"Правда жизни" - читать интересную книгу автора (Джойс Грэм)21У Марты рядом с каминной решеткой всегда лежало наготове несколько лучинок. Она взяла одну, подожгла от огня и поднесла к трубке. Лишь как следует раскурив ее, она посадила на колени одну из дочек-близнецов Юны. Она радовалась, глядя на прежнюю веселую Юну. И хотя из-за двойняшек хлопот было невпроворот, Юна снова все успевала. Марта всегда пеклась и о детях, и о внуках, и никогда о себе. Пожаловаться ей было на что: артрит, ревматизм, прострелы, разбухшие вены, расшалившаяся щитовидка (и это было только начало списка), – но заботило ее лишь благополучие того или иного из ее чад. У сосуда благополучия, видимо, было свое дно, а пили из него неровными глотками. Подчиняясь материнскому инстинкту, она при любой возможности старалась сгладить это неравенство, вмешиваясь в дела детей, помогая им, а то и прибегая к хитрости. Юна вернулась в свою колею, и теперь, когда о ней можно было больше не тревожиться, сердце Марты болело уже о другой ее кровинке. Сейчас ей не давал покоя тот разлад между Олив и Уильямом, что день ото дня все усиливался, и она лишь вполуха слушала трескотню Юны. – Видишь ли, это все Госздравслужба со своими новыми правилами, – говорила Юна, стойко отбиваясь от поползновений своей собственной дочери получить очередную порцию кормежки, в то время как ее сестренка щурилась сквозь синее облако табачного дыма. – Гигиена там, стерильность, дезинфицировать все надо. Ну и вот. Не дают ей разрешения, или как там это называется. Не выполняет, мол, требований. В общем, я ее такой расстроенной еще ни разу не видела. – Ох, прикончит это ее. Бедняжка. Жалко старушку. Она ведь этим только и жила. – Да, сорок лет повитухой. Может, пару раз за год не удавались у Энни-Тряпичницы роды – не больше. Всего два случая в год. Поспорить готова – другой такой повивальной бабки не сыщешь. И мне она очень помогла, мам. – Бедняжка. Хоть что-нибудь сделать можно? – Да вот – разрешение нужно. Не обязательно на государство работать, но требуется лицензия. – А кому какое дело – вдруг тебе или соседке твоей понадобилось снова ее позвать? – Это, мама, будет нарушением закона. Будет считаться, что она не соблюла правила. Задумчиво попыхивая трубкой, Марта пересадила ребенка с левой руки на правую. – У нее, конечно, не все дома, это факт. Но ты права: во всем графстве лучше акушерки нету. – Так мало того, она и другой приработок потеряла. Она ж приходила убираться в церкви и в администрации. Ну и вот, из церкви что-то пропало, и хоть напрямую никто никого не обвиняет – ты же знаешь нового викария из Святого Матфея, еще тот жук, – но кое-кому шепнули, вот ее и с этой работенки поперли. – Да Энни-Тряпичница в жизни чужого не возьмет! – Вот и я говорю. А они решили, что она в маразм впала. – Да не впадала она ни в какой маразм! Она всю жизнь такая. И на что же теперь бедняжка будет жить? Но вопрос остался без ответа – на пороге появилась еще одна дочь. – Привет, – мрачно поздоровалась Олив. – Та-ак! – ответила Марта. – Чего с таким постным лицом? – Сказала же – не приходи больше. Это был первый и последний раз. – Зачем тогда в дом впустила? – спросил Уильям, утрамбовывая сигарету о пачку, прикурил и, стараясь скрыть волнение, откинулся в кресле, положив ногу на ногу. Рита стояла спиной к окну, скрестив на груди руки. – Я себе пообещала: не повторится это. После того, как ты так сбежал тогда. – Извини. Я просто… Рита моргнула: – Уходи, прошу тебя. Так надо, пойми. – Рита, я только о тебе и думаю. – Слышать не хочу. – Ничего не могу с собой поделать. Засыпаю – тебя вижу, просыпаюсь – ты передо мной. И на работе ты у меня из головы не идешь. Курю – на пальцах твой запах. – Вот грязный тип! – Рита, это мучение какое-то. Поверь, никакого кайфа. Я раньше про парней, что на сторону ходят, думал – вот, развлекаются себе. Теперь знаю, каково оно. – А мне-то каково, как ты думаешь, мистер Муж и Отец? Сейчас я тебе кое-что расскажу – забудешь ко мне дорогу. Мне казалось, я, наконец, перестану Арчи вспоминать. Думала, переболею и вообще про мужиков забуду. Мысли даже отгоняла. А тут ты – мрачный такой, смотришь на меня во все свои карие песьи глазища – да, да, – и я снова как с цепи сорвалась. Как-то вечером пошла на улицу и сказала себе: «Ну, Рита, попотеешь ты сегодня, будь что будет!» Нашла себе мужичка поприличнее и пошла с ним в темную аллею – за развалинами собора. А все из-за тебя. Ну что, доволен? Мистер Всезнайка. Вот так, и не надо мне рассказывать – не сладко, мол, ему. У меня тоже жизнь – не малина. – Рита, прости. – Нельзя женщину с цепи спускать. Нельзя. – Знаю. – Да что ты говоришь? Знает он. Не может женщина просто взять распалиться и тут же успокоиться, как вы, мужики. Лезете к нам, сначала разбудите то, что в нас дремало, а потом удираете, не возвращаетесь или убивают вас… Рита, рыдая, упала на диван, закрыла лицо руками и плотно сдвинула колени. Уильям поднял взгляд на фотографию в рамке – сверху ему улыбался Арчи. Рита быстро справилась со слезами, провела большим пальцем по веку. – Все равно, нечего ко мне ходить, раны бередить. Уильям протянул ей сигарету. Она взяла, он щелкнул зажигалкой и снова сел. Она закурила. Оба молчали. – Рита, я твой запах через всю комнату чувствую. Чудесный у тебя запах. – Хватит! Когда же это кончится? – Нет, правда. У меня, наверное, обоняние хорошо развито. Я каждый день с фруктами и овощами вожусь, и когда езжу закупать товар, мне его даже в руки брать не надо. Стою просто и знаю – вот эти в самый раз, эти переспели, могу даже сказать, на сколько дней, или чувствую, что неурожай был. Может быть, это талант у меня такой. Может, это – единственное, что я умею. – Нет, не единственное, – сказала Рита, глядя на него. – В общем, стоит мне только запах уловить, и все понятно. А от твоего запаха я без ума. Не оставляет он меня с тех пор, как я сюда тогда пришел. – Уильям, что ты несешь? – Просто говорю – твой запах остается со мной, не исчезает. Преследует меня, как… как призрак. Все сюда меня зовет. Рита встала, сложила руки, чуть скрестила ноги, поставив одну перед другой – сейчас она походила на резную кариатиду в каменном портике древнего храма. – Тебе нужно уйти. Уходи. Уильям поднялся, шагнул к ней, прикоснулся рукой к ее густым рыжим волосам, убранным сзади в узел, и приник к ее губам. Она не сопротивлялась. Он легонько подтолкнул ее, и она прислонилась спиной к стене у каминной полки. Он стал целовать ее в шею, она пыталась сопротивляться. – Неужели опять? – шепнула она. Через миг его рука была у нее между бедер и стягивала трусики, а пальцы юркнули дальше, вглубь. Он упал на колени, сдернул с нее трусики до лодыжек и задрал юбку. Она схватила его за волосы на затылке, и ему пришлось откинуть голову, посмотреть вверх. Она отпустила его, и он припал лицом к «муфточке», сунул язык как можно глубже, оторвавшись только для того, чтобы найти |
||
|