"Любимый мой" - читать интересную книгу автора (Леклер Дэй)

Глава 8

Моей давно потерянной невесте


Сам не знаю, почему я решил написать тебе в этом году. Сила привычки? А может, мне нравится страдать? Я не люблю тебя. Нет, не люблю! Я неспособен больше любить! Все чувства умерли во мне давным-давно! Почему же я до сих пор сравниваю всех женщин с тобой? Они так не похожи на тебя!

Шейн, что случилось с нашей любовью? Почему я не могу забыть тебя?


Мы же обсуждали этот вопрос! Я не справляю Рождество! — воскликнул Чэз, увидев, что Шейн стоит на стремянке в гостиной и развешивает гирлянды вдоль стен.

— Что ты имеешь в виду? — невинно поинтересовалась она.

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, терпеливо объяснил Чэз. — Эти рождественские украшения. Мы же договорились: никакого Рождества в моем… в нашем доме!

— Нашем доме? — Шейн сделала вид, что удивлена: ей было очень весело сегодня.

Чэз улыбнулся в ответ, но тут же вспомнил, что сердится на жену, и помрачнел:

— Я хочу, чтобы ты немедленно выкинула всю эту ерунду!

— Не глупи, Чэз! Эти украшения не для встречи Рождества, — улыбнувшись, солгала она.

— Зачем тогда тебе эти разноцветные лампочки?

— Клянусь, они не для Рождества.

— Неужели?

— Хочешь, докажу?

— Давай. Очень интересно послушать.

— Рождественские огоньки обычно красные или зеленые, а эти розовые. Шары же невозможно повесить на елку — они такие хрупкие!

— Да, действительно, ты права. А еще у них неподходящий вишневый цвет! — улыбаясь, уступил Чэз.

— Как видишь, здесь нет ни сосновых шишек, ни омелы — ничего рождественского!

— А это что такое? — поинтересовался он, поднимая одну особенно яркую гирлянду.

— Это для украшения интерьера. Посмотри, у нее даже другой цвет.

— И какой же? Саламандрово-красный?

— Хватит издеваться, — улыбнулась Шейн. — Ты же сам прекрасно видишь, что она голубая.

Вернее, цвета голубой ели.

— А я думал, что ель — вечнозеленое растение…

— Необязательно.

— Ох, устал я от твоих доказательств! — улыбнулся он и тут же стал абсолютно серьезным:

— Я своих привычек не меняю, поэтому… прошу убрать отсюда всю эту ерунду и не украшать мой дом гирляндами. Кто-то может наступить и пораниться, — добавил он несколько мягче.

К ногам Чэза змейкой упала гирлянда.

— Знаешь, — тихо сказала Шейн, — я удивлена, что ты не упомянул о дырках в полах и стенах. Все электрокабели проведены, и Джимбо обещал к вечеру заделать все дырки.

— Интересно, как он это сделает?

— Не имею представления. Он хочет удивить тебя.

— Надеюсь, его сюрприз не будет таким шокирующим, как нерождественские гирлянды?

Шейн не успела ответить, потому что в дверях гостиной показалась донья Изабелла. Рядом с ней, вцепившись ручонками в бабушкину юбку, стояла испуганная малышка.

— Донья Изабелла! Какой приятный сюрприз! — Ослепительно улыбаясь, Шейн подошла к гостям. — Это, должно быть, Сарита? Здравствуй, милая.

Девочка спрятала личико среди многочисленных складок бабушкиной юбки, но потом все-таки решилась осмотреться. Донья Изабелла внимательно взглянула на Чэза, затем на Шейн и сказала:

— Кажется, мы пришли в неподходящий момент.

— И, конечно, не нарочно, — сухо заметил Чэз.

— Не обращайте на него внимания, донья Изабелла, — улыбнулась Шейн. — Вы нам не помешали. Чэз очень переживает из-за дыр в полу.

— Дыр в полу? — переспросила гостья.

— Чэз тоже удивился, когда увидел их, но он выражал свои чувства гораздо громче.

— Шейн! — возмутился тот.

— Да, именно так, — улыбнулась она. Тем временем Сарита внимательно рассматривала украшения на стенах.

Неожиданно она произнесла, чуть картавя, на испанском;

— Abuelita, mira! Que bonita.

«Abuelita? — подумал Чэз, пряча улыбку; он немного знал испанский язык, и смысл сказанного ему был вполне ясен. — Вот уж не думал, что кто-то может называть строгую донью бабуленькой!»

— Она говорит, что здесь очень красиво, — перевела донья Изабелла. — Действительно, вы хорошо потрудились, Шейн.

Конечно, ей было приятно слышать такие слова от строгой старухи, и она торжествующе посмотрела на Чэза, прежде чем ответить:

— Спасибо. Мы очень старались.

Тот решил тоже проявить немного такта:

— Рад, что вам понравилось, донья Изабелла. Но Шейн преуспела не только в этом. Она долго и упорно трудилась, чтобы сделать весь дом таким же красивым, как эта комната.

— Разрешите, я покажу вам все, — поспешила предложить Шейн, чтобы избежать возможного конфликта. — Я охотно выслушаю ваши советы, если в них возникнет необходимость.

— Что ж, я не возражаю.

— Прекрасно! С чего бы вы хотели начать?

— Вы приготовили спальню для Сариты?

— Это был мой первый проект. Пойдемте. Сарита бросила на Чэза осторожный взгляд и поспешила за Шейн и доньей Изабеллой. В ее взгляде было что-то до боли знакомое. Чэз закрыл глаза. Ему вдруг захотелось выпить, много выпить, чтобы заглушить внезапную необъяснимую боль.

— Мы можем изменить цвет стен, поменять мебель, если вы захотите, — говорила Шейн, ведя гостей по коридору; детская ладошка приятно согревала руку.

— Вы очень предусмотрительны, — похвалила донья Изабелла.

Но что-то в ее тоне смутило Шейн.

— Простите, но ваши слова звучат как-то… обидно.

— Я с вами искренна, поверьте.

Шейн открыла дверь в комнату Сариты и пропустила девочку вперед, осмотреться. Следом вошла донья Изабелла. Подождав, пока она окинет взглядом спальню, Шейн быстро заговорила, очевидно боясь, что ее прервут, не дав высказаться:

— Я никогда не буду лгать вам, донья Изабелла, или притворяться, что чувствую не то, что чувствую. Я обещаю вам заботиться о Сарите как родная мать. Клянусь, она никогда не усомнится в нашей родительской любви, никогда не будет чувствовать себя обузой.

— Обузой? — повторила донья. — Что вы имеете в виду? Объясните, пожалуйста.

Шейн не хотела отвечать, но завоевать доверие доньи Изабеллы было просто необходимо, и она решилась рассказать ей один секрет, о котором знали лишь близкие родственники.

— Когда мне было три года, я потеряла родителей, — начала Шейн. — Меня воспитывала тетя.

— И у вас были натянутые отношения?

— Да. Мой брат Рейф забрал меня к себе, когда мне было двенадцать.

— Понимаю. Вы не хотите, чтобы Сарита испытала нечто подобное.

— Обещаю, этого не случится. Долгое мгновение черные глаза доньи внимательно изучали ее, заглядывая, казалось, в самые тайные глубины души.

— Я верю вам, — сказала она наконец. — Кстати, вы очень мило обставили комнату.

Шейн было очень приятно сознавать, что ее старания оценены по достоинству. Она хотела, чтобы Сарита чувствовала себя спокойно и уютно в новой обстановке, понимая, как это нужно маленькой девочке: очень важно чувствовать себя в безопасности, когда ты далеко от родной семьи. Шейн испытала это сама. Она выбрала мебель нежного кремового цвета, на пол постелила мягкий шерстяной ковер, стены были выкрашены в приятный золотистый цвет. Шейн предусмотрела также два больших ящика с игрушками, небольшой письменный столик с секретными полочками для «сокровищ». Но внимание Сариты привлекла куколка, сидящая на скамеечке у окна. Девочка не осмеливалась взять ее, а только смотрела на нее сверкающими глазами.

— Нравится? — мягко спросила Шейн, подходя к ней. — Это папа купил тебе подарок. Смелее! Бери ее!

Сарита схватила куклу и больше с ней не расставалась. Пока малышка играла, Шейн и донья Изабелла осмотрели ванную комнату. Она не вызвала никаких нареканий. Но в глазах строгой доньи читался какой-то неутоленный интерес.

Вернувшись обратно, Шейн подошла к платяному шкафу и открыла его. В задней стенке шкафа обнаружилась маленькая дверца.

— Это на случай, если она испугается грозы или еще чего-нибудь, — объяснила она удивленной донье. — Согласитесь, гораздо интереснее попасть в спальню родителей через потайную дверь, чем обычным способом; кроме того, так гораздо быстрее. А ну-ка, малышка, — позвала девочку Шейн, — покажи бабушке, как это нужно делать. Мы скоро присоединимся к тебе.

Сарита, прижимая куклу к груди, подбежала к шкафу и мгновенно оказалась в другой комнате, прикрыв за собой дверь.

— А мы с вами пойдем туда другим путем, улыбнулась Шейн.

Она привела донью Изабеллу в небольшую, залитую солнцем комнатку напротив спальни Сариты. Здесь стены были выкрашены в нежно-голубой цвет; пол был выложен светлым паркетом (тем, кто пользуется тростью, неудобно ходить по ковру); в комнате, кроме кровати и платяного шкафа, стоял маленький журнальный столик с телефоном, старинный торшер и огромное кожаное кресло (прекрасное место, чтобы читать Сарите сказки!); напротив на треножнике стоял маленький телевизор.

Шейн бросила на донью Изабеллу чуть испуганный взгляд, боясь, что та не оценит ее старания, и заговорила:

— У вас будет собственный телефон и телевизор, по которому вы сможете смотреть «Шоу Опры» или любимый телесериал. Надеюсь, стряпня Моджо придется вам по вкусу. Если вы, конечно, решите… Маленькой девочке нужна бабушка…

— Вы хотите сказать, что приготовили эту комнату специально для меня?

— Я, конечно, понимаю, у вас есть родственники в Мехико… Но я знаю, как тяжело маленькой девочке расставаться с любимым человеком. Сарита будет очень рада, если вы останетесь… Но если вам надо уехать по делам… Эта комната всегда будет ждать вашего приезда.

— Вы сделали это для меня? — Голос доньи Изабеллы дрогнул. — Вы действительно хотите, чтобы я осталась?

— Да. Пожалуйста, примите мое предложение.

Я знаю, как важна для человека семья. Вы заботились о Сарите, когда погибла ее мать, и она очень любит вас.

— Макинтайр не разрешит мне остаться, — сухо заметила донья.

— А я скажу ему, что вы переезжаете к нам на две недели, чтобы Сарита быстрее привыкла к новой обстановке. За это время он привыкнет к вам и смирится с тем, что вы остаетесь с нами.

— Сомневаюсь.

— Напрасно, Изабелла! Чэз только притворяется бессердечным, на самом деле у него доброе сердце. Ну, что вы решили?

— Я согласна, — ответила донья Изабелла, явно сдерживая слезы радости.

— Я поговорю обо всем с Чэзом.

— Хотела бы я быть мухой, чтобы незаметно подслушать ваш разговор, — улыбнулась сквозь слезы пожилая женщина.

— Боюсь, это меня пришлепнут как муху, хмыкнула Шейн.

Донья ласково провела рукой по ее щеке и мягко спросила:

— Вы действительно этого хотите, детка?

— Конечно, — без малейших колебаний ответила Шейн, прекрасно понимая безграничную любовь доньи Изабеллы к правнучке. — Я с самого начала планировала, что вы будете жить у нас. Пожалуйста, останьтесь.

— Я останусь. А теперь проводите меня к Сарите. Кстати, вы можете сказать синьору Макинтайру, что я разрешаю ему заботиться о дочери. И еще скажите ему, что я остаюсь с вами, чтобы убедиться, что Сарита привыкла к новому дому.

— То есть навсегда?

— Навсегда, — кивнула она.

В коридоре они встретили Джимбо. Он заделывал дырки в полу миниатюрными мозаичными плитками, которые Шейн привезла с собой из Коста-Рики.

— Это ваши изделия? — поинтересовалась донья Изабелла у Шейн.

— Угадали.

— Увлечение или работа?

— Я занимаюсь этим в свободное время.

— Знаете, — донья Изабелла неожиданно сменила тему разговора, — меня не покидает ощущение, что вы давно знакомы с Макинтайром… что вы встречались с ним до того, как он познакомился с Мадлен.

— Мы были женаты, — призналась Шейн, — но мой брат посчитал, что я слишком молода, и аннулировал наш брак.

— Что ж, это многое объясняет.

— Неужели вы передумали жить с нами?

— Нет, дорогая. Я приняла правильное решение. Позволь дать тебе маленький совет. Ничего, что я обращаюсь на «ты»? Откройся мужу, расскажи ему, что тебя тревожит.

— Я не могу!

— Грустно видеть двух любящих людей, которые боятся рассказать друг другу о своих чувствах.

— Чэз не любит меня!

— Став старой, как я, ты поймешь, как глупо звучат твои слова. Сделай это, дорогая, или…

— Или?

— ..или ты будешь до конца дней своих рыдать по ночам в подушку, вспоминая о прошлом, которого, увы, не вернуть. — С этими словами донья Изабелла позвала Сариту когда девочка выбежала из спальни Чэза и Шейн, она взяла ее за руку и повела к выходу.

— Что значит: «она ушла»? Где Сарита? — Чэз был вне себя от злости. — Я не успел даже попрощаться с ней!

— Не волнуйся, все хорошо, она вернется.

— Что эта ведьма тебе сказала? Она позволила нам воспитывать Сариту?

— И не только, — уклончиво ответила Шейн.

— Что это значит? Дай угадаю… У нее есть еще какое-то условие?

— Донья Изабелла обещала мне, что оно будет последним.

— Мне было бы гораздо спокойнее, если б я услышал это сам, — заметил Чэз, — но делать нечего… Чего она хочет?

Шейн не ответила, а подошла к окну в гостиной и задумчиво произнесла:

— Вот куда можно будет поставить рождественскую елку…

— Мы уже обсуждали этот вопрос, помнишь?

— Я думала, ты изменил свое решение, — в ее голосе слышалось отчаяние.

— Нет.

— Но Сарита…

— Забудь ты про елку, расскажи мне наконец, чего хочет от нас донья!

Шейн обернулась. В глазах ее стояли слезы:

— Она еще совсем маленькая, Чэз, и не поймет, почему ты ненавидишь Рождество. Сарита не сможет понять, почему у нее в доме нет елки, праздничных огней и подарков, как у других ребят.

Чэз подошел и обнял ее за плечи, чувствуя, что за этими словами скрывается нечто большее, чем кажется на первый взгляд.

— Давай не будем говорить сейчас о Сарите, — мягко попросил он.

— Прости, — Шейн вытерла слезы. — У меня тоже есть плохие воспоминания о Рождестве… Я сделаю все, чтобы твоя дочь никогда не узнала этого горького чувства.

Чэз попытался ее успокоить:

— Брось, дорогая, стоит ли плакать из-за какого-то дерева.

— Я просто хочу, чтобы Сарита была счастлива.

— Ты плачешь не только поэтому. Давай же, расскажи мне все.

— Я плохо себя чувствую… Мне надо полежать…

— Дорогая…

— Пожалуйста, Чэз, дай мне отдохнуть.

— Но ты так и не сказала, чего хочет от нас донья Изабелла.

— Думаю, сейчас я не в состоянии ответить… — прошептала Шейн и быстро выбежала из гостиной.

Чэз хотел было ее догнать, но благоразумие взяло верх. «Надо считаться с ее желаниями, подумал он, посмотрев на часы. — Час дня. Пусть немного отдохнет, потом мы с ней обо всем поговорим: и о нашем прошлом, и о Сарите, и о нашем браке, и о будущем…»