"Зубная Фея" - читать интересную книгу автора (Джойс Грэм)

Глава 17. Раскаты грома

Первую четверть в школе Фомы Аквинского Сэм провел как в тумане. Конни и Нев не могли не заметить, что он стал еще более замкнутым, чем обычно, но они решили, что он просто привыкает к новой школе. Разумеется, им и в голову не пришло, что их двенадцатилетний сын страдает от сознания вины и тех особых переживаний, что психологи определяют как синдром начинающего убийцы.

После той ночи трое друзей держались подальше от Уистменского леса, а также от конноспортивного комплекса, футбольного поля и пруда. Сэм не сомневался, что рано или поздно труп Тули будет обнаружен и следствие выявит виновных в его смерти. Каждый день, возвращаясь из школы, он был готов увидеть перед своим домом полицейскую машину, а на кухне – все ту же парочку детективов, хладнокровно попивающих чай в ожидании преступника. Каждый вечер, перед тем как сесть за уроки, он просматривал «Ковентри ивнинг телеграф» в поисках сообщения о найденном в Уистменском лесу разложившемся трупе. Недели и месяцы проходили без какой-либо реакции в прессе, но облегчения по этому поводу он не испытывал; это лишь оттягивало тот неотвратимый момент, когда в дверь их дома постучит карающая рука закона.

Предчувствие развязки регулярно посещало его в три часа ночи. Сэм пробуждался, обливаясь холодным потом, от стука дверного молотка, отчетливо слышного в ночной тишине. Он лежал во мраке, ожидая, что проснутся родители или раздастся повторный удар молотка, но ни того, ни другого не происходило. Между тем постоянное нервное напряжение не могло не сказываться на его учебе.

Терри и Сэм имели очень жалкий вид, явившись на очередной сбор через неделю после убийства Тули, – они опасались немедленного разоблачения, но поддались уговорам Клайва, который сочинил правдоподобную, вполне невинную историю их участия в маневрах и заставил друзей выучить ее наизусть. Раз за разом повторяя эту легенду в компании приятелей, Сэм и сам начинал в нее верить. Но когда он оставался один, воспоминания о случившемся возвращались и начинали терзать его с прежней силой.

Клайв дал Сэму задание: на первых же занятиях непринужденно справиться у товарищей по звену о причине отсутствия Тули. У Сэма, однако, не хватило на это духу; тогда Клайв сам прошел через класс в «орлиный» угол и задал прямой вопрос.

– Я не знаю, где он, – угрюмо ответил Лэнс. – А тебе что за дело?

С наивным энтузиазмом, глубоко впечатлившим Сэма, его друг произнес:

– Я обещал принести ему курево.

– Выкладывай. Я ему передам.

Клайв извлек из кармана рубашки мятую сигарету и вручил ее Лэнсу.

– А теперь отвянь, губошлеп.

Позднее Сэм набрался храбрости и снова навел справки о Тули. В данном случае вопрос представлялся вполне закономерным, поскольку исходил от одного из «орлов», образцом для подражания которых долгое время являлся пропавший суперскаут.

– Скорее всего он втихаря слинял в Лондон, – сказал Лэнс, преисполненный важности в своей новой роли «временного командира звена».

Впоследствии из разговоров с Лэнсом Сэм узнал, что Тули был сиротой и жил со своим дедом, страдавшим болезнью Альцгеймера. Этот самый дед и высказал мысль, что Тули уехал в Лондон; правда, его свидетельство не заслуживало особого доверия, поскольку старик временами даже не мог вспомнить имя Тули, а то и вообще отрицал наличие у него каких-либо внуков. Сам же Лэнс считал такой оборот дела вполне вероятным, поскольку Тули не раз говорил ему, что когда-нибудь он плюнет на всю здешнюю бодягу, сядет зайцем на поезд и махнет в Лондон, где пристроится ударником в какую-нибудь рок-группу.

– Он обещал взять меня с собой, – грустно добавил Лэнс.

Неделя за неделей троица добросовестно посещала отрядные сборы. И только Линда подозревала, что у ее подопечных какие-то неприятности. Каждый вторник их вечерние прогулки на занятия и обратно проходили в мрачном, почти похоронном молчании. Линда, неизменно блиставшая чистотой и свежестью, порой пыталась их расшевелить, спрашивала, чем они нынче занимались, но ответы были вялыми и односложными. Столь необычная сдержанность ее настораживала. Она видела, что эти посещения не доставляют мальчикам ни малейшего удовольствия, но они с непостижимым и мрачным упорством отбывали их как повинность. Разумеется, она не могла догадаться, что творилось у них на душе, когда пыталась втянуть их в шутливую болтовню о походах в лес, морских узлах и т. п.

Вскоре Лэнс покинул отряд; двое других «орлов» были назначены соответственно командиром звена и его заместителем. Появлялись еще новобранцы, и Сэм обнаружил, что постепенно продвигается выше в скаутской иерархии. И вот настал день квалификации. Все трое успешно прошли тесты на наблюдательность, вязание узлов и разведение огня, получили значки и принесли клятву перед флагом; им торжественно салютовали остальные члены отряда.

– Ну вот и все, – тихо сказал Клайв, когда они в тот вечер возвращались домой. – Еще пару раз там появимся, и конец.

– Почему?

– Я случайно слышал, как Скип жаловался другому инструктору, что большинство скаутов уходят из отряда, едва заполучив значок. Поэтому никто не удивится, если мы через две недели выпадем в осадок.

– О чем вы там шепчетесь? – поинтересовалась дотошная Линда, которая остановилась и поджидала их на дороге.

– О скаутах, о чем же еще, – быстро сказал Терри. – Мы говорим, что все эти сборы – полный отпад.

Это произошло накануне рождественских каникул. После уроков Сэм стоял в очереди на автобусной остановке. Его мысли, как обычно, витали вдали от привычной сцены пихающихся и орущих школьников. Он гадал, не случится ли сегодня неизбежное, и дома его встретят, прихлебывая чай из больших кружек, знакомые полицейские детективы. И еще он думал о Зубной Фее, которая не появлялась в его спальне с той фантастической ночи после убийства Тули. Неожиданно он получил сильный толчок в спину.

Очки слетели с его носа, но, к счастью, Сэм успел перехватить их до падения на асфальт. «Извините», – громко прозвучал у самого его уха насмешливый девичий голос. Водрузив очки на место, он разглядел нахалку, которая неторопливо продвигалась вдоль этой пародии на очередь, а достигнув ее хвоста, повернулась и бросила взгляд в сторону Сэма из-под длинной каштановой челки.

Это была всадница из спорткомплекса. В школьной форме она выглядела моложе, более по-девчоночьи, нежели в костюме для верховой езды. Ее волосы, на сей раз не собранные в «конский хвост», свободно ниспадали на плечи, а прямая челка опускалась почти до линии темных бровей. Предусмотренная школьным уставом плиссированная юбка была укорочена до неуставной длины, заканчиваясь несколькими дюймами выше колен, и когда она откинула назад полу курточки и подбоченилась, это лениво-изящное движение подчеркнуло линию ее бедра – впрочем, слишком худого, чтобы выигрышно смотреться в черных чулках. Что касается выражения лица, обращенного к Сэму, то в нем отсутствовала враждебность, однако и приветливым назвать его было нельзя.

Сэм отвел взгляд и инстинктивно потрогал свои уши – ему казалось, что они охвачены пламенем. Он сознавал, что позорно краснеет от смущения, и потому радостно приветствовал появление спасительного транспорта, поспешив принять участие в свалке перед дверьми автобуса. Пробившись внутрь и заняв половину двухместного сиденья, Сэм озадачился вопросом: а что собственно, она здесь делает? Он давно уже знал в лицо всех школьников, обычно ездивших этим автобусом, но она присоединилась к их компании впервые.

В свою очередь забравшись в автобус, девчонка помедлила, стоя в проходе, и Сэм с ужасом подумал, что она собирается сесть рядом с ним. Вместо этого она наклонилась к нему, и ее длинные волосы скользнули по его плечу. У нее были широкие скулы и голубые, глубоко посаженные глаза.

– Я видела тебя в тот день, – сказала она негромко и, выпрямившись, проследовала в конец салона.

Она сошла за одну остановку до Сэма, всего в четверти мили от его дома. Не сумев преодолеть искушение, Сэм посмотрел на нее из окна, когда автобус тронулся. С ранцем, небрежно висящим на одном плече, она не оглядываясь пошла вдоль улицы в противоположную движению сторону.

Уступка Скелтона общему предрождественскому настроению выразилась в потрепанной полоске зеленой мишуры, криво висевшей на стене за его спиной. Одна-единственная праздничная открытка торчала из его письменного прибора. Когда Сэм вошел, психиатр курил трубку, задумчиво глядя в окно.

– Заходи, дружок, присаживайся.

Скелтон имел неаппетитную привычку в процессе курения грызть чубук своей трубки. Иногда он носил костюм из твида, а иногда одевался в мешковатый, давно утративший первозданную белизну свитер шотландской вязки. Нынче был «день свитера» – следовательно, доктор с утра настроился на неформальное общение. Его румяные щеки припухли, как от двустороннего флюса, а цветом шеи он был под стать вареному раку. Слегка покачиваясь, он отошел от окна и уселся на письменный стол, свесив ноги и демонстрируя около дюйма обнаженно-волосатого пространства между верхом шерстяных носков и низом вельветовых штанин.

– Кусаки и писуны, – изрек он, не выпуская изо рта свою трубку.

Сэм поднял глаза на психиатра.

– Кусаки и писуны. Ты кусака или писун?

Сэм опустил глаза.

– Вот что пришло мне недавно на ум, дружище. Иным суждена участь заурядных маньяков, иные же становятся поэтами, спаси нас Господь от тех и других. Ты часто мочишься в постель? Кусал кого-нибудь в последнее время?

– Нет.

– Нет? Он сказал «нет». Должен ли я ему верить? Безусловно. Почему бы не поверить? Прежде он мне никогда не врал.

Скелтон взмахнул трубкой, обращаясь к воображаемым слушателям. Жест его был настолько убедителен, что Сэм невольно обернулся, дабы проверить, нет ли еще кого-нибудь в комнате.

– Возьмем для примера юного джентльмена по имени Тимми Бульк – это не его настоящее имя, запоминать не обязательно. Он был здесь не Далее как вчера. Теперь встань и посмотри на свое кресло. Встань и посмотри.

Сэм так и поступил. На обивке кресла темнело обширное пятно.

– Не волнуйся, оно уже высохло. Этот самый, с позволения сказать, юный джентльмен, дылда четырнадцати лет от роду, до сих пор каждую ночь писается в постель. И когда я вчера беседовал с ним на эту тему – то была откровенная и дружеская беседа, совсем как у нас с тобой, – Тимми Бульк опять обмочился. Прямо в мое кресло.

Скелтон вставил в рот чубук трубки, с лязгом захлопнул челюсти и пустил к потолку клуб дыма.

– Теперь возьмем другой пример: некто Микки Чавк. Он искусал сначала свою маму – парень живет без отца, – потом поочередно добрался до сестры, брата, тети, нянечки и учителя. А когда я не позволил ему оттяпать кусочек от меня, он впился в ножку моего стола.

Скелтон воспользовался чубуком как указкой, и Сэм действительно разглядел следы зубов, глубоко прокусивших верхний, отполированный слой дерева.

– Как ты думаешь, почему я тебе все это рассказываю? Дело обстоит так: если парень не кусака и не писун и если он не подпадает под парочку других, менее существенных категорий пациентов, которых я научился классифицировать за долгие годы практики, то я не могу не задаться вопросом, за каким чертом он вообще ходит ко мне на прием?

Скелтон нагнулся, приблизив свое лицо к лицу Сэма и обдав его густым табачно-алкогольным выхлопом. Глаза психиатра налились кровью; фиолетовые изгибы вен вздулись по бокам его носа.

– Ты можешь мне ответить?

– Нет.

– Он сказал «нет». Нет. Тогда вернемся к Микки Чавку. Господь Бог отлично знает, что творит, и отлично знает, с какой целью. Он знает, зачем создавал маленькие зеленые яблоки, и знает, зачем создал Микки Чавка. Парня ждет широкая известность – чтоб не сказать популярность – в качестве убийцы-маньяка. Это ему на роду написано. А Тимми Бульк станет слезливым рифмоплетом, что, по моему разумению, еще хуже. Будь моя воля, я бы содержал писунов-рифмоплетов и кусак-убийц в тюремных камерах совместно. Но тут я, увы, не властен. Теперь поставим вопрос таким образом: если я понимаю проблемы этих двух парней, но ничего не могу с ними поделать, то как мне быть с тобой, если я до сих пор даже не понял, в чем твоя проблема?

– Я не знаю, – сказал Сэм, искренне сочувствуя его затруднению.

Скелтон сгреб со стола историю болезни и начал бегло, без особого интереса перебирать листки.

– Видел в последнее время фею-зубастика?

– Нет.

– Гм. А как насчет куколок?

– Кого, простите?

– Куколок. Есть уже кто-нибудь на примете? Сэм пожал плечами.

– Я имею в виду девиц. – Он произнес «дывыц», сжимая зубами чубук. – Видишь ли, мне кажется, что все твои мучения закончатся, как только в игру вступят эти нежные и такие соблазнительные создания.

Он направил на Сэма долгий пристальный взгляд – настолько долгий и настолько пристальный, что Сэм не выдержал и отвел глаза.

Обстановку разрядило появление секретарши Скелтона, которая внесла чайный поднос с печеньем.

– Миссис Марш, найдется у нас что-нибудь вкусненькое для юного Сэма? Как-никак, на носу Рождество и у нас с Сэмми идет разговор по душам. О сути вещей и правде жизни, не так ли, Сэм?

Миссис Марш поставила поднос на стол и посмотрела на Сэма строго и в то же время снисходительно – так, будто он только что был уличен в каком-то не слишком серьезном проступке вроде кражи маленьких зеленых яблок, сотворенных Господом Богом с одному Ему известной целью. Сэм покраснел.

– Спасибо, миссис Марш, спасибо, – сказал Скелтон, а когда секретарша удалилась, вернулся к предыдущей теме. – Итак, что у нас с куколками? Ты должен подумать об активных действиях на этом фронте. Мой тебе совет: действуй решительно. Кто колеблется, тот проигрывает.

– Я хочу признаться, – сказал Сэм.

– Признаться? В чем?

– В убийстве.

– Что? Ко всему прочему ты еще и убийца?! – Он наполнил чайные чашки и одну из них протянул Сэму, а затем отвернулся и пошарил в ящике стола. Когда он проносил руку обратно над своей чашкой, Сэм услышал булькающий звук.

– Да.

– Ну-ну, не стоит так горячиться. Ты меня неправильно понял. Если ты не кусаешь людей и не мочишься в постель, это еще не значит, что ты человек пропащий или неполноценный. И ты не добьешься от меня высшего балла или золотой медали, провозгласив себя убийцей.

– Да нет же, я правда совершил убийство.

Психиатр усмехнулся.

– Ты у меня под колпаком, приятель. Уж не думаешь ли ты, что обвел меня вокруг пальца с этим кельтским крестом и летучей крысой на погосте? Мы называем это сигнальным выстрелом, попыткой привлечь внимание. Итак, я знаю, что тыi знаешь, что я знаю. Я до сих пор тратил на тебя время только потому, что хотел выяснить, ради чего ты симулируешь психическое расстройство. «Упокойся с миром» – ха, очень мило, это из старой католической песни. Да ты не больше псих, чем я сам!

– Я не выдумываю про убийство.

Скелтон сложил руки на груди, обгладывая чубук.

– Ну хорошо. Давай послушаем твою историю.

Сэм думал испытать облегчение, но вместо

этого неожиданно почувствовал, как на его плечи опускается дополнительный груз. В комнате потемнело, часы на каминной полке оглушительно тикали. Он сфокусировал взгляд на дюймовом отрезке волосатой ноги над вязаном «ромбиками» носком Скелтона и подумал о Тули, погребенном под сухими листьями в дупле старого дуба. Он пришел сюда с твердым намерением рассказать Скелтону об убийстве, но сейчас, когда он глядел на эту волосатую ногу и слышал скрип зубов, грызущих чубук трубки, чистосердечное признание показалось ему не такой уж удачной идеей.

Он посмотрел в окно, надеясь увидеть там Зубную Фею, готовую подсказать правильный ход. Несколько раз во время предыдущих встреч с психиатром она являлась ему в этом самом окне, но сегодня ее там не было.

– Вы дали мне пистолет, – вдруг сказал Сэм.

– Что? Я дал тебе что?…

– Пистолет. Вы дали его мне, когда я был здесь в прошлый раз.

Скелтону, похоже, начала надоедать эта игра.

– Брось, дружище, никакого пистолета я тебе не давал. Что за ерунду ты несешь?

– Давали! В прошлый раз! – негодующе вскричал Сэм.

Ошеломленный этим внезапным взрывом эмоций, Скелтон поскреб голову.

– Погоди, ты имеешь в виду… – Он сдул воображаемый дымок из ствола воображаемого пистолета.

– Да!

– Ага! Значит, оружие сработало! И ты пристрелил его?

– Ее.

– Ее?

– Он стал Ею.

– Ага, понимаю! И теперь она мертва? Убита серебряной пулей?

Сэм покачал головой:

– Она вернулась. Стало хуже прежнего.

Скелтон признал свое поражение. Он взглянул на часы и вызвал по внутренней связи секретаршу.

– Миссис Марш, назначьте ему еще один прием. Этот паренек оказался умнее, чем мы думали. – Он повернулся к Сэму. – Я рассчитывал сегодня снять тебя с учета и попрощаться. Придется это дело отложить. Но имей в виду: ты у меня под колпаком и никуда не денешься. Рано или поздно старина Скелтон выведет тебя на чистую воду.

Открылась дверь, и в проеме возникла миссис Марш – это означало, что ему пора идти. Она по-прежнему смотрела на Сэма так, словно он был в чем-то виновен, но при этом заслуживал снисхождения.

– Желаю тебе весело провести Рождество, – бросил напоследок Скелтон.

На выходе Сэм оглянулся и увидел, как психиатр, яростно глодая чубук, тянет руку к ящику письменного стола.

Миссис Марш закрыла за мальчиком дверь.