"Клеопатра. Последняя Из Птолемеев" - читать интересную книгу автора (Грант Майкл)

Глава 12. БИТВА ПРИ АКЦИИ

Самой северной базой Антония в Ионическом море была Керкира, остров в ста милях к югу от македонской дороги. Далее, с севера на юг, следовала целая цепь военно-морских баз Антония. Первая была на Акции, мысе у выхода из Амбракийского (Артского) залива в Ионическом море, затем – на острове Левкас, потом – в Патрах на берегу Коринфского залива; следующая база была на острове Закинф, где уже несколько лет назад обосновался Сосий, флотоводец Антония; затем – в Метоне на юго-западе Греции, наконец – на мысе Тенар на самом ее юге. Последние базы были расположены на Крите и в Киренаике, во владениях Клеопатры-младшей, где стояли римские гарнизоны. Осенью 32 года до н.э. Антоний перенес свою резиденцию из Афин в Патры – город, который возвысился после разрушения римлянами Коринфа в 146 году до н.э. Когда наступила следующая весна, Антоний стал готовиться к появлению на море римского флота во главе с Октавианом (который к этому времени снова стал консулом). Антоний считал, что, если ему даже не удастся встретить враждебный флот по дороге к берегам Греции, он сможет взять инициативу в свои руки позднее. Он также рассчитывал, что недостаток средств заставит Октавиана броситься в бой как можно скорее.

И действительно, Октавиан, точнее, Агриппа начал действовать быстро и очень смело и, что самое главное, довольно успешно. В начале марта, как только установилась приемлемая погода, Агриппа со значительной частью флота Октавиана пересек Ионическое море по диагонали, достиг Греции и захватил морскую базу Антония Метону. Царь Богуд из Мавритании, возглавлявший здесь оборону, был убит, и там Агриппа разместил свой гарнизон. Это была выгодная для обороны позиция, и, например, в XVII веке венецианцы сорок лет защищали ее от турок. Но в той войне между триумвирами Агриппа практически сразу смог захватить Метону.

Падение военно-морской крепости, которую Антоний считал наиболее надежной, было для него тяжелым ударом, тем более что оно имело неожиданные последствия. Это означало, что теперь будет крайне трудно снабжать армию и флот Антония провизией из Египта. Пришлось снабжать войска зерном из Греции, где земля была менее плодородной. Прадед Плутарха, Никарх, вспоминал, как его соплеменники из Херонеи носили на спинах мешки с зерном в Антикиру на берегу Коринфского залива, сопровождаемые надсмотрщиками с бичами. Падение Метоны имело и другие, неприятные для Антония, последствия. Милях в тридцати от нее находился полунезависимый греческий полис Спарта, правитель которого, Эврикл, затаил злобу против Антония, который казнил его отца за пиратство. Теперь Эврикл перешел к Октавиану, а на монетах Спарты после этого вместо надписи «Атр», в честь Атрания, одного из военачальников Антония, появилась надпись «Атр», в честь Агриппы.

Впоследствии окружение Октавиана представило дело так, будто битва при Акции явилась поворотным моментом, решившим исход этой войны – ведь Октавиан сам участвовал в битве. Но историк Веллей Патеркул обоснованно считал, что исход войны был предрешен раньше. Он называет ряд факторов, однако главным следует считать захват Метоны Агриппой – событие, которое было наполовину уже победой Октавиана. Агриппа был, очевидно, лучшим флотоводцем своего времени и к тому же имел огромный опыт после войны с Секстом Помпеем. Обосновавшись в Метоне, Агриппа стал нападать и на другие морские базы Антония, вынудив последнего то и дело посылать военные корабли для их защиты.

Вскоре после этого Октавиан переправил основную часть своей армии через Ионическое море на север, в небольшой порт Панорм между Керкирой и римской дорогой «виа Эгнациа». Антоний не смог помешать этому, так как его флотилии в этом районе уже не существовало: кораблям пришлось отражать рейды римлян, обосновавшихся в Метоне. Захватив Керкиру, Октавиан стал быстро продвигаться на юг по суше и по морю.

Вскоре Антоний устроил на Акции укрепленный лагерь неподалеку от военно-морской базы. Дня через три Антоний и Клеопатра также прибыли на Акций, и Антоний устроил там свою резиденцию и штаб. Октавиан попытался врасплох напасть на флот Антония, но потерпел неудачу. Однако вскоре после этого Агриппа, владевший теперь и Метоной и Керкирой, захватил Левкас и Патры.

Теперь Антоний потерял контроль и над Коринфским заливом. Флот его оказался «запертым» в Амбракийском заливе, а разноплеменные команды кораблей, не сплоченные настоящей дисциплиной (в отличие от моряков Агриппы, прошедших сицилийскую войну), начали выражать недовольство. К тому же нездоровый местный климат способствовал распространению на флоте эпидемий малярии и дизентерии.

Время теперь работало против Антония, тем более что войска Октавиана бесперебойно снабжались хлебом из Италии. Антоний занял позицию напротив военного лагеря Октавиана, готовясь к битве, однако противник уклонился от решающего боя. Во время незначительного кавалерийского сражения, которое было проиграно Антонием, один из зависимых от него князей перешел на сторону Октавиана.

Но хуже всего было то, что Агенобарб, так и не преодолевший враждебности к Клеопатре, решил, что дело республики под началом Антония обречено на провал, и перебежал к Октавиану, хотя уже был тяжело болен (возможно заразившись во время одной из эпидемий). Антоний, несмотря на протесты Клеопатры, любезно переслал беглецу его багаж и попытался пошутить, что Агенобарб сможет скоро увидеться со своей любовницей в Риме. Правда, увидеться с нею бывший консул уже не смог, поскольку через несколько дней скончался. Бегство от Антония к Октавиану продолжалось; среди перебежчиков были некоторые военачальники, а также царь Фракии. Когда бежать к противнику попытались один из сенаторов и князь Эмесы, Антоний казнил их, чтобы это послужило остальным уроком.

В начале августа Антоний предпринял серьезную попытку прорвать блокаду. Сначала он послал на север войско под командованием своего друга Деллия и Аминты, одного из вассальных царей; позднее к ним присоединился и сам Антоний. Показная цель этой затеи состояла в том, чтобы попытаться получить подкрепления в Македонии и Фракии и установить связь с союзниками в Дакии. Настоящая цель маневра состояла в том, чтобы отвлечь внимание врага, пока его флот под командованием Сосия попытался бы прорваться в открытое море. Однако Сосий потерпел поражение и не смог вырваться из залива. Тогда Антоний, Деллий и Аминта вернулись и снова попытались прорваться, на этот раз с помощью кавалерийской атаки. Но и она окончилась неудачей, поскольку Аминта перебежал к Октавиану с двумя тысячами конников. Его верность, как и верность других малоазийских царьков, была поколеблена еще тогда, когда Антоний передал их владения под номинальное управление маленьких детей Клеопатры; однако главной причиной измены было то обстоятельство, что они сделали для себя вывод: победителем будет Октавиан.

Когда закончился август, пошла шестнадцатая неделя блокады Акция.

Положение в лагере Антония постепенно становилось все хуже. Состояние здоровья и моральный дух его войск значительно ухудшились. Недостаток гребцов обернулся для Антония численным превосходством вражеских моряков. Из Египта не поступал хлеб, а восполнить его нехватку было нечем.

В конце августа Антоний собрал военный совет. Снова следовало предпринять попытку прорвать блокаду. Нужно ли было это сделать на суше или на море? Лучший из военачальников Антония Канидий первоначально считал, что необходима морская операция, но теперь, из-за потерь, которые понес флот, переменил свое мнение. Он уговаривал Антония повести армию на север и дать решающее сражение в Македонии или во Фракии. Ссылки Канидия на возможную помощь балканских союзников в Дакии выглядели, может быть, не очень убедительно, но у него был и другой аргумент: «Нет позора в том, чтобы уступить власть на море Октавиану, потому что его моряки прошли хорошую школу во время сицилийской войны с Секстом Помпеем. Но было бы нелепо для Антония, человека, как никто искусного в ведении войны на суше, не воспользоваться преимуществами, которые дают ему его легионы, и вместо этого распределить своих людей по кораблям и распылить свои силы», (см. Плутарх. Антоний).

Но принять подобное решение значило бы оставить в блокаде флот, а следовательно, и Клеопатру. После этого ей оставалось либо пытаться со своей флотилией прорвать морскую блокаду, что было довольно опасно, либо отступать по суше, бросив корабли. То и другое было для нее неприемлемо. В обоих случаях царица теряла большую часть своих драгоценных, кораблей, а кроме того, оба варианта означали разлуку с Антонием, от которого теперь полностью зависела ее судьба. Поэтому Клеопатра особенно настаивала на морском сражении. Тогда, говорила она, и ее египетский флот сможет участвовать в битве и сыграть свою роль.

Доводы и мольбы Клеопатры сделали свое дело. Каков был бы результат, если бы Антоний сделал выбор в пользу наземной операции, мы знать, конечно, не можем, однако примеры Фарсала и битвы при Филиппах едва ли были вдохновляющими. К тому же Октавиана по-прежнему было бы трудно заставить принять решающий бой на суше.

Однако в любом случае окончательное решение принималось исходя не только из военных соображений, но также из политических и личных, так как дело шло о жизненных интересах самой Клеопатры и того дела, которое она отстаивала. Близкие взаимоотношения Клеопатры и Антония не оставляли последнему выбора. У него не было иллюзий относительно морского сражения: самое большее, на что он мог рассчитывать, это вывести свой флот из безнадежной позиции, чтобы потом продолжить военные действия в других условиях. Помпеянцы несколько раз успешно проводили подобные маневры в войне с Цезарем, да и самому Антонию в прошлом это иногда удавалось. Теперь он к тому же мог опереться на богатые восточные регионы, несмотря на измены нескольких вассалов.

Таким образом, перед предстоящим сражением Антоний дал команду поднять паруса на своих кораблях. Обычно во время морских сражений этого не делалось, поскольку тяжелые и занимающие много места паруса могли помешать делу. И на этот раз приказ Антония, несмотря на оптимистичное пояснение, что это-де понадобится для преследования побежденного врага, был воспринят его людьми как преддверие не победы, а бегства.

Средиземноморским кораблям древности было чрезвычайно трудно двигаться против ветра, однако на этом побережье каждый день в определенное время дул легкий бриз вест-норд-вест. Клеопатра предложила воспользоваться этим ветром, чтобы прорвать окружение. По ее плану, их флот должен был направиться к Пелопоннесу, имея конечной целью Египет, не раз служивший Птолемеям защитой от врагов. Там они могли бы создать надежную базу для своих будущих военных операций. Сухопутные силы под началом Канидия должны были отправиться на Восток, в Малую Азию. Канидий получил тайный приказ выступить сразу же после того, как Антоний и Клеопатра прорвут блокаду на море.

Однако решения военного совета вскоре стали известны Октавиану от очередного изменника, которым на этот раз оказался Деллий. Сам он объяснял свой поступок тем, что-де боялся гнева Клеопатры, после того как неудачно пошутил, сказав, что она теперь не сможет поставлять хорошее вино из Египта; по его словам, придворный врач сообщил, будто Клеопатра замышляла убить Деллия. Но настоящая причина измены состояла в том, что Деллий, как и его предшественники, решил для себя: Антоний проиграет войну. За время гражданских войн Деллий уже дважды переходил на сторону разных вождей, и ни разу не ошибся в своем выборе. Решение совета о бегстве морским путем натолкнуло его на мысль, что ему пора бежать и самому.

У Антония было слишком мало гребцов, чтобы использовать все свои корабли, и он принял решение сжечь все суда, для которых не хватало моряков. После этого у него во флоте оставалось всего 230 кораблей, тогда как Октавиан имел 400 судов. В числе оставшихся у Антония кораблей было 60 кораблей Клеопатры (вместо прежних 200). Обе стороны намеревались использовать в будущем бою тактику, которая оказалась довольно удачной во время войны Агриппы с Секстом Помпеем, когда широко использовалось взятие на абордаж кораблей противника. Теперь с помощью той же тактики Октавиан надеялся одержать победу, а Антоний – прорвать блокаду и вырваться в открытое море, чтобы уйти на юг, и обе стороны укрепляли свои корабли, готовясь к атаке врага. Кроме того, на кораблях Октавиана и Антония было размещено множество легионеров; у Антония их было до 20 тысяч, у Октавиана – 37 тысяч. Кроме них, на кораблях находились также лучники и стропальщики.

Итак, 2 сентября 31 года до н.э. началась морская битва при Акции, свидетелями которой стали обе наземные армии. Корабли Антония и Клеопатры выстроились в ряд у узкого выхода из Амбракийского залива. Первоначальный план Октавиана состоял в том, чтобы дать кораблям противника вырваться из окружения, а затем напасть на них с тыла, причем Октавиан рассчитывал на то, что люди Антония будут перебегать на его сторону. Однако после того как Деллий сообщил, что на судах Антония будут подняты паруса, Агриппа отсоветовал Октавиану это делать, поскольку вовсе не было уверенности, что в таком случае удастся догнать беглецов.

Поэтому, когда Антоний вывел свой флот из залива и построил корабли полумесяцем, более обширный флот Октавиана выстроился напротив таким же образом. Оба враждебных флота остановились примерно в миле друг от друга. Центральная часть их была относительно слабой; большинство командиров располагалось на флангах. У Антония Сосий командовал левым флангом, а сам главнокомандующий был на правом фланге. Позади центральной части его флота размещалась флотилия Клеопатры, которая находилась на своем флагманском судне «Антония», где помещалась также ее сокровищница, содержавшая огромное количество золотых и серебряных монет, золота и серебра в слитках, драгоценных камней. Правым крылом флота Октавиана командовал он сам (хотя его судно курсировало с места на место), а левым крылом – Агриппа.

План Октавиана заключался в том, чтобы выманить Антония в открытое море, после чего окружить его с флангов, пользуясь своим значительным численным преимуществом. Задача же Антония, который хотел прорвать линию обороны противника, состояла в том, чтобы заставить его вступить в бой до выхода в открытое море.

Однако Октавиан не желал первым вступать в бой. Это означало, что Антонию следовало либо снова вернуться в гавань, либо продвигаться вперед, приняв бой на условиях противника. Первый вариант был явно гибельным, поэтому Антонию оставалось выбрать только второй. В полдень его флот снова начал продвигаться вперед, к радости Октавиана. Последний, противостоявший левому флангу Антония, начал притворно отступать, заманивая вражеские корабли в открытое море. Между тем Агриппа со своими кораблями начал пытаться обойти противника справа, вынудив Публиколу, замещавшего Антония на правом фланге, маневрировать.

Такова была диспозиция, с которой фактически началось сражение. Однако благодаря всем этим маневрам в центральной части обоих флотов, и без того слабой, образовался разрыв. И в это время флотилия Клеопатры, возглавляемая самой царицей, внезапно вырвалась вперед, пройдя сквозь центральную часть сначала флота Антония, а затем и Октавиана, после чего, пользуясь полуденным бризом, египетские корабли повернули на юг и вышли в открытое море. Для Антония и Октавиана бой только еще начинался, но для Клеопатры он уже закончился.

Несмотря на то что враги Клеопатры впоследствии извратили ход событий в своих рассказах, этот прорыв был совершен по плану, первоначально согласованному с Антонием, и пока что замысел воплощался удачно. И второй этап этого плана (по крайней мере, вначале) удалось осуществить: после короткого боя первым кораблям флота Антония удалось оторваться от противника и выйти в море, хотя Антонию пришлось оставить флагманский корабль и перейти на другое судно. Но затем его постигла неудача. Остальные корабли первой линии должны были по плану немедленно последовать за Антонием. Но лишь немногим из них действительно удалось прорваться. Слишком велико было численное превосходство флота Октавиана, и до 40 кораблей Антония погибли во время столкновения, а большая часть остальных была отброшена противником обратно в залив и блокирована там. Ночью флот Октавиана стерег выход из залива, а утром сторонники Антония на уцелевших кораблях вынуждены были сдаться (см. Орозий; Плутарх. Антоний). Число захваченных Октавианом кораблей, судя по разным источникам, 130 – 140 судов. В этом сражении Антоний потерял около 5 тысяч легионеров, хотя потери среди моряков должны были быть более значительными.

Корабли же, которые вышли из боя под началом Антония и Клеопатры, отбили атаку спартанской флотилии и направились на юг. Через три дня они достигли военно-морской базы на мысе Тенар на юге Пелопоннеса, которая еще оставалась в руках сторонников Антония. Они не потерпели такого драматического поражения, которое рисовалось Плутарху, автору биографии Антония. Последний ведь собирался не выиграть битву, а уйти в открытое море от преследователей вместе с Клеопатрой. Это ему удалось, правда ценой потери двух третей своего флота. Однако в такой позиции и при таком численном превосходстве противника трудно было ожидать больших успехов. Антоний и Клеопатра проиграли сражение, но еще не войну, которую можно было продолжить в другом месте.

В Тенаре они могли в тот момент лишь укрепиться в такой уверенности.

Антоний получил сведения, что Канидий с большим войском был готов отступить в Малую Азию, чтобы ждать его дальнейших указаний. Отправив письма со своими распоряжениями в Коринф, Антоний вместе с Клеопатрой отплыли в Северную Африку. Только во время этого путешествия они узнали, что их надежды оказались иллюзорными. Канидий действительно пытался отвести свою армию в запланированном направлении, однако Октавиан послал ему навстречу часть своего войска. Когда оба войска встретились, ведущие центурионы Канидия вступили в переговоры с противником.

Октавиан предложил выгодные условия сдачи, которые в конце концов и были приняты. Клеопатру не любили многие из командиров в армии Антония. Но для его солдат главным было то обстоятельство, что они нуждались в земле, лучше всего – в Италии, а на то, что удастся получить эти земельные наделы благодаря Антонию, уже мало кто надеялся. Капитуляция сухопутных сил и битва при Акции означали, что поражение Антония было гораздо тяжелее, чем представлялось сначала. Сам Канидий и его ближайшие соратники ночью тайно бежали на территорию, контролируемую Антонием. Однако Октавиан не только предложил солдатам Антония хорошие условия сдачи, но и дал им возможность «спасти лицо», распространив вымысел, будто они храбро сражались, но Канидий предал их и бежал.

Это был лишь один из мифов, сотворенных победителями в битве при Акции. Самым клеветническим из них, специально приноровленным к психологии римлян, был вымысел, будто Клеопатра во время этого морского сражения не действовала заодно с Антонием по их общему плану, а предала его, чтобы спасти свою жизнь, – да и чего-де можно было ожидать от нечестивой иностранной царицы, которую не зря же провозгласили врагом Рима. Таким же мифом был и рассказ, будто Антоний, потерявший разум от страсти, бежал вслед за Клеопатрой, оставив войско и флот. Плутарх утверждал даже, что Антоний подтвердил своим примером старинную шутку, якобы душа любовника поселяется в теле его подруги, и оттого он вынужден постоянно следовать за нею.

Третий из этих мифов – о том, что в битве при Акции Запад одержал победу над Востоком, – содержал долю истины, в том смысле, что победа Октавиана означала и победу его концепции империи, основанной на господстве Италии, тогда как концепция Антония и Клеопатры предполагала более или менее равное партнерство римлян и греков. Однако эллинизм Клеопатры был представлен сторонниками Октавиана как некое восточное варварство. Возможно, именно в этих целях битва при Акции, где Антоний пытался лишь совершить прорыв блокады, была впоследствии представлена как грандиозное морское сражение, а предыдущие достижения Агриппы постарались затушевать. Таким образом, вся слава победителя должна была достаться Октавиану, уже ставшему Августом. Вот как писал об этом поэт, близкий к Августу, Гораций:

* * *

В подвалах древних не подобало нам Цедить вино, доколе Капитолию

И всей империи крушеньем Смела в безумье грозить царица

С блудливой сворой хворых любимчиков,

Уже не зная меры мечтам с тех пор,

Как ей вскружил успех любовный Голову.

Но наступила битва,

Когда один лишь спасся от пламени

Корабль, и душу, разгоряченную

Вином Египта, в страх и трепет

Цезарь [9] поверг, на упругих веслах

Гоня беглянку прочь от Истма,

Как гонит ястреб робкого голубя,

Или в снежных полях фессалийских –

Зайца охотник.

Готовил цепи Он роковому диву… [10]


Конечно, слова об «одном уцелевшем корабле» были, мягко говоря, поэтическим преувеличением.

Другой знаменитый поэт, близкий к Августу, Вергилий в своей «Энеиде», также пишет об этом историческом событии, которое было будто бы изображено в виде пророчества на щите Энея, предка Цезаря:


Медью средь моря суда сверкали: Актийскую битву

Выковал бог на щите; кипели Марсовы рати…

Цезарь Август ведет на врагов италийское войско,

Римский народ, и отцов, и великих богов, и пенатов;

Вот он, ликуя, стоит на корме, и двойное

Пламя объемлет чело, звездой осененное отчей.

Здесь и Агриппа – к нему благосклонны и ветры и боги –

Радостно рати ведет, и вокруг висков его гордо

Блещет ростральный венок – за морское сраженье награда.

Варварской мощью силен и оружием пестрым Антоний,

Берега алой зари и далеких племен победитель.

В битву привел он Египет,

Восток, и от края вселенной

С ним приплыла – о нечестье! – жена-египтянка.

В бой устремились враги, и, носами трехзубыми взрыта,

Веслами вся взметена, покрылась пеной пучина.

Дальше от берега мчат корабли – ты сказал бы – поплыли

Горы навстречу горам, иль Циклады сдвинулись с места –

Так толпятся мужи на кормах, громадных, как башни…

Войску знак подает царица египетским систром

И за спиной у себя не видит змей ядовитых. [11]

Чудища-боги идут, и псоглавый Анубис с оружьем

Против Нептуна на бой, против Венеры, против Минервы.

В гуще сражения Марс, из железа кован, ярится,

Мрачные Диры царят над бойцами в эфире высоком.

В рваной одежде своей, ликуя,

Распря блуждает,

Ходит следом за ней с бичом кровавым Беллона.

Сверху взирая на бой,

Аполлон Актийский сгибает

Лук свой, и в страхе пред ним обратился в бегство Египет,

Следом инды бегут и арабы из Савского царства.

Вот и царица сама, призвав ей попутные ветры,

Все паруса распустить и ослабить снасти готова. [12]