"Падший ангел" - читать интересную книгу автора (Маккини Миган)

Глава 15

Хотя до начала зимы оставалась еще неделя, в замке кипела работа. Слуги и служанки готовили помещения к приходу гостей, из Парижа выписали еще двух поваров, и не было недостатка в парнях, желавших хотя бы на время наняться в лакеи.

Между тем сам маркиз Пауэрскорт куда-то про пал. Миссис Майерс сказала, что он зачем-то уехал в Лондон, и заверила Лизу, что он вернется задолго до начала бала, хотя она не проявляла особого интереса к причинам отсутствия или времени возвращения маркиза. Домоправительница, похоже, читала Лизины мысли.

Хозяин, словно чувствуя, с каким нетерпением его ожидали в замке, прибыл на следующее утро. Когда Лиза пришла на работу, миссис Майерс сообщила ей с некоторым беспокойством, что завтрак для маркиза готов и что она, Лиза, должна принести завтрак к нему в кабинет.

Хотя это предложение было сделано белым днем и выглядело внешне невинно, обе женщины были слегка встревожены. Из-за волнения Лиза несколько рассеянно слушала, как домоправительница объясняла ей дорогу в апартаменты маркиза. Потом миссис Майерс вручила ей серебряный поднос с завтраком, который показался Лизе довольно тяжелым. Когда она уже была готова уйти, домоправительница многозначительно заметила:

— Если вы задержитесь, дорогая, я разыщу вас.

С самого начала этого дня Лизу стали преследовать неудачи. Прежде всего, она скоро заблудилась в лабиринтах коридоров замка и поняла, что ей следовало внимательнее слушать объяснения миссис Майерс. Она долго блуждала по темным коридорам, пока, наконец, нашла массивную дверь с гербом маркизов Пауэрскортов.

Поставив поднос с завтраком на пол, она осторожно постучалась в дверь. Ответа не последовало. Лиза в нерешительности остановилась у дверей. Войти в апартаменты Айвана, не дождавшись ответа, она не решалась. А вдруг он сейчас спит или, например, принимает ванну? Уходить тоже было нельзя.

Некоторое время Лиза постояла, раздумывая, как ей поступить, потом снова постучала в дверь, но уже громче, а потом, не дождавшись ответа, приоткрыла дверь. Взяв поднос, она попыталась открыть дверь пошире, но в этот момент она отворилась сама, и Лиза чуть не уронила завтрак под ноги Айвану.

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

Лиза, которая пыталась сохранить равновесие и ничего не разлить, сначала не обратила внимания на его вопрос. Когда же ей удалось справиться с этой задачей, она подняла глаза и растерянно уставилась на Айвана. На нем не было ничего, кроме черных брюк. Хотя Лиза не раз видела Айвана голым до пояса прежде, когда он работал у них в конюшне, сейчас она не могла отвести глаз от его сильного, мускулистого тела. Когда, наконец, она посмотрела на его лицо, он начал стирать мыльную пену с выбритой щеки. Лиза чуть заметно улыбнулась. Конечно, Иван Грозный с его подозрительностью не допустил бы, чтобы его брил лакей. Видимо, его тезка придерживался тех же правил.

— Что вы стоите разинув рот? — спросил вдруг Трамор.

Лиза, никак не ожидавшая такого вопроса, ответила запинаясь:

— Я… я вовсе не разинула рот, уверяю вас.

Он засмеялся, видя ее смущение, потом потер рукой грудь, словно приглашая ее снова начать его рассматривать. Оттого, что он как будто хвастался своей наготой, Лиза смутилась еще больше. Ей хотелось поскорее принести извинения и уйти отсюда. Она поставила поднос на старинный комод у стены и сказала:

— Я принесла вам завтрак.

— А почему вы не вошли с черного хода? — спросил он.

— Миссис Майерс предложила мне не пользоваться черным ходом из опасения, что я могу заблудиться и попасть не туда.

Айван усмехнулся. Видимо, он не имел бы ничего против, если бы она действительно попала «не туда», например в его спальню. Не отвечая ей, он направился в соседнюю комнату, и Лиза было с облегчением подумала, что это неприятное свидание закончилось. Но она ошиблась. Прежде чем уйти, он повернулся к ней и сказал:

— Поставьте завтрак на стол. Я сейчас вернусь. Не уходите!

Он удалился, а Лиза осталась, чувствуя себя так, словно над ней был занесен топор. В кабинете стоял единственный стол, мраморный, на трех ножках, такой древний, словно его извлекли из-под развалин Помпеи. Из вредности Лиза подставила к столу стул, который показался ей самым неудобным — с треугольным сиденьем и спинкой из остроконечных палок, и принялась накрывать на стол. Когда поднос опустел, она, держа его перед собой, точно щит, принялась осматривать кабинет.

Из всего замка, видимо, только это помещение осталось, сохранено в первоначальном состоянии. Вся мебель здесь была сделана не позднее шестнадцатого века. На потолке и стенах красовались украшения старинной ажурной каменной работы. Казалось, в этих стенах обитали призраки предков Айвана Трамора. Но вряд ли он оставил здесь все без изменений из уважения к предкам. Он ненавидел их. Скорее всего, он не хотел, чтобы вместе с переменой обстановки исчезли отсюда старые тени. А маркиз явно предпочел бы жить в обществе этих старых призраков. Ведь, Кроме них, ему было больше некому мстить в своем Роду.

Лиза еще раз оглядела полутемный кабинет Айвана Трамора. Не то чтобы она боялась призраков, про сто все здесь казалось ей чужим и враждебным. Вскоре, однако, она увидела одну знакомую вещь. На одном из кресел лежала старинная балалайка.

Поставив поднос, Лиза подошла к креслу и стала рассматривать этот инструмент, с которым связаны, были многие ее воспоминания. Она как будто снова услышала звуки музыки, доносившиеся по вечерам из конюшни. Летом она часто засыпала под звуки какой-нибудь русской песни, вроде «В чистом поле», так как окно в спальне было открыто. Это старая балалайка была единственной вещью, что осталось Айвану на память от матери.

Лиза провела рукой по надписи, сделанной на инструменте русскими буквами. Когда-то Айван сказал ей, что означает эта надпись:

«В минуту горькую ты этих струн коснись, и радостною снова станет жизнь».

Под этими словами стояла подпись какого-то Ивановича и дата: «Санкт — Петербург, 1702 г. ».

Когда эта балалайка досталась матери Айвана, первоначальный владелец давно умер, но эта цыганка дорожила ею больше всех своих вещей и даже назвала единственного сына Айваном.

Лиза рассеянно коснулась струн старой балалайки. Может быть, если поиграть на ней в горькую минуту, она действительно принесет радость? Может быть, сбудутся ее мечты? Вот бы Эвви поскорее вы шла замуж! Вот бы адвокат тетушки Софи нашел затерявшиеся где-нибудь деньги, предназначенные Альсестерам, и можно было бы заплатить за обучение Джорджа! А еще лучше, если бы можно было вернуться в прошлое хоть на одну ночь. Как бы хоте лось Лизе исправить прежние ошибки и предотвратить те неприятности, из-за которых она осталась теперь старой девой. Лиза положила балалайку на место. Неужели ей когда-то так страстно хотелось, чтобы Айван любил ее? Да, в шестнадцать лет она мечтала об этом. Тогда она чувствовала себя такой одинокой, что дорожила даже его вниманием, несмотря на его жесткость и наглость. Ради Айвана она готова была пренебречь запретом отца, уйти из дома, готова была на что угодно.

С тех пор, кажется, прошла целая вечность. Лиза по-прежнему была одинокой, но уже отнюдь не была ребенком и знала, что такое людская жестокость. Теперь ей казалось странным, что когда-то у нее были такие мечты. Айван давно уже был не конюхом, но довольно мрачной и непредсказуемой личностью, обладавшей огромной властью. К тому же это был чело век, который хотел и имел основания мстить. Лиза была уверена, что теперь не может быть и речи о том, чтобы он полюбил ее. Что особенно обидно, разъединили их не былое богатство Альсестеров и не неприязнь ее отца к Айвану, а ее собственный скверный нрав. И теперь Айван потерян для нее, потерян на всегда.

— Хотите что-нибудь сыграть, Лиза? Услышав за спиной его голос, она побледнела. Если бы он узнал, о чем она думала, какой уязвимой предстала бы она перед ним. Повернувшись лицом к Айвану, Лиза тихо ответила:

— Нет,

— А зачем же вы брали ее в руки? — спросил он, глядя ей в глаза.

— Я о ней совсем забыла.

— Так позвольте вам напомнить. — Он взял балалайку.

— Пожалуйста, не надо, — умоляюще попросила Лиза.

— Почему? — Глаза его сузились.

— Потому, что это очень печальная музыка, — с трудом проговорила девушка. На глазах ее появились слезы.

Некоторое время маркиз пристально смотрел на нее, потом произнес:

— Если вам горько, Лиза, то, может быть, после этого ваши желания сбудутся?..

Она только покачала головой.

— А может быть, — продолжал он, — ваши слезы прольются зря, а надежды окажутся обманутыми, как уже было с другими… и с моей матерью.

— Этого я тоже не хочу.

Айван положил балалайку на кресло.

— Может быть, у вас есть какое-то сокровенное желание? — Коснувшись подбородка Лизы, он приподнял ее голову.

— Мое сокровенное желание никогда не сбудется.

— Откуда вам знать? Расскажите мне о нем. Может быть, я смогу помочь?

— Не сможете, — заверила она.

— Но почему, Лиза? Не потому ли, что это ваше желание касается меня?

Лиза вздрогнула. Как близок он был сейчас к истине! Вслух она сказала:

— Если мое желание и связано с мужчиной, то это может быть, прежде всего, желание стать его женой.

— Значит, вам нужна моя любовь? Вы любите меня? — Он попытался обнять ее. Лиза уперлась руками ему в грудь, но это не произвело на него никакого впечатления. — Отвечайте, черт возьми!

— Нет, — прошептала она, не глядя ему в глаза.

— Скажите, что вы меня любите, Лиза, — Айван потряс ее за плечи. — Скажите же!

— Сказать это, чтобы самой навлечь на себя проклятие? Нет уж! — вскрикнула девушка.

— Скажите это, чтобы получить все, что только в моей власти, — ответил Айван. — Снимите бремя, которое гнетет вашу душу.

— Вы губите мою душу! Отпустите меня! — Лизе удалось высвободить руки, но Айван крепко обнял ее за талию. Она застонала. Несмотря на сопротивление, в глубине души она чувствовала, что хочет именно этого.

— Ну, нет, это не я, Лиза, — ответил Айван таким тоном, что девушке стало страшно. — Вашу душу губит то, что вы не хотите признаться в этом.

— Нет, — отрицала она, хотя оба прекрасно знали, что это ложь. Несмотря на мучившее ее чувство вины, Лиза все же не хотела принести себя ему в жертву. Она почувствовала, что он расстегнул верхнюю пуговицу на ее платье и попыталась помешать ему, но он схватил ее за руку.

— Хватит себя обманывать. — Айван расстегнул следующую пуговицу. — Скажи, что ты любишь меня, — прошептал он, — и ложись со мной в постель.

— Нет! — закричала Лиза. Она вырвалась от Него, и, прикрыв грудь руками, отступила на шаг.

— Если я это сделаю, — проговорила она, — то прошлое наше все равно останется прежним, а я заслужу не ваше прощение, а вечное проклятие.

— Проклятие — слишком большое наказание, я не стремлюсь к этому, — заметил Айван. Подойдя к Лизе, он снова схватился рукой за ее платье. Она вырвалась, но при этом расстегнулись еще несколько пуговиц.

Лизе страшно хотелось убежать, но бежать было некуда. Айван прижал ее к стене и, не обращая внимания на слабые попытки сопротивления, несколько мгновений молча смотрел на ее роскошные груди, а потом поцеловал ее в шею. Лиза пыталась убедить себя в том, что холодна как лед, которого Айвану ни когда не растопить, но, когда он начал ласкать ее грудь, поняла, что переоценила свои силы. Скорее, она была подобна огню, который только Айван мог заставить гореть ярко.

Лиза была уверена, что Айван ласкает и целует ее для того, чтобы унижать и мучить, других причин его поведения она не видела. Но, когда он страстно поцеловал ее в губы, она поняла, что сопротивляться ему она почти неспособна. Многими способами Лиза могла бы стараться помешать Айвану добиться своего — могла бить его по лицу, царапаться, лягаться, но сопротивление ее было парализовано, потому что не угасла старая страсть к Айвану, потому что в душе сама Лиза желала добиться примирения с ним и его благо склонности. И снова она ответила на поцелуй Айвана, к собственному ужасу и негодованию. Если рас судок ее восставал против этой страсти, то Айван умело разжигал ее, чтобы выйти победителем из их борьбы.

Лиза сама не понимала, как оказалась на руках у Дивана, который перенес ее в соседнюю комнату. Она все еще пыталась освободиться, но он, не обращая на это никакого внимания, бросил ее на кровать, застланную шелковым одеялом. Лиза почувствовала себя как в страшном сне, но, когда он снова поцеловал её в губы, она перестала ясно сознавать, что с ней происходит.

Когда поцелуй прервался, Лиза с удивлением уста вилась на Айвана. Он, словно завороженный, смотрел на ее белую, нежную шею, как будто не верил своим глазам. Потом он вдруг прильнул к ней, вдыхая запах ее тела, как человек, который, наконец, добился того, к чему долго и безуспешно стремился. Подняв голову, Айван стал целовать ее грудь, не скрытую корсетом, и нежно гладить ее волосы, а потом снова поцеловал ее в губы, горячо и страстно.

— Лиза, скажи, что любишь меня, — шептал Айван, — скажи и стань совсем моей.

Лиза боялась, что сейчас лишится рассудка. Стоило ей только кивнуть, и он сможет овладеть ею, они, наконец, соединятся, она сможет насытить свою страсть к нему, и закончатся все эти долгие и бессмысленные страдания.

— Лиза, — повторил он, — ты же знала, что к этому все шло. Скажи мне эти слова.

— Нет, — отозвалась она, пытаясь сесть на кровати.

— Я ведь знаю, ты тоже хочешь меня, — шептал Айван.

— Айван, я же знаю, сколько горя ты можешь мне принести, — сопротивлялась она.

Он гладил ее по щеке.

— Ты получишь только радость и удовольствие.

— Сейчас — да, но что будет потом? Нет, я не могу этого допустить.

Айван помрачнел.

— Лиза, ты ведь моя, — проговорил он, — ты всегда была и будешь моей.

— Я твоя служанка, — возразила она, — и только. Это не означает, что я — твоя собственность. С точки зрения закона, я никому больше не могу принадлежать, пока не выйду замуж.

Этот ответ разозлил Айвана.

— К черту закон! — вскричал он, отпустив Лизу. — Разве закон может заставить одного чело века полюбить другого? Разве закон может воскрешать мертвых? А может закон снять с человека клей мо незаконного сына?

— Айван… — начала Лиза, но он перебил ее, силой посадив девушку на колени.

— А ты знаешь, что я больше не считаюсь незаконнорожденным?

Лизе было трудно следить за его сбивчивой речью, и она покачала головой.

— Разве люди не удивлялись, как это «нуллиус филиус»*(«Ничей сын» (лат.) Прим. пер.) мог унаследовать такое богатство? — продолжал он. — А дело в том, что мой отец, — эти слова он произнес как ругательство, — потребовал в завещании, чтобы парламент своим актом узаконил мое рождение. Я ведь был все-таки единственным его отпрыском, хотя и презренным. Ну, и стало ли от этого лучше? Разве он женился на моей матери? Разве я могу хотя бы найти ее могилу и похоронить ее останки в фамильном склепе?

Лиза хорошо понимала боль Айвана. Но от этого ее страх перед ним не стал меньше.

— Закон многого не может изменить, алаинн, — проговорил он.

Лиза вздрогнула, услышав эти слова. «Алаинн» — по-ирландски значило «красавица». Айван как-то говорил, что так звали его мать, но Лиза сомневалась в этом. Скорее, это было ласковое прозвище, которое дал своей цыганке старик маркиз, а та продолжала так себя называть, надеясь, несмотря ни на что, однажды снова стать «алаинн» для этого человека.

И что же ждет теперь ее, Лизу, которую уже новый маркиз назвал тем же именем? Стать еще одной несчастной женщиной, лишившейся разума из-за любви к маркизу Пауэрскорту? Она попыталась освободиться, но маркиз крепко держал ее за талию. Он попытался снова поцеловать Лизу, но на этот раз она не хотела уступать ему. Глаза Айвана стали злыми.

— Вы созданы для меня, Лиза. Ни к чему это отрицать, — уговаривал он.

— Я не хочу этого слушать, — сопротивлялась Лиза, сделав еще одну попытку высвободиться из его объятий.

— Вы все равно станете моей. Такова наша судьба.

— Это неправда! Я не дам вам сделать меня несчастной.

— Есть вещи, ради которых забывают о страданиях.

— Но лишь на мгновение. — Каждому из нас положено страдать. И вы очень хорошо это знаете.

— Нет! — вскричала Лиза, сделав еще одну, отчаянную попытку вырваться. Но это было бесполезно.

— Послушайте, зачем вам все это? — спросила она упавшим голосом.

— Не я все это придумал, алаинн. Вы бы все равно пришли ко мне, рано или поздно.

— Я бы не сделала этого.

Он рассмеялся:

— Даже если бы вы стали женой старого Билингсворта, все равно потом вы пришли бы ко мне.

— Нет! — горячо ответила Лиза.

— Мы были созданы друг для друга. Ни брак с Билингсвортом, ни даже ваш отец не смогли бы помешать вам найти дорогу к моей постели.

Не в силах больше терпеть все это, Лиза дала ему пощечину. Только сделав это, она поняла, что ударила Айвана по той же щеке, на которой у него был шрам.

Трамор побледнел от гнева.

— Я вам не мальчик для битья, мисс Альсестер, — воскликнул он, стиснув зубы, больно сжав ее руку. — И прошу вас запомнить это.

— Я бы могла последовать вашему совету, если бы вы не вели себя как ублюдок! — выпалила Лиза, и когда до нее самой дошел смысл ее слов, она ужаснулась тому, что снова сделала то же самое.

— Ну, раз вы и теперь считаете меня ублюдком, — прошипел Айван, — то я вам, покажу, что могу им быть и на самом деле!

Он снова силой уложил Лизу на постель и, чтобы она не сопротивлялась, одной рукой завел ей руки за голову и продолжал их крепко держать.

Айван снова коснулся губами глаз Лизы, потом ее щек. Она извивалась, пытаясь сбросить его, но это было бесполезно. Его губы потянулись к ее губам, и он снова поцеловал ее.

Лиза решила крепиться, не отвечать на его поцелуй, однако это было очень трудно сделать. Страсть, ненависть, чувство удовольствия, гнев боролись в ее душе, и она особенно сильно желала, чтобы наступил мир. Поцелуям и ласкам Айвана нельзя было верить. Она уже знала, что его поцелуи не дают радости, но лишь приносят мгновенное наслаждение, за которым следует чувство опустошения.

— Не надо, — шептала она сквозь слезы, когда Айван, оторвав свои губы от ее губ, продолжал свои непрошеные ласки. Свободной рукой он начал снимать с нее нижнюю юбку. Лиза содрогнулась. Она прекрасно понимала, что он собирается сделать, и это ужасало ее. Она стала отчаянно сопротивляться, но лишь впустую тратила свои убывающие силы. Не в силах остановить его, Лиза зарыдала от боли и горн.

Если ее попытки бороться с Айваном не достигли своей цели, то ее слезы, кажется, все же тронули его. Он остановился и посмотрел на ее лицо. Потом он закрыл глаза и едва слышно выругался.

— Не надо так, — умоляюще прошептала Лиза. Айван нехотя отпустил ее.

Немного успокоившись, Лиза, наконец, посмотрела на него, все еще не веря тому, что он перестал ее мучить. Но он, не глядя на нее, встал с кровати, надел рубашку, висевшую на спинке стула, и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Лиза почувствовала себя обреченной.

— Что за злой рок свел нас? — прошептала она, глядя на закрывшуюся за ним дверь, но никто ее, конечно, не услышал. Лиза упала на постель и заплакала так, как будто не ожидала уже в жизни ничего хорошего. Теперь, казалось ей, у нее не осталось ничего, кроме слез и воспоминаний.