"Пурпурные реки" - читать интересную книгу автора (Гранже Жан-Кристоф)9До того как ехать в комиссариат и писать отчет, Карим решил снова заглянуть в школу. Солнце уже разбросало на крышам рыжие лучи. Сыщик опять подумал, что день обещал быть прекрасным, и от этой банальной мысли ему стало тошно. Войдя в школу, он спросил у директрисы: – Не учился ли у вас тут в восьмидесятые годы мальчик по имени Жюд Итэро? Женщина кокетливо промурлыкала, играя широкими рукавами своего кардигана: – Уже взяли след, инспектор? – Пожалуйста, ответьте мне. – Ах да... Нужно проверить в архиве. – Пошли посмотрим. Сейчас же. Директриса снова привела Карима в свой кабинет-оранжерею. – Вы сказали, восьмидесятые годы? – переспросила она, водя пальцем по корешкам журналов на полке. – Восемьдесят второй, восемьдесят первый и так далее, – ответил Карим. Внезапно он почувствовал ее замешательство. – Что случилось? – Как странно! Сегодня утром я не заметила... – Что именно? – Журналы... как раз за восемьдесят первый и восемьдесят второй годы... Они исчезли. Отстранив директрису, Карим стал внимательно разглядывать темные корешки. На каждом значилась дата. Вот 1979-й, 1980-й... И верно: две следующие цифры отсутствовали. – Что записывают в этих журналах? – спросил Карим, листая один из них. – Фамилии учеников. Заметки учителей. Это как бы дневник школьной жизни. Карим открыл журнал за 1980 год и взглянул на список учеников. – Если ребенку исполнилось в восьмидесятом году восемь лет, в каком он был классе? – В начальном втором. Или даже в первом среднем. Карим пробежал глазами список; Жюда Итэро там не было. Он спросил: – А есть ли в школе другая документация, дающая сведения об учениках восемьдесят первого и восемьдесят второго годов? Директриса задумалась. – Нужно посмотреть наверху... Там есть, например, списки детей, питающихся в нашей столовой. Или отчеты о медицинских осмотрах. Это все хранится на чердаке. Пройдемте со мной. Там никто никогда не бывает. Директриса была явно возбуждена этими поисками. Они поднялись наверх, прошли по узкому коридору и остановились у железной двери. И тут женщина застыла в изумлении. – Не может быть! – воскликнула она. – Смотрите, эту дверь тоже взломали... Карим исследовал замок. Дверь была не взломана, а отперта, и притом весьма умело. Полицейский шагнул внутрь. Чердак представлял собой обширную мансарду, освещаемую лишь зарешеченным слуховым оконцем. Металлические стеллажи были забиты связками бумаг и папками; от запаха сухой пыли у Карима запершило в горле. – Где папки за восемьдесят первый и восемьдесят второй годы? – спросил он. Директриса молча подошла к одной из полок и стала рыться в слежавшихся стопках бумаг. Эта операция заняла несколько минут, после чего женщина уверенно объявила: – Они тоже исчезли. У Карима пробежал холодок по спине. Школа. Кладбище. 1981 – 1982 годы. Мальчик по имени Жюд Итэро. Все эти элементы складывались в единое целое. Он продолжал расспросы: – Вы уже работали здесь в восемьдесят первом году? Женщина состроила кокетливо-укоризненную гримаску. – Ну что вы, инспектор! Я тогда еще была студенткой... – Тогда, может быть, старожилы рассказывали вам о каких-нибудь странных происшествиях того времени? – Нет. Что, собственно, вы имеете в виду? – Например, смерть одного из учеников. – Нет-нет, таких историй я не слышала. Но я могу узнать, если хотите... – Где? – Да в отделе образования нашего департамента. – Не могли бы вы навести еще такие справки: учился ли в те годы в вашей школе мальчик по имени Жюд Итэро? Директриса буквально задыхалась от волнения и энтузиазма. – Конечно... никаких проблем, инспектор! Я непременно... – Узнайте поскорее. Я заеду через час. Карим сбежал было по лестнице, но на полдороге остановился и добавил: – Кстати, еще кое-что для вашей «криминальной» эрудиции: к полицейским теперь обращаются не «инспектор», а «офицер». Как в Америке. Директриса изумленно смотрела вслед исчезающей тени. Среди полицейских Сарзака Карим меньше всех презирал своего шефа Крозье. Не потому, что тот был его прямым начальником, просто Крозье прекрасно знал свое дело и нередко демонстрировал интуицию прирожденного сыщика. Анри Крозье, пятидесяти четырех лет, уроженец Ло и отставной военный, работал в местной полиции уже лет двадцать. Приплюснутый нос, тщательно прилизанные волосы, суровое, непроницаемое лицо. При этом он мог неожиданно проявить доброту и человечность. Крозье жил одиноко, без жены и детей, и нужно было обладать поистине неуемной фантазией, чтобы вообразить его в кругу семьи. Это одиночество сближало его с Каримом, но на том их сходство и кончалось. В остальном шеф был типичным провинциальным полицейским и типичным французом. Чем-то вроде гончей, стремящейся превратиться в немецкую овчарку. Карим коротко постучал и вошел. Кабинет, заставленный металлическими шкафчиками-картотеками, насквозь пропах душистым трубочным табаком. Стены были завешаны дурацкими фотоплакатами, восславляющими французскую полицию. При виде этих «геройских» фигур Кариму снова стало тошно. – Ну, что там за хреновина? – спросил Крозье, сидевший за письменным столом. – Взлом в школе и осквернение могилы. В обоих случаях работали тихо и очень квалифицированно. Странные дела. Крозье скривился. – А что украли? – В школе – пару старых классных журналов. На кладбище – пока неизвестно. Нужно бы получше осмотреть склеп... – Ты думаешь, эти дела связаны между собой? – Очень похоже. Два взлома в одно и то же воскресенье, в одном и том же городе... Здорово подпортит нам статистику. Крозье начал прочищать свою почерневшую трубку. Карим усмехнулся про себя: шеф «косил» под знаменитых детективов пятидесятых годов. – Вероятно, связь есть, – сказал он, понизив голос. – Конечно, надо сначала проверить, но... – Я слушаю. – В склепе захоронен мальчик с весьма оригинальным именем – Жюд Итэро. Он умер в восемьдесят втором году в возрасте десяти лет. Может, вы об этом слышали? – Нет. Продолжай. – Ну так вот: украденные классные журналы тоже относятся к восемьдесят первому и восемьдесят второму годам. И я подумал: вдруг малыш Жюд учился в этой школе в те годы и... – У тебя есть доказательства этой гипотезы? – Нет. – Ты проверял другие школы? – Нет еще. Крозье продул трубку – ну прямо вылитый комиссар Попей! Карим подошел ближе и заговорил как можно вкрадчивее: – Разрешите мне заняться этим делом, комиссар. Я нюхом чую: это очень странная история. Тут существует некая связь. Может, это все и ерунда, но я почему-то уверен, что работали настоящие «профи». Они что-то искали. Нужно прежде всего связаться с родителями мальчика, а затем как следует пошарить в склепе. Я... Вы что, не согласны? Опустив глаза, Крозье усердно набивал табаком жерло трубки. Наконец он пробормотал: – Это дело рук скинов[13]. – Кого? Крозье поднял глаза. – Я говорю, кладбище – это дело рук бритоголовых. – Каких бритоголовых? Крозье громко рассмеялся. – Вот видишь, тебе еще многое предстоит узнать в наших краях. Эти типы – их десятка три – живут в заброшенном ангаре возле Кейлюса. Там раньше был склад минеральных вод. Это километрах в двадцати отсюда. Карим задумался, не сводя глаз с Крозье. Волосы комиссара ярко блестели на солнце, точно смазанные маслом. – Мне кажется, вы заблуждаетесь. – Селье говорил мне, что могила еврейская. – Да ничего подобного! Я просто сказал ему, что Жюд – имя еврейского происхождения. Но это ровно ничего не означает. На склепе нет никакой иудейской символики, и вообще, евреи предпочитают хоронить покойников среди своих. Комиссар, этот мальчик умер в возрасте десяти лет. В таких случаях на еврейских могилах всегда имеется символ, гравировка, в общем, нечто, объясняющее эту преждевременную кончину. Ну, вроде обрушенной колонны или надломленного деревца. Но это захоронение явно христианское. – Ишь ты, какой ученый! И откуда ты все знаешь? – Читал. Но Крозье упрямо повторил: – Там орудовали бритоголовые. – Но это абсурд! Совершенно не типично для расистов. Даже обыкновенным вандализмом не пахнет. Воры явно что-то искали... – Карим! – прервал его Крозье дружеским тоном, в котором, однако, слышалось легкое раздражение. – Я всегда прислушивался к твоим мнениям и советам. Но здесь командую я. Так вот, поверь старому сыскному псу и займись бритоголовыми. Наведайся к ним, и, я думаю, тебе это кое-что даст. Карим выпрямился и сглотнул слюну. – Один? – Уж не хочешь ли ты сказать, что боишься кучки бритых сопляков? Карим не ответил. Крозье обожал устраивать своим подчиненным такие испытания. Конечно, с его стороны это была подлость, но вместе с тем и знак уважения. Молодой араб вцепился в край стола. Ладно, если Крозье угодно поиграть, то и он доведет эту игру до конца. – Комиссар, я предлагаю вам сделку. – Ишь ты! – Я съезжу к бритоголовым. Один. Потрясу их как следует и представлю вам рапорт сегодня же, до тринадцати часов. Но за это вы добудете мне разрешение обыскать склеп на законных основаниях. И еще я хочу потолковать с родителями малыша. Тоже сегодня. – А если это все-таки скины? – Это не скины. Крозье раскурил трубку. Табак затрещал, как целый сноп люцерны. – Ладно, идет, – сказал он со вздохом. – Значит, после Кейлюса я займусь расследованием? – Только если успеешь доложиться мне к тринадцати часам. Но все равно, парни из республиканской полиции очень скоро сядут нам на хвост. Молодой сыщик направился к двери. Он уже взялся за ручку, когда комиссар добавил: – Я уверен, бритоголовые будут в восторге от твоего стиля работы. Карим захлопнул за собой дверь под жирный смех старого жандарма. |
||
|