"Юнармия" - читать интересную книгу автора (Мирошниченко Григорий Ильич)Глава XXV ЛЕНИН ИДЕТ!Каждый день к нам в поселок доходили все новые и новые слухи. Рассказывали, будто Богаевский, донской атаман, вместо того, чтобы защищать Ростов от красных, набирает какие-то «дружины самообороны». Но дать дружинникам винтовки атаман боится, потому что в дружинах много рабочих, которые только для того и записались, чтобы получить оружие. Рассказывали, что рабочие сами организуют боевые дружины, что Красная Армия отрезала Украину от казачьих районов, что Деникин перебрался со штабом и правительством из Ростова в Екатеринодар – поближе к морю. Все станции от Ростова до Хачмаса запружены пассажирскими, товарными, броневыми и санитарными поездами. Буденный нажимает с Белой Глины. Казаки удирают. Вот уже Ростов занят. По Кубани и ночью и днем скрипят подводы, будто табор за табором тянется из станицы в станицу. Казачки уже неприветливо встречают бесприютных донцев. – Пивни щипаные! Геть из наших хат! – Приихалы кубаньский хлиб задарма йисты! Рабочие уже громко говорят в депо что ждут со дня на день прихода товарищей. Мастер слушает эти разговоры и только трусливо поддакивает. В станице беднота тоже зашевелилась. Когда атаман объявил о мобилизации, в правление пришли только бородачи-богатеи. Никто из станичной бедноты и не подумал явиться. Да и немного ее осталось в станице. Кто в горы ушел, а кто в плавни. Илья Федорович и Репко по целым дням мотаются по поселку и станице, собирают свой народ. Корнелюк достал для рабочих винтовки. Андрей сам видел, как Порфирий с Корнелюком выгружали из ящика новые винтовки и чуть ли не открыто раздавали рабочим. – Ребята, – сказал нам Андрей, – надо бы нам на разведку сходить – в станицу да и на станцию. Говорят, скоро им придется пятки салом смазывать. Сам Андрей отправился с Гавриком в станицу, а меня, Сеньку и Ваську послал на железную дорогу. На станции всегда можно было узнать самые свежие новости. В этот день на станционном заборе мы увидели объявление, напечатанное на розовой бумаге крупным, жирным шрифтом: На этих словах объявление кончалось. Нижний край был оборван. Конец объявления мы прочли на другом заборе. Там листок был зеленого цвета. Вероятно, здесь шла речь о помощи белым со стороны англичан, которые и так щедро награждали белогвардейцев снарядами, обмундированием, медикаментами, мануфактурой, деньгами и своими советами. Чем только они не помогали – лишь бы нефть всю забрать, хлеб кубанский вывезти и Россию поделить. На это они мастера были. Другой обрывок так начинался: Подпись была такая: Васька сорвал оба листка, розовый и зеленый, сунул их в карман и сказал: – Как бы мне с этим генерал-майором повидаться. Я бы ему дал мануфактуры из винтовки в лоб. Мы пошли дальше. Шкуринский поезд, разукрашенный волчьими мордами, курсировал по железнодорожным путям. У подъезда станции выстроилась на конях «волчья сотня», верное шкуринское войско. У каждого шкуринца на белом башлыке болтался волчий хвост. Лошади так и плясали, выбивая из булыжников искры. Впереди на рыжей кобыле сидел есаул, хмурый и злой. Одной рукой он накручивал длинные усы, а в другой держал белые поводья. – Смотри, какой гад сидит, будто намалеванный, – шепнул мне на ухо Сенька. – Чего рты разинули?.. Проваливай! – заорали на нас сразу два казака. Мы отошли в сторону и остановились. В это время на подъезд вышел маленький курносый человек с короткими рыжими усиками, с воспаленными глазами. На нем была серая черкеска с газырями. Из-под рыжей кубанки торчали клочьями запыленные волосы. Весь он был какой-то пыльный и серый. Смотрел сердито. Сзади у него болтался на башлыке когда-то пышный, а теперь потрепанный волчий хвост. Есаул взмахнул плеткой и взял под козырек. Сотня что есть силы гаркнула: «Ура!» Курносый быстро оглянулся по сторонам и шагнул вперед. Казаки еще два раза прокричали «ура» и соскочили с коней. Курносый остановился перед казаками и хриплым голосом сказал: – Казаки! Огнем и кровью мы до последних сил будем защищать нашу славную страну, нашу кормилицу, нашу Кубань. Казаки как-то вразнобой крикнули: «Умрем за родину!», а курносый человек в рыжей кубанке сразу повернулся и скрылся в дверях третьего класса. Это был сам Шкуро. – Вот бы укокошить его, – сказал я Сеньке. – За всех товарищей убитых саданул бы! Мы еще поболтались по станции и пошли по домам. Под вечер заглянули к нам Андрей с Гавриком и рассказали, что в станице горят амбары богачей. Ночью их кто-то поджег. Тюгулёвка полна арестованных. На заборе перед станичным управлением на одной веревке двое – мужчина и женщина. Он с одной стороны, она с другой. Они почти стоят, ноги чуть-чуть земли не касаются. В повешенных Андрей с Гавриком опознали стрелочника Утюско и фельдшерицу Наталью Никифоровну Вельбаум. Наталью Никифоровну Вельбаум все знали. Выступала она на митингах в станице, на собраниях мастеровых, в депо, на похоронах красноармейцев. И всегда она находила такие слова, которые могли заставить красноармейцев и деповских немедленно двинуться в бой. Это была низенькая полная женщина, в красной косынке, в стеганой красноармейской фуфайке, из-под которой сбоку виднелось дуло нагана. Наталья Никифоровна появлялась всюду, и больше всего на передовых позициях, в бою. Все знали ее, эту боевую женщину, как героиню. Но никто даже предполагать не мог, чтобы Наталья Никифоровна осталась здесь в подполье. А теперь ее нашли, поймали, сволочи, рассчитались. – Жалко! – сказал Андрей. – Жалко! – сказали мы. – Поймали! Был конец марта, а погода давно уже была совсем летняя. Только в последние дни дожди начались. Мы и в ливень дома не сидели, собирались всем отрядом и в степи и на путях. Теперь уже мы никого не боялись. О большевистском отряде, который перестреливался в Зеленой балке с казаками, станичане и поселковые давно позабыли. С тех пор в балках появилось множество настоящих отрядов. Они орудовали в тылу у белых, налетали на казачьи сотни и на станичные правления. К этому времени конница Буденного уже прорвала фронт и держала курс на Тихорецкою. Мы не знали толком, где Буденный но знали что он рубит белых, захватывает целые штабы, окружает эшелоны, берет броневики и с каждым днем продвигается ближе к нам. И мы не теряли ни одной минуты. Забирались в депо и тут же, почти на глазах у мастера, резали патроны, начиняли их порохом и забивали в них самодельные пули из свинца. Теперь мы были испытанные ребята, – ведь чего только за это время мы не попробовали и в тюрьме сидели, и под расстрелом были, и настоящий бой с казаками выдержали. Под конец даже до того дошли, что английскому генералу ответ сочинили и на всех заборах расклеили. Вот какое объявление мы написали: Это воззвание мы сочиняли целую ночь. Писали и черкали. Писали и черкали. Все, казалось, не так выходит. Насчет Буденного Сенька сочинил, про атамана – Васька, а про Ленина все разом сказали. А расклеивали мы это воззвание всем отрядом. Каждый написал по две штуки и тестом приклеил к забору. Недолго висело это воззвание на заборах. Его сорвали какие-то юнкера. Только на одном заборе у станции долго еще висел клочок бумаги со словами: «Берегись, атаман! Ленин идет!» |
||
|