"К дальним берегам" - читать интересную книгу автора (Грегори Джил)

Глава 5

Она лежала в своей мягкой шелковой постели в доме Трентов, под розовым одеялом, которое плотно укутывало ее до самого подбородка, а из камина по комнате распространялось уютное, ласковое тепло. Ей было хорошо и спокойно, рядом с ней стоял дядя Чарльз и звал ее на завтрак. Его голос долетал до нее как будто сквозь туман… он все звал ее… звал… Нет, что-то не так! Голос не был похож на дядю Чарльза, это был… какой-то другой голос, ужасно знакомый. Он все звал ее… звал…

— Крошка! Эй, крошка, вставай наконец!

Очень медленно Элизабет открыла глаза. Память с трудом возвращалась к ней. Она находилась вовсе не в своей комнате в доме Трентов. Это была совершенно другая комната, очень странная, незнакомая, и она лежала на огромной, высокой и мягкой кровати орехового дерева. Какой-то черноволосый мужчина стоял возле нее с нахмуренным лицом и обращался к ней с какими-то словами. Глядя на него, она вспомнила происшедшие накануне события. Вздох вырвался у нее из груди.

— Ну вот ты и пришла в себя, — спокойно сказал ее странный собеседник. Хмурое выражение исчезло с его лица, и на губах заиграла холодная улыбка.

— Что… случилось? — Элизабет беспомощно старалась унять дрожь в голосе.

— Ты слегка расшиблась, детка. К счастью для тебя, моя реакция оказалась очень быстрой, и я смог отдернуть шпагу прежде, чем ты на нее упала. Таким образом, ты просто свалилась на пол.

Не в силах произнести ни слова, Элизабет в ужасе разглядывала стоящего перед ней человека, а также комнату, в которой оказалась столь неожиданным образом. Это была на удивление большая, сплошь обшитая деревом каюта, равномерно освещенная масляной лампой, стоявшей возле кровати на большом орехового дерева столе. Возле стола размещалось кресло, а у стены располагались комод, умывальник, маленький круглый столик и еще одно кресло. Кровать была покрыта пестрым лоскутным покрывалом. Обстановка в каюте была скромной, но весьма опрятной, гораздо более удобной, чем та, в которой она вынуждена была жить на «Молоте ветров». Наконец-то Элизабет с полной ясностью осознала, что стоящий перед ней человек — командир пиратского корабля. Смутно она начала припоминать даже его имя… да-да… он назвал себя… капитан… капитан Александр Бурк.

Как будто читая ее мысли, он бесстрастно, нараспев принялся ей подсказывать:

— Ты, наверное, помнишь, что произошло между нами совсем недавно? Ты попросила пощады и стала моей пленницей. — Его глаза весело сверкнули. — Надеюсь, ты хорошо все помнишь и тебе не надо об этом напоминать с помощью шпаги?

— Нет! — с готовностью вскрикнула Элизабет, так что он снова улыбнулся, а она со злостью закусила губы. Вот теперь он заметил ее страх — как она ненавидит себя за это! Ей следует вести себя осмотрительнее. Элизабет гордо приподняла подбородок и холодно произнесла:

— Я все помню, капитан Бурк. Ни о чем напоминать не надо. Только умоляю вас, скажите мне, что произошло после моего падения?

При этих словах он как будто еще более развеселился.

— Ах, прекрасная леди беспокоится. Очень хорошо, мадам, я вам скажу. Я взвалил вас на плечи, как мешок с картошкой, и таким образом приволок на борт моего «Шершня», в мою собственную каюту, где вы теперь и находитесь. Ваши вещи принесли сюда следом за вами. — Он кивнул в угол. Там стоял ее чемодан, беспорядочно набитый скомканными вещами. — Ты, наверное, хочешь узнать, что произошло с матросами твоего корабля?

Элизабет кивнула. Теперь она чинно сидела на кровати, скрестив на коленях руки.

— Все они закованы в цепи и посажены в трюм. Утром я разыщу среди них капитана и займусь им отдельно. Его посадят под замок в особую каюту и поставят охрану. Несколько своих людей я оставил на вашем корабле, и они поведут его за нами вслед. — Он сделал паузу. — Неплохая добыча! За нее нам полагается хорошее вознаграждение! — В его словах слышался трезвый расчет. — Но самая ценная добыча — это ты, моя дорогая!

Он потянулся рукой к ее белокурым локонам.

Элизабет отпрянула. Ее глаза засверкали голубым огнем.

— Не дотрагивайтесь до меня, сэр, — сказала она холодно.

Бурк внимательно посмотрел на нее: растрепанная, с пылающими щеками, девушка показалась ему очень забавной.

— Я тебя уверяю, моя дорогая, что обязательно буду до тебя дотрагиваться, и очень часто. Но не беспокойся, ты будешь этим довольна.

Элизабет с воплем вскочила с постели и кинулась к противоположной стене каюты. Он даже не пытался ее остановить. Просто наблюдал за ее движениями — прямо золотоволосая львица, пойманная в клетку.

— Ради Бога, оставьте меня в покое! — кричала Элизабет, мечась по каюте. — Дайте мне уйти! Я ничего плохого вам не сделала!

Он произнес своим бесстрастным, насмешливым голосом:

— Дать тебе уйти? Но куда, моя глупенькая красотка, в открытый океан? Хорошо, будь моей гостьей, если тебе это больше нравится.

Она снова закусила губу, глядя на него с мучительным беспокойством. Элизабет никогда не встречала подобного человека раньше — такого хладнокровного, так хорошо умеющего держать себя в руках. Ей смутно вспомнился лорд Мильбурн в ту ночь, когда он сыграл с ней эту глупую шутку во время прогулки по саду. В капитане Бурке она заметила то же холодное обаяние. Но было еще что-то. Что-то безоговорочно, безусловно привлекательное — эта суровая неукротимая сила, это красивое мускулистое тело, эта копна давно нечесаных черных волос, эти серые глаза, смотрящие ясно и непреклонно.

Она слышала, что всех американцев обычно считают невоспитанными, грубыми увальнями, но у этого человека была настоящая грация, мягкие, сдержанные манеры делали его похожим на английского аристократа. Он обладал острым умом, упрямством в достижении цели, силой характера. Казалось, ему было не больше тридцати лет. Внезапно ее поразила мысль, как такой человек мог стать капитаном пиратского судна. Для этого в нем было слишком много утонченности. По внешнему виду она бы скорей отнесла его к разряду лордов, владельцев какого-нибудь приличного поместья в каком-нибудь благополучном королевстве. Элизабет долго и внимательно его изучала, пока он снова не заговорил с ней, давясь от смеха:

— А теперь, моя сладчайшая, я бы хотел узнать кое-что о вас. Для начала скажите, как ваше имя?

Она гордо подняла подбородок.

— Элизабет Трент.

— Ну а теперь скажите мне, Элизабет Трент, как могло случиться, что вы отправились путешествовать на простом торговом судне? Даже несмотря на плачевное состояние вашей одежды, все равно в вас легко можно узнать настоящую леди. — Он проницательно и с любопытством оглядывал ее тонкую фигуру.

— Тому были веские причины, — уклончиво ответила она.

Он нетерпеливо махнул рукой.

— Не забывай, где находишься, моя дорогая! Для какого-нибудь слуги, может быть, столь неопределенные отговорки и сойдут, но я твой господин, капитан этого корабля, а ты моя пленница! Я хочу услышать исчерпывающие объяснения, причем немедленно. Тебе ясно?

В порыве гнева он замахнулся на нее, и испуганная Элизабет покорно кивнула.

— Прекрасно! Начинай.

И тогда она рассказала ему всю историю от начала и до конца: и о дяде Чарльзе и его болезни, и о необходимости сесть на корабль, который немедленно отправлялся в Индию. Во время рассказа Элизабет стояла перед ним вытянувшись, как солдат перед генералом, однако старалась говорить спокойно. Несмотря на то что их разделяло довольно большое расстояние, она все время как будто была стеснена его присутствием, ощущала его физически. Элизабет угнетали и сила его подвижного, крепкого тела, и спокойствие его духа, которое столь неожиданно несколько минут назад сменилось вспышкой гнева. Девушку не покидало ужасное подозрение, что участь ее плачевна, хотя бы потому, что быть пленницей такого человека поистине ужасно. Страх ни на минуту не отпускал ее, и, постоянно забывая о том, что должна быть спокойной, Элизабет рассказывала свою историю.

Он внимательно слушал, а когда она закончила, на некоторое время воцарилось напряженное молчание.

— Должно быть, ты очень привязана к своему дяде, если собралась ради его спасения претерпеть такие испытания.

— Очень, — просто ответила она.

— Какое несчастье, что ваш корабль попался нам по пути, — продолжал он все тем же спокойным, невозмутимым тоном, к которому она уже начинала привыкать. — Несчастье для тебя и для твоего дядюшки. Однако все это исключительно твои проблемы, и я здесь ничем не могу тебе помочь.

Элизабет попыталась протестовать, но его хмурый взгляд заставил ее замолчать.

— Моя страна находится в состоянии войны с Англией, мисс Трент, и я готов совершать любые поступки ради нашей победы. Никакая цена не кажется мне слишком высокой. — Он сделал паузу и достал из ящика стола золотую табакерку, торопливо ее открыл и взял небольшую щепотку табака. — Моя работа заключается в том, чтобы захватывать английские торговые суда, а по возможности и небольшие военные, в плен, тем самым пресекая английскую морскую торговлю и в то же время отвлекая вражеский флот от американского побережья. И то судно, которое мы сейчас захватили, «Молот ветров», вовсе не исключение, и его матросы теперь по праву наши пленники. — Он с шумом захлопнул табакерку. — А вы, мисс Трент, просто попались нам по пути. Но, я снова повторяю, это ваши проблемы, а не мои. Вы останетесь моей пленницей, и я лично прослежу за тем, чтобы вы об этом ни на минуту не забывали.

Сказав это, он повернулся к ней спиной, сел за письменный стол и принялся копаться в своих бумагах. Теперь он вел себя так, как будто был в каюте совершенно один. Это вызвало в Элизабет волну злости и раздражения. Он забыл о ней, как о какой-нибудь служанке! Или нет! Он смотрит на нее, как будто она кукла! Игрушка, у которой нет ни чувств, ни прав! Ну и попала же она в ситуацию! Пленница! Настоящая пленница!

— Как это типично, капитан Бурк, что храбрые американцы выбирают для нападения беспомощные торговые суда! А еще больше геройства в том, чтобы победить женщину! — попыталась сказать она ему колкость, не в силах совладать с растущим гневом и возмущением.

Он оторвался от своих бумаг и удивленно посмотрел на нее.

— Что делать! — сказал он. — Мы маленький народ, который борется с огромной и самой могущественной империей в мире. Мы нападаем на всех, на кого можем, в любое время и в любом месте, пусть даже цель кажется совершенно незначительной.

— Почему же вы тогда не нападаете на военные корабли, если так жаждете воевать за свою свободу? — попыталась она снова съязвить.

Он выглядел уставшим.

— «Шершень» вооружен только двадцатью пушками. Да, я знаю, это гораздо больше, чем на вашем или на любом другом торговом судне. Но это наполовину меньше, чем имеет даже средний военный корабль. О, разумеется, мы атакуем королевский флот при любой возможности, когда есть хоть малейший шанс победить. Однако пока нам следует удовлетворяться тем, что есть… весьма солидная добыча. — Он снова равнодушно отвернулся к своим бумагам, а Элизабет осталась стоять, все так же пылая от возмущения.

Она была раздосадована его спокойными ответами на свои колкости, ее гнев остался неутоленным. Однако пока Элизабет рассматривала комнату, ей пришла новая мысль: интересно, где она будет спать? С того момента, когда закончилось сражение, прошло, наверное, несколько часов, и, должно быть, скоро уже полночь. Через некоторое время капитан Александр Бурк покончит со своими бумагами и отправится спать. А она? Ей показалось, что ответ ей известен, и новый приступ ужаса охватил ее. Эта ночь будет для нее сплошным кошмаром. Оказаться с постели с этим грубым, черствым человеком, который обращается с ней, как с куклой, насмешливо и холодно? Неужели недостаточно испытаний за последнее время?

Но ей не пришлось долго теряться в догадках. Уже через несколько минут, сделав какие-то пометки в бумагах длинным гусиным пером, Бурк с шумом отодвинул от стола кресло и встал. Совершенно не обращая внимания на Элизабет, он принялся расстегивать пуговицы своей белой шелковой рубашки. Элизабет пронзительно вскрикнула, что заставило его наконец к ней обернуться.

— Что… что вы делаете? — спросила она в замешательстве.

— Раздеваюсь. Ты что-нибудь имеешь против?

— Пожалуйста… — начала она, но он не дал ей закончить фразу.

— У меня нет намерения насиловать тебя сегодня ночью, если ты этого боишься, — сказал он нетерпеливо. — У меня только что был тяжелый, трудный бой, и я просто собираюсь пойти спать. Ты можешь лечь рядом со мной в постель, если хочешь, а можешь спать на кресле в углу. В данном случае это не имеет значения. — Он усмехался. Ситуация его явно веселила. — Если я захочу взять тебя, Элизабет Трент, то сделаю это после того, как хорошо отдохну, так сказать, в полной силе. Поверь мне, сегодня ночью ты в полной безопасности.

Элизабет решительно направилась в угол и уселась в кресло с прямой спинкой. На нем было очень неудобно сидеть. Она изо всех сил старалась не смотреть на мужчину, который раздевается в ее присутствии.

— Я не хочу испытывать судьбу, — сказала она ему, опустив глаза, изучая мокрое пятно на полу.

Он засмеялся.

— Имей в виду, моя милая, ночью будет довольно холодно, и к утру ты замерзнешь, если выберешь кресло.

Элизабет не удостоила его ответом и только пожала плечами. Он затушил стоящую на столе лампу и улегся на свою огромную постель. Элизабет решилась поднять глаза. В комнате было темно, как в яме, она не могла разобрать ничего, однако хорошо слышала, как он ворочается в постели, лежа на чистой простыне, укрытый толстым одеялом. Элизабет ненавидела его еще больше за то, что ему теперь так хорошо. Попытавшись поудобнее разместиться в жестком кресле, она еще сильнее почувствовала боль во всем своем измученном теле. Как мало это кресло пригодно для того, чтобы в нем спать! С безнадежной тоской она грезила о теплой и мягкой постели. Просидев без сна в скованной позе примерно полчаса, Элизабет почувствовала, как по ее спине прошел озноб. В каюте не было слышно ни звука, мужчина в кровати перестал ворочаться, его дыхание стало спокойным и ровным. Тогда потихоньку, боясь вздохнуть или случайно выдать себя громким звуком, она выбралась из кресла. Пол слегка поскрипывал, когда Элизабет осторожно начала продвигаться к кровати и очень медленно, поминутно замирая и прислушиваясь, улеглась наконец на ее свободном конце. Платье она, разумеется, не снимала, однако все так же медленно и осторожно начала натягивать на себя шерстяное одеяло и тяжелое лоскутное покрывало. Потом закуталась во все это до самого подбородка и с радостью почувствовала, как по телу заструилось расслабляющее тепло. С другого конца кровати не было слышно ни звука, лежащий там мужчина ничем не выдавал своего присутствия. Их тела не соприкасались, однако она очень хорошо ощущала его присутствие. Ноздри щекотал чужой, крепкий, мужской запах. Вдруг в темноте раздался голос, хриплый и пугающе близкий. Она замерла в ужасе.

— Каким образом ты порвала свое платье, Лиззи? — спросил он мягко.

Элизабет почувствовала себя в ловушке.

— Один… один мужчина на корабле… Хокинс… попытался… — Она с трудом подбирала слова, запинаясь и поминутно останавливаясь. — Он напал на меня как раз перед тем, как появился ваш корабль, — шептала она.

— А, Хокинс? — его голос был странно спокойным.

Кровать скрипнула, Элизабет напряглась еще больше, однако мужчина только повернулся на другой бок. Она слышала, как он поправляет одеяло, а потом снова его дыхание стало ровным и спокойным.

Элизабет с облегчением вздохнула. Наконец-то он уснул. Кажется, сегодня она в безопасности, хоть ночь сможет поспать в теплой уютной постели. Это ложе было гораздо просторнее и мягче, чем та походная кровать, на которой она спала в течение десяти дней. Теперь ее тело отдыхало в этой мягкой постели. Она знала, что на самом деле следует быть начеку, ибо положение было опасным. И даже более того: невозможно себе представить, какие новые испытания готовит ей следующий день. Однако непонятно почему она себя чувствовала до странности спокойно и умиротворенно. Дыхание спящего рядом с ней мужчины действовало на нее чрезвычайно благоприятно, постепенно страх и волнение начали отпускать, и девушка погрузилась в глубокий, здоровый сон без сновидений.

Когда она проснулась, кровать и каюта были пусты. Элизабет минуту полежала, собираясь с мыслями. Все, что было вчера, вспомнилось ей в мельчайших подробностях.

Элизабет не имела ни малейшего понятия, сколько сейчас может быть времени, но по звукам, доносившимся из-за тяжелой дубовой двери, можно было предположить, что уже позднее утро. Она подошла к двери и приложила к ней ухо. Шум стал сильнее. Это были хорошо знакомые ей звуки повседневной корабельной жизни: в течение десяти дней она слышала их на «Молоте ветров». Конечно, теперь на палубе орудовала другая команда, чужая, а ее прежние знакомые за исключением капитана Милза сидели в кандалах в трюме. Наверное, среди них были и Хокинс, и Генри…

Генри! В прошлую ночь она о нем совершенно забыла! Только теперь вспомнила и в смятении очень явственно представила себе маленького запуганного мальчика, закованного в цепи и сидящего в грязной сырой яме в компании таких, как Хокинс. Кровь похолодела от этой мысли. Ведь он только ребенок, слуга, мальчик на побегушках на «Молоте ветров» — почему он должен страдать оттого, что взрослые затеяли какую-то глупую, никому не нужную войну?

Надо было что-то предпринять.

Элизабет нервно заходила по каюте, стараясь выбрать наилучший способ действия. Первым ее порывом было броситься вниз, в трюм, и постараться самой освободить мальчика. Однако она поняла всю бессмысленность своего намерения: ее остановят задолго до того, как она доберется до трюма. Но даже если и не остановят, как она сможет снять с Генри тяжелые цепи? И, кроме того, где он сможет спрятаться после освобождения? С полной ясностью она видела, что нигде. Оставался только один путь: отправиться к капитану Бурку и попросить его освободить мальчика. Она недовольно сжала губы. Не очень-то приятный способ действия и вовсе не такой уж и легкий, однако ничего не поделаешь, другого пути нет. Она должна умолить Бурка быть милосердным к мальчику.

Элизабет бросилась к своему чемодану в углу и начала выбрасывать из него вещи. Теперь как никогда ей нужна была красивая, представительная одежда. Вот белый плащ, скомканный и грязный, вот серебряное газовое бальное платье — как глупо было брать его с собой! Все вещи находились в полнейшем беспорядке. Тогда она собрала платья и плащ и повесила их в гардероб рядом с вещами Бурка. Элизабет с горечью подумала о том, что если она пленница и должна жить в этой каюте, то следует хотя бы использовать преимущества своего положения. После этого критическим взглядом оглядела утренние туалеты, взятые в путешествие. Розовое муслиновое платье, желтое атласное с белыми кантами она со злостью отвергла: слишком простые, слишком скромные для той цели, которую она поставила перед собой. Теперь больше чем когда-либо ей нужно появиться элегантной и подтянутой, чувствовать себя в форме. Она должна поразить капитана Бурка своим богатством и положением. Пусть знает, что относиться к ней следует с уважением! Только тогда она сможет помочь Генри!

На комоде из красного дерева стоял умывальник с чистой водой, а рядом висело толстое мохнатое полотенце. Элизабет сбросила свой рваный наряд и прежде всего опустила в воду лицо и руки. Воды было мало, и к тому же она была слишком холодной, поэтому вымыться как следует не удавалось. Однако все же Элизабет почувствовала себя посвежевшей и насухо вытерлась толстым полотенцем. После этого достала фиолетовое шелковое платье с длинными узкими рукавами и высоким гофрированным воротом, надела на чистую белую нижнюю юбку и с удовольствием почувствовала прикосновение к телу нежной шелковой материи. Потом, пошарив в чемодане, нашла гребень. Спутанные волосы пришлось расчесывать долго, наконец они разлились блестящей золотой волной, и привычным движением она заколола их на макушке. Решив проверить результаты своей работы, Элизабет подошла к большому овальному зеркалу, висящему возле комода.

Да, с несчастной девочкой, которая встретила капитана Бурка прошлой ночью, с растрепанными волосами и в разорванном платье, теперь покончено. Из зеркала на нее глядела элегантная и подтянутая девушка. Единственным напоминанием о ее прежних испытаниях было легкое красноватое пятно на щеке, в том месте, где Хокинс ударил ее особенно сильно, но, к счастью, оно было теперь едва заметно. Элизабет, довольная, улыбнулась. Фиолетовое платье очень шло ей, подчеркивая полную грудь и тонкую талию, а кружево широкого воротника пикантно приоткрывало шею. Сияние голубых глаз усиливалось цветом платья, а волосы красиво лежали на макушке, и только несколько свободных локонов вилось вокруг ушей. Посмотрим, что теперь скажет капитан Александр Бурк, когда увидит мисс Элизабет Трент, аристократку из Лондона!

Палуба была заполнена загорелым, суетливым народом, но никаких признаков капитана Бурка Элизабет не обнаружила. Она помедлила немного на трапе, с наслаждением оглядываясь вокруг и вбирая глазами сияющее великолепие дня. Ничего подобного она никогда прежде не видела!

Туман к утру полностью рассеялся, солнце ослепительно сверкало, на небе местами клубились легкие белые облака. Насколько хватало глаз океан искрился бриллиантовым блеском и далеко на горизонте соприкасался с таинственным сиянием неба. Легкий бриз приносил бодрящий запах соли и моря, который оставлял на языке приятный привкус. Она с наслаждением дышала полной грудью и щурилась от нестерпимого солнечного света.

Сегодня было третье ноября, и погода стояла на удивление теплая. Элизабет была рада, что не надела плащ — он такой грязный и просоленный и совершенно не подходит к ее теперешнему элегантному виду. Гораздо лучше она выглядит в легком платье, с золотыми колечками волос, весело летящими на легком ветру. Элизабет чувствовала себя полной сил и уверенности, абсолютно спокойной перед встречей с капитаном Бурком.

Молодая леди прогуливалась по палубе, игнорируя удивленные взгляды матросов. «Главное сохранять независимый и гордый вид», — говорила она себе. Но капитана Бурка все еще не было видно.

Вдруг к ней приблизился маленький крепкий человечек со спадающими на глаза волосами. Он остановился на некотором расстоянии, как будто колеблясь и стесняясь, не зная, что делать дальше. На его широком лице застыло выражение робости и смущения.

— Извините меня, мисс, — начал он, стараясь не встречаться с ней глазами, — но разве капитан Бурк знает, что вы…

— Мне надо поговорить с капитаном Бурком немедленно, — повелительно прервала его Элизабет. — Пожалуйста, проводите меня к нему как можно быстрее.

Человечек нервно закусил губу.

— Он на верхней палубе, мисс, но я не думаю, что вам следует туда подниматься… Подождите, мисс! Я бы на вашем месте подождал… Капитану может не понравиться, если вы туда подниметесь!

Но Элизабет уже направлялась по деревянному трапу, ведущему на верхнюю палубу. Она легко, почти бегом поднялась наверх, едва удостоив взглядом ошеломленных матросов. Конечно, капитану это ни в коем случае не понравится! Ну и пусть! Если она оказалась его военной добычей, это не значит, что она его кукла — пленница! — и с ней можно обращаться, как ему вздумается! Теперь ее главное и единственное оружие — богатое платье и аристократические манеры. Она использует это оружие, чтобы сразить капитана Бурка точно так же, как до этого сразила капитана Милза и всех матросов его корабля. Любыми средствами нужно заставить его относиться к себе уважительно, как она того заслуживает. Но это только первый шаг. А если капитан Бурк будет недоволен, что она отправилась разыскивать его на верхнюю палубу, то ему же хуже! Она покажет, что совершенно не боится его — даже более того, пусть он научится бояться ее. Красота наряда и сверкающее великолепие дня придавали уверенности и воодушевляли ее. В блеске столь победного утра поражение казалось ей невозможным…

По мере того как Элизабет поднималась по лестнице, до нее все явственнее доносились странные свистящие звуки и гомон приглушенных голосов. Ей показалось, что она слышит стон, хриплый и страшный. Что бы это могло быть? Что там происходит? Эти звуки моментально уничтожили всю ее уверенность, как будто внутри лопнул какой-то маленький плотный пузырек. Почти не дыша, она добралась до верхней ступени и остановилась, пораженная, глядя со всевозрастающим ужасом на разворачивающуюся перед ней сцену.

Толпа людей стояла в дальнем конце палубы, все в разорванной одежде, перемазанные засохшей кровью. Их руки были связаны крест-накрест и закованы в тяжелые цепи. Элизабет узнала команду «Молота ветров». Вокруг них стояла другая команда — по-видимому, с «Шершня», — в руках они держали устрашающего вида штыки, направленные на закованных в цепи пленников. Но внимание всех было сконцентрировано на человеке, которого наказывали плетью. Его спина была обнажена, и по ней стекали ручьи крови, как по оконному стеклу капли дождя. Элизабет непроизвольно вскрикнула. Она узнала этого человека. Это был Хокинс!

В нескольких шагах от него стоял Александр Бурк. Он был одет, как и раньше, в черные брюки и белую шелковую рубашку, расстегнутую у ворота, так что была видна напряженная мускулистая шея и загорелая, покрытая курчавыми волосами грудь. Обут капитан был в черные сапоги, начищенные до блеска и сверкающие в ярких лучах солнца. Жуткого вида плеть свисала с его правой руки. Он как раз собирался поднять ее снова, но звук шагов Элизабет заставил его остановиться. Он поднял голову и увидел ее. Глаза его сузились.

— Что вы здесь делаете? — отрывисто спросил он.

Все глаза обратились в ее сторону. Она заметила, что возле Бурка с перевязанной рукой стоит капитан Милз, и, игнорируя заданный ей вопрос, поспешила к нему, желая немедленно приветствовать командира «Молота ветров».

— Капитан, я сожалею, что вижу вас в таком состоянии. Вы ранены? Это серьезно? — она старалась скрыть беспокойство в голосе подчеркнутой заботливостью.

Капитан Милз откашлялся.

— Ерунда, мисс, не имеет никакого значения. Я рад, что вы так прекрасно выглядите.

— Прошу простить, что перебиваю ваши любезности, — послышался саркастический голос Бурка, — но мисс Трент не ответила на мой вопрос. Итак, что вы здесь делаете?

Она встретилась с ним глазами и увидела в них настоящую, бешеную злобу, которую вначале не заметила за невозмутимой холодностью его слов. Совершенно неожиданно для себя Элизабет начала заикаться.

— Я… хотела… поговорить с вами… об одном… деле. Это… очень важно.

— Я не давал вам разрешения покидать каюту, — отрезал он грубо. В его глазах появился как будто отблеск пламени. — Но раз уж вы здесь, можете остаться. Для вас будет полезно увидеть наказания пленника, который не выполняет мои указания.

Он мрачно повернулся к Хокинсу и поднял над головой плеть. С жуткой, почти невероятной силой ударил, и Хокинс испустил слабый, мученический стон.

— Двадцать один, — бесстрастно произнес Бурк.

Элизабет закрыла глаза, почувствовав тошноту и головокружение. Конечно, Хокинс был негодяй и преступник, она не забыла то грубое нападение, и на ее щеке все еще горел след от его удара. Но он совершенно не заслуживал такого. Никто не заслуживал такого! Элизабет с трудом могла себе вообразить, что натворил этот человек, если его столь сурово наказывали. Бурк сказал, чтобы она осталась посмотреть на пленника, «который не выполняет мои указания». Неужели он предупреждал ее, что она может разделить подобную судьбу?

Снова и снова свистела в воздухе плеть, но наконец Бурк тем же самым ужасающе спокойным голосом произнес:

— Двадцать пять!

Наступила пауза.

— Тукер, отнеси его вниз. Возьми у доктора Блэйка какое-нибудь снадобье и вели одному из его парней присмотреть за ним.

Потом обратился к остальным:

— Все свободны!

Элизабет открыла глаза. Мимо нее молодой матрос тащил Хокинса. Лицо его было землистого цвета, черные глаза, которые она так хорошо помнила, залиты кровью. Вслед за ним, сопровождаемые вооруженной охраной, двигались другие пленники, их цепи позвякивали, головы были опущены. Когда они проходили мимо, она почувствовала сильный запах грязи и пота. Элизабет слегка покачнулась, и капитан Милз подхватил ее под локоть здоровой рукой.

— Все нормально, мисс, уже все кончилось.

Она кивнула и через силу улыбнулась, стараясь побороть тошноту. Нужно держать себя в руках! В отношениях с Бурком надо придерживаться позиции силы и ни в коем случае не показывать слабости и покорности. Она собрала остатки своего мужества и повернулась к нему лицом.

Бурк разговаривал с капитаном Милзом.

— Капитан, вы можете идти, — сказал он вежливо. — Не стесняйтесь посылать за доктором Бланком, если рана начнет снова болеть.

Капитан Милз сдержанно поклонился.

— Благодарю вас, сэр. — Его голос дрожал. Он не мог заставить себя спокойно разговаривать с янки, который только что разбил его в сражении. — Разрешите сказать несколько слов в защиту этой молодой леди, капитан. Если вы не возражаете… Ей очень не повезло…

Бурк холодно оборвал его:

— Судьба мисс Трент вас теперь не касается, капитан Милз. Поэтому, если позволите…

Хищного вида матрос встал позади капитана Милза и грубо стал подталкивать его к лестнице. Лицо капитана словно окаменело. Он еще раз сжал на прощание локоть Элизабет, быстро повернулся на каблуках и сопровождаемый охраной спустился по лестнице.

Она снова нашла в себе силы посмотреть в лицо Бурку. Он просто кипел от злобы, это было заметно, даже несмотря на его вечную бесстрастную маску. Нижняя челюсть дрожала, глаза сверкали стальным блеском. Теперь на палубе никого не было, кроме нескольких матросов, которые сосредоточенно работали. Веселые звуки насвистываемой ими песенки долетали до ушей капитана Бурка и Элизабет. Они казались совершенно неуместными в этой ситуации. Между молодой леди и пиратом происходил своеобразный поединок взглядов. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, а потом капитан Бурк сказал:

— Теперь будь любезна, поведай, что это за дело столь важное, что ты ради него покинула каюту без моего разрешения? — Он просто кипел от гнева.

Элизабет гордо подняла голову.

— А я и не знала, что мне требуется для этого разрешение.

Его глаза сузились в маленькие щелочки.

— Ты не на свободе! Даже сбежать не можешь с этого корабля! По-видимому, тебя следует еще поучить!

— У меня очень важное дело! — защищалась она. — Откуда я знала, когда вы вернетесь и сможете со мной его обсудить?

— Что это за дело, которое кажется тебе столь важным? — спросил он мрачно.

Элизабет была в нерешительности. До этого момента их встреча разворачивалась вовсе не так, как ей бы хотелось. Вместо того чтобы очаровать его своей внешностью, она, казалось, только еще больше его разозлила и тем ухудшила свое положение. Капитан Бурк осмотрел ее фигуру, отметив изысканность и богатство туалета. При этом глаза его стали еще холоднее, а губы сжались еще крепче. В руке капитан держал хлыст, и в какой-то ужасный момент ей показалось, что сейчас он ее ударит. Но, к счастью, Бурк просто стоял, не отводя глаз и ожидая от нее ответа. Она пожалела о своем поступке. Зачем ей понадобилось разыскивать его сегодня? Что за глупая идея поразить его воображение, заставить относиться к ней с уважением? Все это бессмысленная и пустая затея. Но тут Элизабет вспомнила о настоящей цели своего предприятия и несколько устыдилась минутной слабости.

— Капитан Бурк, — начала она вызывающе, — мне известно, что на корабле находится мальчик, совсем ребенок, который сейчас закован в цепи вместе с другими внизу…

— Все пленники только что стояли здесь, перед твоими глазами, — перебил он ее. — Ты видела среди них мальчика?

Она вздрогнула, как будто ее ударили. Лихорадочно пыталась вспомнить сцену, которая развернулась здесь несколько минут назад, — толпа пленников, окруженная вооруженной охраной. Уверена, Генри среди них не было! Если бы он был здесь, она бы обязательно его заметила! Ее поразила ужасная мысль: Элизабет вспомнила, что последний раз видела Генри на «Молоте ветров», когда он бежал по палубе, увертываясь от летящих снарядов и бегущих людей. А вдруг во время сражения Генри был…

— Ах нет! — прошептала она. — Только не это!

Александр Бурк заулыбался.

— Вы что, были друзьями? — предположил он насмешливо.

— Да, были, — ответила она и в ту же минуту сообразила, что оба говорят о нем в прошедшем времени.

Последовала короткая, напряженная пауза, во время которой ее лицо покрылось холодным потом. Потом Александр Бурк спокойно заговорил:

— Теперь позволь мне поставить все на свои места, моя дорогая. Твой маленький друг жив и здоров и находится на моем попечении, — он засмеялся, глядя на ее оскорбленную физиономию.

— Но почему… почему же вы заставили меня поверить… — прошептала она.

— Что он умер? Просто меня это забавляло.

— Где он? — спросила Элизабет.

— Довольно того, что он не в цепях, — сказал он мягко, но потом его брови вдруг снова нахмурились. — Где очень легко можешь оказаться ты, если не вникнешь наконец в свое положение.

Но было уже поздно. Теперь наступила очередь Элизабет впасть в ярость. Он преднамеренно спокойно напугал ее просто потому, что это его «забавляло», а теперь еще грозит ей цепями, будто обыкновенной преступнице! Фиолетовые глаза Элизабет стали синими. Она почувствовала, как запылали ее щеки.

— Капитан, вы относитесь ко мне отвратительно. Это доказывает, что вы варвар и зверь, причем хуже не придумаешь. К вашему сведению, я англичанка и леди. Моя семья одна из самых известных в Англии. Ваше поведение просто оскорбительно, преступно, я не собираюсь терпеть его и дальше! — Голос ее задрожал от неприкрытого презрения. — У меня в Англии есть состояние, и если вам нужны деньги, то…

Со всего размаха он ударил ее по лицу, и она упала навзничь, покатившись по палубе. Матросы бросили работу и уставились на происходящее. Но Элизабет ничего этого не видела, чувствовала только пульсирующую боль в голове и, как в тумане, различала высокого темноволосого мужчину, склонившегося над ней с плетью в руке. Она застонала от боли и унижения, безнадежно стараясь унять слезы, которые ручьем потекли из глаз.

— Ты говоришь о мисс Элизабет Трент, — кричал он ей, — но ее больше не существует! Теперь ты просто Лиззи, моя пленница и служанка.

Она посмотрела на него с недоверием: неужели он говорит правду? Лиззи! Да, он назвал ее так прошлой ночью, когда спросил, почему у нее разорвано платье. Но тогда она не обратила на это внимания, и вот теперь это имя поразило ее в самое сердце. Ей захотелось кричать, что она не Лиззи, а Элизабет Трент, первая красавица Лондона! Но она не произнесла ни звука, просто смотрела на него, схватившись рукой за щеку.

— Ты начнешь с того, что будешь драить палубу, — произнес он все тем же резким тоном. — Раньше это была обязанность Джека Хилла и Бена Тукера. Но Хилл убит в ночном сражении, так что теперь эта должность вакантна, и ты можешь взяться за эту работу. — Он изучал ее с насмешливым видом. — Его одежда тебе вполне подойдет. А теперь вставай.

Очень медленно Элизабет начала подниматься на ноги, но он рывком поднял ее с палубы, при этом его пальцы железной хваткой сжали ее тонкое запястье. Затем капитан Бурк направился вниз по лестнице, грубо толкая девушку впереди себя и по пути отдавая приказания Симсу, своему помощнику, чтобы он немедленно притащил одежду Джека Хилла.

Между тем они подошли к его каюте. У Элизабет кружилась голова. Только что пережитое унижение совершенно обессилило ее, однако в глубине души она чувствовала, что захлестнувшая злость переплавилась в неугасимую ненависть к человеку, чья грубая рука до синяков сжимала теперь ее запястье. Симс, дородный рыжеволосый мужчина, молча появился в дверном проеме и передал сверток с поношенной одеждой. Бурк отпустил его небрежным кивком и мрачно захлопнул за ним дверь. После этого оттолкнул Элизабет от себя. Она смотрела на него в безмолвном страхе. Он швырнул ей в руки сверток:

— Надень это.

— Не хотите же вы сказать…

— Именно это я и хочу сказать. — Его голос звучал угрожающе. — У меня нет времени возиться с такой шлюхой, как ты. Да и желания тоже. Очень скоро ты научишься делать то, что тебе говорят, во всяком случае для тебя это будет лучше. — Он сделал нетерпеливое движение. — А теперь кончай свой глупый маскарад.

Это было немыслимо, невероятно! Она не верила, что все происходит с ней на самом деле. От безысходности Элизабет сжалась в комок и начала кричать:

— Ни за что! Вы не можете меня заставить! Вы, грязная американская свинья…

Он сделал быстрый шаг в ее сторону и точным ударом свалил на постель. Она лежала потрясенная, но он, как прежде, рывком снова поставил ее на ноги.

— Делай, что тебе говорят, Лиззи. А не то я сдеру твою одежду сам!

Язвительный голос стегнул ее, как хлыстом. Да, она не ошиблась, он имеет в виду именно то, что сказал. Этот человек уже показал себя грубым, безжалостным животным, способным на все ради достижения своей цели. Она ненавидела его — ненавидела всей душой! Но у нее не было выбора. Ей придется делать то, что он сказал. Дрожа, она повернулась к нему спиной и начала неловко освобождаться от одежды. Но он снова заставил ее повиноваться.

— Повернись ко мне лицом!

Со слезами на глазах она повиновалась. Лицо его было похоже на маску, застыло и стало бесстрастным — все, кроме насмешливых глаз, в которых, казалось, читалось удовлетворение. Дрожащими пальцами Элизабет медленно расстегивала платье. И вот уже фиолетовая волна лежала у ее ног. За ним последовали корсаж и нижняя юбка. И вот уже она стояла перед ним совершенно обнаженная. Едва способная что-либо видеть сквозь горячие, застилавшие глаза слезы, Элизабет торопливо кинулась к лежащей на кровати одежде Джека Хилла и начала натягивать на себя через голову полосатую серую с желтым рубашку. После этого она схватила серые шерстяные штаны и постаралась как можно быстрее натянуть их на себя. Брюки были слишком широки для нее, однако прилаженной на поясе веревкой их можно было стянуть так, чтобы они не падали. Несмотря на то что и штаны, и рубашка были для нее слишком свободны, все же это было нечто, что могло прикрыть ее наготу. В данный момент только это ее заботило. Волосы Элизабет выбились еще в тот момент, когда Бурк ударил ее по лицу, и теперь свободно лежали по плечам. Но она не обращала на это внимания. Больше это не имело никакого значения.

Она не заметила, как Бурк вывел ее на палубу, представил как «Лиззи» длинному сухощавому парню, тому самому, который вел Хокинса вниз после порки. Его звали Бен Тукер, и он показал ей, как прилаживать тряпку на швабру, как окунать все это в ведро с мыльной водой, которое заранее принес, как драить палубу, потом промывать ее, затем чистой тряпкой доводить до блеска, — и все это следовало делать, ползая на коленях. Элизабет работала рядом с ним весь день, ползала по полу до тех пор, пока у нее не заболела спина, а руки и колени не стали красными и не распухли. Все, что он говорил ей, она делала автоматически, чувствуя себя растоптанной, убитой, как будто все, что происходило вокруг, было нереальным, страшным, безумным сном.

Только в сумерках вернулась она в каюту Бурка. Симс принес серебряный поднос с едой для Бурка и отдельную маленькую тарелочку для Элизабет. На ней была небольшая порция солонины и немного картофеля. И даже когда Бурк уселся возле маленького круглого столика и спокойно приказал ей прислуживать, она не почувствовала ничего. Ненависть к нему, возникшая сегодня утром, не пропала, но затихла — как будто бурная река внезапно разлилась широким спокойным потоком с зеркальной поверхностью. Она прислуживала ему и стояла за креслом, пока капитан ел. Когда он закончил и пересел за письменный стол, Элизабет села на его место и съела свою еду, совершенно не почувствовав вкуса. Пришел Симс, чтобы убрать тарелки, а она как сомнамбула отправилась в постель. Ее остановил ледяной голос Бурка:

— Не вздумай укладываться в постель в этом грязном тряпье, — предупредил ее капитан. Пока она стояла в нерешительности, не зная, что делать, он поднялся с кресла, подошел к комоду, вытащил одну из своих шелковых рубашек и бросил ей в руки. Элизабет безмолвно надела ее, почувствовав только, что шелк гораздо мягче и приятнее, чем грубая шерстяная ткань, которую она носила весь день. В полном изнеможении вскарабкалась на постель, совершенно забыв о человеке, в эту минуту работавшем за письменным столом в каких-нибудь пяти шагах от нее, поплотнее завернулась в толстое одеяло и заснула тяжелым, бесчувственным сном.

Александр Бурк поднялся из-за стола и подошел к постели. Он молча рассматривал спящую девушку, ее волосы на подушке, плечи и подбородок, плотно закутанные в одеяло, синяк на щеке. Выругался про себя. Зачем ему понадобилось вести себя таким образом? Он был страшно зол, однако его злость была направлена против самого себя. Когда Бурк смотрел на Элизабет, его обуревали странные ощущения — какая-то беспорядочная смесь злобы, стыда и желания. Да, она была очень красива, этого он не мог отрицать. В ее чертах чувствовались аристократизм, грация и достоинство, так что даже драная одежда, в которую он заставил ее облачиться, не могла ее испортить. Но в этой девушке было нечто большее, нежели красота. За сдержанными, спокойными манерами чувствовалась сильная, страстная натура. Капитан видел, как ее глаза пылали от гнева, как вспыхивали щеки. Конечно, тогда это был всего лишь гнев, однако он прекрасно понимал, что она способна испытывать страсть и другого рода, не менее сильную. В этой девочке чувствовался огонь, тот самый, который он сегодня почему-то пытался погасить.

Положим, сегодня, мрачно отметил Бурк про себя, это ему удалось или так кажется, что удалось. К вечеру она уже была похожа на тень — бледную тень той дивной эмоциональной девушки, которая встретила его на «Молоте ветров» со шпагой в руке и храбро вступила в бой без всякой надежды на успех. Тем не менее он все же подозревал, что ее пламя не угасло совсем, оно только временно затихло, потеряло силу, и даже слегка улыбнулся при мысли, что же будет, когда оно вспыхнет вновь. Бурк откинул одеяло и долго рассматривал тонкое белое тело, едва прикрытое шелком рубашки. Капитан прекрасно помнил очарование ее тела, когда она стояла перед ним обнаженная сегодня утром, а он должен был удерживать на лице маску спокойствия, подавлять почти немыслимое желание схватить на руки, бросить на постель, взять быстро, грубо, бешено и почувствовать, как в ней сперва закипает гнев, потом пробудить ответное желание, точно такое же, какое бушевало и в нем. В тот момент он сумел каким-то образом победить свое желание, а вечером наблюдал незаметно, сквозь опущенные ресницы, как она безжизненно, автоматически передвигается по каюте. Теперь в нем поднялся новый приступ, и во избежание соблазна Бурк поскорее отошел от постели. Черт возьми и еще тысячу раз черт возьми! У него и так достаточно неприятностей без этой золотоволосой богини, которая только усложняет ему жизнь.