"Курение мака" - читать интересную книгу автора (Джойс Грэм)

18

Не знаю, училась ли Клэр Мёрчант вообще где-нибудь? Волосы у нее были зачесаны назад, как у Чарли, так что она, несомненно, походила на мою дочь. И цвет волос такой же, и овал лица. Я легко представил, каким образом она могла путешествовать с чужим паспортом. Вид у нее после нескольких недель заключения был болезненный. Что действительно отличало ее от Чарли, так это излом бровей и привычка смотреть на вас исподлобья, причем во взгляде сквозило не любопытство, а осторожность. Ее губы слегка кривила презрительная усмешка на тот случай, если кто-нибудь бросит ей замечание или вздумает оскорбить. Не могу сказать, что она мне понравилась.

Одета она была в зеленую хлопчатую робу вроде тех, что носят санитары в наших больницах, и пластиковые сандалии. Мы встретились с ней в душном помещении – без окон и без каких-либо признаков вентиляции. Видимо, в камерах было еще хуже. Она сидела за маленьким столиком, рядом с которым поставили пластиковый стул для меня.

Минуту мы сидели друг против друга, как шахматисты за партией, а потом я открыл сумку с мылом, шампунем и прочей мелочью. У другой стены, также на пластиковых стульях, сидели Мик, Фил, Бразье-Армстронг и надзиратель, «подмазанный» Миком. Женщина из охраны, скучавшая у двери, подошла к столу, чтобы проверить выложенные мною вещи.

– Они просто конфискуют все это и заберут себе все, что им понравится, – сказала девица.

– Я могу попросить их не делать этого. Девица поняла, что я имею в виду.

– И я смогу вернуться в свою камеру?

– Она провела ночь одиночка, – пояснил надзиратель с лучезарной тайской улыбкой. – Это ей освежать голова. Сейчас она лучше помнить.

Здесь в камерах держали по шесть человек, но даже это было предпочтительнее по сравнению с заключением в одиночном карцере.

– Вы сможете взять эти вещи, – сказал я, как будто был директором тюрьмы, – и отправиться в свою камеру. Но прежде я хочу знать, где и когда последний раз вы видели мою дочь.

– Вы ждете, что я вам все выложу? С какой стати? Меня бросили гнить здесь. Он, – добавила она, ткнув пальцем в Бразье-Армстронга, – может только болтать, черт бы его побрал. Ничего не сделал, чтобы мне помочь. А мне терять нечего. Я и так получу свои двадцать лет, а может, и смертный приговор. Так что у меня своих забот хватает.

Мы знали, что участники наркотрафика часто пользуются ворованными паспортами. Но Клэр Мёрчант не призналась, кто она, даже после того как угодила в тюрьму. Отцовская интуиция подсказывала мне, почему она так поступала.

– Клэр, ваши родители не знают, что вы здесь? Она прикусила палец.

– Вы, думаю, понимаете, что теперь, когда установлено ваше имя, мы свяжемся с ними и расскажем, где вы находитесь. Они ведь имеют право это знать.

Тут она разревелась и сразу как-то все прояснилось: очевидно, она не посвящала родителей в свои делишки. Они понятия не имели, что их дочь сидит в тюрьме в Чиангмае.

Я дал ей поплакать минуту-другую, а затем протянул носовой платок. У охранника я спросил, можно ли дать ей закурить, и, после того как он утвердительно кивнул, зажег Мёрчант сигарету.

– Они ничего не знают?

Она кивнула, подняла заплаканное лицо и выдохнула дым в потолок. В глаза мне она не смотрела.

– У меня отец очень старый, – сказала она. – Он болен, не встает с кровати. Я даже думала остаться дома, но он сказал, чтобы я ехала, незачем мне болтаться и ждать, пока он отдаст концы. Я знаю, что жить ему осталось еще год, от силы два, и решила: если смогу выдать себя за другую – вы понимаете, что я имею в виду, – ему ничего не доведется узнать.

Я подумал о том, как давно я и сам не получал никаких вестей от Чарли.

– Но он же волнуется.

– Моя подруга посылает ему сообщения по электронной почте каждые две недели. А в Англии сестра делает для отца распечатки и читает ему вслух. Он думает, я сейчас в Австралии. Мой милый папочка. – Она снова расплакалась. – Я не хочу, чтобы он узнал про меня. Любимый мой старичок.

Затем она нам все рассказала. Таиландский Золотой треугольник, где выращивали опиумный мак, за последние годы превратился в Золотые ворота. Посевы мака вытеснили из Таиланда в Мьянму и Лаос.

Там опиум очищают и превращают в героин, а затем переправляют в Таиланд, потому что страна располагает широкими деловыми и туристскими связями с Западом.

Из того, что она поведала, я понял, что обычно для транспортировки порошка используют два способа – «на мулах» и «на муравьях». Первый позволяет переправлять большие партии товара, но связан с высоким риском и, соответственно, чреват убытками для боссов наркоторговли. Другой состоит в снаряжении армии «муравьев», переносящих небольшие пакетики контрабанды. При этом заранее известно, что часть из них попадется в руки полиции, но большинство сумеет изловчиться и доставить товар. Клэр Мёрчант не повезло.

Как и большинство туристов, побывавших в Таиланде, она влюбилась в эту страну, но не думала задерживаться здесь на всю оставшуюся жизнь. Ее арестовали в городе Фанг при попытке провезти в трусиках пакетик героина из Мьянмы. По ее словам, прежде она контрабандой не занималась. Просто поддалась на уговоры приятеля.

Но я ей не слишком поверил, потому что она украла паспорт у Чарли за пару месяцев до того, как попалась. Логично было предположить, что она отдавала себе отчет, зачем ей может понадобиться чужой паспорт. И что ни говори, покуривать травку она тоже начала задолго до ареста. Как, впрочем, и Чарли.

– Я была в джунглях, на севере. Там легко достать опиум, и маршрут считается безопасным. Тайские власти хотели бы всех уверить, что уничтожили плантации мака, но местные жители до сих пор его выращивают. Опиум вам могут предложить в любой деревне.

В одном поселке, как раз вблизи границы с Мьянмой, мы наткнулись на другую группу. В ней было несколько английских и американских туристов, которые здорово накурились; двое из них выглядели совершенно больными. Их проводники, конечно, задергались: ведь им велели держать туристов подальше от опиума. Но так или иначе, эти двое – девчонка и ее дружок – не могли идти дальше: уж слишком их развезло; они были вынуждены провести еще одну ночь в деревне. Мы все тоже собирались там заночевать, поэтому их проводники решили вести свою группу дальше, а нас попросили приглядеть за больной парочкой.

Они лежали на земле в бамбуковой лачуге. Не знаю, сколько трубок они выкурили, но были в полной отключке. Скорее всего они курили, воображая, что ничего особенного с ними не происходит, а потом просто вырубились. Я пошарила у них в сумках – искала документы паренька. Мой приятель хотел обзавестись чужим паспортом. Но, похоже, тот здорово его запрятал. Во всяком случае, его паспорта в сумке не оказалось, а вот ее паспорт я нашла.

– Тогда вы его и украли?

Она утвердительно кивнула головой:

– На следующее утро проводники подняли нас рано, но эта парочка все еще не пришла в себя. Может, они накурились чем-то более забористым. Наши проводники не хотели ждать, пока иностранцы очухаются. Они нервничали – в деревню зашли двое чужаков, не из местных, – и, по-моему, хотели уйти как можно скорее. Мы не стали копаться и ушли. Вот и все.

– И бросили их в деревне?

– Да.

– У меня нет слов.

– Мне жаль.

– Ах, тебе жаль! – не выдержал Мик. – Представь себе, нам тоже чертовски жаль!

Охранник присоединился к разговору:

– Да-да, жалко. Очень жалко.

– Вам за многое придется держать ответ, барышня, – произнес Фил.

– Если я раздобуду карту, – спросил Бразье-Армстронг, – вы сможете показать мне, где находится эта деревня?

– Попробую.

Он переговорил с тюремщиком, и тот отправился искать карту. Бразье-Армстронг будто прочел мои мысли:

– Это случилось четыре или пять месяцев назад. Вряд ли она все еще там.

Я ничего не ответил. Вернулся тюремщик и расстелил на столе лист армейской карты. Мёрчант ткнула пальцем в точку около границы с Мьянмой, на полпути от Паи к Фангу, в горном районе к северо-западу от Чиангмая.

– Здесь.

Тюремщик помрачнел. Наморщив лоб, он сказал несколько слов на тайском Бразье-Армстронгу. Похоже, они обсуждали полученные сведения. Бразье-Армстронг сказал:

– Он бы предпочел, чтобы это произошло ближе к району Золотого треугольника – там каждый день проходят туристские группы. А здесь территория вне закона. За последние полгода было несколько разборок между опиумными бандами. Кроме того, граница заминирована. Официально тайские власти хотят показать миру, что выращивание опиумного мака у них под контролем. А на самом деле они посылают туда армейские подразделения, сжигают несколько маковых полей, а крестьяне просто уходят к западу и опять разбивают плантацию.

– Когда мы сможем туда отправиться? – спросил я Армстронга.

– Наверное, вы не поняли меня, Даниель. Там нет дорог. Это район горных ущелий…

– Но она ведь прошла, – прервал его Мик, указывая на Клэр. – И Чарли тоже прошла.

– Вы сможете туда добраться, – вмешалась девушка. – Вам понадобятся проводники, но добраться туда несложно.

Решив, что разговор окончен, Клэр встала. Когда надзирательница выводила ее из комнаты, Фил положил руку ей на плечо:

– Не падайте духом и не теряйте надежду.

– Чего?

Фил заглянул ей в глаза:

– Господь ближе, чем вы думаете.

– Спасибо за сообщение, – сказала Мёрчант. – Очень утешает. Пожалуй, я сделаю из него самокрутку. А может, это не курят? Этим колоться надо? Или лучше нюхнуть? – Она повернулась к надзирательнице: – Не могли бы вы увести меня отсюда? Пожалуйста!

Мик ухмыльнулся, но я посмотрел на Фила с чувством глубокой жалости, ведь он искренне пытался ее подбодрить.

Тюремщик что-то быстро произнес на тайском. Бразье-Армстронг даже вспотел, когда обернулся ко мне со словами:

– Он говорит, что ситуация в этом районе очень неопределенна. Недалеко от границы, в лагерях для беженцев, живут карены [23], в джунглях орудуют партизанские отряды КНП [24] и опиумные банды. Тайское правительство не может даже направить туда армию. Как должностное лицо, обязан предупредить: если вы все же решитесь на поездку, этот шаг будет противоречить моим рекомендациям. Имейте в виду, в случае чего Британское консульство не сможет вам помочь.

Мик хлопнул себя по бедру. – Да уж, – произнес он, – это будет для нас, черт побери, огромной потерей. Верно?

Найти проводников оказалось не таким простым делом, как мы думали. Несколько туристических бюро, работающих в Чиангмае, предлагали трех– или четырехдневные маршруты по большей части в контролируемые районы, к северу от города, или кольцевые туры по Золотому треугольнику. Нам же требовался маршрут, заранее не оговоренный, поскольку мы имели лишь самые смутные представления о том, где находится наша деревня, и не знали, куда нам придется отправиться, после того как мы до нее доберемся. Туристические компании никак не могли взять в толк, чего мы хотим: они упорно пытались пристроить нас в комплектующиеся группы немецких и австралийских туристов, желающих провести отпуск с приключениями.

Были и другие проблемы. Стоило указать интересующий нас район, как мы наталкивались на явное нежелание хотя бы попробовать найти подходящих проводников. В конце концов нам помогла маленькая компания под названием «Панда Трэвел». Работникам этой компании были известны проводники, несколько лет отслужившие в тайской армии. Когда мы предложили удвоенную плату за переход, раздался долгожданный звонок из «Панды Трэвел». Нам сообщили, что компания предлагает нам взять двух проводников на тот случай, если в дороге что-нибудь случится с одним из них. И мы договорились о встрече.

Двое парней вошли в офис компании и сразу же направились в глубь помещения, где и приступили к переговорам. Непрерывно дымя сигаретами, наши будущие проводники время от времени поворачивали к нам головы, окидывая нашу троицу холодными и, как мне показалось, критическими взглядами.

Наконец они представились нам как Бхан и Кокос. Оба были жилистыми низкорослыми парнями и улыбались значительно реже, чем это обычно делает любой их соотечественник. Тот, что помоложе, Кокос, с длинными гладкими черными волосами, говорил на ломаном английском, понимать который мне удавалось с большим трудом. Бхан, похоже, был прирожденный молчун. За дополнительную плату они согласились готовить еду и договариваться со старостами деревень о стоянках на маршруте. При расчете комиссионных были учтены интересы туристической компании, к тому же нас снабдили небольшими рюкзаками и спальными мешками. Чемоданы и большую часть наших вещей было решено оставить в отеле.

Бхан и Кокос заявили, что готовы приступить к работе хоть завтра. В результате мы договорились, что на следующий день доберемся на грузовике до поселка Бан Май Кон, а дальше отправимся в путь пешком.

– Иными словами, – произнес Фил, – впряжемся в орало.

– Какое орало? – спросил Мик.

Я не знаю, что имел в виду Фил, но одно было ясно как день: мы отправлялись в джунгли.

Поскольку этому вечеру предстояло стать для нас последним в Чиангмае, Мик был одержим идеей доставить себе на прощание максимум удовольствия. Он принял душ, побрился и спрыснул себя одеколоном.

– Джунгли так джунгли, – несколько раз повторил он, – не знаю, что нас там ждет, но пива мы там точно не дождемся.

Таким способом он ясно давал мне понять, что собирается напиться до бесчувствия.

Перед тем как выйти, я тихо стукнул в дверь Фила. Он медленно приоткрыл дверь, и мне показалось, что я побеспокоил его во время молитвы.

– Пошли с нами.

– Разгульная ночь в городе ничего не решит, – ответил Фил.

Мик снова съязвил в его адрес:

– Конечно, нам сейчас надо сесть и как следует раскинуть мозгами, я имею в виду – обмозговать грядущее.

– У нас нет никакого представления о грядущем.

– Это точно.

Он снова замкнулся.

– Фил, – сказал я, – мы собираемся пойти выпить по паре кружек пива, и я буду рад, если ты пойдешь с нами. Мне не хочется оставлять тебя в одиночестве.

– Отец, ты не понимаешь? – Он бросил на меня быстрый взгляд, – В отличие от вас, я не одинок.

С моих губ сорвался вздох, смахивающий на звук «ё».

– Ну хорошо, – уступил Фил, – я пойду с вами. Но я не хочу, чтобы вы делали из меня дурака.

– Очень мило с твоей стороны, – сказал я. – Теперь и Мик почувствует, как у него от сердца отлегло.

Фил оказался значительно оживленнее, чем я ожидал, зато Мик выглядел подавленным. Его, так же как и меня, тревожила неизвестность. За те несколько дней, что мы провели в Чиангмае, я начал понемногу привыкать к духоте, к зною, к пряной еде, бесконечной торговле по пустякам. Что касается Мика, то обычно, где бы он ни был, он вел и чувствовал себя как дома, но джунгли без баров и бильярдных столов, без отелей, холодного пива и пепси-колы существенно меняли дело.

Проходя мимо храма Ват Пан Тонг, мы заметили старого тайца, сидящего на корточках у простыни с разложенными на ней сувенирами. Мик внезапно повернулся и подошел к нему. Старик торговал амулетами из металла, дерева и терракоты. Мик взял один из них, но, когда старик назвал совершенно несуразную цену, положил амулет на место. Тогда торговец предложил ему другую вещицу, на вид более стоящую, но на деле страшно дешевую.

– Ты собираешься это купить? – спросил Фил.

– Тише, – прошипел Мик и после небольшого раздумья показал на амулет с отверстием для цепочки. И тут старик немало удивил нас: высоко подняв выбранный Миком амулет, он стал раскачиваться и громко причитать, благословляя покупку. Мик как зачарованный смотрел на этот спектакль и был явно поражен всем происходящим.

– Видите? – спросил он, после того как мы отошли от старика на несколько шагов. – Ко мне румянец вернулся. Это амулет работает.

– Языческий фетиш, – сказал Фил. – Но тщетна надежда во дворе язычников!

– Отвали, – буркнул Мик.

Я внимательно рассмотрел амулет. Это был плоский терракотовый ромб с вырезанным на нем полумесяцем с рогами вверх и с лучами струящегося света.

– Ну что ж, – сказал я. – Тайский вариант кроличьей лапки, на удачу.

– Не знаю, Дэнни, кого из вас мне противнее слушать, – ответил Мик, ускоряя шаг.

Пока мы шли к облюбованному нами бару, Фил держался позади и все бубнил по поводу амулета. Ни дать ни взять – вылитый Голлум из «Властелина колец».

Я быстренько переговорил с Шейлой и дал трубку Филу, чтобы он расписал ей подробности. Затем мы выпили по нескольку кружек пива, а Фил даже согласился сыграть пару партий в пул с девицами из бара, но ни общение, ни разговоры не ладились. Мик был не в духе. Повесив свой амулет на шею, он что-то мямлил о «правильных словах и поступках». Я не мог взять в толк, к чему он клонит, когда он сказал:

– Знаешь, Дэн, мне тут надо кое-что уладить. Расставить по полочкам.

Но потом Мик спросил, не соглашусь ли я зайти с ним к «Грустным любовникам». Он хотел извиниться перед Мэй-Лин за свое поведение.

– Конечно сходим.

Он заметно повеселел. Только вот сейчас, сразу, он не готов, сказал Мик. Ему хочется обойти бары, выпить пива, подразнить девочек, разбить пару сердец. Очень скоро он пришел в себя. Я смотрел, как одна из девиц обмахивала веером его лицо, другая протягивала дольки ананаса, и, несмотря на все неудобства, которые Мик мне доставил, все же радовался, что мы вместе отправляемся в джунгли.

У Фила были свои планы. После того как нераскаявшаяся Магдалина обыграла его в пул, он положил кий и предложил всем нам пораньше отправиться спать.

– Отчепись, – отозвался Мик с набитым ананасом ртом.

– Нет, – Фил покраснел. – Завтра у нас трудный день, и нам надо встать отдохнувшими и бодрыми.

– Знаешь что, – сказал я. – Ты отправляйся в гостиницу, а мы придем попозже.

– Боюсь, – возразил Фил, – что буду настаивать на своем предложении.

Остолбенев, я уставился на Мика, а Мик на меня. Затем Мик поднялся, смахнув порхавших вокруг него девиц.

– Ну что ж, подчиняюсь, если он настаивает. Прошу прощения, девочки, мне нужно идти. Я призван. Доброй ночи, радость моя. Целую, целую. Одно последнее объятие.

Я думал, что Мик валяет дурака. Так оно и было. Произнеся эту тираду, он рухнул обратно на стул.

– Но, поразмыслив хорошенько, а не выпить ли нам еще пива?

Фил не счел выходку Мика забавной. Покрывшись от волнения испариной, он требовательно взглянул на меня:

– Папа?

Папа! Он назвал меня папой!

– Я скоро приду, сынок, – ответил я как можно мягче.

Конечно, он был прав, но я не привык, чтобы со мной разговаривали тоном церковного старосты.

И в этот момент Фил вышел из себя. Он просто взорвался.

– Вы, оба, – заорал он, – вы соображаете, где находитесь! Невежды! Оглянитесь вокруг! Вы погрязли в омуте греха и даже не сознаете это. Блудницы! Наркотики! Пьянство! Обжорство! Лихоимство! Куда вас занесло? Вам что, нужно произносить каждое слово по слогам? Вы сидите в языческом капище зла и порока! В прибежище дикарей! Здесь моль, ржа и мрак, а вы думаете – это все шуточки? Ну что ж, недолго вам ждать, близок для вас час пробуждения!

Девицы, поначалу хихикавшие, примолкли. Лицо Фила потемнело, волосы освещались красным и зеленым неоновым огнем, и сейчас он обращался уже не к Мику и не ко мне, а ко всем собравшимся в баре. Его глаза походили на лужицы кипящей смолы. Слюна пенилась на губах. Он был совершенно безумен. Впервые в жизни я почувствовал страх перед ним и в то же время страх за него.

– Мне жаль тебя! – воскликнул он, немного придя в себя. – Да, жаль, потому что неотвратимо грядущее. Но, отец, я буду горячо молиться за тебя.

С этими словами он стремительно вышел из бара и сел в стоявшую у входа коляску моторикши. Газанув, мотор изрыгнул черный вонючий выхлоп.

– Провались ты со своей газонокосилкой, – крикнул ему вслед Мик.

Я почесал затылок и вздохнул:

– Не знаю, может, это я виноват? Не доглядел за ним?

– А на что он намекал, когда кричал о лихоимстве? – поинтересовался Мик.

К тому времени, когда мы добрались до «Грустных любовников», на душе у нас стало веселей и появилась какая-то необыкновенная легкость. Наверное, это была реакция на выходку Фила. Несмотря на то что я не принял его слов всерьез, сам поступок произвел на меня тяжелое впечатление. Как будто стая черных птиц вспорхнула и расселась по обочине еще не пройденного нами пути.

То ли от смущения, то ли от страха, но мы вели себя как поддавшие школьники, хлопающие друг друга по ляжкам и закатывающиеся от смеха по любому поводу. Каким-то образом нам удалось прихватить с собой четырех девиц из углового бара, пообещав заплатить им, если они пойдут с нами в ночной клуб. Так что нашего полку прибыло.

В «Грустных любовниках» было полно народу. Местечко, что ни говори, было почище соседних баров, и неудивительно, что девицы согласились пойти с нами. Зал вспыхивал синими и оранжевыми перекрещивающимися лучами. Играли классический соул. При первых тактах «Харлем шафл» [25] Боба и Эрла Мик потащил нас танцевать, и мы, сбившись в тесный кружок, плясали как могли. Вообще-то я еще тот танцор, но в тот вечер был в ударе и откалывал всякие несуразные коленца, так что вдоволь повеселил наших девиц.

Помню, как Чарли, когда ей было шестнадцать, откопала старые пластинки Шейлы: Отиса Реддинга, Арету Франклин [26], «Темптейшнз» [27]. Она с удовольствием слушала их и все удивлялась, что у ее родителей есть такая музыка. В школе у нее был приятель, который увлекался прежними исполнителями. За два дня мы с Шейлой прямо выросли в ее глазах. Она даже спросила меня, как я ухаживал за мамой. Ухаживал – интересно, так сейчас еще говорят? Иногда я чувствую себя современником Томаса Де Квинси.

Но Мик любил соул. Приятно было смотреть, как он танцует. Конечно, он был полноват, но танцевал отлично. Не хуже любого профессионала. Стоило притушить свет, завести соул, и этот неповоротливый увалень превращался в изящного, гибкого танцора. Прямо Нижинский. Женщины, которые обычно и не смотрели на него, просто рвались потанцевать с ним, но Мик предпочитал выделывать свои па в одиночестве. Он как магнит притягивал во время танца небольшие группы, которые толпились вокруг него и подбивали продолжать в том же духе. Так они вели себя этим вечером в «Грустных любовниках».

Пару раз я видел женский силуэт, как призрак мелькавший на помосте с вертушкой. Мэй-Лин не отводила от Мика глаз, делая при этом вид, что он ее вовсе не интересует, хотя то, что творилось на площадке, позволяло непрерывно держать его в поле зрения. Я замечал пристальные взгляды, которые она бросала на него, когда он отворачивался в другую сторону. Однажды мне показалось, что они встретились глазами, и я выругал себя за то, что пропустил этот момент. И вдруг до меня дошло, что она специально подбирала для него музыку. Мысленно я вернулся к названиям двух или трех последних композиций: «Стань со мной», «Признание», «Протяни руку».

Но мне и в голову не могло прийти, что сейчас произойдет.

Мэй-Лин поставила медленную мелодию и спустилась с помоста. Высокая, изящная, неотразимая, в пульсирующих вспышках синего света, она устремила пристальный взгляд на Мика. Он в это время был на другой стороне площадки и смотрел прямо на нее. Некоторые пары уже шли к столикам, когда вслед за первыми аккордами электрического органа раздался мощный вокал Перси Следжа – «Когда мужчина любит женщину» [28].

Я наблюдал за ними как в гипнозе. Мик тер подбородок, решая, как поступить, и, перед тем как зазвучали первые такты песни, бросил на меня быстрый взгляд. Я чуть заметно кивнул в сторону Мэй-Лин. Именно это и было ему нужно.

Бессильно опустив огромные руки, он медленно двинулся через танцзал. Пары расступались перед ним в танце. В мигающем свете его лицо казалось то ярко-оранжевым, то беспросветно-черным. В своей белой футболке он, как призрак, скользил к Мэй-Лин. Наконец он обхватил ее руками. Я видел, как она обняла его за шею. Кто-то тронул мой локоть, и колдовское очарование этого бесконечно нежного, легкого мгновения пропало.

Рядом стояла Аир, одна из девушек, что мы прихватили с собой из бара. Она улыбалась.

– Я думать, твой друг давно ее любить!

– Все может быть, – откликнулся я.

Не знаю, что у них произошло потом. Никогда не расспрашивал об этом Мика. Как-то в голову не приходило. К тому же это не важно. Из «Грустных любовников» я ушел один. Мне не хотелось его стеснять, приглядывать за ним, судить да рядить. В конце концов, это его дело.

Даже мысль о том, что нам предстоит ранний подъем, не могла заставить меня отправиться спать. Моторикша перевез меня по мосту Наварат на другой берег реки. Там, на приглянувшемся мне зеленом откосе, сидели, окутанные легким туманом, влюбленные парочки и небольшие компании молодежи, наслаждавшиеся ночной прохладой. На мосту горели фонари, в их свете порхали огромные белые мотыльки. Цвет ночи был серовато-зеленый, как у речной раковины.

Через некоторое время, держась за руки, по набережной прошли Мик и Мэй-Лин. Оба были увлечены беседой, и Мик показывал свой новый амулет. Я отодвинулся в тень и они меня не заметили. Казалось, воздух вокруг них чуть вибрировал, и, когда они прошли, за ними остался волнистый светлый шлейф. Зажмурившись, я попытался понять, было ли увиденное явью или галлюцинацией. Этот миг оказался таким необычным и красивым, что я подумал: наверное, каждая пара влюбленных должна прогуливаться по набережной, потому что набережная существует сама по себе и неподвластна времени.

Когда они ушли, я долго сидел на берегу, курил, смотрел на реку и слушал ее шум.