"Золотой плен" - читать интересную книгу автора (Грэм Хизер)

ГЛАВА 7

— Ты не будешь покидать Тару, пока меня нет, дочь моя. Я молчал, слушая сказки о ваших с Грегори молебнах в святых местах, но теперь ты будешь здесь, пока мы сражаемся. Ты поняла меня?

Эрин ощутила комок в горле, на глаза навернулись слезы. Отец, братья, Грегори — все едут сразиться с Волком, который, как говорят, надвигается с тысячами воинов. В долинах Тары царил полный беспорядок, с тех пор как ирландские короли объединились, наконец, во главе с Ард-Ригом, чтобы побороть общего врага.

— Да, отец, — сказала она смиренно. Он дотронулся слегка до ее подбородка.

— Знай, Эрин, в этом старом сердце всегда найдется уголок для тебя. — Потом его голос стал жестче. — Но помни, девочка, мои слова. Ты поплатишься, если нарушишь мой наказ, пока я сражаюсь с Волком.

Эрин снова кивнула. Отец вскочил на лошадь, и она поспешила вместе с матерью, чтобы поцеловать братьев. Эрин едва успела поправить пряжку на плаще Ниалла.

— Будь осторожен, Ниалл, — прошептала она, улыбаясь ему.

— Не унывай, сестричка. Мы скоро вернемся.

Она ослепительно улыбнулась. Он выступил вперед, чтобы попрощаться со своей женой, а Эрин подошла к Грегори.

— Кажется, Золотая Амазонка должна исчезнуть на время, — шепнул он. — Но я рад, Эрин. По крайней мере, ты будешь в безопасности.

— Грегори, это гораздо хуже. Я так боюсь за тебя и отца.

— Я вернусь, Эрин. И отец, и братья тоже.

— Я верю в это, Грегори. Я верю всем сердцем. Кто-то похлопал ее по плечу, и это отвлекло ее. Перед ней стоял Феннен. Он обнял ее и поцеловал нежно в губы.

— Я вернусь, Эрин, и тогда мы не будем больше ждать. Мы поговорим с твоим отцом о нашей женитьбе.

Она открыла рот, чтобы возразить, но передумала. Возможно, когда они вернутся, Волк уже будет мертв, и викинги не будут больше угрожать им.

— Будь осторожен, Феннен Мак-Кормак, — сказала она нежно.

Он снова поцеловал ее.

— Мы не задержимся долго, изумрудная красавица — прошептал он, затем с показной ловкостью вскочил на лошадь и поскакал к своим людям из Коннахта.

Эрин повернулась опять к Грегори, но его уже не было. Она увидела мать, пристально смотревшую вслед отцу, но Аэд тоже скакал легким галопом, чтобы успеть примкнуть к началу процессии.

Маэве обняла Эрин. Они вместе смотрели вслед воинам, пока последний всадник не скрылся в блеске полуденного солнца.

Дни в Таре текли медленно. Повседневная работа становилась все более скучной. Эрин была обязана ухаживать за овцами и, не позволяя себе думать о кровопролитиях, она лежала на траве, где паслись овцы, и просто мечтала, чтобы ирландцы вернулись с победой, чтобы Норвежский Волк был сражен, и она была освобождена от преследующих ее воспоминаний… Феннен бросится к стопам Аэда, прося руки его дочери, и он, восторгаясь смелостью и подвигами Феннена, согласится, что когда его дочь удастся убедить…

Эти мечты вызывали легкую дрожь в позвоночнике, и она представила себе с острым мучительно-сладостным чувством, что ей предстоит любить мужчину всей душой и телом.

Так она размышляла в тот день. Уже минула пятая неделя с тех пор, как войска покинули Тару. Вдруг ее испугал конский топот. Звук становился все громче, и она припала к земле, стук ее сердца смешался с приближающимся топотом. Как далеко она зашла со стадом? Должно быть, это не опасно. Вероятно, стража увидит незваного гостя.

Сердце ее успокоилось, когда она, к своей радости, увидела, что всадник, теперь перешедший в легкий галоп, был ее кузеном Грегори. Она поднялась в выношенной полотняной робе и позвала его радостно, устремившись навстречу с распростертыми руками. Грегори спешился.

— Грегори! Ты! Все в порядке? Отец — как он? Грегори, с ним все хорошо? Ниалл, мой…

— Ш-ш… — прошептал Грегори, отойдя немного, чтобы ласково улыбнуться, глядя в ее тревожные глаза. — С твоим отцом и братьями было все хорошо два дня назад, когда я покинул их. Он увидел облегчение в глазах Эрин. Грегори был очарован ее красотой. Даже в старой бесцветной рабочей одежде Эрин была восхитительна. Ее глаза, такие блестящие, зеленели на нежном точеном лице цвета слоновой кости, темные как ночь волосы в сочетании с белой кожей, с легким румянцем создавали удивительный контраст, прекрасные брови вопросительно поднялись.

Он снова обнял ее, прошептав:

— О, Эрин, ты прекрасна. Просто великолепна после того, что я видел.

Она отстранилась от него в тревоге.

— Грегори, что-то случилось? Почему ты здесь?

— Нет, — быстро сказал он, — все хорошо. Твой отец послал меня в Тару, чтобы передать новости.

Он замолчал, размышляя, говорить ли о настоящей причине возвращения или дать ей сначала наглядеться на него, такого живого и здорового. Он выбрал последнее.

— Странно, Эрин, но Волк — хитрый воин. Мы участвовали только в нескольких сражениях. Они были жестоки и ужа… — он замолчал; ему не следовало описывать увиденное. — Олаф захватывает деревни, но он убивает только тех, кто восстает против него. Он брал совсем немного из того, что находил, лишь пополняя запасы продовольствия, ничего не сжигал и уходил.

Грегори нахмурился.

— Знаешь, Эрин, я не верю, что Олаф решится пойти на Тару. Я не думаю, что он когда-нибудь сделает это. Мы были уверены, что он поведет себя так, как и все викинги до него, а он учел это и готовит нам ловушку.

Эрин взяла своего кузена за руку и повела его в то укромное местечко, где она недавно мечтала о мирных днях. Теперь она забыла все эти глупости. Она кормила его свежим хлебом и сыром и, нахмурившись, обдумывала его слова.

— Я не понимаю, Грегори, — сказала она, пока он жадно ел, — почему этот коварный норвежец хочет захватить всю Ирландию. Если бы он никогда не угрожал Таре, его бы, возможно, оставили в покое. Дублин принадлежит викингам уже несколько десятков лет. Пусть они там и остаются, и мы не тронем их.

Грегори покачал головой и взял сосуд со свежей родниковой водой. Он долго пил, вода стекала по его подбородку, он вытер его рукавом, вздохнул и опять покачал головой.

— Я не знаю, Эрин, но это волнует меня. Никто точно не знает, что он собирается предпринять. Мы отбросили его назад сегодня, вскоре мы заставим его отступить к Дублину, но я все же не уверен, что мы окончательно усмирим его. Я просто не знаю…

— А я знаю! — зло перебила его Эрин. — Мой отец превзошел этого Волка, этого Норвежского пса. Мы победим!

Грегори чувствовал, что что-то скрывалось за ее словами. Она так ненавидит его… Конечно, Клоннтайрт. Его семья погибла от рук воинов Белого Олафа, но он не сосредоточивал свою ненависть на одном человека. Он боролся со всеми викингами, как только мог; это он организовал войско Золотой Амазонки, а безграничная смелость и выносливость Эрин принесла успех этому рискованному предприятию, но все же он вдохновил ее мыслью о мести. Он научился логически мыслить, научился тактике и политике у своего дяди, и он видел, что расчетливость Аэда спасала, тогда как опрометчивое действие было бы самоубийством.

Он сражался теперь с Норвежским Волком, и это доставляло ему удовольствие. Но война не могла обернуться против одного человека. Грегори почувствовал, к своему удивлению, что он не винит лично Олафа в смерти родителей. Грегори покинул поле сражения, где имел все шансы встретиться с норвежцами лицом к лицу. Возможно, это и к лучшему, так как он уже видел златокудрого гиганта в бою. Казалось, на свете не существует более сильного человека. Он был как ураган, сносивший все на своем пути.

Грегори повернулся к Эрин, пытаясь угадать, о чем она думает. Она была сильнее его в Клоннтайрте, но это было три года назад. Несмотря на отвагу, которую только он мог оценить, она была женщиной, а, следовательно, более эмоциональной, чем мужчина. Ему никогда не приходило в голову, что викинг, с которым она столкнулась около Карлингфордского озера, был Норвежский Волк.

— Скажи мне, Грегори, — прошептала Эрин, глядя на овец, — ты видел Белого Олафа?

— Да.

— Он жив? Он не ранен?

— Без единой царапины. Многие верят, что он под защитой норвежских богов.

Ему не понравился ее взгляд, и он решил, что пора все рассказать.

— Эрин, я упросил твоего отца послать меня с известиями домой. И я сам отобрал тех, кто поехал со мной.

Она не отвечала, продолжая наблюдать за овцами. Он собирался говорить дальше, когда она, наконец, прошептала:

— Я рада, что ты смог выбраться домой, Грегори. Мне дорога твоя жизнь, как и любого из моих братьев. Он сжал ее руку.

— Мы всегда будем братом и сестрой, — сказал он. На мгновение воцарилось молчание, но потом Грегори заговорил снова:

— Я счастлив быть дома, но я здесь не только потому, что на меня возложена эта обязанность.

Она, наконец, повернулась к нему; вид у нее был озадаченный.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Ты мне нужна, Эрин. Она нахмурилась.

— Я все еще не понимаю, кузен. Он задержал на мгновение дыхание.

— Золотая Амазонка должна снова появиться.

— Что? Грегори, ты с ума сошел? Уж лучше встретиться с однорукими датчанами, чем предположить, что отец все узнает.

Грегори покачал головой.

— Мы не будем показываться на глаза твоему отцу. Алтрип едет впереди в качестве разведчика. Волк не угрожает Таре, но опасность представляет группа ирландских предателей и датчан. Алтрип обнаружил лагерь по пути отсюда. Он считает, что они нападут, так как Тара осталась почти незащищенной. Здесь остались жены благородных воинов, обреченные на поругание или рабство.

Эрин задумалась, потом заговорила.

— Грегори, я не знаю, как мне это сделать. Я дала отцу слово, что не уеду никуда, а мать целый час каждое утро составляет задания, которые я должна выполнить в Таре.

— Эрин, Тары не будет, если мы не решимся.

— Я не могу поверить, что отец не пошлет войска.

— Это мы — войска. Больше войск нет. С тех пор как мы добрались до Дублина, положение с каждым днем становилось все серьезнее. Я привел всех, кто был свободен. Твой отец верит, что мы победим, Эрин, и я тоже, что мы должны действовать неожиданно.

— Грегори, стража…

— Ее недостаточно. Что бы ты ни говорила, мы должны действовать.

Он увидел, как по ее лицу промелькнула гримаса боли, но он не знал точно, что тревожило ее больше — облачение в кольчугу и встреча с варварами или нарушение запрета отца.

Она вздрогнула, и ее прекрасное лицо оживилось.

— Я знаю, что мы скажем, — заявила она твердо. — Ты должен сказать моей матери, что Мергвин заболел. И что ты будешь сопровождать меня к нему. Людям скажут то же самое, и тогда им не покажется странным, что их золотая леди встречается с ними на том же месте.

— Хорошо придумано, кузина, — шепнул Грегори.

Эрин встала, стряхнув землю и траву со своей робы. Она смотрела вперед на прекрасные постройки, видневшиеся в отдалении. Тара блистала под солнцем. Она вспомнила о давно ушедших днях, когда в хижине Мергвина она мечтала стать героиней. Она стала ею. А теперь ей хотелось быть кем угодно, только не героиней.

— Пошли, — сказала Эрин, подавая руку кузену. — Моя мать будет счастлива увидеть тебя и услышать хорошие новости об отце и братьях. Гвинн безжалостно будет выпытывать у тебя все. А потом… потом ты поговоришь с жена-ми, которые не увидят больше своих мужей и сыновей.

Грегори положил руку ей на плечо. Они пошли к его лошади, и Грегори взял в руки поводья. Эрин громко свистнула собакам, и те привели овец в движение. Скромная, молчаливая и мрачная процессия побрела домой.

Белый Олаф, казалось, играл в кошки-мышки. Он нападал на маленькие деревеньки, исчезая снова, как молния, и как раз перед приходом ирландцев всегда отступал к Дублину.

Но сегодня он остановился перед укреплениями Дублина, чтобы дать бой. Используя лесную тактику, которую — о чем не знал Аэд — использовала и его дочь, викинг заманил ирландцев в засаду. Сражение продолжалось все утро, весь день и даже сейчас, когда наступили сумерки.

Находясь в самом пекле, Аэд сожалел о своих годах. Поначалу казалось, ирландцы долго удерживали позиции на поле боя. Теперь он понял, что это была иллюзия. Сначала он сражался рядом со своими воинами, но стоило ему однажды потерять бдительность, как он оказался окруженным со всех сторон норвежцами.

« Я стар, — подумал он, — я прожил свою жизнь «.

Но никакого человека не убедит такой аргумент, когда он стоит перед лицом смерти. Он думал о Маэве, о детях, об Ирландии, за которую сражался и, несмотря на неравные силы, он поднял свой меч.

Он обнаружил, что окружен, что нигде не видно своих. Все отступили. В голове раздался страшный звон, в глазах потемнело. Он зажмурился, и когда открыл снова глаза, увидел перед собой Белого Олафа.

Действительно казалось, что свечение исходит от этого человека. Даже для викинга он был слишком высок и в своей кольчуге с символом на груди казался массой солнечной энергии. Когда он выступил вперед, в воздухе почувствовалось напряжение.

« Я не хочу умирать!» Дрожь пронзила Аэда, когда он взглянул в холодные синие глаза норвежца, но на его лице не дрогнул ни один мускул.» О Боже, я старый человек, который боится смерти, — думал он, молясь. — Да, тем не менее, я уже почти в долине теней…» Аэд поднял свой тяжелый боевой меч высоко, и молитва исчезла из его сознания. Он ударил первым. Удар за ударом. Это казалось, был стремительный танец, а не пляска смерти. Мечи визжали, когда сталь ударялась о сталь.

Руки Аэда сотрясались от каждого удара врага. Аэд и Белый Олаф сражались один на один. По крайней мере, в этом состояло преимущество: не надо было опасаться нападения сзади. Аэд был человеком, который вышел из первого своего поединка победителем и с тех пор никогда не проигрывал даже более сильным и умным соперникам. На этот раз утешало только одно: он продержался довольно долго и теперь мог гордо принять смерть, смерть воина, смерть короля.

Удар меча викинга заставил его упасть на колени. Он попытался подняться снова, но поскользнулся в кровавом месиве, не в силах справиться с мечом. Аэд закрыл глаза и подумал о зеленой траве, о запахе земли после дождя, об улыбке Маэве и голубых облаках. Он пытался подбодрить себя, сдерживая дрожь, когда меч викинга прикоснулся к морщинистому горлу.

Внезапно викинг отнял меч, и Аэд открыл глаза, удивляясь, почему король викингов не сразил его. Он не мог поверить, что этот необыкновенный человек, известный своим странным милосердием, воздал должное Ард-Ригу Ирландии, человеку, яростно сражавшемуся с ним.

К удивлению Аэда, рука, затянутая в кожаную перчатку, протянулась к нему. В глазах Олафа отразилась усмешка.

— Поднимайся, Верховный король Тары. — Протяжный и на редкость приятный голос произнес это на его языке. Озадаченный Аэд ухватился за руку. — Будет ли у меня столько силы и отваги, когда я доживу до твоих лет? — продолжал спокойно златокудрый гигант.

Аэд встал, моля Бога, чтобы не пошатнуться.

— Если ты собираешься убить меня, Норвежский Волк, — сказал Аэд по-норвежски, — окажи такую милость, не откладывай.

Викинг рассмеялся.

— Уважая вашу христианскую веру, Аэд Финнлайт, Ард-Риг Тары, я не отниму у тебя жизни. Только ваш Бог знает, что никто еще не мог достичь тех высот, которых достиг ты. Я ценю умных людей. Возвращайся к своим войскам, Верховный король. Тебе не причинят вреда. Ты человек чести и смелый воин.

Не веря своим глазам, Аэд увидел, как толпа могучих гигантов расступилась, чтобы дать ему дорогу. Он посмотрел на суровое красивое лицо своего врага, затем повернулся и заставил себя высоко поднять голову.

« В любой момент топоры могут обрушиться на меня сзади «, — думал он, пока медленно шел. Но, как и было обещано, никто его не тронул. Он прошел сквозь строй викингов. Поле битвы было спокойно. На сегодня сражение закончилось. Заиграла труба, и норвежцы растворились в лесу.

Когда Аэд воздал благодарность Богу за то, что по непонятной причуде Норвежского Волка он остался жив, он подумал о результатах дня. Его жизнь спасена, но он не знал, кто все же победил сегодня.

За сорок миль от того места, где ее отцу суждено было остаться в живых, дочь Аэда покидала свое поле битвы. Тара спасена благодаря Грегори и войскам Золотой Амазонки, но Эрин не ликовала по этому поводу, когда ехала через лес. Грегори был ранен, и она мечтала поскорее доехать до Мергвина, чтобы тот смог залечить рану. Ее кузен, который некогда боялся друида, теперь страстно желал его магического исцеления.

Они молча ехали, и Грегори все время смотрел на Эрин. Он улыбался, но она видела боль в его глазах.

— Мергвин знает, что мы едем, — заверила его Эрин. — Твоя боль скоро утихнет.

Грегори пожал плечами.

— Я беспокоюсь о тебе, Эрин.

Эрин промолчала. Ее чуть не убили сегодня. Она была вовлечена в рукопашную схватку с могучими датчанами. Она уклонилась от страшного удара, но не смогла заставить себя нанести ответный смертельный удар. Подоспел Грегори и спас ее. Она все еще пыталась внушить себе, что могла бы убить, хотя бы ради спасения своей жизни. Но у нее не было достаточно мужества для этого. Она понимала беспокойство Грегори: если подобное повторится, нерешительность может погубить ее.

— Грегори, — сказала она, наконец, — пожалуйста, не волнуйся за меня. Если я окажусь в подобной ситуации одна и помощи ждать будет неоткуда, я смогу постоять за себя.

Грегори попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкой.

— Я молюсь, кузина, чтобы ты больше никогда не надевала свое золотое облачение.

На протяжении остального пути они молчали. Как Эрин и предчувствовала, Мергвин ждал их. Он позаботился о Грегори, накормил их и дал отдохнуть. Он не выказывал им свое неудовольствие. Он просто поглаживал длинную бороду, и его глаза ничего не выражали.

Они провели ночь в лесной хижине. Эрин спала так сладко, как спят только очень маленькие дети. Она была почти что веселой утром, когда проснулась, как будто снова стала девочкой, которую Мергвин учил слушать ветер и которая восхищалась при виде радуги. В хижине Мергвина царил дух доброты и спокойствия, в ней было безопасно. Эрин шутила со стариком, пока тот готовил копченую рыбу на завтрак. Но даже ее кокетство не могло отвлечь его от своих мыслей.

Они с Грегори уехали после завтрака. Эрин с улыбкой обернулась, чтобы помахать рукой, и вдруг ее лицо омрачилось от неожиданности. Она чуть было не попросила Грегори обернуться тоже и посмотреть на друида, но ее кузен буквально падал с лошади, и его лицо было усталым и раздраженным.

Она вдруг задрожала, не в силах забыть взгляд Мергвина. Его глаза смотрели на нее так печально, в них было столько жалости! На нее никто никогда так не смотрел. Они добрались до Тары без приключений. Грегори остался еще на один день, а затем вернулся обратно на поле сражения. Эрин принялась опять за свои домашние обязанности. Вечера она проводила с сестрами, и хотя даже Брайд была радостной с тех пор как узнала, что ирландцы оттеснили норвежцев к Дублину, Эрин быстро обнаружила, что ее опять затягивает водоворот мрачных размышлений и воспоминаний. Она предавалась мечтам лишь вдали от дома, когда пасла гусей или овец.

К счастью, она не знала, что ее мечтам, отраде ее существования, не суждено сбыться и что все обернется совсем иначе.