"Любимый мой" - читать интересную книгу автора (Леклер Дэй)

Глава 5

Моей давно потерянной невесте

Прошел еще один год с тех пор, как ты была в моих объятиях.

Сколько же мы с тобой не виделись? Года четыре? Четыре невозможно долгих года! Как же я скучаю по тебе, любовь моя! Ждешь ли ты меня? Или уже встретила другого мужчину? Эта мысль постоянно преследует меня, лишая разума.

Неужели мне все приснилось: и наша встреча, и объятия, и то, что мы стали половинками единого целого?! Испытываешь ли ты те же чувства, что и я? Вспоминаешь ли ты обо мне, видишь ли во сне мое лицо?

Слышишь ли ты мой голос так же ясно, как я слышу твой? Он чудится мне в дуновении ночного ветерка, в птичьей песне по утрам, в журчании быстрого ручья, в весенней капели… А может, я просто живу воспоминаниями о прошлом.

Ты ускользаешь от меня, дорогая. Я чувствую. И я знаю, что, если это случится, я потеряю самого себя. Я перестану быть тем мужчиной, которого ты любила.

Вернись ко мне! Ты нужна мне, любимая!

Чэзу потребовалось все его самообладание, чтобы остаться на месте: ему хотелось подойти к Шейн, взять ее на руки, отнести наверх в комнату и там, наедине, спокойно объяснить ей что к чему, стараясь хоть как-то смягчить ее боль, но донья Изабелла не сводила с него строгого взгляда. Шейн сидела удивительно прямо, подбородок был горделиво поднят, и только в больших черных глазах да в чуть заметном дрожании плотно сжатых губ читалось страдание.

— Как ее зовут? — спросила она наконец чуть дрожащим голосом. — Как зовут твою дочку?

— Сарита.

— Красивое имя. И… сколько ей сейчас? Искренность, с которой Шейн интересовалась его дочерью, заставляла Чэза чувствовать себя еще более беспомощным.

— В прошлом августе ей исполнилось три года.

— Она того же возраста, что и мой племянник Донато. А… кто мать девочки?

Чэз понимал, что, если немедленно не прекратить этот неприятный разговор, Шейн разрыдается, и, конечно, не мог этого допустить. «Нет, я не доставлю этой старухе удовольствия видеть, как страдает моя жена!» — подумал Чэз и ответил:

— Мы поговорим об этом позже, ладно? — Потом он повернулся к донье Изабелле:

— Вы не возражаете? Теперь вы довольны?

Та сразу поняла, в чем дело, и кивнула:

— Все в порядке, сеньор Макинтайр. Мое присутствие здесь больше не требуется. Я разрешаю вам объяснить все жене так, как вы сочтете нужным.

— Уж пожалуйста! — пробормотал Чэз, поднимаясь. — Я провожу вас.

— А как же Сарита? — напомнила Шейн. Донья Изабелла встала, опираясь на трость, и в сопровождении Чэза направилась к двери.

— Я приведу ее через месяц, — как бы между прочим сообщила она.

Чэзу не понравились ее слова.

— Но вы же сказали, что если я…

— Вы выполнили все, что я просила, но я не ожидала увидеть кругом такую разруху.

— Это намек или очередное требование? Донья Изабелла пожала плечами:

— Я всегда старалась быть с вами корректной, потому что вы были учтивы со мной, несмотря на самые сложные задания с моей стороны.

— И я очень ценю это. — Похоже, ради Шейн Чэз решил обуздать свой гнев. — К тому же очевидно, запасенный вами список требований рано или поздно закончится. Или вы собираетесь бесконечно дополнять его?

Он явно перестарался: эти слова не понравились гостье.

— Осторожнее, Макинтайр. Сарита — еще не ваша собственность. — Красивые черные глаза доньи грозно сверкнули.

— Она все равно будет жить со мной. Донья Изабелла помолчала, а потом обратилась к Шейн:

— А что вы думаете по этому поводу, сеньора? Согласны ли вы заботиться о Сарите? Та не колебалась ни минуты:

— Девочка будет жить с нами. Она будет мне родной дочерью.

Ответ Шейн потряс Чэза: ее слова подразумевали семейное постоянство, которого нельзя достичь, сохраняя дистанцию. А ведь главной его целью было вернуть дочь, а не найти себе жену, особенно такую впечатлительную, как Шейн. Его интересовала только Сарита. Все эти годы Чэз Макинтайр отчаянно боролся с собой, стремясь стать другим человеком. И, кажется, ему это удалось. Когда-то, давным-давно, будучи молодым и глупым, он был готов все отдать такой женщине, как Шейн, потому что верил, что любовь — это благословение, а не горе. Теперь Чэз думал иначе: девять долгих одиноких лет избавили его от наивных фантазий и мир для него окрасился в мрачные тона. Вот и сейчас он думал, что, оставшись с ним, Шейн тоже познает темную сторону любви, и это разобьет ей сердце. «Рейф ведь предупреждал меня», — тоскливо думал он.

— Мне нужна моя дочь, сеньора, — сказал Чэз, очнувшись от горестных мыслей. — Я достаточно ждал. Я выполнил все ваши требования: вы хотели, чтобы я купил для нее дом, — я приобрел ранчо; вы хотели, чтобы я нашел ей мать, — вот она.

— А теперь я хочу убедиться, что и это ранчо, и эта женщина подходят моей Сарите.

— Не провоцируйте меня, сеньора Изабелла… На мгновение горделивая маска спала с лица доньи, показав, что за ней скрывается беспомощная старая женщина, заботящаяся лишь о благе своей любимой девочки.

— Сарита — моя единственная правнучка, — начала она; в голосе ее слышалась боль. — Она отнюдь не заблудившийся котенок или щенок, которому нужен дом: ей есть где жить. Если я сочту, что вы неспособны стать ей хорошим отцом, Сарита уедет со мной в Мехико. Там я смогу обеспечить ее всем необходимым.

— Неужели?! — У Чэза на этот счет были большие сомнения. — Тогда зачем вы пришли ко мне? Зачем рассказали о ее существовании, ведь ваша внучка так страдала от того, что встретила меня однажды вечером? Вы с Саритой могли вернуться в Мехико без лишнего шума. Так почему же вы попросили меня забрать ее к себе, если так хорошо заботитесь о ней?

Донья Изабелла не ответила. Лицо ее снова стало каменным. Опираясь на трость, она прошла через всю комнату и, остановившись в дверях, сказала:

— Сарите необходим уют, тем более что здесь она будет жить вдали от всего остального мира. Завтра утром мы с ней уезжаем в Сан-Франциско и вернемся в конце месяца. Мне будет очень интересно посмотреть, каких результатов достигнет ваша жена в обустройстве дома для моей Сариты.

— Я сделаю все возможное, чтобы угодить и девочке, и вам, — улыбнулась Шейн, открыв дверь и провожая донью Изабеллу. — Буду рада вас снова увидеть.

— Ну, если вы так этого хотите… — проворчала гостья, идя рядом с ней.

А Чэз тем временем изо всех сил старался скрыть раздражение. «Ох уж эта Шейн со своей добротой! — думал он. — Прекрасно! Просто прекрасно! Женщина, о которой я грезил все эти годы и с которой надеялся обрести счастье, объединилась с женщиной, которая досаждает мне вот уже три месяца. Ничего хорошего из этого союза не выйдет».

— Джимбо! — наконец позвал он.

Массивный загорелый мужчина неуклюже вошел в комнату. Его быстрое появление ясно говорило о том, что он был где-то поблизости. Очевидно, в этом и заключалась его работа: Джимбо присматривал и за своим братом Моджо, и за Пенни, и за всеми остальными работниками. На ранчо Чэза у него была, пожалуй, самая «трудная» работа, к тому же, судя по всему, задачу ему облегчало врожденное любопытство.

— Вы звали? — спросил он.

— Подай ужин и проследи, чтобы на столе было достаточно выпивки.

— Ох, босс, — поморщился Джимбо, — вы что же, собираетесь напиться в первую брачную ночь?!

— У меня не будет никакой первой брачной ночи… — отмахнулся Чэз, а потом задумался: «А вдруг… Можно ли считать наше с Шейн бракосочетание свадьбой? Наверное, нет. Черт побери!» Из задумчивости его вывел удивленный взгляд Джимбо. — И нечего на меня так смотреть! Не мне одному нужно забыться сегодня, но это тебя абсолютно не касается. Делай, что ведено.

Джимбо понимающе кивнул:

— Сделаю. Шампанского или вина для леди?

— Никакого шампанского! Принеси вина. «Мерло», думаю, подойдет, — заказал Чэз, прекрасно понимая, что даже хорошее вино не поможет изменить прошлое, тем более что теперь в его жизни есть Сарита. — И держи Моджо на кухне. Я не хочу, чтоб он напугал мою жену в первый же день ее пребывания здесь.

— Он непременно захочет посмотреть на нее.

— Обойдется.

— Хорошо. Но Моджо может отказаться готовить для вашей жены, особенно если она посягнет на его вотчину — кухню.

— Когда это случится, тогда и будем думать, отмахнулся Чэз, думая о том, что у него и так полно проблем более чем серьезных. — Так ты приглядишь за своим братом?..

— Будьте спокойны. Я разберусь с ним, — смиренно согласился Джимбо и ушел на кухню. Минут через пятнадцать стол был накрыт.

— Еще вина? — предложил Чэз.

— Нет, спасибо.

— Ты уверена? Это очень хорошее вино…

— Спасибо, мне уже достаточно.

Чэз сжал в руке бокал вина так, что тонкое стекло едва не треснуло, а пурпурно-красная жидкость перелилась через край и испортила лучшую скатерть, какая только была в этом доме. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным. «Снова отказ. Шейн не стала есть ни салат, ни лепешки. Если она не принимает от меня даже еды, то вряд ли захочет со мной разговаривать…»

— Не заставляйте ее, босс, — бодро посоветовал Джимбо, ставя на стол новое блюдо. — Может, леди не любит вино. А если вы хотите напоить ее, то я могу принести ту крепкую смесь, что спрятана у вас в ящике письменного стола. Чудесный кофе получится, если добавить туда немного алкоголя.

— Ну-ка, повтори еще раз!

— Что именно? — удивленно спросил Джимбо.

— Это слово на букву «б».

— Какое слово? «Босс», что ли?

— Точно. Я хочу, чтобы ты осознал его значение и вспоминал о нем всякий раз, прежде чем открыть рот. Это поможет тебе сохранить работу.

Джимбо чуть нахмурился:

— А что я такого сказал?

— Во-первых, ты суешь свой нос в дела, которые тебя совершенно не касаются. — Чэз очень старался говорить спокойно, но у него это плохо получалось. — Во-вторых, ты слишком много говоришь. В-третьих, я не хочу напоить мою жену!

— О, неужели?! Так вы сдаетесь?

— Джимбо!

— Вы хотите, чтобы я замолчал?

— Если ты этого не сделаешь сам, я помогу тебе, — пригрозил Чэз, сжимая кулаки.

— Молчу, молчу.

— Вот и хорошо.

Джимбо сел за стол рядом с Шейн:

— Могу я принести вам что-нибудь еще? Обратите внимание, босс, — он повернулся к Чэзу, — я ни во что не вмешиваюсь, а просто выполняю свою работу: прежде чем принести еду, я должен спросить, что именно желает хозяйка.

— Ничего не надо, Джимбо. Спасибо, — поспешила ответить Шейн.

— Но вы ведь съедите то, что я принес, да?

— По правде сказать, я не голодна.

— Это плохо, очень плохо.

— Неужели? — Шейн притворилась, что удивлена.

— Если вы будете продолжать в том же духе, Моджо явится сюда с ножом для резки мяса, требуя сатисфакции: он очень не любит, когда его блюда остаются без внимания.

— Джимбо!

— Босс, неужели вы хотите, чтобы он разрезал вашу жену на тысячу кусочков?! Я лишь хочу сберечь вашу собственность.

— Она не моя собственность, понятно?! — прорычал Чэз. «И почему все считают, что Шейн моя собственность? Сначала Рейф, потом Джимбо. Возможно потому, что она выглядит такой хрупкой. Все думают, что она не в силах „поднять“ это ранчо, и никто не догадывается, насколько она сильна духом, — размышлял он. — Моя жена принадлежит только себе и может самостоятельно принимать любые решения.

— Вот в этом и есть ваша ошибка: очень опасно говорить такие слова в присутствии женщины…

— Джимбо не может похвастать хорошими манерами, — объяснил Чэз жене, — может, поэтому он никогда не был женат.

— Хотите, дам совет, босс? Чэз вздохнул: видно, придется объяснять этому наглецу значение слова «босс»… кулаками!

— Нисколько, — ответил он.

— Когда вы отправились на тот дурацкий бал, как ни в чем не бывало продолжал Джимбо, вам следовало купить себе покорную жену. Хотя я ничего не имею против той, которую вы привезли сегодня. Она совершенно другая, и вы, должно быть, обещали ей спокойную жизнь при условии, что она будет заботиться о вашем доме и ребенке.

— Я не покупал себе жену! Я не говорил ничего подобного!

— Конечно, вы не говорили об этом открыто, согласился Джимбо, — но мы поняли ваши намерения.

Чэз посмотрел на Шейн и, к своему ужасу, понял, что она готова убежать от него прямо сейчас.

— Дорогая, я никому не говорил, что купил тебя! Клянусь!

— А слово «обмен» подойдет? — задумчиво протянул Джимбо. — Да, так гораздо лучше. Шейн встала из-за стола:

— Извините меня…

— Дорогая, подожди… Дай мне все объяснить…

Шейн мгновение поколебалась, но потом повернулась и бросилась вон из комнаты. Чэзу показалось, что она плачет. Он был готов растерзать Джимбо:

— Скажи Моджо, пусть приготовит чего-нибудь легкого из еды и оставит поднос у двери моей спальни. И чтобы все было тихо, или, клянусь, ты не доживешь до рассвета! А утром мы с тобой проведем небольшой эксперимент…

— Какой эксперимент? — осторожно поинтересовался Джимбо.

— Мне хочется узнать, сколько раз нужно ударить человека в челюсть, чтобы выбить ему все зубы.

И, не дожидаясь реакции Джимбо, Чэз покинул столовую.

Он нашел Шейн в конце коридора: она растерянно оглядывалась, не зная, в какую дверь войти. Мягко обняв ее за плечи Чэз повернул ее к себе, взял на руки и отнес в свою спальню. Он осторожно опустил ее на кровать.

— Не надо… — тихо попросила Шейн, словно догадавшись, что будет дальше.

Теперь Чэз был уверен, что она плакала. Он понимал, что в данной ситуации нужно проявить терпение, и поэтому очень старался снова стать тем Чэзом, которого она хотела бы видеть перед собой.

— Дорогая, нам нужно поговорить.

— Я так не думаю.

— Нам очень нужно поговорить…

— Тогда говори. Только не зажигай свет.

— Но тогда я не увижу твою реакцию на мои слова, — возразил он.

— Я знаю.

«Хорошо. Пусть будет по-твоему. Это даже справедливо», — подумал Чэз, садясь на стул возле кровати.

— Я прошу прощения, Шейн, — начал он, — за те слова, что сказал Джимбо. Признаю: я должен был рассказать тебе о Сарите, прежде чем мы поженились.

Шейн забралась с ногами на кровать, прижимая к груди подушку. Неожиданно Чэз почувствовал возбуждение: он вспомнил, какой желанной она была той судьбоносной ночью, страстной, красивой, загадочной.

— И почему же ты этого не сделал? Почему скрыл, что у тебя есть дочь?

— Потому что… — начал было Чэз и задумался. «Еще два дня назад меня интересовало только собственное мнение, а теперь я учусь быть обходительным мужем. Забавно!» Потом он продолжил:

— Я был так потрясен твоим обманом, что мне и в голову не пришло предупредить тебя.

— Понимаю…

— Послушай, Шейн, я знаю, что причинил тебе боль не только тем, что не рассказал о Сарите, но и самим фактом ее существования.

— Мы не были женаты. — Шейн уткнулась в подушку, и голос ее звучал глухо. — У тебя не было никаких обязательств передо мной, значит, зачем было говорить правду. Я понимаю.

— Неужели?! — скептично воскликнул Чэз и осекся.

Шейн в ярости отбросила подушку, как ненужную опору. Голос ее звучал гневно:

— Тебе, конечно, трудно в это поверить, но… Да, я могу тебя понять! Ты просто не хочешь знать, почему это мне по силам.

Чез действительно страшился ее ответа и поэтому стал поспешно рассказывать правду:

— Ее звали Мадлен. И она делала мою жизнь проще в то нелегкое время.

Шейн смотрела на него, но в темноте Чэз не видел выражения ее лица, и ему казалось, что перед ним снова загадочная незнакомка в маске. Голос ее звучал холодно и даже немного враждебно, когда она спросила:

— Ты любил эту женщину?

— Я обязательно должен отвечать?

— Тебе кажется, что ты не способен любить, не так ли?

Этот последний вопрос, заданный бесстрастным голосом из темноты, заставил его похолодеть. Чэзу очень не хотелось услышать нечто подобное еще раз, поэтому, безошибочно определив по нежному аромату духов, где именно находится Шейн, он сел на кровать и обнял ее за плечи. Шейн вздрогнула: она явно не ждала этого.

— Однажды я любил тебя. Разве этого не достаточно?

— Нет, не достаточно! — Шейн уперлась рукой ему в грудь, стараясь оттолкнуть его. Чэз же, напротив, распалился от ее прикосновения. — Ты боишься жить, Чэз. Никогда не думала, что такое возможно, но ты тому живой пример.

— Ошибаешься, жена, я не боюсь жить, — прошептал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. — Просто я осторожен, подозрителен и циничен чуть больше, чем это нужно.

Шейн отстранилась, и Чэз не стал настаивать, но объятий не разжал.

— И что же у тебя было с Мадлен? — спросила она.

— Это было всего лишь развлечение.

— Для нее или для тебя?

— Для нас обоих, — спокойно ответил он. — Она была самой младшей в семье и любила бунтовать. Родные хотели всецело подчинить ее себе. Тогда она назло им связалась со мной. И этого они ей не простили.

— Ее семья знала, кто ты?

— Да.

— И они забрали ее, да? — Шейн прижалась к нему. — О, Чэз!

Чэз улыбнулся бы, если б ситуация не была столь трагичной.

— Нет, Шейн, они поступили не так, как Рейф. Их поступок был продиктован отнюдь не любовью к ней: ее выгнали из дома без гроша в кармане.

— Родные отказались от нее?! — Шейн была в шоке. — Да как они только решились на такое!

— Ущемленная гордость. Нежелание идти на компромисс. Кто знает? Ее поддержала только донья Изабелла, ее бабушка.

— Почему же ты ничего не сделал для нее? Почему не женился на ней?

— Я не знал, что ее выгнали из дома. А если бы и знал, Мадлен все равно не вышла бы за меня. Я уже говорил тебе, что это были временные отношения. Когда мы почувствовали, что больше не испытываем влечения друг к другу, Мадлен собрала вещи и, пожелав мне всего наилучшего, уехала вместе с доньей Изабеллой в неизвестном направлении. А потом и я переехал на место новой работы.

— И они не рассказали тебе о Сарите?

— Нет. Я узнал обо всем только три месяца назад. Донья Изабелла сообщила, что Мадлен погибла в автокатастрофе, а она привезла с собой мою дочь.

— Какой неожиданный сюрприз! Или это еще слабо сказано? — усмехнулась Шейн.

— Для меня это был настоящий шок, — сказал Чэз.

— Донья Изабелла наверняка считала, что ты, как отец, должен знать о существовании дочери. Иначе зачем она привезла ее?

— Я и сам пытаюсь это понять. Если она против того, чтобы я заботился о Сарите, то зачем нужно было сообщать о ее существовании? Зачем все эти игры?

— Неужели она не хочет, чтобы ты воспитывал собственную дочь?

— По-видимому, я должен дать ей свою фамилию, и все. Но это несправедливо: лишь отец может окружить девочку необходимым вниманием и заботой.

— И его жена, — с болью в голосе добавила Шейн.

— Да, и она тоже, — вздохнул он.

Повисло тягостное молчание. Чэз чувствовал, что Шейн снова удаляется от него, чувствовал, каких невероятных усилий ей стоит войти в его положение.

— Кажется, пришло время обсудить, чего именно ты ждешь от меня, — сказала она наконец.

— Что ты имеешь в виду?

— Джимбо отчасти был прав. Ты хотел приобрести себе жену, чтобы она превратила твое ранчо в уютный дом, — Шейн выскользнула из его объятий, — и, в общем, был почти честен со мной, просто забыл упомянуть, что этот дом будет создаваться для Сариты, а не для нас.

— И что же? — напряженно поинтересовался Чэз. Своими словами Шейн резала его без ножа.

— Я хочу знать, что из этого получится. Что тебе нужно от меня?

Чэз не знал, что ей ответить, поэтому встал, направился к платяному шкафу и достал оттуда рубашку со словами:

— Мы оба устали и измученны. А поскольку я не знаю, что сделал Джимбо с твоими чемоданами, надень это. Распакуешь завтра.

— Я не буду спать здесь.

— Тогда давай переберемся в другую спальню, мне все равно, где мы будем ночевать.

— Я имею в виду, что… не хочу спать с тобой в одной постели.

— Мы будем спать вместе, — отрезал Чэз тоном, не терпящим возражений.

И тут ему показалось, что его драгоценная супруга ругается сквозь зубы. Да, наверняка показалось! Тем более что это не могло изменить его решение: он чувствовал, что выиграл это «генеральное сражение». Всеми силами стараясь скрыть свое торжество, Чэз открыл дверь в спальню и увидел на пороге поднос с едой. Подняв его, он обернулся с явным намерением предложить что-нибудь Шейн и замер. Освещенная светом из коридора, она стояла на коленях посреди кровати, собираясь надеть рубашку. Для Чэза время остановилось. Золотистые волосы Шейн чарующими волнами ниспадали на плечи. А этот манящий изгиб бедер, а эта идеальная талия! Что уж говорить про грудь — полную, высокую! В ее больших черных глазах читалась беспомощность, возбуждавшая его еще сильнее. Чэз пинком закрыл дверь и попытался перевести дух. Получилось не очень. Его охватила всепоглощающая страсть, требуя немедленно овладеть ею.

— Чэз? — испуганно позвала Шейн. И тогда он понял, что просто не может обидеть ее неуважением, и, с великим трудом взяв себя в руки, подошел с подносом к кровати.

— Ты ничего не ела за ужином, — хрипло сказал он. — И я попросил принести тебе это.

— Ты тоже, — тихо ответила она.

Чэз зажег лампу, стоявшую на тумбочке возле кровати. Шейн уже оделась и сидела на кровати, натянув одеяло по самый подбородок. Теперь он окончательно убедился, что она недавно плакала: опухшие веки и высохшие слезы на щеках подтверждали это. Чэз почувствовал себя беспомощным: он злился на себя за то, что стал причиной ее слез, на Шейн — за то, что она такая открытая и ранимая. «Если бы она наконец поняла, что любовь не стоит того, чтобы из-за нее страдать, если бы смогла умертвить в себе все сентиментальные чувства, — думал он, — жизнь стала бы намного проще, и мы могли бы наслаждаться обществом друг друга без всякого стеснения, а главное, без чувства вины». Чэз поставил поднос на кровать. Моджо любезно приготовил для них свой фирменный салат с кусочками жаренного в оливковом масле цыпленка и красным сладким перцем. Чэз подцепил на вилку несколько особенно аппетитных кусочков и предложил их Шейн. Она не отказалась.

— Вот это уже дело, дорогая! — обрадовался он, когда Шейн съела еще пару ложек салата и булочку, а потом снова стал серьезным и вернулся к наболевшей теме. — Я сделаю все возможное, чтобы вернуть дочь. Донья Изабелла путает мне все карты. Но если она захочет сбежать с Сари-той, я ей этого не позволю… по крайней мере, без долгой и упорной борьбы. Но постараюсь ее избежать.

— И поэтому ты женился на мне, — Шейн не сводила с него пристального взгляда, — чтобы иметь права на Сариту?

— Да, именно так, — неосторожно ответил он. Шейн опустила глаза.

«Почему же мне так хочется заставить эти прекрасные глаза смотреть на меня? Почему хочется пробудить в них пылкий огонь, такой, как в ту ночь, когда мы занимались любовью? — спрашивал себя Чэз. — Ведь меня должно устраивать, что она холодна со мной!» Но он не осмеливался прикоснуться к ней, зная, что тогда уже не сможет остановиться. Словно угадав его мысли, Шейн плотнее завернулась в одеяло.

— Ты хочешь, чтобы я постаралась угодить донье Изабелле? — тихо спросила она.

— Да. Это было бы… — Чэз убрал поднос и поставил его на стул рядом с кроватью. — То есть я хочу сказать, что у тебя это получится намного лучше, чем у меня.

— Значит, в данном вопросе ты даешь мне полную свободу?

— А у меня есть выбор?

— Что же будет потом, когда ты получишь Сариту?

— Что конкретно ты имеешь в виду? Шейн свернулась беззащитным комочком в углу просторной кровати.

— Ты вернешь дочь. А что будет со мной, если я не забеременела от тебя?