — если не считать врага, который рядом всю жизнь. Пью дышал тяжело и неровно, брызгая кровью из пробитых сломанными ребрами легких, Серая повязка упала и открыла пустые глазницы.

— Джон?

— Тише, тише… Я здесь, Пью.

— Гордыня… Смертный грех. Я думал, что справлюсь…

— Тише…

— Должен был убить тебя… раньше.

— Понимаю.

— Ты был ребенком, и я надеялся тебя спасти. Ты вырос и так старался жить достойно… Я по-прежнему надеялся. Когда ты покинул Темную Сторону, я решил, что это знак. Хотелось верить… А потом ты вернулся. Зачем, Джон?

— Тише, Пью. Молчи.

— Знал, что ты меня погубишь. Всегда хотел… отвести тебя к свету. Там сила… и слава Господня…

Я свирепо глянул на Лилит:

— Сделай что-нибудь! Это достойный человек, и он не заслуживает такой смерти!

— Привыкай быть сильным, мой мальчик. Ты должен уметь делать то, что необходимо.

Я был готов пообещать ей что угодно, готов грозить и умолять, но не успел: Пью умер.

— Зачем тебе понадобилась его жизнь? Разве тебе нужно…

— Я сама решу, что нужно, а что нет! — перебила меня Лилит. — Забудь об абстрактном добре и абстрактном зле. То, что хорошо для Темной Стороны, — благо, что плохо для нее — зло. Пошли, сынок, пришло время многому научиться.

Последние слова послужили сигналом к атаке. Люди Уокера бросились вперед, сосредоточив усилия на Грешнике и Сладкой Отраве. Воздух сгустился от заклинаний и вспышек магической энергии. Боевые маги размахивали амулетами, жезлами и костями-указателями. Мебель разлеталась в щепки, но Грешник и его возлюбленная стояли твердо. Алекс Морриси спрятался под стойкой, утащив с собой Безумца Он что-то кричал о магической защите Мерлина, которая должна вот-вот сработать, но я не обольщался. Уокер — это голос властей, а Мерлин — мертвый колдун. По крайней мере, пока он спит.

Уокер и Лилит глядели друг на друга, не обращая внимания на окружающий хаос.

Я аккуратно расположил тело старого Пью на полу и поправил серую повязку, прикрыв пустые глазницы.

— Алекс! Нельзя ли как-нибудь разбудить Мерлина? — прокричал я.

— Тебе что, недостаточно хреново? — прокричал Алекс в ответ, не поднимая головы. — Давай оставим Мерлина на крайний случай.

— Лично я думаю, что крайний случай уже наступил некоторое время назад, — подал голос Безумец.

Разговаривать из-за грохота магических разрядов было трудно. Грешник стоял, расправив плечи, прикрывая Сладкую Отраву своим неуязвимым телом. Поначалу магические выпады не могли его найти и лишь портили мебель и отделку помещения, но постепенно начали доходить. Их было много. Раз за разом пули из благословенного и проклятого оружия попадали Грешнику в грудь, и хотя кровь не лилась, жуткие дыры не зарастали. Проклятия жгли плоть и ломали кости, стихийные силы вгрызались в тело; один его глаз взорвался, едва не разнеся голову. Грешник стоял неподвижно, не пытаясь ответить ударом на удар. За всю свою странную и страшную жизнь он так и не выучился ненавидеть. Я думаю, он и сейчас не испытывал ненависти. Он просто твердо стоял против любого, кто нападал на него, отказывался отступать, загораживал своим телом возлюбленную.

На Лилит боевая магия не действовала совершенно.

Пока я присматривался и примеривался, Заноза не дремала. Вынырнув по обыкновению, как черт из табакерки, у меня за спиной, она всадила нож между моих лопаток. В последний момент я инстинктивно уклонился, но рана все равно оказалась глубокой. Ударив не глядя, я сумел отбросить Занозу на шаг назад, но меня скрутила дикая боль. Задыхаясь, я упал на колени. Голова кружилась. Я стиснул зубы, не позволяя себе потерять сознание. Крови во рту пока не было, так что легкое, скорее всего, не задето. Очень больно, однако придется потерпеть. Кряхтя, я завел руку за спину, но дотянуться до рукоятки ножа так и не смог. Что ж, позаботимся об этом попозже.

Обливаясь потом от напряжения, я поднялся на ноги. Разочарованная Заноза выругалась. Вытащив другой нож, она двинулась вперед, но тут наши глаза встретились, и мы оба на мгновение замерли. Знали мы когда-нибудь друг друга или нет? Пару раз работали вместе, пару раз спали в одной постели… Много это или мало? Но даже если что-то и могло быть, сейчас это не имело значения. Она хотела убить меня, а мне не терпелось отомстить хоть кому-то за смерть Пью.

Не дожидаясь, пока холодная сталь вопьется в мое тело, я включил свой дар и нашел внутри Занозы маленький механизм, который позволял ей появляться так неожиданно. Легко и просто я уничтожил эту магическую штучку, лишив Занозу возможности появляться — где бы то ни было. Она утратила связь с миром и навсегда растаяла, медленно и тихо, глядя на меня с ужасом блекнущими глазами.

Я помахал ей рукой. Интересно, я улыбнулся на прощание? Очень надеюсь, что нет.

Действуя с помощью своего дара, я снова дал шанс врагам, и на этот раз они его не упустили. Сегодня против меня применили новое оружие: сияющий, как солнце, сгусток энергии пробил защиту бара и ослепил нас. Всех, кроме Лилит. Безжалостный свет вскоре померк, и я увидел, кого на сей раз прислали по мою душу.

Сьюзи Дробовик.

Но только совсем не та Сьюзи, к которой я привык. Господи, как ее изуродовали! Когда она успела поседеть? В волосах засохли комья грязи, она похудела так, что кожаные одежды болтались на ее теле, как на вешалке, но зато вокруг нее сгущалась противоестественная, чужеродная мощь. Сьюзи явилась как смерть, решившая прогуляться среди людей. Половина ее лица обуглилась, один глаз закрылся, а другой глядел холодно и безжалостно. Обожженные губы кривились в неподвижной усмешке, но не это было самое плохое.

Вместо правой руки ниже локтя ей приделали Говорящий пистолет, когда-то разработанный для войны против ангелов. Теперь его превратили в дробовик, но он как был, так и остался самым отвратительным оружием в мире: мясо и кости, собранные в одно целое хрящами и лоскутьями бледной кожи. Белая кость, служащая прикладом, была грубо вживлена в искалеченный локоть. Толстые, мясистые кабели соединяли жуткое оружие с правым плечом, красная плоть стволов влажно блестела, а мертвая кожа истекала потом.

Говорящий дробовик, значит… Он вобрал в себя эхо божественных звуков от начала времен, с того мига, как Господь сказал: «Да будет свет!» В его памяти хранятся тайные имена каждой вещи, и достаточно произнести любое имя задом наперед, чтобы эта вещь исчезла, как если бы никогда не существовала. Оружие, от которого нет защиты; оружие, которому снятся кровавые сны; оружие, которому не терпится выстрелить.

Сьюзи Дробовик обвела переполненный бар сумрачным взглядом. Никто не шевелился, чтобы не привлечь к себе гибельного внимания. Наконец она встретилась глазами со мной. Я выдержал ее взгляд спокойно, не дрогнув.

— Я забыла… забыла, как ты выглядишь, — проскрипела Сьюзи. Похоже, ей было больно говорить.

— Сью?

— Нет. Ее больше нет. Уже давно…

— Боже! Что они с тобой сделали?

— Только то, о чем я просила. Я не надеялась выжить в мире, сделанном по твоему вкусу, Джон, поэтому меня переделали. Дали мне это ружье, пришили нас друг к другу. Говорящий дробовик — он сумасшедший, так ведь я тоже. Ничего, я протяну достаточно, чтобы избавить от тебя этот мир. Ты никому больше не сможешь повредить. Если в тебе еще осталось что-то человеческое, Джон, — уйди сейчас, чтобы другие могли жить. Будешь сопротивляться — разнесу весь этот бар к чертовой матери.

Один из боевых магов не выдержал и метнул в нее сгусток убийственной энергии. К нему немедленно присоединились остальные, но пиротехника пропала даром: дробовик не позволил причинить себе никакого вреда. Лицо Сьюзи исказилось, рот широко раскрылся: дробовик заговорил через нее, произнося слова уничтожения. Ужасные, нечеловеческие слова — ничего страшнее мне не приходилось слышать. Все в баре завопили от ужаса, и даже Лилит отвернулась, когда попавшие под горячую руку маги исчезли, словно их никогда и не было на свете.

Люди падали на колени, их рвало. Они бросались к выходу, толкая друг друга на железных ступеньках. Уокер не пытался их остановить, но сам оставался на месте. Гордость и чувство долга одержали верх даже сейчас. Сьюзи вновь посмотрела мне в глаза. Меня уже трясло по-настоящему, ноги подгибались, но я заставил себя выстоять. Не отводя взгляда, я показал пустые ладони:

— Нет, Сью, я не буду с тобой сражаться. Не могу причинить тебе зла.

— Ты уже причинил, Джон. Уже причинил.

Ее рот раскрылся, чтоб произнести слово уничтожения, но в этот момент Алекс Морриси наконец сумел разбудить Мерлина. Одним движением руки колдун остановил время. Все замерло, окаменело — даже пылинки, танцующие в луче света. Я тоже замер, не потеряв, впрочем, способности чувствовать. Я чувствовал, например, как Говорящий дробовик напрягается, чтобы сделать главное дело своей жизни. В мире остался только один подвижный объект. Мерлин. Сатанинское Отродье, давно мертвый, но не тронутый временем Не торопясь, он подошел к Сьюзи и вырвал дробовик. Повисли лохмотья мяса, хлынула алая кровь. Связь между ней и ужасным оружием распалась, и оба закричали: Сьюзи — от боли, дробовик — от злости. Сьюзи тут же исчезла, отброшенная в ужасный мир будущего, который я приготовил для нее — и для всех остальных. Исчез и дробовик; куда его унесло, я не знаю. Возможно, тоже в будущее, а может быть, туда, где в нем сейчас больше всего нуждаются.

Течение времени возобновилось, и Мерлин с Лилит уставились друг на друга. Все затаили дыхание. Ну как же: единственный сын дьявола и первое создание Господне. В конце концов Мерлин поклонился Лилит и растаял. Алекс за стойкой плакал от облегчения.

Последние боевые маги вновь открыли огонь по Грешнику и Сладкой Отраве. Им нужно было на ком-нибудь отыграться, но нападать на Лилит они не решались. Особенно после того, как ей поклонился сам Мерлин. Грешник все так же прикрывал собой возлюбленную; тело его понемногу истончалось, поглощая энергию заговоренных пуль и заклинаний, но он не двигался с места, защищая суккуба, и не отвечал на удары. Грешник уже потерял все — кроме любви и решимости поступать по правде. Сладкая Отрава смотрела на Уокера умоляюще, но тот отвечал ей спокойным взглядом. Дело есть дело, неприятное, но необходимое, и он доведет его до конца.

Грешник держался, понемногу рассыпаясь под ударами, чтобы Сладкая Отрава не лишилась своего тела, без которого ей придется стать лишь еще одной душой, обреченной на вечные муки. Допустить такого он не мог и потому терпел адскую боль и ужас окончательного уничтожения. Любовь превыше всего.

Пуля за пулей сдирали плоть с его ребер, но он лишь кряхтел, сдерживая крик, чтобы не терзать сердце возлюбленной. Заклинания прожигали насквозь, с каждой секундой от него оставалось все меньше и меньше. Грешник знал, что, когда тело его окончательно исчезнет, он превратится в неприкаянного духа, отвергнутого и небесами, и преисподней. Со временем дух растворится, будто его никогда и не было. Он еще мог спастись, бросив возлюбленную, но тот, кому посчастливилось найти настоящую любовь, скорее умрет сам, чем позволит ей погибнуть.

И Сладкая Отрава все понимала. Грешник выстоит до конца ради нее. Может ли она допустить его гибель, позволить ему пожертвовать собой? Сладкая Отрава сделала шаг вперед и прикрыла Грешника своим телом. Теперь она постигла значение любви и самопожертвования.

Уже воцарившаяся в баре мерзость запустения утонула в свете, подобном солнечному. Сладкая Отрава вспомнила наконец, кем она была до падения. Зло сгорело, преображенное силой любви, и она стала ангелом, готовым занять свое законное место на небесах. Мы отвернулись, потому что глазам было больно смотреть, и только слушали шелест могучих крыльев.

— Отныне место твое со мной в раю, — услышал человек, которого звали Грешником. — Сегодня нас обоих нашли достойными.

Чудесный свет вспыхнул еще ярче, затем погас. Бывший демон и бывший грешник исчезли.

Потрясенные, мы долго не могли пошевелиться. Уокер пришел в себя первым и указал на меня боевым магам. Все правильно: если меня уничтожить, Лилит лишится якоря в реальности, и тогда, возможно, ее удастся изгнать из мира еще раз.

Я выпрямился, насколько позволял нож в спине, и приготовился умереть достойно, улыбаясь в лицо врагу.

Безумец, про которого мы совсем забыли, выбрался из-за стойки. На наши обеспокоенные взгляды он ответил звучным, здоровым смехом.

— Когда положение становится невыносимым, его надо изменить, — предложил он.

Его воля собралась в кулак и взяла под контроль окружающую реальность. Мгновенно лишившись силы, боевые маги стали беззащитными. Онемевший Уокер едва удержался на ногах, а нож в моей спине исчез, как и нанесенная им рана. Безумец повернулся к Лилит, и она выставила перед собой руку, будто защищаясь.

Конечно, даже Безумец во всей своей мощи не мог ее уничтожить, но, похоже, они боролись на равных. Он пытался изгнать Лилит, она сопротивлялась. Не дожидаясь, чья возьмет, я снова применил свой дар и вывел ее отсюда тем же путем, каким она проникла в «Странных парней».

Лилит исчезла, но материнский голос еще некоторое время звучал в моей голове.

— Мы еще увидимся, Джон. Я всегда хотела иметь такого сына. Нам предстоят великие дела.

Все ушли… Лилит, Мерлин, Грешник, Сладкая Отрава, несчастная Сьюзи. Давно в баре не бывало так тихо. Хорошо Безумцу: свернулся калачиком перед стойкой и крепко спит. Уокер, без своих бойцов ставший почти безопасным, подошел к нему поближе.

— Вечно так выходит: главный вред от тех, кого не принимаешь всерьез. Интересно, в каком состоянии он проснется?

— Здоровым, скорее всего, — ответил я. — Думаю, в последнем рывке ушла вся его сила — и все безумие. Надеюсь, он сможет забыть то, что когда-то увидел, и останется жить среди нас.

— Ты всегда был оптимистом, Джон. Для меня это, увы, непозволительная роскошь. — Уокер смотрел на меня очень холодно. — На Темной Стороне у тебя не осталось больше друзей, не так ли? Здесь ты опасен для каждого. Все мы теперь твои враги.

— Это еще мягко сказано.

Уокер неторопливо кивнул, приподнял на прощание котелок, взглядом приказал своим людям выходить и последовал за ними. Тело Пью они забрали с собой. Алекс выбрался из-под стойки, скорчил вслед уходящим рожу, прсле чего глубоко вздохнул, скорбно глядя на уничтоженную мебель.

— Придется звать сестер Колтрейн, хоть и придется платить сверхурочные. Без них я эту мерзость никогда не разберу. Что будешь делать, Джон?

— Мне теперь не миновать Башни Времени. Придется добраться до самой ранней развилки в истории Темной Стороны, разыскать тех, кто знает, как остановить мою мать Лилит. Я использую любое оружие, любое знание, чтобы предотвратить то будущее, которое она нам готовит.

Алекс скептически фыркнул, думая о своем:

— Как ты думаешь, это и правда была Сьюзи?

— Одна из версий ее будущего, возможно. Но я никогда не допущу, чтобы с ней такое случилось. Я не позволю ей пострадать от кого-либо. Даже от меня самого.

— По крайней мере, теперь мы знаем, чей ты сын. Лилит — кто бы мог подумать!

— Она не моя мать, — сказал я. — Она никогда не была моей матерью.