"Берсерк" - читать интересную книгу автора (Григорьева Ольга)ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ДАТСКИЙ ВАЛРассказывает ДараЧто такое Датский Вал, я узнала, когда в Кольел к дочери приехал вендский князь Мечислав[77]. Он оказался невысоким, но кряжистым и плотным, как старый дуб. Даже кожа на его морщинистом лице напоминала кору. Улыбнулся он, лишь увидев на крыльце пузатую Гейру. Жена Олава ждала ребенка… – Неладно в такое время мужа от тебя отрывать, – обнимая дочь, сказал Мечислав, – до делать нечего. Император Оттон[78] ведет войска в Сле[79], а оттуда к Датскому Валу для похода на данов. Он требует от меня и дружину, и ополчение. Придется тебе кое-кем поступиться. Гейра смущенно опустила голову: – Твоя воля – закон, батюшка… Я смотрела на нее и не могла понять, куда девалась моя прежняя зависть? Смерть Бьерна унесла все. Остались только страшные одинокие ночи. В их темноте паук мар обретал силу и бередил душу воспоминаниями: безжалостные берсерки вновь убивали моих родичей, а едва затихали их стоны, появлялся Бьерн. Из его пустых глазниц беспрерывно текла кровь… К рассвету сны кончались, но ненависть к убийцам не уходила. Ее не мог развеять даже яркий солнечный свет. Она гнала меня подальше от людей, в лес, где никто не мог видеть, как я учусь сражаться. Там мне помогали мары. Они превращали стволы деревьев, пни и кусты в расплывчатые фигуры заклятых врагов, и я рубила их в желтое древесное крошево. А после возвращалась дружинную избу, валилась на лавку и до следующер утра мучилась тревожными снами. – Не узнаю тебя, Дара, – как-то раз, застав мед за метанием ножей, сказал Изот. – Тебя будто кто под менил. Не улыбаешься, не сердишься… Холодная стала равнодушная… Лив не хотел меня обидеть, да и не мог. Моя ненависть! предназначалась другим. Я выдернула из дерева ножи заткнула их за пояс и повернулась к нему: – Что тебя беспокоит, Изот? Чего ты хочешь? Он пожал плечами: – Ничего… – Ну а коли ничего, то ступай себе… Удивленно озираясь, он отошел и больше не донимал меня расспросами. После одного из удачных походов Олав отдал ему под команду добытый где-то на Готланде драккар, и с той поры у лива было много дел. А с приездом Мечислава их прибавилось. Утром князь появился в Кольеле, а днем созвал совет из старших и самых уважаемых воинов. Я точила топор, когда в дружинную избу сунулось молодое румяное лицо: – Изота из ливов князь в терем кличет! Изот вскочил, скинул серую рубаху и вытащил из сундука нарядную, шелковую. – Рядишься, как к красной девке на свидание, —пренебрежительно хмыкнула я, но лив рассмеялся: – Что с девкой, что с князем – всюду судьба peшается. Нынче вот скажут, кто пойдет с Али на Датски Вал, а кто останется при Гейре. Датский Вал! О нем толковали мары! Там будут мои враги – Хаки Волк, Черный Трор и убийца Бьерна! j бросилась к ливу: – Я иду с тобой! Он помотал головой: – Не пустят. Зовут-то не всех. – Пустят! Пробьюсь! – Как хочешь, мое дело упредить. Лив не обманул – на крыльце княжьего терема стояли два рослых дружинника Мечислава. Они пропустили лива внутрь, презрительно оглядели меня и заступили дорогу. Один, рыжий и усатый, ухмыльнулся: – А ты куда, баба? Думаешь, нацепила дружинные порты и сразу стала воином? Или торопишься за милым дружком? Так ты не спеши, подумай, может, я получше буду… Он хихикнул, а второй дружинник угодливо поддакнул: – С ее-то рожей выбирать не приходится! Рыжеусый расхохотался. Его большая ладонь нахально прошлась по моему бедру. Не раздумывая, я вцепилась в его кадык. Ратник захрипел и растерянно замахал руками. – Ты что, ополоумела?! – взвизгнул его приятель. – Пустишь в терем или нет? – еще сильнее сдавливая горло рыжеусого, спросила я. – Сучка! Его кулак мелькнул возле моей щеки. Я уклонилась, отпустила полузадохшегося дружинника и вытащила нож. – Дара! – Кто-то обхватил меня сзади и потащил с крыльца. Я узнала голос Олава. – Дара… Он отпустил меня, заметил нож и удивленно всплеснул руками: – Ты что творишь? – Не пускают, – убирая оружие, пояснила я. – Ты, конунг, своих сучек на цепи держи, – приходя в себя, прохрипел дружинник. – А то и зашибить можем. Олав раздраженно отмахнулся: – Помолчи, Клемент! Что ж вы за воины, коли не могли совладать с бабой! Ратник посрамленно смолк, а Олав отвел меня от крыльца: – А тебе, Дара, там нечего делать. К чему бабе разговоры про войну? Бабе, бабе, бабе! Куда ни сунься – всюду напомнят о моей бабьей сути. А к чему она мне? И почему я мужиком не уродилась?! Я вырвалась из ласковых рук Олава: – Слушай, конунг, забудь, что я баба. Я воин не хуже других! И мое дело не у печи сидеть и прялку крутить, а врагов крушить! Кто-то за спиной Олава засмеялся. Серые глаза конунга погрустнели. – Коли так – не мне тебя держать. Эй, пропустите ее! Стражники неохотно посторонились, и я вошла. В тереме было тесно и душно. На скамьях в горнице места не хватило, и я пристроилась прямо на полу, рядом с темноволосым худым мужичком в широких штанах и длинной, перехваченной расшитым поясом рубахе. Он не носил меча и не походил на воина. – Ты как тут очутился? – удивилась я. Незнакомец поднял голову, но ничего не ответил. Начался совет. Первым заговорил князь Мечислав. Он призывал, воинов помочь императору Оттону в предстоящей битве с данами, но при этом его лицо было унылым и скучающим, а его воеводы прятали глаза. Олав хмурился, и стоящая за его плечом Гейра тоже. Похоже, из всех собравшихся только я одна хотела попасть на Датский Вал. – Конунг данов собрал большое войско, и битва будет нелегкой, – угрюмо сказал князь. – К нему приходят войска из Норвегии и Свей. Там будут Харальд Гренландец, Тьюдольв Корыто и даже Хакон-ярл с сыном… При этих словах сидящий рядом со мной мужичок судорожно вздохнул. Его жилистое тело напряглось. Я покосилась на него. Глаза мужика горели ненавистью. – На рассвете я уеду к императору, – продолжал Мечислав. – А ты, Олав, соберешь дружину и ополчение. Сам поведешь людей морем, а для тех, кто отправится берегом, я дам проводника. Он надежный человек и знает все подходы к Датскому Валу. Желая рассмотреть неведомого проводника, я вытянула шею, но никого не увидела. Зато мой тщедушный сосед поднялся и поклонился совету. В изумлении открыв рот, я уставилась на него. Этот поведет войско?! – Сядь, Тюрк, – приказал ему князь. Темноволосый еще раз поклонился и опустился на место. Теперь он заинтересовал меня не на шутку. – Странное у тебя имя, – чтоб хоть как-то завязать разговор, шепнула я. – По виду ты грек, а по имени… – Двадцать лет никому не было дела до моего имени, – также шепотом ответил он. – Так и нынче, что за разница, как я себя называю? А вот что делает в дружине Али-конунга ряженная мужиком баба – понять не могу. – Воюю, – усмехнулась я. Он покачал головой: – И что ж тебя заставило стать воином? – Может, то же, что тебя – проводником. – Нет. – Он оценивающе пригляделся ко мне. Цепкие глаза грека пробежали по моему лицу, на миг замерли на губах и скользнули в сторону. – Ты была рабыней, но в тебе не осталось рабского страха. А во мне он прижился. Этого я не прощу ни данам, ни норвежцам! – Правильно, – одобрила я и, столкнувшись с его удивленным взглядом, пояснила: – За обиды нужно мстить… Грек улыбнулся, и тут вдруг хором загалдели дружинники Олава. Я поднялась и помогла встать Тюрку. – Что там? – вытягивая тощую шею, спросил он. – Погоди, узнаю… – Из-за спин воинов мне ничего не было видно, поэтому я отпустила грека и принялась пробиваться на шум. Оказалось, это ссорились Олав и Изот. – Два корабля останутся здесь! Твой и Помежин, – гневно кричал Олав. – Что ж ты, конунг, меня за труса держишь, с мальчишками оставляешь?! – протестовал лив. – Или не доверяешь? – Как не доверяю, коли поручаю тебе самое дорогое, что у меня есть! Земли свои, жену свою, ребенка, который вот-вот на свет народится, – все отдаю под твое попечение! Честь оказываю, а ты недоволен! – А мне такой чести не надобно! Я не желаю отсиживаться на лавке, покуда мои товарищи будут класть головы в чужой стороне! Одобряя его речи, воины загудели. Олав сердито взмахнул руками. – Я… – Изот не договорил. Легко, будто играючи, Мечислав отодвинул шумящих воинов и оказался перед спорщиками. Его вид не предвещал ничего хорошего. – Отец! – вскрикнула Гейра, но князь отмахнулся от дочери, как от назойливой мошки. – Чего ты желаешь, а чего нет, тебя не спрашивают! – зарычал он на Изота. – Коли хочешь служить нечего на собственного конунга хвост поднимать. А то останешься и без корабля, и без команды. Вояк у меня много, и любой встанет за старшего над твоим драккаром! Лив молча переминался посреди горницы. Его руки сдавливали рукоять меча, щеки подергивались, но возразить было нечего. – Ступай, – приказал Мечислав. – Охолонись… Изот повернулся и вышел.. – Значит, все уладили. – Князь удовлетворенно огладил усы. – А то, ишь ты, каков гордец выискался! Ну а коли все решили, ступайте-ка собираться, а мы с конунгом немного потолкуем. Я встала и подошла к греку, но не успела открыть рот, как Мечислав окликнул: – И ты, Тюрк, останься. Поговорим, подумаем. Голова-то у тебя поумнее любой другой будет. Грек взглянул на меня, сожалеюще приподнял брови и послушно двинулся к князю. Я вышла на крыльцо. Там толкались и шумели разгорячившиеся дружинники. Чуть в стороне от остальных, у городьбы, стояли люди Изота. Они уже знали о своей участи и печально глядели на счастливцев, которым выпала честь сражаться в войске знаменитого императора Оттона, или Отто-кейсара, как его называли урмане. Изот заметил меня и стал протискиваться к крыльцу. Не хватало еще выслушивать его жалобы! Да и утешитель из меня никудышный… Я спрыгнула с крыльца и свернула на задний двор. Там шла своя жизнь: ржали лошади, исподтишка глазели на статных дружинников румяные девки и суетились рабы. Сзади послышался голос Изота. Вот привязался! Я нырнула в дыру между досками городьбы, скатилась в ров и забежала в лесок. Потеряв меня из виду, лив отстанет… Но не тут-то было. Возвещая о его появлении, сзади громко затрещали кусты. – Ладно, Изот… – Я обернулась и замерла. Моим преследователем оказался вовсе не лив, а тот рыжеусый дружинник, которого я чуть не придушила на крыльце, – Клемент, кажется так называл его Олав… В руке у воина покачивался длинный пастуший кнут. Я попятилась. Мало радости попасть под плеть накануне битвы… – Ну что, сука? – противно скалясь, спросил рыжеусый. – Говоришь, ты не баба? А коли проверю? Он качнул кнутом и погладил рукоятью себе между ног. Может, после этого поймешь, баба ты иль нет,с придыханием выдавил он. Я потянулась к ножу. Хоть бы каплю злости или страха! Но их не было. Злость дожидалась встречи с главными врагами, а страх умер вместе с Бьерном или того раньше… Рыжеусый надвигался. Его толстый язык похотливо заскользил по пухлым губам, и я вдруг представила, как этот слюнявый рот вдавится в мою шею или начнет мусолить губы. Рука сама вскинула нож, но размахнуться не успела. – Ивар, держи стерву! – крикнул рыжеусый. Кто-то навалился на меня сзади. Я крутнулась, но этот кто-то оказался цепким и сильным. Резким рывком он заломил мои руки и сдавил запястья. Нож выпал, а в глазах запрыгали разноцветные искры. «Дура, – досадливо подумала я, – так глупо попалась». Ивар подтянул меня к тонкой березе и вдавил спиной в гладкий ствол. Толстые пальцы рыжеусого Клемента пробежали по моей груди, спустились к поясу и медленно принялись его расстегивать. Ивар хихикнул. «Выследили, гады. И какого ляда я убегала от лива? Ну поговорила бы с ним, утешила… Зато не стояла б тут связанная, как корова перед убоем!» – подумала я, но промолчала. Клемент бросил плеть и ухмыльнулся: – Не кричит. Гордая. Ничего, обломаем. – Ты про меня не забудь, – пропищал сзади второй насильник. Рыжеусый похлопал его по плечу: – Не забуду, не забуду… Он наконец справился с застежкой, и мои порты Впоехали вниз. Рыжеусый засопел и, уже не с силах (сдерживаться, привалился ко мне, задрал рубаху и полез рукой к себе в штаны. Мне стало нестерпимо противно. Я возненавидела руки толстого, запах его пота, слюнявые губы и то, что он усердно вытаскивал. Изловчившись, я ударила коленом ему в пах. Он отшатнулся. Ивар вцепился в мои волосы. – Мразь, уродина, – шипел он. – Сука словенская… От боли у меня пересохло в горле и зарябило в глазах. Березовый сучок вдавился в спину, и вдруг хватка дружинника ослабла. Его пальцы дернулись и соскользнули. Я не стала выяснять, что с ним случилось, а откинула рыжеусого, одной рукой подхватила кнут, другой – сползшие к щиколоткам порты и, придерживая их y пояса, принялась хлестать его по спине. – Выползок! Склизняк! – кричала я. – Снасильничать вздумал? Отобью все добро, будешь знать, как девок по углам тискать! – Уймись, Дара! Я едва успела отвести удар. Изот? Откуда он здесь? Бледный как полотно, лив прикрыл собой скулящего насильника. – Уйди! – рявкнула я. – Нет! – Он замотал растрепанной головой. – Опомнись! – А ты знаешь, что он хотел сделать?! – потрясая перед лицом лива рукоятью кнута, завопила я. – Знаешь?! Лив смущенно спрятал глаза: – Да уж догадался. Только теперь я вспомнила, что почти раздета, и, не выпуская кнута, прикрыла грудь. – Одного не пойму, чего ты не звала на помощь? – протягивая мне свою безрукавку, спросил лив. – Я ж шел за тобой… Только у городьбы потерял. Хорошо хоть , этот, – он ткнул пальцем на съежившегося под деревом Клемента, – завопил. На его вой и вышел к тебе. Я огляделась. Второй дружинник, тот, что схватил меня сзади, лежал на траве вниз лицом. Из его спины торчала длинная стрела. – Твоя работа? – поинтересовалась я. – А что было делать? – Лив недоуменно вскинул брови. – Спешил, вот и не рассчитал. Хотел напугать, а вышло… Я отбросила кнут, подтянула пояс и подошла к Ивару. Он был мертв. Теперь у Изота прибавится неприятностей. Суд, разбирательство, а там ему припомнят строптивость на совете… – Второго надо… – выразительно проведя ладонью по горлу, шепнула я. Лив отшатнулся: – Ты что, Дара?! Все должно быть по чести, по совести… Пусть люди рассудят. Люди? Какие люди? Дружинники Мечислава?! Они-то рассудят… – Как хочешь. – Решение пришло ко мне само, без усилий. Если лив не желал спасать свою шкуру, то это сделаю я! – Думаю, суда не будет, если ты сам не напросишься. Этот рыжий кобель испугается людской молвы… Смолчит… Я подтолкнула Клемента ногой, и он испуганно дернулся. Куда только подевались его самоуверенность и наглость? – Не знаю… – нерешительно возразил Изот. – Добро, поглядим-увидим. – Я поплотнее запахнула безрукавку, взяла лива за руку и потянула его прочь. – Только уговор: из-за меня каша заварилась – мне и расхлебывать. Сама все расскажу Али, а ты помалкивай. Вот переоденусь и расскажу. Добро? Изот опустил глаза. Согласился! У дверей дружинной избы я притворно замялась: – Ох, Изот! Нехорошо нам вдвоем показываться. В таком-то виде… Что люди подумают? Ты первым ступай, а я попозже… Лив растерянно заморгал, но я втолкнула его в двери и припустила назад. «Только бы не опоздать!» – билось в мозгу. Я успела как раз вовремя. Клемент уже очухался, но еще не ушел. Он что-то бурчал под нос, шарил по одежде своего мертвого дружка и встряхивался, словно сердитый пес. Я вышла на середину поляны и выставила перед собой нож: – Ну что, поговорим? Воин испуганно оглянулся, прислушался, а потом понял, что я вернулась одна, и осклабился: – Что с тобой болтать, сука? Теперь хоть сама разденься, а дружку твоему не жить! Я знаю, что Мечиславу рассказать. Ивара-то он убил! Наш князь за такое любого со свету сживет. Да и тебе недолго резвиться, встретимся еще… – Вряд ли. – Я метнула нож. Лезвие прочертило прямую, блестящую линию от моей руки до горла рыжеусого и воткнулось в него точно посередке. Глаза насильника выпучились, руки потянулись к горлу и упали. А следом рухнул он сам. Я подошла и выдернула нож. Теперь никто не расскажет Мечиславу о случившемся. Лив не дурак, чтоб самому себе смерть кликать. Хотя, с его-то честностью, может сболтнуть лишнее… Значит, надо сделать так, чтоб его россказням никто не поверил! Я вытащила стрелу лива из спины мертвого Ивара и оглядела рану. Прикрыть такую дырку будет нелегко, но к чему прикрывать? Пусть все видят! У Клемента ведь тоже были лук и стрелы! Одну из них я и засунула в рану Ивара. Затем раскинула его руки так, словно перед смертью он успел развернуться лицом к врагу и что-то метнуть. Потом обмазала его нож кровью и бросила его в траву рядом с Клементом. Казалось, будто он совсем недавно выпал из раны на горле воина. Оставалось лишь вложить лук в его руки и затереть лишние следы. Я была охотницей, так что умела прятать след не хуже лесного зверя. Срезала у самой земли сломанные отростки кустов, распушила еловой веткой примятую траву и на миг остановилась полюбоваться своей работой. Взгляд пробежал по мертвецам, их оружию, перешел на куст ольхи и замер. Там стоял человек! Худой, темноволосый… Тюрк! Проводник князя! Как он подошел, когда?! Должно быть, давно, потому что удивление в его глазах уже сменилось интересом. Я сдавила оружие. Не моя вина, что он появился здесь так не вовремя и все увидел! Сам виноват! Я не хотела его убивать, но теперь что же поделаешь… Но как же тогда Датский Вал? Кто проведет войско? Я в смятении наблюдала за осторожными движениями грека. Стараясь ничего не потревожить, он пробрался сквозь кусты и протянул мне что-то блестящее. Золото? Зачем? – Возьми, – вкладывая в мою ладонь тяжелую золотую бляху, сказал Тюрк и кивнул на мертвецов: – Положи туда. Ты забыла, что им не из-за чего было убивать друг друга. Пусть князь решит, они подрались из-за этого… Тем же вечером воины Мечислава нашли тела своих приятелей, а в руке одного из них – золотую бляху. Князь долго вертел ее в руках и рассматривал узор, а потом махнул в сторону мертвецов: – Уберите их. Не хочу видеть! Нашли время делить добро! Ночью Ивара и Клемента похоронили, а утром княжья дружина покинула Кольел. Тюрк никому не открыл правды, Изот тоже промолчал, но после отъезда Мечислава стал избегать меня. Я не обижалась. Главное, лив понял свою выгоду и не трепался о случившемся. У меня были другие заботы. Что я только не делала, чтоб добиться позволения пойти с войском на Вал, но не помогли ни слезы, ни угрозы. Спустя неделю корабли Олава ушли к Датскому Валу в германский городок Сле без меня. Оставалась крохотная надежда двинуться следом за ними с ополченцами, однако в ответ на мою посьбу старшие сотен лишь усмехались: – Девка? В дружине? Охолонись! А сотен было немало. Гейра собирала воинов со всех подвластных ей земель. Диксин то и дело куда-то уезжал и возвращался в окружении угрюмых, неряшливо одетых, вооруженных мужиков. Оказавшись на княжьем дворе, они растерянно озирались и кланялись всем подряд. Даже Тюрк не кланялся так часто и усердно, как новички ополченцы. Гейра упросила Изота обучать их воинскому делу, и лив частенько задерживался на ее дворе. Я же туда не входила, а сидела у ворот, поглядывала на сотников и выбирала, к кому из них подойти со своей просьбой. Мары указали на Датский Вал, и если я желала отомстить, то должна была слушаться. – О чем думаешь? Я подняла голову. Прислонившись плечом к верее и покусывая пожелтевшую травинку, рядом стоял тощий Тюрк. Я улыбнулась. Грек не объяснил, почему помог мне в лесу, но из-за чего бы он это ни сделал, он спас и меня и лива. – Понимаешь… – Как не понять. – Он отбросил травинку и указал на закат: – Смотришь туда, смотришь, а попасть не можешь. Конунг тебе отказал, сотники не берут, осталась только Гейра… – Гейра? – Она княгиня. Кому ж еще вершить людские судьбы, как не ей? Только нужно подождать, чтоб Диксин уехал, и подойти не просто так, а с хитростью… – Какая хитрость? Попросить и дело с концом! Гейра – добрая душа, отпустит… – Отпустить-то отпустит, но с кем? С этими? – Грек покосился на ополченцев и брезгливо поморщился. – С этими ты недалеко уйдешь. Половина из них сбежит по дороге. Им походная жизнь не по нутру. Вот викинги… – Он что-то вспомнил, помрачнел и смолк. – Что «викинги»? – поторопила я. Когда-то урмане разрушили мое печище, но это было так давно! «Врагов нужно знать», – говорил Бьерн. – Они отважны, хитры и в походах не думают о женщинах, – угрюмо ответил Тюрк. – Я служил многим из них, я знаю все их привычки и помню их лица. Особенно Хакона. – Хакона-ярла? – сообразила я. Об этом ярле говорил на совете Мечислав. Похоже, князь считал его грозным противником. – Да. – Он бил тебя? – Хуже. Он заставил всех поверить в то, что я родился рабом. Даже меня самого. Десять лет я служил ему – и десять лет ненавидел. А он думал, будто я просто жадный и хитрый грек. – Тюрк хрипло рассмеялся: – Он не ошибся: я хитер. Хитрость помогла мне обрести свободу, и она же поможет тебе попасть на Датский Вал! Такая бескорыстная помощь была подозрительна. Никто и ничего не делает даром… – С чего это я тебе так глянулась? – Я не умею махать мечом и стрелять из лука, но хочу увидеть, как будут умирать мои бывшие хозяева. Поэтому согласился провести войска Олава к Датскому Валу, – объяснил грек и замолчал. – Но при чем тут я? – Ты – воин. Я чувствую исходящую от тебя силу. В обмен на мою помощь ты убьешь Хакона-ярла! Я засмеялась: – Это глупо, Тюрк! Я даже не знаю этого Хакона. – Я покажу его тебе. – Но почему мне? В войске Олава много отважных воинов, и любому из них твое предложение покажется заманчивым… – Верно. Но они – мужчины. – Лицо Тюрка скривилось. – Они всего лишь убьют ярла. А мне нужно другое… Хакон боится не смерти, а позора. Смерть от руки женщины будет для него достаточно позорней. Теперь я начинала понимать. У грека были причины для союзничества. – А может, я попросту уйду с тобой? – предложила я. Он покачал головой: – Нет, я поведу ополчение Гейры, а ты отправишься… – Он оглядел двор, мужиков-ополченцев и неожиданно указал на Изота. Лив не замечал нас. Он показывал новичкам, как нужно работать мечом. Блестящее лезвие со свистом рассекало воздух, описывало радужные дуги над его головой и сверкающей полосой падало к ногам. Опытный воин в восхищении замер бы перед такой ловкостью и силой, но лица стоящих возле ополченцев выражали скуку. Им совсем не хотелось учиться убивать, они мечтали поскорее вернуться на свои дворы, к своим толстозадым женам и вечно ноющим детям… – Ты пойдешь с ним и на его корабле! – заявил грек. Я фыркнула. Тюрк был хитер, но не настолько, чтоб заставить лива ослушаться приказа своего конунга… – Не веришь? Зря. Я успел многому научиться у своего последнего хозяина. – С этими словами грек отпустил верею и пошел через двор к княжьему крыльцу. Рядом со здоровяками ополченцами он казался совсем махоньким, но я не хотела бы стать врагом этого тщедушного человечка. На рассвете следующего дня меня позвали к Гейре. Сама не знаю почему, я долго наряжалась, а когда наконец оделась и посмотрела на свое отражение в тазу с водой, совсем пала духом. Это только красавицам все платья к лицу… Разозлившись, я скинула шитые бисером ткани и натянула привычный дружинный наряд. Коли не удалось позаботиться о красоте, позабочусь об удобстве! Гейра приняла меня в той же горнице, где недавно шел совет. Маленькая княгиня сидела на высоком стольце[80] и мяла в тонких розовых пальчиках край широкой рубашки. За ее высоким кокошником виднелась голова Тюрка. Он подмигнул мне и покосился на княгиню. Я поклонилась. – Ты была очень дружна с моим мужем, Дара, – тихо и неуверенно заговорила та. – Я знаю, ты ему как сестра… Я удивилась. Вот уж не думала, что Олав станет обсуждать с женой наши отношения! Не зная, что ответить, я едва кивнула. Княгиня приободрилась: – Я ничего такого не замечала, Дара… То есть не думала… В общем… Пока Тюрк не сказал… Она окончательно смутилась и опустила голову. Только теперь я увидела, что она еще совсем девчонка. Тощенькая, хлипкая и беззащитная малолетка, на которую взвалили непосильное ярмо княжьей власти. Как же трудно ей быть той смелой и нежной женщиной, что когда-то покорила сердце моего Олава! На миг я почувствовала жалость и помогла ей: – Говори прямо, княгиня. Я пойму. Она признательно вскинула огромные глаза: – Тюрк сказал, будто когда-то ты любила моего мужа. Будто из-за него ты покинула родные края и он до сих пор волнует твое сердце. Это так? Я удивилась. При чем тут моя былая любовь? Даже не любовь, а так, детская забава… Однако грек зря не солжет… – Да, княгиня, из-за него я покинула родину… Она тихо ахнула и прижала руки к груди: – Но я не знала! – Дело прошлое, – искоса поглядывая на Тюрка, пробормотала я. Поганое ощущение, будто мы с Гейрой были тряпичными куклами в его руках, мешало мне думать. Хотелось сбросить с себя неловкость и освободиться от чужих, случайно оказавшихся в моих устах слов. – Последнее время ты очень грустна, – опять заговорила Гейра. – Я часто видела, как ты сидишь у ворот и не уходишь, но не могла понять почему. Тюрк сказал, будто вчера он говорил с тобой и ты кое в чем призналась… Я? Призналась? В чем же? Я вопросительно взглянула на грека. Он закивал, и, в точности повторяя его движения, моя голова качнулась. – Так это правда, что ты родом из колдовских земель и умеешь видеть скрытое? – привстала со своего места княгиня. Что мне оставалось делать? Только и дальше обманывать эту доверчивую дурочку… Хотя даже в Ладоге, которая совсем рядом с Приболотьем, мои родные места считали чем-то страшным и колдовским. «Что ни колдун – то из болота, что ни ворожея, то из Приболотья», – говорили ладожане. Если они верили, то чего уж взять с чужих? – Да, – сказала я. Гейра разволновалась еще больше: – Я слышала рассказы воинов о том, как ты одна убила пятерых мужчин и нашла путь в незнакомом непроходимом болоте. И тебе удалось покорить сердце нелюдимого Бьерна. Мои люди тогда шептались, что не будь ты колдуньей, разве смогла бы зацепить его, с твоим-то лицом? – Она спохватилась: – Прости… Не держи зла! Я сама не понимаю, что говорю. Я никогда не верила в колдовство, но вчера Тюрк сказал, что ты грустишь по Олаву и поэтому не уходишь от наших ворот. Он поведал, что мой муж в опасности и ты это чувствуешь. Скажи… – Она умоляюще вцепилась в мои руки. – Скажи, это так? Я едва сдержала улыбку. Хитрец Тюрк знал, что такое любовь и каково утратить любимого. Спятившая от любви баба пойдет на все… Мне удалось сохранить серьезный вид. – Да, княгиня. Я предвижу дурное. Где-то в Сле, Олава ждет враг под личиной друга. Глаза Гейры налились слезами. Для полной достоверности моим словам не хватало совсем немного, какого-нибудь пустяка… Нужно убедить княгиню, что мне дано видеть будущее, и тогда она станет послушной, как восковая фигурка! Я решилась и рванула ворот рубахи. На обнаженной груди влажно блеснула спинка вросшего в кожу зеленоватого паука. – Во сне я видела лицо этого врага и приняла его удар. Гляди, как будет убит твой муж! Вот сюда ударит его разящий меч! Гейра отшатнулась. Страх окончательно замутил ее разум.. Она схватилась обеими руками за большой живот и страдальчески выгнула брови: – Но что же делать?! Нужно упредить его! Но как?! Что мне делать?! – У тебя есть очень быстроходный драккар, княгиня, – негромко подсказал Тюрк. Гейра обернулась и лихорадочно сдавила его запястья: – Да… Драккар лива Изота. Тюрк, позови его! Скажи – пусть едет в Сле! Пусть догонит Али… – Наверное, следует взять и ее. – Тюрк повел головой в мою сторону. – Али не верит в колдовство. Он сам должен увидеть этот странный знак. К тому же Дара запомнила лицо его скрытого врага. – Это правда? – Маленькая княгиня неуклюже слезла со своего высокого сиденья и снизу вверх просительно заглянула в мои глаза: – Ты ведь еще любишь его?! Прошу, спаси его! Поезжай с Изотом! Сохрани мне мужа! Я все тебе отдам! Все отдам… – Она зарыдала. – Эй, девки! – заорал Тюрк. Горница вмиг заполнилась цветастыми передниками и вышитыми рубахами служанок. Охая и причитая, они подхватили княгиню и уложили на лавку. Она махала руками и выкрикивала что-то бессвязное. Пользуясь суматохой, Тюрк подошел ко мне: – Девчонке нужно совсем немного, чтоб поверить в сказки. Я всыпал ей в молоко щепотку особенной травки. Это не опасно для нее, зато теперь она уверена, что Али грозит беда. Она сумеет уговорить Изота догнать его и проводить тебя к Датскому Валу. – Тюрк озабоченно покачал головой и притронулся к моей груди: – Этот камень вживлял опытный лекарь. Это случилось, когда ты была рабой? Открывать правду я не собиралась, поэтому молча кивнула. – Я так и думал, – улыбнулся он. – Я ведь тоже неплохой лекарь и, если хочешь, могу попробовать удалить его… – Нет! Мне стало страшно. Позволить греку удалить подарок мар?! Этот живой камушек с длинными щупальцами могу удалить лишь я сама, убив своих врагов. И на Датском Валу я сделаю это… – Как хочешь, – пожал плечами грек и подтолкнул меня к дверям. – А теперь ступай отыщи лива. Скажи, что его зовет княгиня. Пусть поспешит. Изота я увидела во дворе. Его горе-ученики уже разошлись, и он отдыхал. Заметив меня, лив пошел к воротам. – Погоди, – окликнула я. – Тебя ждет Гейра. Изот остановился. – Ступай, ступай, – усмехнулась я. – Послушай новости. Порадуйся… Но весть о походе не принесла ему радости. Лив вернулся от Гейры, ввалился в избу, шлепнулся на свою лавку и вперился в меня чужим, недоверчивым взглядом. – Что уставился?! – не выдержала я, но Изот не отвел глаз: – Бьерн унес в море твое сердце. Теперь ты уже не кинулась бы вытаскивать меня из болота и не пошла бы за любимым на край земли… Теперь ты умеешь лишь убивать и калечить. Да как он мог?! Как мог?! Я дважды спасла ему жизнь! И проклятого насильника Клемента я убила из-за него! А нынче? Что ему не нравилось? Ведь сам же рвался в поход, сам кричал, что не желает сидеть на лавке! Я устроила ему поход, чем же он недоволен?! – Ты пугаешь меня, Дара, – продолжал лив. – Что ты сделала с княгиней? Зачем превратила веселую жену в рыдающую вдову? Ведь с Али ничего не случилось и я уверен, что не случится. Я перестал понимать тебя… – Он откинулся на спину и заложил руки за голову. – Но ты своего добилась. Диксин в отъезде, а переубедить Гейру может только он. Княгиня порывалась сама отправиться к мужу, но этому греку-проводнику удалось ее отговорить. Ради своего будущего ребенка она смирилась и теперь твердит, что только ты знаешь, как спасти жизнь конунга. Завтра мы уходим. Собери свои вещи и будь готова. – Я уже готова, – зло выдавила я. Лив криво улыбнулся: – Чего ты злишься? Злостью правду не изменишь, а ты лучше кого бы то ни было знаешь, какова правда… Это было невыносимо! Изот ненавидел меня! Он ничего не понимал! Я всхлипнула, сжала кулаки и кинулась прочь – мимо опешивших сторожей, княжьих ворот и шершавых древесных стволов… Лив не ошибся. Да, я знала, какова правда, и от этого мне становилось так страшно, как не было никогда в жизни… Драккар Изота шел полным ходом, но когда мы появились в Сле, Олава там уже не было. Вдоль 6epeга стояло много разных кораблей, и на длинных дощать мостках толкались незнакомые воины. Они собирались отряды и уходили, освобождая мостки для желающи высадиться. Между двумя большими и тяжелыми насадами я заметила «Рысь». На ней остался только молоденький дружинник-сторож. – Али ушел еще утром, – сказал он. —Дружина тоже. – Он цел? – спросил Изот. Мальчишка засмеялся: – Утром был цел, а нынче —не знаю. Лив метнул на меня сердитый взгляд и крикнул мальчишке: – Я привез посланницу Гейры. Ей нужно нагнать конунга. Помоги-ка… Молоденький сторож подобрался к борту и протянул руку. – Ну, прыгай! – велел Изот. Мне стало нехорошо. Неужели лив хотел оставить меня одну? – Прыгай! Я ухватилась за руку юнца и перепрыгнула на настил «Рыси». Лив отвернулся. – Изот! – окликнула я. – Что еще? – вздохнул он:– Я обещал доставить тебя в Сле, и сделал это. Ты хотела отыскать Али – ищи. И вот, чуть не забыл… – Он полез за пазуху и вытащил оттуда небольшую, изрезанную рунами дощечку. – Гейра велела передать это Али. Дощечка перелетела полосу воды между кораблями и гулко стукнулась о настил. Мальчишка-сторож бережно поднял ее, отряхнул и протянул мне. Я повертела послание в руках. Непонятные значки ровными рядами бежали по деревяшке и, словно споткнувшись об уцелевший от сучка темный кружок, оканчивались на середине. Я задумалась. Что там написано? Может, что-то о моем колдовском даре? Хотя теперь-то какая разница? Нагнать бы дружину Олава, а там… – Эй! – отвлек меня голос сторожа. – Если хочешь догнать Али – поспеши! Я встряхнулась. Ляд с ней, с этой дощечкой! Как-нибудь разберусь… Мальчишка помог мне соскочить на мостки и перекинул через борт мои пожитки: – Удачи! Шум, чужая речь и разноцветье одежд закружили меня и потащили прочь от «Рыси». Казалось, будто на зов Отто-кейсара собралось войско со всей земли. Здесь были саксы, венды, фризы, поляки, булгары, пруссы и Даже наши – русичи. Бородатые, хмурые мужики, в меховых безрукавках, одинаково серых рубахах с длинными охотничьими ножами на поясах, стояли в сторонке и нелюдимо оглядывали разноликую толпу. Заметив их я обрадовалась– С земляками легче шагать в неведомое. Сзади заскрипели весла. Я знала, чьи они, но заставила себя беспечно улыбнуться и обернулась. Драккар Изота по-рачьи пятился от берега. Лив не смотрел в мою сторону. А ведь недавно мы были друзьями… Я сглотнула горький комок, сунула за отворот безрукавки дощечку с рунами и направилась к русичам. Они как раз строились для дальнего перехода. Их было немного меньше сотни. Командовал строем могучий, чубатый мужик в ярко-зеленой рубахе. Поверх нее была небрежно наброшена тонкая кольчуга, за поясом красовался топор, а из-за мощного плеча незнакомца высовывалась узорная рукоять меча. – Ты за старшего? – без обиняков спросила я. Мужик окатил меня холодным взглядом: – Ну я. – Куда идешь? – Куда ветер дует, – хмыкнул кто-то из его воинов. Остальные дружно заржали. Я раздраженно мотнула головой: – Пойду с вами до шатров Али-конунга. – А это еще поглядим… – заикнулся было языкастый, но старший цыкнул на него и оглядел мое снаряжение. Его взгляд пробежал по легкому мечу, ножам и топорику и задержался на высовывающейся из-под рубашки длинной Бьерновой кольчуге. Воин усмехнулся: – На что тебе Али-конунг? – Привезла ему важные вести от жены. —Я показала здоровяку дощечку. Он сразу стал серьезным: – Иное дело. Пойдем. Мне едва удалось удержаться от язвительного упрека. Не покажи я ему руны – отшил бы за милую душу, а завидел непонятные значки – и зауважал. Ему и в голову не пришло подумать, что может быть сокрыто в этих значках! – Тебя как зовут? – время от времени оглядываясь на своих воинов, поинтересовался новый знакомец. С ходу выспрашивать имя тоже мог только русич. Другой бы крутил, вертел, сам назывался, а этот – «как зовут?» – и все тут! И не захочешь, а ответишь… . – Мать Дарой звала. – А меня Болеславом. Он не добавил «князь» или «воевода», но по одежде и говору он был из тех вольных кнезов[81], которые ходили со своими дружинами от Ладоги до Царьграда и брались за битву как за работу, была бы только плата… – Дружина-то твоя? – осведомилась я. Болеслав хмыкнул, покачал русой головой: – Нет. Я старший, а дружина княжья. – Владимира? – Мстислава[82]. По малости лет он дружину водить еще не может. Мстислав? О таком князе я не слышала. Хотя после юего отъезда на Руси многое могло измениться. Да и Владимир был уже немолод… – А где Владимир? Мой провожатый удивленно приподнял кустистые брови: – В Киеве, где ж еще? Говорят, будто он прошлым летом ходил в Царьград, глядел на тамошние храмы. У него на примете есть княжна, так она в Царьграде вере учена и не хочет за него идти, покуда он ее веру не примет. Вот он и приглядывается… Я вспомнила Владимира. Что бы он из-за бабы предал златобородого Перуна, своего защитника и радетеля? Нет, глупости, пустые слухи… – И тут бьются из-за этой новой веры[83]. Князь Оттон желает окрестить всех данов, а они противятся, – продолжал мой спутник. – Как это «окрестить»? – Ну, – Болеслав замялся, – я толком-то не знаю, однако матушка нашего князя призывала специального человека, чтоб мальчонка мог принять новую веру. Человек этот его крестил и нарек другим именем. Так что нынче наш князь перед прежними богами носит одно имя, а перед новым – другое. – Разве так можно? – А почему нельзя? Одного бога прогневает – у другого защиты попросит… Потешно. Значит, мать Мстислава решила перехитрить богов? Всем угодить и никого не обидеть? Я улыбнулась. Наш отряд перебрался через небольшой ручей и вышел в лесистый распадок. На полянах, где не было деревьев, возвышались цветные шатры и дымили кострища. – Саксы там, – указал Болеслав в середину распадка. Я покачала головой: – Мне нужны венды, – и тут увидела своих. Они копошились на краю леса, у спуска в лощину, и сверху казались маленькими, как древесные мураши. Посреди поляны одиноко стоял Олав. Раньше, когда был жив мой муж, место возле конунга не пустовало… Сердце сдавило болью, и на миг. показалось, что кусты вот-вот Зашевелятся и из них выйдет мой Бьерн. Он окинет лагерь хозяйским взглядом, прикрикнет на ленивых воинов и встанет подле Олава… Но Бьерн не появился. Я махнула Болеславу: – Вон мои. Прощай, – и не дожидаясь ответа, побежала вниз. Кто-то заметил меня и указал Олаву. Он приставил ладонь к глазам, всмотрелся и размашистым шагом направился в мою сторону. Я остановилась. Все заранее заученные слова вылетели из головы. Словно за спасительную веревочку, я схватилась за дощечку Гейры. Что бы ни написала княгиня, нужно все свалить на ее беспокойство. Беременная же… – Что ты тут делаешь?! – грубо, будто желая ударить словами, издалека крикнул Олав.. – Вот… – Я протянула ему дощечку. Конунг выхватил деревяшку и пробежал глазами по рунам. Гнев на его лице сменился недоумением, а потом растерянностью. – Не понимаю… Это не похоже на Гейру… О какой опасности она пишет? От кого ты должна меня защитить? Я закусила губу и развела ладони в стороны. – Она волнуется о любимом муже. А руны я читать не умею и, что там писано, не ведаю. – Но почему она послала тебя?! Почему не передала дощечку с Тюрком и ополченцами? Я спрятала насмешливую ухмылку. Олав сам не ведал, с кем имел дело. Не было больше Дары-простушки… – Откуда я знаю? Гейра дала мне это и упросила Изота отвезти меня в Сле. А что там написано? Что-то важное? Не знаю, удался ли мне вид наивной и доверчивой дурочки, но ярость Олава была неподдельной. – Я приказывал ливу не трогаться с места! – рявкнул он. – Он уже отправился обратно, – поспешно проворковала я и добавила: – Не гневайся на него. Он не осмелился отказать Гейре в такой малости… – Малости?! Малости?! Я доверил ему ее жизнь! Непомерная забота Олава о жене стала меня раздражать. Что с ней станется, с этой девчонкой-княгиней?! Я нетерпеливо тряхнула головой: – Хватит, Олав! Вернешься – сам разберешься и с ливом, и с женой, а я выполнила лишь то, что она приказала, и нечего на меня орать! Я устала! Он поджал губы и неожиданно смирился: – Ладно. Коли ты оказалась тут – оставайся, но в бой не лезь. Будешь жить в лагере и лечить раненых. Хорошо, хоть не прогнал… Я вздохнула, поправила на плече котомку и двинулась к шатрам. Половина дела была позади. Самая простая половина… Еще несколько дней дружина Олава одиноко стояла в ложбине, но однажды серым, промозглым утром появился Тюрк с ополчением. Грек оказался прав: многие из учеников Изота попросту не добрались до лагеря. Тюрк не объяснил, кто и когда отстал, а на расспросы Олава угрюмо ответил: – Моя забота показать путь, а присматривать за Цовыми воинами должны их сотники. Однако найти и наказать виновных за побеги Олав не успел. Уже на другое утро за лесом тонко и пронзительно выли дудки, и весь лагерь стал похож на огромный муравейник. Бывалые воины хватали оружие, натягивали кольчуги и, громыхая щитами, строились в ряды, а растерянные ополченцы бестолково вертелись у них под ногами. У костра я нашла Тюрка. Невозмутимый грек спокойно уплетал вяленое мясо. Я затрясла его за плечи: – Что делать, Тюрк?! Войско идет на Вал, а мне приказано оставаться в лагере! Он ухмыльнулся: – Оставайся пока… – Что значит «оставайся»?! А как же твои речи о смерти Хакона? Как же твоя месть?! О себе я ничего не говорила, но грек понял, схватил меня за руку, притянул поближе и зашептал: – Не мечись, как на пожаре! Я же сказал, что знаю привычки викингов. Конунг данов не станет рисковать. Сначала в бой пойдут самые неопытные из его воинов, и лишь потом, на второй или третий приступ, на Вал выйдут настоящие дети Асов. Только тогда Синезубый призовет для обороны ярла Хакона с его дружками-берсерками… Берсерками?! Паук в моей груди яростно зашевелил лапами. Боль обожгла и заставила вцепиться в руку Тюрка. – Они нужны мне! – Дети Асов? – Грек довольно потер ладони. – Значит, мы ищем одних и тех же людей. Я проведу тебя к Валу, когда почувствую, что Хакон там. – Почувствуешь? – Да, вот тут. – Он похлопал себя по груди. – А теперь сядь и успокойся. Легко сказать, а как сделать? Я закусила губу, села рядом с греком и вцепилась пальцами в землю, будто надеялась удержаться за нее. Вскоре все ушли, и даже шум двигающегося войска затих вдали. Лагерь опустел, как заброшенная изба. У шатров прохаживались стражи, еле-еле дымили забытые костры, а время тянулось так бесконечно долго, что снова хотелось плакать. Не выдержав ожидания, я затрясла прикорнувшего Тюрка. Он разлепил сонные глаза: – Чего тебе? – Хоть поглядеть-то на этот Вал можно? Грек сладко зевнул и потянулся: – Можно и поглядеть. Только осторожно. Дрожа от нетерпения, я зашагала за ним. Ложбина кончилась, а в редком, взбегающем на пригорок лесочке уже слышался шум битвы, но неожиданно Тюрк свернул куда-то в сторону. Зачем? Ведь я уже слышала крики и звон оружия! – Угомонись, – пресек мои расспросы грек. А через несколько шагов по правую руку зашумело море. Тюрк вполз на вершину одного из скалистых уступов и махнул мне рукой. Я тоже взобралась наверх и легла рядом с греком. Тяжело дыша, он ткнул пальцем вперед. Там, за окруженной скалами бухточкой, громоздилось нечто странное – длинная, уходящая вдаль стена из бревен и камней. Перед ней тянулся глубокий ров. Будто тараканы в ловушке, во рву копошились маленькие человеческие фигурки. Они бессмысленно махали друг перед другом мечами, падали, поднимались, вновь куда-то бежали и опять падали. – Это и есть Датский Вал. Синезубый хорошо укрепил его. Чуть дальше, – Тюрк потянулся и указал на огромные добротные ворота в стене, – еще несколько таких же ворот. Видишь, Синезубый поставил на них небольшие отряды? Я кивнула. – А вон тех людей видишь? За стеной вдоль Вала двигались фигуры всадников. Тюрк поморщился. – Эти воины покрепче тех, что во рву. Они переходят от одних ворот к другим. Значит, Оттону не удалось прорваться на Вал. Когда это случится, в бой пойдут берсерки. Они там. Я потянулась за его рукой, но из-за камней ничего не увидела. Досада запершила в горле, захотелось встать во весь рост и внимательно рассмотреть своих врагов. Хаки Волк и убийца Бьерна должны быть там, иначе мары не послали бы меня к Валу! Я приподнялась. – Не высовывайся! – запыхтел Тюрк. – Синезубый не дурак и наверняка спрятал в скалах своих стрелков. Проклятый грек! Как он не мог понять, что я должна быть там, в битве?! Нужно найти тех, кто изувечил мою жизнь! – Ладно, пошли назад. – Он потянул меня за рукав, но я уперлась. – Дура! Если ищешь смерти, тогда ступай, – прошипел он. – А желаешь мести – научись ждать! Его резкие слова отрезвили меня. «Изучи врага – и победишь», – когда-то говорил Бьерн. Грек хорошо изучил викингов, и его стоило слушаться. Я на пузе съехала с валуна, оправила задравшуюся одежду и пошла за Тюрком. А к вечеру в лагерь вернулись воины с Вала. Но не все… Как и предвидел грек, в бою полегли самые молодые и неопытные. Мне не довелось узнать погибших ратников, но почему-то было неловко видеть усталые лица и злые глаза уцелевших. Казалось, будто весь бой я пряталась за их спинами и теперь они молчаливо упрекали меня в трусости. «Но мне приказал Олав, мне приказал Олав…» – перевязывая изувеченные руки, ноги и головы, оправдывалась я, но ничего не получалось. Было горько, стыдно и хотелось спрятаться подальше от укоряющих людских глаз. Меня нашел Олав. Конунг был невредим, только на скуле темнела свежая ссадина. Он огляделся и присел рядом: – Хуги убит. Мне не везет на кормщиков… Что я могла ответить? Заплакать, как обычная баба, или попробовать утешить его? Что я могла?! Только одно… – Я пойду в бой вместо Хуги, – сказала я и застыла, ожидая отказа, но Олав лишь коснулся моей щеки и печально вздохнул: – Ты так хочешь этого? Хочу ли? Конечно! Но как же Тюрк и его слова о берсерках? «Они пойдут в бой последними…» – предупреждал он. Хотя ну ее к лешему, его греческую рассудительность! Когда еще мне выпадет такая удача?! – Очень хочу, – призналась я. Олав устало откинулся на спину и прикрыл глаза: – Хорошо. Пусть будет так, как ты хочешь. Завтра пойдешь с нами на Вал. Я не ощутила ожидаемой радости. Наоборот, по коже пробежал холодок, а мысли завертелись в беспорядочном хороводе. Значит, завтра будет мой первый бой? Помо-дает ли златошлемная Перунница? Даст ли отваги? Я легла рядом с,0лавом и прижалась к его пропахшему кровью и потом плечу. Чьи-то невидимые крылья с тихим шорохом распластались над моей головой и заглушили стоны раненых. «Мы поможем тебе, поможем тебе, поможем…» – засвистели знакомые голоса. Мары… Не забыли… Олав зашевелился и тихонько. вскрикнул во сне. Я вгляделась в его лицо. Его, наверное, ищут… Это шатер для раненых, а не для конунга. Моя рука вытянулась, но остановилась, так и не дотронувшись до щеки спящего конунга. Я не посмела разбудить его. Пусть Олава ищут, но он не зря пришел сюда. И как пришел! Так, будто безмолвно умолял о чем-то… Может, он вспомнил те давние времена, когда был маленьким мальчиком-рабом? А может, загрустил о Гейре и невольно потянулся к женскому теплу? Как бы там ни было – я не стану гнать его к тупым воеводам и хитрым посланцам императора Оттона! Они ничем ему не помогут… Ничем! На рассвете меня разбудил пронзительный вой дудки. В полутьме я попыталась нашарить руку Олава, но рядом его не оказалось. – Конунг ушел, – сказал один из раненых. Я кивнула и выбралась наружу. В слабом свете костров мелькали тени воинов и блестело их оружие. Они строились и уходили в лес. – Дара! Я обернулась и увидела Олава. Он указал мне на один из отрядов и спросил: – Ты не передумала? – Нет! Я встала в строй, и мы двинулись. Отряд прошел через лесок, перебрался через мелкую холодную речушку, поднялся на взгорок и очутился прямо перед Валом. Там уже шел бой. – Вперед! – крикнул Олав и побежал вниз, в жуткий провал рва. Его крик подхватила тысяча глоток. Сметая все страхи и сомнения, по рядам воинов прокатилась волна бесшабашной, удалой силы. Она сбросила их в ров и потянула меня следом. Перекувыркиваясь и размахивая руками, я скатилась вместе со всеми, вскочила на ноги, заметила впереди фигуру Олава и восторженно вскинула меч. На душе стало невероятно легко, даже радостно, и я казалась себе самой непобедимой и всесильной, как Перунница. – А-а-а! – потрясая оружием, завопила я и полезла вверх. Рядом упал какой-то незнакомый ратник. Я зацепилась за его ногу и подтянулась. На стенах уже отчаянно рубились те счастливцы, что первыми добрались до ненавистных врагов. – Помоги – срываясь в овраг, прохрипел ратник, но, не глядя на него, я вылезла из рва и побежала к стене. Олав что-то громко прокричал. Несколько воинов сбросили в ров длинные веревки, ухнули и вытащили заостренный конец огромного бревна. «Таран, – мелькнуло у меня в голове. – Будут ломать ворота… А за ними – берсерки!» Я рубанула подвернувшегося под руку урманина и поспешила за тараном. Рядом что-то свистнуло, но я лишь отмахнулась и продолжала бежать. – Бу-у-ум… – Тяжелое бревно ударило в ворота и отскочило. В ответ с Вала посыпались стрелы и камни. – Бу-у-ум… – опять протяжно пропел таран. Что-то черное и горячее широким потоком полилось на головы нападающих. Кто-то завизжал, а двое воинов схватились за лица и покатились по земле. Один очутился у моих ног. Я не узнала его. Черная смола залепила его глаза и нос. Пытаясь сорвать жуткую маску, его руки заскребли по ней и замерли. Ударить тараном в третий раз мы уже не успели. Ворота заскрипели, приоткрылись, и из них выбежали несколько воинов. Створы вновь сомкнулись. Даны послали «смертников». Они должны будут удерживать нас подальше от ворот, пока защитники Вала вновь наполнят чаны кипящей смолой и запасутся стрелами. А может, даны ждут помощи всадников? Перед воротами засверкали мечи. – Берегись! – крикнул мне кто-то. Я пригнулась. Чей-то жаждущий крови меч сорвал с меня остроконечный шлем. Он отлетел на несколько метров, а потом покатился в ров. Не пригнись я вовремя – туда же полетела бы моя голова… Я развернулась и ударила. Враг не успел уклониться. Из его живота, прямо из-под короткой кольчуги, плеснула кровь. Я оттолкнула падающее тело и огляделась. Справа, по-собачьи тявкая, рубился Аки – один из людей Олава. Его противником оказался здоровенный детина с окладистой рыжей бородой. Этот воин был опытен и хитер. Он прикрывал грудь и голову щитом и наносил быстрые удары огромным мечом. Его меч был почти вдвое длиннее Акиного. Кольчуга надежно укрывала тело урманина до колен, и бедняга Аки казался перед ним мальчишкой-недомерком. Он пыхтел, закусывал губу, уклонялся и хитрил, но понемногу пятился назад. Я пригнулась, поднырнула под чью-то руку и изо всех сил шарахнула мечом по ногам здоровяка. Он охнул и шлепнулся на подрубленные колени. – Теперь вы равны! – прокричала я Аки. Тот благодарно кивнул, а я побежала дальше, к воротам. Там снова взялись за таран. – Давай! Таран поплыл к крепким створам, и, словно принимая вызов, они медленно отворились. На этот раз они скрипели иначе – так, словно пели неведомую, наводящую ужас песню. В моей голове что-то щелкнуло, и, вторя пению ворот, взвыли невидимые мары. Поднявшие было таран воины бросили его и попятились. – Берсерки, берсерки, берсерки… – пели ворота. – Смерть, Смерть, смерть, – вторили им мары. Страх полз из глубин памяти и мешал мне рассмотреть берсерков, но мне и не нужно было смотреть. Я снова вернулась в детство, на берег ласковой Невки, и ко Мне приближались люди-звери… Чужие, незнакомые, те, перед которыми содрогалась земля и сами собой закрывались глаза… Противясь страху, я затрясла головой и вдруг увидела их. Грозные в едва сдерживаемой ярости, они стояли плечом к плечу, а у некоторых изо рта шла .белая пена. – Бежим! – дернул меня за руку какой-то молоденький воин. «Бежим, бежим, бежим», – зашелестел в памяти тихий мальчишеский голос, но теперь он вызвал у меня не страх, а ярость. Когда-то эти нелюди убивали на моей земле! Они истребили мой род, искалечили мою жизнь и после этого сами осмеливались жить?! Я тонко закричала и бросилась вперед. Берсерки не остановились. Разве их могла напугать нелепая баба-воин с маленьким, будто игрушечным, мечом в худых руках? Они двигались навстречу неотвратимо и грозно, как безликие мертвецы – воины ледяной Морены. – Дара! – расслышала я голос Олава, и в это мгновение что-то случилось. Над Датским Валом вспыхнуло яркое сияние. Оно заволокло берсерков, и ров, и ворота за ним и потянуло меня к кажущимся уже совсем нестрашными воинам-зверям. Перунница-Магура, небесная дева-воительница, могучая дочь Перуна вмешалась в битву! Только ее шлем мог так сиять и радовать душу! Она пришла на мой зов! Я хотела приветствовать богиню, но в небе зашуршали крылья, и свет померк. «Помни, помни, помни, – зашептали мне темные тени. – Не будет тебе ни от кого защиты и спасения, пока наши руки держат твою душу!» Паук в моей груди зашевелился и заскреб тонкими щупальцами. – Я помню! – взвыла я. Угасающий отблеск золотого шлема Перунницы скользнул по моей щеке и пропал. Но берсерки остались. Они катились на меня страшным воющим валом, а за их спины поспешно ныряли уцелевшие «смертники». Мары свились огромной воронкой, пробежали над рядами берсерков и замерли где-то в беспорядочной толпе позади них. «Бьерн! – расслышала я. – Этот воин убил твоего Бьерна! Гляди!» Перед моими глазами возникло залитое кровью лицо мужа. Древко стрелы торчало из одного его глаза, а второй умоляюще взирал на меня. «Бьерн, Бьерн, Бьерн», – настойчиво пели мары, а конец черной воронки упирался в грудь одного из «смертников». Он казался тяжелым и неповоротливым. Как только такой смог одолеть моего Бьерна?! Несправедливо! Нечестно! Убийца мужа почувствовал мой взгляд, сжался и побежал к воротам. Уйдет! Я припустила следом. Огромный и свирепый воин заступил мне дорогу и взмахнул мечом. Кто-то из наших выскочил вперед и встретил его удар. Пользуясь удачей, я проскользнула под рукой воина-зверя. Сбоку налетел еще один враг. Я пнула его и крутнулась, не выпуская меча из рук. Он отскочил в сторону, а кряжистый убийца Бьерна оказался совсем близко. Он поднял меч и как-то растерянно оглянулся, но помочь ему было некому. – Это тебе за моего мужа! – завопила я и ударила. «Смертник» отступил. Казалось, он пытается понять мои слова. – Ты убил моего Бьерна! – по-урмански выкрикнула я. – И за это ты умрешь! Он округлил глаза и вдруг засмеялся. От неожиданности я опустила руки. Только что этот подлец отступал и трясся от страха и вдруг стал таким смелым! С чего бы это? – Бьерн, – хохотал мой враг, – Бьерн! От ненависти меня затрясло. Он осмеливался смеяться над моей любовью! Подлый убийца! «Не медли! Убей его! Убей!» – заскулили мары. Я перекинула меч в левую руку, а правой вытащила из-за пояса топор. Мне доводилось слышать о воинах, которые сражались сразу двумя руками. Для убийцы Бьерна мне не хватило бы и десяти… Мой враг ухмыльнулся еще шире и завопил по-урмански: – Она хочет быть похожей на тебя, брат! Баба хочет походить на тебя! Бра-а-ат! Больше он ничего не успел сказать. Я швырнула топор. Отражая удар, его рука опустилась, и тогда блестящее лезвие моего меча вспороло подрагивающее в крике горло «смертника». Его голова откинулась назад, обмякшее тело рухнуло к моим ногам, но боль в сердце не унялась. Этот выродок лишил меня счастья и смеялся над этим! Он должен сдохнуть так, чтоб сородичи никогда не сумели отыскать его следов! Повизгивая от ярости, я принялась рубить мертвеца. Сначала кровь убийцы струйками плескала на мои ноги, но постепенно ее становилось все меньше и меньше. Вместе с кровью врага в землю уходила и моя ненависть. Мары собрались над останками и захихикали, словно укравшие кусочек сытного пирога нищие старухи. Я опомнилась и подняла голову. Воздух вокруг дрожал от воя берсерков. «Хаки, – шепнула память. – Нужно найти Хаки! Эту ненавистную тварь, убившую твою мать, этого мальчишку-волчонка с узким лицом и холодными глазами!» – Берегись! Я отскочила, но недостаточно быстро. Меч берсерка пролетел мимо, но мгновением позже его нога, с приделанным к сапогу длинным шипом, взвилась невероятно высоко в воздух и рухнула на мое плечо. Боли не было – только протест. Как же так?! Ведь мары обещали защитить меня! Я снова увидела крылатых служительниц Морены. Они оторвались от мертвеца и завертелись вокруг. Их мерзкое хихиканье перешло в громкий хохот, а костлявые руки потянулись к моей груди. Что они хотели сделать?! Забрать меня в свое темное царство?! Но они сами не выполнили обещания и не сберегли меня! «Неправда, не так… – запищала одна из мар, серая и полупрозрачная, как тонкая занавесь. – Ты отдала нам лишь одну душу врага, а обещала – три. Теперь ты наша!» Руки мар прикоснулись к моей груди и затеребили ее, стараясь добраться до сердца. Помогая им, паук задергался. – Но вы сами виноваты! – возмутилась я. – Вы сами не сохранили меня для будущих боев! – А мы и не обещали хранить твою жизнь. Мы не умеем хранить. Мы помогаем убивать… Только убивать… Неожиданно одна из мар заскулила и отпустила меня. Затем другая и третья… Кромешную темноту пронзил тоненький лучик света. Спасение! Не замечая боли, я поползла к нему, но это оказался не луч, а белый березовый ствол. Возле него спиной ко мне сидел невысокий паренек. – Баюн? – прошептала я. – Я же предупреждал. – Не оборачиваясь, он покачал головой. – Мары любят брать все… – Спаси меня, Баюн… Верни меня назад! – взмолилась я. – Зачем? Ты погубила себя. Ненависть грызет твою душу, и рано или поздно ты все равно достанешься им. —. Он указал на темную тучу позади меня. Оттуда донеслось хихиканье мар. – Но если ты очень хочешь… – Да! Я хочу! – закричала я и… очнулась. Рядом не было ни берсерков, ни мар, ни Баюна, только полумрак и жалобно стонущие люди. Раненые… Значит, бой кончился и меня принесли в шатер для раненых? – Здорово! Я повернула голову и уставилась на незнакомое бородатое лицо. Оно скривилось в болезненной улыбке: – Не узнала? Я – Болеслав. Ты тогда искала вендов… Кто же он? Ах да, помню… Мы познакомились на берегу в Сле. Он назвался воеводой князя… Какого же князя? Я постаралась, но так и не припомнила. – Теперь мне уже не воеводить, – грустно сказал он. Я проследила за его взглядом. Вместо одной из ног из-под рубахи Болеслава торчала короткая, обмотанная кожаными ремнями культя. – Берсерки проклятые покалечили, – объяснил он. – Нелюди… Я бы помер, кабы не твой знахарь. Мой знахарь?! – Таких лекарей свет не видывал, – продолжал Болеслав. – Он и тебя с того света вытянул, и мне кровь каленым железом остановил. О ком он говорит? Я не помнила ни одного знакомого знахаря. Может, кто-то из наших, болотницких, случайно оказался тут? Нет, глупости! Даже произойди подобное, разве кто-нибудь признал бы во мне прежнюю девочку Дару? – Он сказал, что если хороший мастер сделает мне Деревяшку, то я смогу ходить на ней почти как на собственной ноге… Нет, этот неведомый знахарь был не из болотницких! Наш мог пообещать отрастить новую ногу или позвать Болеславу помощника из кромешников, но про деревяц, ную не заикнулся бы… – А я тебя в бою видел, – вдруг сменил тему Болеслав. – Здорово ты дерешься. Все, как этих нелюдей увидали, остолбенели и даже назад повернули, а ты вдруг как кинулась на них! И страху в тебе совсем не было. За тобой побежал твой конунг, а за ним – остальные. Так это Олав прикрывал мою спину и схватился с первым берсерком? – Где он? – прохрипела я. – Кто? Конунг? Он-то цел-невредим, – переворачиваясь на бок, ответил Болеслав, – а из моих ребят никто не спасся. Да и ты… Дыра у тебя в шее была, во! – Показывая, он соединил кончики пальцев. Получалась действительно большая дырка. – Твой конунг, как увидел, что ты падаешь, разъярился не хуже берсерков. Он тебя из боя вытянул, а потом наши отбой заиграли, и все пошли назад. Венды тебя несли на руках, однако, пока знахарь не появился, думали – умрешь. Знахаришка-то оказался с виду тощий, хлипкий, в чем только душа держится, но Али ему сказал: «Коли не спасешь бабу – сложишь голову», вот он и не отходил от тебя ни днем, ни ночью. Лишь вчера отлучился, да и то к самому императору. А мне велел пока за тобой приглядывать, чтоб шибко не ворочалась. Сказал: «Она на подземной реке в ином миру побывала, вот только перевозчика для нее не нашлось. Повезло ей!» Во как сказал… Странный мужичок. Из греков, похоже. Я обрадованно вскрикнула. Как же раньше не догадалась! Это наверняка Тюрк! Он же говорил, что умеет лечить. Но как меня ранили, кто? Вспомнилась нога в кожаном сапоге и закрепленный на нем острый шип. Жаль, что мне не удалось разглядеть этого берсерка. Он стал бы еще одним из моих врагов. Полог раздвинулся, и в шатер вошел скрюченный худой человек в дорожном плаще. – Вот он. Знахарь, – шепнул Болеслав. – Тюрк! – окликнула я. Грек скинул капюшон, мелкими шажками подбежал ко мне и радостно облапил мое лицо дрожащими ладонями. – Я знал, – забормотал он. – Я знал, что ты очнешся. – Само собой, знал. Ведь это ты лечил меня… Тюрк замотал головой, опасливо оглянулся и понизил голос: – Я тут ни при чем. Ты должна была умереть, я лишь боялся говорить об этом Али-конунгу. А прошлой ночью ты вдруг перестала метаться и жар спал. И рана… Я никогда еще не видел, чтоб такие глубокие раны так быстро затягивались. Я не знаю, кто тебя спас-Хотелось бы посмеяться над его словами, но он говорил правду. Я поняла, что должна была умереть в то мгновение, когда шип берсерка вонзился в мою шею… Неужели меня спас Баюн? Нет, невозможно! Белый ствол березы сидящий возле нее шилыхан – всего лишь видение… Я подняла руку и дернула Тюрка за полу: – Скажи, ты видел битву? Он закивал. – А того, кто ранил меня? Он съежился еще больше и опять кивнул. В его ерных глазах заметался ужас. – Ты знаешь его? – Это Хаки, – выдавил грек. – Хаки Волк. Я служил ему. Тогда он был совсем молод, очень тяжело болел и тоже был излечен богами. Хаки, Хаки, Хаки… Сама судьба свела нас на этом Валу! Ну почему я не смогла ответить на его удар?! Почему не сумела отправить его к марам?! – Он еще жив? – Да. – Грек немного осмелел и заговорил громче: – Он никогда не умрет. Он не такой, как прочие берсерки. Он настоящий… – Что значит «настоящий»? Грек сморгнул: – Он настоящий потомок бога Одина. Он бессмертен. Чушь! Нелепица! Глупый страх раба перед госпо диком… Я покажу этому потомку бога, какова смерть! Я размажу его, разрублю на тысячу кусков, как разрубила Убийцу Бьерна! Я села и зашарила вокруг. Шею и плечо задергала боль. Тюрк отшатнулся: –Что ты делаешь. – Хочу вновь пойти на Вал, – не колеблясь, заявила Я. Грек покачал головой, а Болеслав коротко хмыкнул. – Ты не сможешь. Мы уже в Сле, далеко от Вала. Оттон проиграл сражение, потерял много воинов и понял, что Вал не взять. Теперь его войско село на корабли и пошло к Йотланду, – опуская голову, признался грек. – На берегу остались лишь ученые люди и раненые. Гонцы говорят, будто Синезубый тоже отправился к Йотланду и там будет новая битва. – Я поеду туда! – Все корабли ушли… Тебе не на чем ехать. И еще. Лазутчики утверждают, будто берсерки и Хакон-ярл бросили Синезубого и теперь ждут попутного ветра где-то в Лима-фьорде, далеко от места предстоящей битвы. Проклятие! Почему я не могу нагнать своих врагов?! Этого омерзительного мальчишку Хаки?! Уж лучше бы мне погибнуть! Паук вцепился в сердце, и мои руки сами рванулись к ране. Один удар, и с муками будет покончено. Пусть я лишусь души, но избавлюсь от этой изнуряющей боли! Жизнь без возможности отомстить стала кошмаром… – Погоди! – Тонкие пальцы Тюрка поймали мои запястья, а губы приблизились к уху. – Погоди. Не спеши. Я найду наших врагов… Верь мне! Я уронила руки. Что ж, может, грек и прав. Нужно быть терпеливее. Старик слепец ждал своей мести много-много лет и все же дождался. Сколько мук за эти годы испытала его душа? Уж верно, больше, чем моя… |
||
|