"Фиалки на снегу" - читать интересную книгу автора (Грассо Патриция)

2

«Принцы не всегда носят короны, а у ведьм не всегда вырастают бородавки на носу… Некоторые ведьмы как две капли воды похожи на мою мачеху…»

Эта нелепая мысль пришла в голову Изабель, пока она шла по длинному коридору второго этажа. Ее позвала к себе Дельфиния, и сомнений относительно содержания их беседы у Изабель не было. Дельфиния начнет говорить с ней либо о деньгах, либо — что еще хуже — о Николасе, к которому девушка испытывала глубочайшее отвращение. Уже многие годы Дельфиния строила планы союза двух семей, не обращая внимания на сопротивление Изабель.

Дойдя до дверей гостиной, Изабель привычно дотронулась до медальона с портретом матери, тихонько постучала и вошла. Остановив взгляд на Дельфинии, сидевшей в кресле у камина, Изабель пожалела, что не разрешила Гизеле сопровождать ее.

— Присядь рядом со мной, — предложила девушке Дельфиния. — Хочешь выпить чаю с печеньем?

«Да, некоторые ведьмы выглядят точь-в-точь, как моя мачеха», — снова подумала Изабель, подходя к камину. Она опустилась в кресло около мачехи и спросила:

— О чем ты хотела поговорить со мной, Дельфиния?

— Никогда не могла понять, почему ты не хочешь считать меня матерью, — проговорила Дельфиния, придав своему лицу обиженное выражение. Однако Изабель было не так легко обмануть.

— Это одна из великих тайн бытия, — ответила она, глядя прямо в глаза мачехе.

— Должно быть, так, — слабо улыбнувшись, ответила Дельфиния. — Налить тебе чаю?

— Нет, благодарю. Если ты собиралась говорить о…

— Я пригласила тебя к себе вовсе не за тем, чтобы просить денег, — прервала ее Дельфиния и уставилась на огонь в камине. — Я хочу поговорить о твоей помолвке с Николасом.

— Я не люблю вашего племянника и никогда не выйду за него замуж, — резко заявила Изабель. Она столько раз отвергала замужество с Николасом де Джуэлом, что уже начала сомневаться — знает ли ее мачеха значение слова «нет».

Дельфиния только махнула рукой:

— Брак — это одно, а любовь — совсем другое. Это всем известно. Со временем ты полюбишь моего дорогого Николаса так же крепко, как я.

«Нет, никогда не будет этого», — подумала Изабель, но вслух ничего не сказала.

Дельфиния поднялась и начала расхаживать взад и вперед по комнате, словно пыталась найти нужные слова. Наконец она заговорила весьма деловым тоном:

— Я взяла на себя смелость составить свадебный контракт. Как только Николас приедет сюда, ты его подпишешь.

— Нет, не подпишу, — твердо возразила Изабель.

— Теперь, когда Майлз уехал, я твоя опекунша, — заявила Дельфиния, останавливаясь перед креслом Изабель. — Барон Николас де Джуэл — красивый и обаятельный джентльмен. Любая женщина будет счастлива назвать его своим му-жем.

— Любая, но не я, — решительно сказала Изабель. — Николас де Джуэл очень уж похож на хорька. Мне тошно даже находиться в одной комнате с ним!

Внезапно Дельфиния развернулась и ударила девушку по лицу.

Прежде никто и никогда не поднимал на нее руку.

Борясь с желанием дать сдачи, Изабель медленно поднялась, поднеся руку к горящей щеке. Ее глаза сузились.

— Да простит тебя господь, — проговорила она.

Дельфиния не успела ничего ответить. Изабель резко повернулась на каблуках и прошла к дверям, говоря словно бы про себя, но так, чтобы Дельфиния услышала ее:

— Только глупец кусает руку, кормящую его. Больше она и полпенни не получит, даже если будет валяться у меня в ногах!

Покинув гостиную, девушка направилась назад по коридору в свою комнату.

Как смела мачеха ее ударить!.. Нет, что бы она ни делала, Изабель все равно никогда не выйдет замуж за этого хорька из Редесдейла.

Изабель захлопнула за собой дверь комнаты. Теперь, если Дельфиния решит с ней поговорить, ей придется кричать через запертую дверь.

— Посмотри, что сделали эти фурии! — воскликнула Гизела.

Изабель обернулась и потрясенно уставилась на чудовищный беспорядок, царивший в комнате. Все шкафы были распахнуты, ящики комода выдвинуты, платья и белье разбросаны повсюду. Комната выглядела так, словно по ней пронесся ураган.

— Кто это сделал? — с ужасом спросила Изабель.

— Лобелия и Рут взяли, что им было нужно, а остальное испортили, — сообщила ей Гизела, с отвращением качая головой. — Если бы ты согласилась купить им несколько платьев, о которых они просили, ничего подобного бы не было.

Изабель прошла по комнате и подняла с пола фиалково-голубое платье — подарок Майлза на Рождество. Оно было разодрано по швам и безнадежно испорчено…

Глаза Изабель наполнились слезами; судорожно стиснув в руках платье, она присела на край кровати. Рождество наступит и пройдет: не будет ни нового платья, ни — что еще хуже — Майлза… Неужели ее судьба — вечное одиночество? Почему все, кого она любила — мама, отец, брат, — были или мертвы, или где-то далеко?

— Мне очень жаль, дитя мое. — Гизела присела рядом с ней на постель, погладила белокурую головку девушки. — Понимаешь, я, к сожалению, не могу вмешиваться в то, что делают другие люди: могу только давать тебе советы…

— Ладно, потерять несколько платьев не так уж страшно, — печально вздохнула Изабель. — Но почему Майлз снова меня покинул?

— Скоро твой брат вернется к тебе, — сказала Гизела.

Изабель взглянула на Гизелу — своего единственного друга. Мир расплывался перед ней в дымке слез.

— Как моя опекунша, Дельфиния настаивает на моем браке с Николасом. Я так устала быть сильной… До возвращения Майлза может случиться непоправимое. Где же тот принц, что должен спасти меня?

— Терпение, дитя мое. Принц непременно появится.

— Кто он?

Гизела пожала плечами и, отвернувшись, принялась смотреть на пляску пламени в камине.

— Ты не знаешь? — спросила Изабель; все, что произошло в этот день, повергало ее в отчаяние. — Ну и какой же ты после этого ангел-хранитель?

Гизела резко повернулась к ней:

— Только господь бог знает все, дитя. Покайся, ибо только что ты совершила смертный грех.

— Семь смертных грехов: гнев, гордыня, блуд, скупость, чревоугодие, зависть, уныние, — сообщила Изабель; уголки ее губ дрогнули в улыбке. — Дерзость среди них не числится.

Гизела подмигнула ей:

— Ну, тогда купи мне отпущение грехов…

Изабель усмехнулась:

— Ты просто невыносима.

— Я спрятала вот это, когда сюда ворвались твои сводные сестры, — проговорила Гизела, доставая из-под кровати флейту. — Пойдем на реку, поиграем.

— Может быть, позже. — Изабель поднялась и приняла из рук Гизелы флейту. — Мне еще нужно закончить вчерашние расчеты. Ты составишь мне компанию?

Гизела кивнула и вышла из спальни следом за Изабель.

Дойдя до холла первого этажа, Изабель повернула налево в коридор, ведущий к кабинету, но тут почувствовала, как кто-то настойчиво тянет ее за рукав.

— В чем дело? — поинтересовалась она, взглянув на морщинистую руку своей подруги.

— Займись счетами попозже, — посоветовала ей Гизела.

— Делу время, потехе час, — покачала головой Изабель. — Мне нужно разобраться с этими счетами, чтобы герцог Эйвон не лез в мои дела.

— Я подслушала разговор Рут и Лобелии. Они обсуждали герцога, — с улыбкой заметила Гизела. — Мне бы хотелось на него взглянуть.

— А мне — нет, — резко сказала Изабель. — Отправляйся к реке одна, а я пока закончу работу.

— Я тебя подожду.

В кабинете Гизела заняла свое обычное место у камина. Изабель уселась за стол и открыла книгу счетов.

— Хочешь знать, что говорили о герцоге твои сводные сестры? — спросила Гизела.

Изабель подняла на нее глаза и покачала головой. Вернувшись к своим записям, она поняла, что окончательно запуталась и все придется пересчитывать заново.

— Я слышала, что герцог невероятно красив, — снова заговорила с ней Гизела. — У него черные как ночь волосы и черные глаза…

— Замечательно, — рассеянно ответила Изабель, углубившись в подсчеты.

— Женщины готовы на все, чтобы привлечь его внимание, — продолжала Гизела.

Изабель даже и не взглянула на нее, однако сосредоточиться на цифрах уже не могла.

— Герцог — самая завидная партия во всей Англии. Он богаче самого короля.

Изабель с силой захлопнула лежащую перед ней бухгалтерскую книгу и с раздражением взглянула на Гизелу:

— Я не могу заниматься подсчетами, когда ты меня постоянно отвлекаешь!

— Дитя мое, нужно учиться быть терпеливой, — посоветовала ей старая женщина. — Это одна из…

— Терпение не числится среди семи добродетелей, — оборвала ее Изабель.

— Не нужно мне грубить, — упрекнула ее Гизела. — Терпение — проявление милосердия духовного.

Изабель хотела было ответить, но тут дверь распахнулась. В комнату вошел Пебблс и объявил:

— Миледи, с вами желает говорить человек из Эйвон-Парка.

Изабель обреченно вздохнула. Решительно, сегодня ей не суждено покончить со счетами.

— Пусть войдет, — сказала она.

— Входите, — крикнул Пебблс, сложив ладони рупором, — и поторопитесь: леди очень занята.

Изабель с трудом подавила смешок. Как всегда, Пебблс старался помочь ей чем только мог.

— Чем могу быть вам полезна? — спросила Изабель, когда посыльный подошел к ее столу.

— Миледи, герцог Эйвон ждет вас в Эйвон-Парке со всеми счетами завтра, после полудня, — торжественно объявил посланник.

С трудом сдерживая раздражение, Изабель выдала самую очаровательную улыбку и спросила:

— Как вас зовут?

Вопрос застал посланника врасплох. Он растерянно улыбнулся:

— Прошу прощения?..

— Как вас зовут? — повторила Изабель.

— Галлахер…

— Вы личный курьер его светлости?

— Вообще-то я кучер его светлости, — ответил ей Галлахер, — но при этом — один из его доверенных людей.

— Как говорится, мастер на все руки, — с улыбкой заметила Изабель. — Прошу вас передать его светлости, что ему нет необходимости вмешиваться в дела семьи Монтгомери. Пусть лучше занимается своими. Всего вам доброго, мистер Галлахер!

— Но я не могу передать ему такое послание! — растерянно проговорил тот.

— Придется, — сказала Изабель. — Таков мой ответ.

— Что ж, как пожелаете…

Галлахер повернулся и вышел. В то же мгновение в комнату влетела Дельфиния — очевидно, она подслушивала разговор, пристроившись в коридоре.

— Как ты смеешь?! — прошипела она. — Ты что, с ума сошла?

Изабель подняла глаза на мачеху. Она была совсем не удивлена.

— О чем ты?

— О чем?! О том, как ты была груба с посланцем герцога Эйвона! — визгливо закричала Дельфиния, трясясь от гнева.

— Ах вот оно что…

— Ты что же, хочешь лишить Рут и Лобелию возможности выйти замуж?

— Разумеется, нет.

— Герцог Эйвон вхож в лучшие дома Лондона, — заявила Дельфиния. — Знакомство с ним будет нам чрезвычайно полезно. Ты немедленно пошлешь ему письмо с извинениями!

— Я не позволю герцогу Эйвону вмешиваться в дела семьи Монтгомери, — твердо сказала Изабель, вставая и глядя мачехе прямо в глаза.

— А я требую, чтобы ты направила ему письмо с извинениями! — повторила Дельфиния. В ее голосе звучали ярость и отчаяние.

Изабель решила, что сегодня и так проявила слишком много терпения. Неплохо было бы огорошить и шокировать мачеху. Потому, взяв свою флейту, она обернулась к Гизеле и проговорила:

— На сегодня я закончила с делами. Пойдем на реку, поиграем на флейте?

— Я уж думала, ты так и просидишь весь день дома, — ответила та.

Изабель бросила насмешливый взгляд на мачеху, застывшую с выражением немого ужаса на лице, и прошествовала мимо нее к выходу. Последнее, что она услышала, был голос Дельфинии:

— Лобелия и Рут правы. Ты действительно сумасшедшая!

— Что ты сказал?

В гневе Джон Сен-Жермен вскочил с кресла. Стоя лицом к лицу со своим слугой, Джон напоминал скорее демона, а не человека. Его черные глаза сузились и, казалось, потемнели еще больше, тонкие черты лица исказила ярость.

— Я… я только посыльный, ваша светлость, — пролепетал Галлахер, отступая на шаг назад. — Мисс Монтгомери сказала…

— Я уже слышал, что она сказала, — оборвал его Джон.

Галлахер сделал еще шаг назад.

— Твой человек просто выполнял свою работу. Не следует гневаться на него за это, — проговорил женский голос.

— Можешь идти, — сказал слуге Джон, стараясь взять себя в руки.

Галлахер вышел. Джон проследил за ним взглядом и повернулся к вошедшим. В гостиной появились его мать и тетушка Эстер в сопровождении Росса. Пожилые леди неодобрительно покачивали головами, а на лице Росса блуждала улыбка, способная кого угодно привести в ярость.

— Я не позволю этой девчонке так говорить! Как она смеет приказывать мне «заниматься своими делами»!

Росс ухмыльнулся:

— Увы, она уже это сказала…

Джон мрачно взглянул на брата, потом перевел взгляд на мать и тетку, которым с трудом удалось вернуть своим лицам серьезное выражение.

Первой заговорила герцогиня Тесса:

— Это напомнило мне о тех временах, когда мы с отцом Джона…

— Я помню, Тесса, — прервала ее тетушка Эстер; сестры переглянулись и улыбнулись друг другу.

Выражение лица Джона несколько смягчилось; он с интересом взглянул на мать.

— И что же тогда произошло?

— Мне кажется, именно в ту ночь ты и был зачат…

— А что случилось в ту ночь, когда он был зачат? — поинтересовался Росс.

Герцогиня снова улыбнулась своим мыслям, но ничего не ответила.

Джон покачал головой, словно не веря собственным ушам — что за глупости обсуждают его родственники.

— Я опекун этой девушки и отвечаю за финансовое положение семейства Монтгомери, — сказал он Россу.

— Тогда попытайся послать ей приглашение, а не приказ, — предложил Росс.

— Мне бы хотелось встретиться с этой юной леди, — заметила герцогиня.

— И мне тоже, — присоединилась к ней леди Эстер.

— Она блондинка, — сообщил им Джон; в его голосе явственно слышалось пренебрежение. — По-моему, этим все сказано.

— Не все блондинки такие, как Ленора Гримсби, — сказала его мать.

— Это мы еще посмотрим, — возразил Джон. — Эта Монтгомери от меня так легко не избавится!

— А мне-то казалось, что ты вовсе не жаждешь взвалить на себя ответственность… — протянул Росс.

— Я дал честное слово и намереваюсь довести дело до конца, — ответил Джон. И, уже направляясь к дверям, прибавил: — Я еду в Арден-Холл.

— Хочешь, поеду с тобой? — предложил Росс.

— Нет, благодарю, — бросил через плечо Джон.

Через несколько минут Джон уже вскочил в седло и выехал из дома.

Печальной казалась ранняя зима. Лучи солнца пробивались сквозь облака, кисеей закрывавшие небо, и редкие блики скользили по опавшим листьям, устилавшим стылую землю. Четко, словно нарисованные черной тушью, выделялись на фоне неба голые ветви деревьев.

После пышной и яркой шотландской осени Джон больше всего любил именно это время года. Сейчас он мог удалиться в Эйвон-Парк, туда, где можно было спокойно жить в кругу семьи и забыть о высшем обществе Лондона… Он всегда надеялся на то, что к тридцати годам найдет себе хорошую жену и станет отцом семейства, но Ленора Гримсби положила конец этим мечтам.

Проскакав две мили вдоль реки Эйвон, Джон направил свою любимую кобылу Немезиду в лес, но почти сразу придержал лошадь: до его ушей донеслась нежная мелодия. Она звучала так странно в молчаливом зимнем лесу. Склонив голову, Джон прислушался и улыбнулся. Кто-то играл на флейте. Прислушавшись внимательнее, он разобрал два голоса. Чудесная мелодия плыла среди деревьев. Немного грустная, но в то же время нежная и полная чувств, она глубоко тронула сердце Джона…

Как бы ему ни хотелось поехать на звуки флейты и слушать неведомого музыканта, он направил лошадь вперед. Он спешил в Арден-Холл, чтобы разобраться с этой заносчивой девицей Монтгомери, и не собирался отвлекаться ни на что.

Выбравшись из леса, Джон увидел вдали Арден-Холл. Здание, построенное в эпоху королевы Елизаветы, было возведено из местного дерева и голубовато-серого камня из Уилмкота; величественный фасад дома был облицован темно-красным и серым кирпичом. С одной стороны от дома находились часовня и небольшое кладбище; с другой примыкал обширный сад, голый и пустынный в это время года.

Джон спешился и позвонил в парадную дверь.

— Чем могу служить, милорд? — спросил его дворецкий.

— Можете начать с того, чтобы называть меня «ваша светлость», — надменно проговорил Джон, скользнув взглядом по лицу Пебблса. — Я герцог Эйвон.

— Прошу извинить меня, ваша светлость, — извинился дворецкий; однако в его лице не было и тени подобострастия.

— Добро пожаловать в Арден-Холл, ваша светлость! — раздался за спиной дворецкого женский голос.

— Добро пожаловать, ваша светлость, — хором вторили ему еще два голоса.

Джон пригляделся внимательнее: перед ним присели в реверансе три невзрачные, безвкусно одетые женщины. Очевидно, это были мать и дочери: две девушки унаследовали от матери не только неприметную внешность, но и унылое выражение лица. Платья сидели на них скверно, будто сшиты были не по мерке.

Мать выступила вперед.

— Ваша светлость, вы оказали нам великую честь, посетив Арден-Холл!

— Благодарю вас, миледи, — ответил Джон.

— Прошу вас, называйте меня Дельфинией, — проговорила женщина. — Я жена покойного графа Монтгомери… — Жестом она указала на девушек и добавила: — А это мои дочери: Лобелия и Рут.

Девушки снова присели в реверансе. В ответ Джон слегка склонил голову.

— Ваша светлость, пройдемте в гостиную: там вы сможете отдохнуть и выпить чего-нибудь, — предложила Дельфиния с любезной улыбкой.

— Нет, благодарю вас, — отвечал Джон. — Я не надолго. У меня дело к Изабель Монтгомери. Не будете ли вы столь любезны послать за ней?

Лобелия и Рут глупо захихикали, подталкивая друг дружку.

— Изабель сейчас нет, — пояснила Дельфиния. — Не могла бы я…

— Изабель бродит по лесам со своей невидимой подружкой, — перебила ее Лобелия. Рут закивала, соглашаясь с сестрой:

— Изабель совершенно ненормальная, ваша светлость!

У Джона вся эта троица вызывала неприязнь.

— Нехорошо так говорить, девочки, — упрекнула дочерей Дельфиния. — Изабель весьма опечалена смертью отца…

— Да он же умер семь лет назад! — фыркнула Лобелия.

Джон перевел взгляд с дочерей на мать. Судя по всему, Майлз Монтгомери был прав: мачеха и ее дочки не испытывали ни любви, ни даже привязанности к его родной сестре. Внезапно Джон перестал досадовать на то, что взялся проследить за делами Монтгомери в его отсутствие.

— Быть может, ваша светлость, я смогла бы помочь вам, — с заискивающей улыбкой обратилась к нему Дельфиния.

— Майлз назначил меня временным опекуном своей сестры и доверил мне управление его состоянием и владениями, — ответил Джон.

Улыбка сошла с лица Дельфинии Монтгомери, уступив место полнейшему разочарованию.

— У меня имеются все необходимые документы, подтверждающие истинность моих слов, — продолжал Джон, сунув руку в карман. Но Дельфиния заставила себя улыбнуться и возразила:

— В этом нет необходимости, ваша светлость!

— Прекрасно, — ответил Джон, вежливо улыбаясь. — Я хотел бы просмотреть бухгалтерские книги имения и переговорить с мисс Изабель Монтгомери, как только она возвратится.

— Пебблс, проводи его светлость в кабинет графа, — приказала дворецкому Дельфиния.

— Слушаюсь, миледи. Сюда, ваша светлость, — обернулся дворецкий к гостю.

Джон проследовал за ним по длинному коридору в кабинет и уселся за стол. Пебблс развел огонь в камине и раздвинул шторы, чтобы в кабинете стало светлее.

— Будут ли еще какие-то распоряжения, ваша светлость? — спросил дворецкий, покончив с этими делами.

— Нет, — ответил Джон. Дворецкий направился к выходу, но тут Джон окликнул его: — Пебблс?

Дворецкий повернулся к нему:

— Да, ваша светлость?

— Изабель Монтгомери действительно сумасшедшая?

— Леди Изабель в своем уме, — убежденно произнес дворецкий, — так же, как вы или я.

— Но у нее действительно есть невидимая подруга? — настаивал Джон.

На лице Пебблса возникла гримаса отвращения. Впрочем, он быстро совладал с собой.

— Ваша светлость, если бы с детства у вас не было друзей, вы бы тоже придумали себе кого-нибудь!

Уголки губ Джона дрогнули в улыбке.

— Приятно видеть такую преданность хозяйке, — сказал он.

— Благодарю вас, ваша светлость, — поклонился Пебблс. — Я рад, что вы соблаговолили отметить лучшие черты моего характера.

С этими словами дворецкий покинул кабинет, без стука затворив за собой дверь.

Блондинка она или нет, но, должно быть, Изабель Монтгомери действительно необыкновенная девушка, если слуги могут быть так верны ей, подумал Джон. С другой стороны, с Галлахером она повела себя совершенно непозволительно. Очевидно, юная леди относится к герцогу без малейшего уважения… Что ж, очень скоро он увидит ее и сможет составить о ней собственное мнение.

Джон принялся просматривать счета. Он уже отдал распоряжения о том, чтобы все новости касательно финансовых дел имения посылались непосредственно ему.

Прошел час. Джон уже начал беспокоиться: что же могло так задержать девушку? Не случилось ли с ней что-нибудь во время прогулки? И куда она, собственно, ушла? Джон уже решил отправиться на ее поиски, если в ближайшие пятнадцать минут она не вернется.

Он подошел к окну и рассеянно выглянул наружу. Его внимание привлекла какая-то фигурна вдали; вглядевшись повнимательнее, он увидел девушку, бежавшую по пустым зимним полям к Арден-Холлу.

Ну вот, наконец-то, подумал Джон; должно быть, это и есть Изабель Монтгомери.

Однако надежды Джона в скором времени переговорить с сестрой Майлза начали таять, как туман, по мере того как маленькая фигурка приближалась к дому. Судя по ее одежде, это была простая служанка. Да к тому же девушка явно была не в себе: она оживленно жестикулировала и, судя по всему, была увлечена разговором с самой собой. Потом он заметил в ее руках флейту и подумал, что именно она и играла в лесу.

Наконец девушка скрылась из виду.

«Что за странная прислуга в этом доме, — подумал Джон. — И почему, черт побери, так задерживается эта мисс Монтгомери?»

Дверь в кабинет с грохотом распахнулась. Джон резко развернулся и с изумлением уставился на ту самую служанку в сером плаще, ворвавшуюся, словно пушечное ядро, в двери кабинета.

Дойдя до стола, девушка отбросила капюшон, и по ее плечам рассыпались волосы, похожие на золотую кудель. Она положила на край стола флейту и возмущенно посмотрела на Джона.

— Мне безразлично, что говорил вам Майлз, — объявила она, — но я не потерплю вмешательства посторонних в дела нашей семьи!