"Серый прилив" - читать интересную книгу автора (Градинар Дмитрий)

Глава 4

Рандеву в «Стокгольме», так назывался ресторан, расположенный в одноимённой провинции, прошло под стать событию, которое там отмечалось. Сначала шла бесконечная вереница тостов за погибших во время схватки у темного шатуна. В скорбном молчании старший помощник «Инка» оглашал длинный список имен. Под его монотонное чтение, усиленное динамиками, поднимались бокалы. Джокт с самого начала понял, что мероприятие обещает стать далеко не будничным междусобойчиком, раз уж проводится в шикарном ресторане на берегу красивейшего фьорда. При входе каждому нилоту прислуга ресторана раздала по упаковке нейтрализаторов.

— Банкет еще не начался, а мы уже обошлись командору Беркли в кучу кредитов! — заметил Барон. — Привык он, наверное, к полным бортовым залпам...

Самого Беркли Джокт видел лишь издалека. Потому что прибыли они последними, когда все остальные заняли уже места за длинными столами. И троице пришлось приткнуться на самом краю, хотя командир Гонза пытался подавать какие-то знаки, чтоб они пересели поближе.

Но даже отсюда, с самого края, и даже когда панихида была окончена и началось «восхваление героев», как назвал это Барон, было заметно, что Беркли пребывает в подавленном настроении. Гаваец сразу же разжился новостями. Оказалось, в числе приглашенных был и Эрнальдо, капитан — владелец рудодобывающего каравана. Но он не пришел. И никто из рудодобытчиков не явился в «Стокгольм». Подтверждением этого слуха были два полностью накрытых стола с пустующими креслами в правой части огромного зала.

Добытчики, опять же со слов Гавайца — а уж откуда и как ему стало известно — почти тавтология, но — неизвестно! — проводили свое собственное застолье. Совсем в другом месте. И Эрнальдо якобы сказал Беркли, что не видит для себя чести сидеть с ним за одним столом, считая только командора линкора виновником всех смертей.

Что-то такое пытался сказать в микрофон и сам командор, но Гонза, сидящий рядом с ним, не позволил договорить и, перехватив микрофон, разразился речью на целых несколько минут. Вот уж чего не ожидали от него пилоты!

Он говорил, что личная доблесть и готовность к самопожертвованию ради других — главное качество командующего линкором. Потом справедливо заметил, что уход каравана, пусть и с потерями, результат нелегкого решения и что не каждый капитан рискнул бы такое решение принять. Дальше Гонза напомнил, что «Инк» уничтожил в бою несколько крейсеров, линкор и множество истребителей Бессмертных. Каждое слово пилота-истребителя, каждая фраза ложились в таком порядке и звучали в такой тональности, что Беркли в конце концов расцеловал Гонзу. И со слезами на глазах заявил, что только сейчас считает гибель сотен членов экипажа — не напрасной, а свою честь — спасенной.

Потом еще кто-то говорил... И тоже — подыскивая только хорошие слова. Кажется, это был представитель Центрального Штаба ВКО Солнечной.

— Внимание! Большая шишка! — шепнул на ухо Джокту Барон. — Член семьи хайменов!

Джокт в это время прикидывал, как бы сэкономить нейтрализаторы, чтобы хоть что-то оставить про запас. А потом он вместе с Гавайцем полностью переключился на еду, особенно в этом преуспел Гаваец. Такую роскошь они наблюдали раньше только по видео.

— Ом-ный ум-ум али! — пытался что-то произнести с набитым ртом Гаваец, теперь уже растеряв все свои застольные правила. Минутой позже он уточнил. — Полный залп! Сколько жратвы, и вся — одни деликатесы!

Гонза опять начал подавать им знаки. Увидев, что тройка никак не реагирует, спешно подчищая все на своем конце стола, командир взял в руки микрофон.

— От имени командора Беркли я приглашаю сюда самых молодых участников моей группы, лидера Джокта и его ведомых, которые непосредственно были заняты сопровождением вашего линкора. Может, кто не разглядел — вертелись там рядом с вами три букашки, когда у Прилива появилась последняя группа Бессмертных... Финальный аккорд схватки взяли именно они — пилоты-новички истребительного флота, крепость «Австралия»! Пилот Джокт! Пилоты Барон и Гаваец! Прошу. Остальное пусть скажет сам командор.

Потом время понеслось быстрее. Дальнейшее показалось Джокту вопиющей несправедливостью. Да что там! Это и была несправедливость. Командор Беркли, обладающий правом награждения подчиненных ему членов экипажа, но очереди пожал руки Джокту и его товарищам, пытался что-то сказать, но в итоге махнул рукой, потому что голос у него снова предательски задрожал, и заранее приготовленная речь оказалась скомкана.

— В том бою... Вы действовали, защищая мой корабль, как любой из военных астронавтов линкора. Я считаю себя вправе... Я обязан... А помощник министра подтвердит мое решение... Знак «За помощь в бою»... Пилот Джокт! Пилоты Барон и Гаваец! Примите и носите с гордостью!

Помощник министра, или кто он там был, кивнул, и на груди у Джокта — у первого — появилась маленькая, но вызывающая такие большие чувства медаль.

«Пришел на помощь» — было выгравировано на лицевой стороне, рядом с изображением руки, обхватывающей другую, бессильно поникшую руку.

— Летать! Побеждать или погибнуть! — дружно вытолкнули воздух из легких награжденные пилоты, и банкет был продолжен.

Хоть сердце Джокта и переполняла гордость за полученную награду, все равно это было несправедливым — выделить только их тройку.

На одной стене, покрытой черным драпом, в крошечных светильниках мелькало пламя сотен свечей. В память о погибших. На другой — в ярко-желтом облачении, красовалась огромная эмблема Большого флота — планета, окруженная кольцами, что выглядело весьма символично, поскольку бой шел именно возле такой планеты, имевшей кольца. А рядом находились другие эмблемы: летучая мышь — в память об экипаже «Метео-4» и узкая молния пилотов-истребителей.

Постепенно официоз стал спадать, в зале началось движение. Кто-то вышел на веранду, покурить и полюбоваться фьордом, некоторые сбились в кучки, обсуждая какие-то общие темы. Барон, отстегнув наградной знак и рассматривая его, пошутил:

— Если за каждый бой получать по одному такому знаку, то скоро можно будет претендовать на привилегии третьего класса и на пенсии, если удастся до нее дожить, раз в неделю ходить с семьей в такой же ресторан. А еще бесплатно пользоваться подземкой любого Мегаполиса и не переживать за детей, что все их доходы съест фискальная служба.

— Почему? — Гаваец, по примеру Барона, тоже снял с груди знак и стал его разглядывать.

— Потому что привилегии распространяются на членов семьи и каждый в семье пилота подлежит налоговой амнистии на пятнадцать процентов. Но нам об этом еще рано думать.

— Барон, глянь! А это что такое? — Гаваец перевернул знак и теперь с недоумением взирал на несколько рядов цифр, выбитых с другой стороны.

— А это, друзья, означает, что мы далеко не первые, кто имеет такую награду.

Джокт тоже снял и перевернул медаль. Число внушало... Выстроенные в шесть рядов цифры даже не сразу сложились в общий итог. Проще было начать подсчет числовых разрядов с конца.

— Космос! Сколько несчастий! Сколько помощи нам потребовалось...

— Брось. Если все было бы наоборот и это не мы спасали «Инк», а он нас, цифра увеличилась бы сразу на полторы тысячи. Хотя, конечно, впечатляет...

— А штабные офицеры, те, что в боях не участвуют, могут получить такой знак? — полюбопытствовал Джокт, вспомнив забытый разговор с Лиин, когда она говорила, какие разные пути бывают для достижения славы.

— Конечно! Сколько угодно. Увидишь, даже этот министерский чин скоро такую же заимеет. И кто-нибудь из его окружения. Отдел планирования... Ну чьи-нибудь адъютанты и, непременно, их экселенцы. Достаточно в файл с описанием всех наших действий — «вылетели из такого-то квадрата, прибыли в такой-то, приняли бой при следующем соотношении сил...» — добавить одну лишь фразу: «По заданию штаба ВКО». И все.

— Но это же нечестно! Не было никакого задания! И в квадрат мы шли без всякой цели. Так, для учебных стрельб в условиях затрудненной астронавигации... Вообще-то я считаю, что даже наградить только нас троих — это большая несправедливость, — наконец-то он смог высказать свое отношение к происходящему.

— Джокт, Джокт! Ну какой ты наивный! Хотя я говорил тебе раньше, перед Первым Боевым, что именно твоя честная наивность и не позволяет мне задирать рядом нос, а спокойно идти ведомым... А насчет было или не было какого-нибудь приказа, это ты у Гонзы попробуй спросить. Почему он кинул всю группу через несколько Приливов? Мало ему, что ли, каких-нибудь местных окольцованных планет возле Капы Струны?

— Предвидение. Отработка стрельб после длительного пилотирования. Да что угодно! Если бы мы шли с конкретной целью — спасать линкор, через тактический анализатор нам так бы и сообщили. И вообще мы вышли задолго до нападения на «Инк».

— Такого предвидения не бывает! Но ты спроси, спроси у Гонзы. Только он тебе не ответит. Так что радуйся, что и тебе малая толика славы перепала. Будет чем красоваться перед другими. А по непроверенным пока данным, медальку эту даже Старику предлагали. Вроде как он наш самый главный командир и все, что вылетает из «Австралии», подчиняется ему. Только Старик отказался. Он же особенный!

— А как ты... насчет Старика? Ты... Так ты знал?! С самого начала знал, что нас должны наградить?

— Ну знал.

— А почему молчал?

— Во-первых, не был до конца уверен. Думал, Гонзу наградят и дело с концом. Но ему кое-что посолиднее должны дать. И скорее всего, дадут. Так ведь не бывает — подчиненные героические парни, а их командир — не очень... Во-вторых, не хотел ломать вам кайф. Приятно было получить первую награду от человека, которого спасал. Ведь спасал? Мы могли и наплевать на приказы Беркли. Его линкор — его проблемы. Хочешь дать залп по крейсерам — попутного ветра. Солнечного. А мы сваливаем потихоньку. Выпускаем торпеды и сваливаем. И никто бы нас не попрекнул. Два крейсера, куча истребителей — и все на наш редут. Да нас только за то награждать нужно, что не дали себя сжечь. А линкор... Выкрутился бы как-нибудь. Ему до Приливной точки меньше минуты оставалось. Потерял бы еще часть отсеков, ему и так выше крыши досталось, год в ремонте стоять будет, если на утилизацию не пошлют.

— Ты? Ты действительно так думаешь? — Глаза у Джокта сузились, и предупредительный Гаваец взял его за руку.

— Ну, да. А что тут такого?

Джокт хотел сказать, что ничего общего с просьбой понимать его всегда и во всем эти слова Барона не имеют. Что это низость, говорить такие вещи. Но на лице Барона уже мелькнула усмешка-предатель, и Джокт стукнул его кулаком в грудь.

— Я-то решил... Нельзя, понимаешь? Даже напившись, нельзя...

— Тебя легко обмануть, Джокт. Задумайся над этим. К сожалению, школа лжецов для тебя закрыта. Вернее, все вакантные места в ней заняты. Знаешь, какой конкурс на всякие политические, экономические, юридические факультеты? Это на инженера — гравионщика ты смог поступить. А в другой институт... Родословная не та. Да и работать в этой сфере ты бы не смог, разве что на подхвате. Закончил бы юридический, запихнули бы тебя в какой-нибудь Мегаполис, маленькие полоски на погонах, и дали команду — фас! Тогда твоя честность, все, что ты имеешь хорошего, послужило бы великому делу статистики и упрочению человеческой пирамиды. А если бы научился чувствовать фальшь — сразу бы другую работу тебе нашли. И так, потихоньку-потихоньку, доковылял бы по лесенке до сытой пенсии, казенным поздравлениям на каждый юбилей от начальства, которое и думать то про тебя забудет на самом деле. И полоски стали бы чуть шире... А если сразу понять правила игры и подстроиться под кого надо, полоски вообще бы огромными стали. Но все равно меньше, чем у тех, кто эти правила устанавливает. Умные нужны только исполнители. Необходимый минимум для руководителей — покорность. Системе и тем, кто его сделал руководителем. Судьей вот тоже неплохо стать, если есть кому туда протолкнуть. И в том и в другом случае, пока будешь с простыми смертными дело иметь, — кувыркайся как хочешь. Хочешь — честно, хочешь — нет. Если смертный этот, конечно, не близок окружению хаймена. А вот стоит чуть выше взять — все! Стоп! Попросят побыть патриотом Мегаполиса и Солнечной, принять во внимание, что есть чей-то бубновый интерес... Иначе — не для тебя лестница. Так и останешься на первой площадке, между совестью и следующим этажом. Политика? Туда вообще лучше не лезть. Но тебя бы и так забраковали, еще до экзаменов. А насчет экономики — притчу о добром банкире не забыл?

— Зачем ты все это говоришь, Барон? Не мечтаю я ни о какой лестнице. Летаю, побеждаю, не сожгли пока — вот и счастье.

— Ага. Девчонку упустил, — в тон ему добавил Гаваец.

Если бы такое сказал Барон, Джокт опять мог вспыхнуть. Но на Гавайца, никогда не комментировавшего разрыв с Лиин, Джокт просто не мог обижаться.

— Не упустил. Она сама...

— А ведь предлагала тебе бросить все, лететь на Землю, устроить тихую счастливую жизнь?

— Предлагала, Но это не жизнь. Это сделка!

— Вся наша жизнь — сплошная сделка, — философски протянул Барон. — Только знаешь что, Джокт? Если бы я был большой шишкой, обязательно бы тебя к себе перетянул. Хоть на Землю, хоть главным управляющим. Таких, как ты, нужно под стеклом хранить, сдувая пыль.

— Почему?

— Ворон много, а белая среди них — только одна. Может быть, когда-нибудь мы вернемся к этому разговору. Потому что я тоже — белая ворона. Нас никто не любит, и мы не особо кому-то и нужны...

Барон намеревался продолжить свои сентенции, но его перебил Гаваец.

— Знаете, что я вам скажу, господа Белые Вороны? — Гавайцу явно надоел этот разговор, к тому же он постоянно перебегал взглядом с одного блюда на другое. — Давайте лучше выпьем, закусим и зациклим этот процесс! Как программер, который пошел в ванную помыть голову и не вернулся.

— Почему? — оказывается, Барон не знал этой старой шутки.

— Потому что на этикетке было написано — выдавить шампунь, втереть в волосы, смыть, повторить процесс.

— И? Ах, да! — дошло до Барона, и он рассмеялся. — Согласен. Начинаем зацикливаться. Только будем следить друг за другом, чтобы не забыть про нейтрализаторы...

— Договорились!

И они напились вдрызг. Что называется, до третьей космической. А утром долго озирались, пытаясь понять, что это приключилось вчера и почему у Барона на лице засохли остатки салата. Джокт, как истинный лидер, отыскал спасение, что лежало в кармане. Три сохранившиеся, словно по заказу, капсулы нейтрализатора.

— Куда теперь? — выйдя из душевой, поинтересовался Гаваец.

— Куда угодно! Какая приятная легкость образовалась! — комментировал попутно свои ощущения Барон, взирая на клубы тумана над фьордом.

— Интересно, мы сами до номера добрели или нас тащили волоком?

Джокт, убедившись, что они находятся в гостиничном номере того же «Стокгольма», только где-то на верхнем этаже, с ужасом пытался подсчитать количество выпитого через подсчет израсходованных нейтрализаторов.

— Навряд ли сами... — видимо, Барон произвел схожие подсчеты.

В это время в дверь постучали.

Ранним посетителем оказалась горничная — женщина приблизительно сорока — сорока пяти лет.

— Мальчики, вчера один из вас сломал кусок облицовки в коридоре. Я вот подумала — неудобно как-то идти к вашему начальству...

— Сколько? — спросил Барон.

— Ну с учетом того...

— Сколько? — повторил он.

— Шесть кредитов.

Сумма была завышена, потому что какой-то кусок облицовки не мог иметь такую стоимость.

— А кто поломал? — осведомился Джокт.

— Я, наверное. — Гаваец осторожно потрогал нижнюю губу, и только тут Джокт с Бароном заметили, что она распухла. — Как бы не пришлось швы накладывать.

Прикинув вес Гавайца и количество потенциальной энергии, которая при превращении ее в кинетическую могла смести не то что обшивку, но и проломить стену, Джокт не стал спорить по поводу названной суммы.

— Больше он ничего не ломал? Лифт не уронил? Странно... — Барон протянул свою кредитку к считывающему чипу горничной. — Скажите лучше, вам известны хоть какие-нибудь подробности нашего вчерашнего э-э заселения?

— Конечно, известны. — Горничная хмыкнула. — Вот этого, самого здорового, нес какой-то весь седой пилот, симпатичный на лицо, с загадочным взглядом. Бокса, кажется, его зовут. Он сам года два назад вот так же... вселялся. Это у вас, у пилотов, наверное, эстафета такая, черная, нет? Здорового принес Бокса, а вас обоих приволок другой, с седой бородой. Тоже как-то... пребывал... По-моему, у него что-то пропало на банкете — почти вся его группа укатила, а он что-то искал. Хороший мужчина, кучу кредитов на чай мне оставил, он сам из Северного Мегаполиса.

— Гонза! — прозрел Джокт, не реагируя на прозрачный намек горничной.

— Точно. Вот влипли.

— Да вы не переживайте, за облицовку расплатились, не буянили... Откуда прилетели? По загару вижу, что не на Земле службу несете.

— Откуда у нас загар? — изумился Джокт.

— Вот я и говорю, что по загару...

— Мы с «Австралии». Каппа Струны. Крепостной истребительный флот, — зачем-то расписал подробности Барон. — Вы нас извините, конечно, но только у нас, во Внеземелье, о такой роскоши и мечтать не приходится. Еще награды получили, вот и дорвались.

— Ладно, не извиняйтесь. — Горничная больше не упоминала про чаевые. — Хотите, кофе принесу?

— Нет-нет. Скажите, этот высокий с седой бородой... Он здесь, в гостинице?

— Пока здесь. Сидит в зале с кем-то еще, чай пьет. Я же говорила — что-то пропало у него.

— Спасибо!

Когда дверь за горничной закрылась, Барон стал разглаживать складки на форменке.

— Надо сразу расставить все точки! Идемте вниз к командиру!

— Стыдно, — признался Гаваец, — лучше дернем в город. Должен же здесь быть другой выход, не через ресторанный зал?

— Стыдно не стыдно, есть выход — нет его, а нужно идти. Лучше сразу выслушать все, что о нас подумали, чем потом... При посторонних он сильный разнос чинить не будет. Давайте, давайте!

— Гаваец! Только ты это... — Джокт едва сдерживал смех, чтобы не обидеть друга, но поделать с собой ничего не мог, очень уж комичной представлялась картина крушения Гавайца. — Губу подверни, она у тебя вся лиловая.

— Сейчас...

И пилоты спустились в ресторанный зал.

Здесь, как и ожидал Барон, разнос оказался несильным. Вернее, как такового разноса вообще не было.

— Так. Все в сборе. Кто бы меня теперь медалью порадовал — за помощь в бою... Кидало вас знатно, как при гравитационном обстреле.

— Мы... случайно, — протянул Гаваец.

— А деревянную панель со стены кто смахнул?

— Я нечаянно.

— Случайно — нечаянно. Кофе будете? Или подобное к подобному просится?

— Нет-нет! Только не это! — Гаваец замахал руками, отчего у него сразу же разболелась губа.

— Как хотите. В Крепость отбываем завтра. Так что до следующего утра вольны делать, что пожелаете. Может, и к лучшему, что вчера перебрали и с вас довольно. Не буду весь день переживать. Так что встречаемся на Лунном причале в восемь ноль-ноль, у девятьсот девяносто девятой секции. Легко запомнить. Вляпаетесь в какую-нибудь историю — месяц без увольнений. Даже послебоевых.

— Принято, ком!

— Тогда я вас не задерживаю больше. Идите.

Они ушли, радуясь в душе, что все так легко обошлось. И снова встал вопрос — а собственно, куда им идти?

Джокт, который не так давно мучился подобным вопросом, вспомнил о Храме Единения Веры. Гаваец принялся всех уговаривать отправиться с ним на Оаху.

— Да вы себе представить не можете, что это такое!

— Ага, зато ясно представляется некролог про пилотов, что избежали гибели в жестоких схватках, и нашли глупую смерть, приложившись головой о камни. У вас там есть камни на дне?

— Давно уже нет! Песочек, волны, солнце!

А Барон отчего-то помрачнел.

— Ты что? Не хочешь в Храм или на Гавайи? Давай, другое место выберем.

— Не в этом дело. Я вообще предпочел бы сразу стартовать к Крепости. Или остаться в гостинице. Второе невозможно, потому что выглядит по-идиотски. Первое — по той же причине... Может, вы вдвоем прогуляетесь? А я схожу в видеозал, закажу программу до завтрашнего утра... Вам со мной будет скучно.

— Что за блажь?

— Не блажь. Нельзя мне разгуливать так просто. Глобальный информаторий, слыхали? Засекут соглядатаи семьи и возьмут меня тепленьким, прямо посреди улицы. Знаете, как это делается? Спускается скутер, открывается дверца, и через секунду скутер улетает. А человека нет. Вот и конец моей карьере пилота, а Старик — далеко. Потом все по плану — привет, психушка!

— Ты серьезно?

— Вполне. И вам рядом со мной тоже необязательно находиться. К тому же мне кое-кого повидать нужно... На всякий случай попрошу вас следить за сигналом моего идентификатора.

— Как? Он же у тебя отключен?

— Как увидите, что включился, можете попытаться мне помочь. Вам не впервой. — И Барон указал на медаль, украшающую грудь Джокта.

— Ладно, отговаривать не будем, тебе виднее. Ты, кстати, тоже можешь посмотреть — где мы и что мы. Если все нормально — давай сразу к нам. — Гаваец сразу согласился с Бароном. — Тем более, нам необязательно расставаться до утра. Видео так видео, но вечером, часов в десять, включи на минуту идентификатор. Не окажемся слишком занятыми — приедем.

— Договорились! Джокт, не смотри на меня так... Помнишь, когда нам предложили выбирать — кто полетит на Землю для тестирования? Я отказался. Теперь ты знаешь настоящую причину отказа. Так что не смотри... И глупостей не наделай, пока меня рядом не будет.

— Каких глупостей? Зачем?

— А я знаю? Вдруг ты захочешь Лиин навестить...

Лиин! Сердце бухнуло, и кровь прилила к лицу Джокта. Хотя он думал, что все уже прошло... А ведь странно, спохватился Джокт, если бы Барон о ней не напомнил, я бы и не подумал даже... Махнул бы с Гавайцем туда, где волны и серфинги, и танцовщицы с гирляндами цветов на тонких шеях.

Но Барон напомнил. И сразу захотелось ее увидеть. Ее глаза, ее губы. Может быть, даже поговорить... Поговорить?

— Нет. Не будет никаких глупостей.

— Ты уверен?

— Обещаю!

— Хорошо. Гаваец, присмотри за ним, ладно? А то опять станет ходить потом сам не свой. Такая встреча к добру не приведет. А нам — на вылеты. Через две недели вообще что-то невообразимое должно случиться... Нельзя дважды войти в одну и ту же воду. Понимаешь, Джокт? Как бы тебе этого ни хотелось. Нельзя.

Барон развернулся и быстрым шагом отправился к станции подземки, рукой подав знак, чтоб его не провожали. И предоставил Джокту с Гавайцем разбираться самим — как и где они будут проводить время.

Туман над фьордом, постепенно тающий в лучах восходящего солнца, больше не напоминал о полете в Приливе. Он стал ворохом серых лоскутов, сползающих с плеч каменных утесов и скользящих над водной гладью. Ни волн, ни малейшей ряби.

— Эта вода скучная, — сказал Гаваец, — холодная и тяжелая. Давай ко мне, а? Я же говорю — там пляж, вечное лето, серфы, девочки!

— Девочки, говоришь? Только что вы отговаривали меня встречаться с девушками, а тут...

— Нет! Это Барон отговаривал, а я молчал. И вообще речь шла не о случайных знакомствах, а о встрече с Лиин. Тебе и вправду незачем с ней встречаться, даже если и хочется. Давай ко мне. Трансконтинентальная закинет нас на Оаху меньше чем за час. На пляже всегда можно с кем-нибудь познакомиться. Мы — два пилота. В форме. При медалях! Да нам только выбирать останется — весь пляж наш! Где еще на Земле ты знаешь такое место?

Девушки? Форма? Конечно, индап умеет подавлять гормональные бури, что он и делал с самого первого дня нахождения курсантов в Крепости. Это было во все времена, во всех армиях мира, когда в воду, в чай, в еду — куда угодно! — военнослужащим добавляли специальную дрянь, которая везде называлась одинаково — сухостоем. Но сейчас индапы ждут пилотов на базе, рядом с СВЗ и их истребителями. А на Земле есть такое место! И Джокт его отлично знал!

Вдобавок Гаваец, обладавший не только даром убеждения, но и достаточным практицизмом, связался с метеоинформаторием и теперь кисло выслушивал про разгул очередного тайфуна над родными островами.

— Да, вот тебе и пляж с серфингами. Хорошо бы я выглядел, если бы притащил нас на Оаху под тропический ливень. Это, конечно, тоже зрелище не для слабонервных — летающие в небе крыши и пальмы, степа воды и ветер, что сбивает с ног... Но вот с женским полом тяжко знакомиться и такую погоду.

— Слушай! — неожиданно охрипшим голосом сказал Джокт. — Я знаю одно место, я там уже был. И форма очень пригодится. С медалями вместе.

— Шлюхи? Это, конечно, тоже вариант... Заразу только бы не подцепить какую-нибудь.

— Нет! Они не шлюхи, просто хотят новых ощущений. И без формы там делать нечего.

Джокт невольно повторил слово в слово то, что слышал когда-то от курсанта-пехотинца, охранявшего неизвестно от чего точку противокосмической обороны.

«Главное — не перепутать! — билась мысль. — Площадь Цветов! Никогда не ходить больше в Сквер Милано!»

Они ехали в подземке, и им казалось, будто те немногие пассажиры, что находились кроме них в вагоне в этот ранний час, смотрят на них с улыбками.

Все дело в загаре, вспомнил Джокт.

«Мы знаем, откуда вы прилетели! — читалось на лицах этих пассажиров. — Со звезд, из крепости «Австралия»! И знаем, куда вы спешите! Мы все знаем. Знаем...»

...что вам нужна Площадь Цветов!

Добираться подземкой в другой Мегаполис, пусть даже расположенный на этом же континенте, оказалось медленней, чем трансконтинентальной до Оаху. Вытянутый, напоминающий сосиску, вагон-экспресс, скользящий вдоль энергетического луча, слегка раскачивало от скорости, неощущаемой изнутри. Лишь слабое шипение над головой показывало, что вагон летит, многократно обгоняя звук, и специальная пневматическая система выравнивает давление между головой и хвостом экспресса. По видео шла какая-то белиберда, состоящая преимущественно из рекламных сюжетов, и смотреть ее не хотелось. Кофе в аппарате оказался слишком сладким, автомат по торговле эргерами живо навевал неприятные ощущения от воспоминаний рассказов Барона. Пришлось вести беседу между собой о будущих сражениях, потому что сражений, в которых побывали Джокт с Гавайцем, пока было явно недостаточно для длительной беседы. И Джокта, и Гавайца тревожило известие Барона о том, что через две недели что-то должно произойти. Прорыв, не прорыв, решили пилоты, но какая-то массированная атака всех крепостных флотов — обязательно. Знать бы еще, что прикажут им атаковать. Или кого. Врагов в досягаемом пространстве водилось в избытке. Бессмертные, даже не имея еще возможности проникать куда угодно с помощью Приливов, и так контролировали достаточно много звездных и планетарных систем. Просчитать, какая из них главная для обеспечения деятельности вражеского флота вторжения, пока не получалось...

Потом, когда полупустой вагон-экспресс выплюнул друзей на нужной станции, оказалось, что в парке посетителей еще меньше. Трое пожилых мужчин выгуливали домашних собак — непозволительная роскошь в условиях Мегаполиса! А в небольшом кафе за одним из столиков полулежали, уронив головы на руки, трое официантов — два парня и девушка. Вначале она показалась им явно не той девушкой, которая заинтересовалась бы ими.

Несколько парковых скамеек, стоявших вдоль аллей, пустовали. И Джокт поразился, каким маленьким оказался весь парк по сравнению с тем, каким он почудился ему в первый раз. Тогда это был просто лес, где толпами ходили мужчины в военной форме и девушки в коротких юбках. Насколько великим было горе, свалившееся тогда на Джокта, настолько большим и показался парк, решил он.

— Ну что? Начинаем знакомиться? Тебе блондинку или брюнетку? — принялся дурачиться Гаваец, раскидывая руки, будто старался поймать кого-то невидимого. — А, они все равно подряд все крашеные! Девушка, не проходите мимо! Это — я, а это мой друг, благодаря которому мы здесь очутились. Вы разглядели наши медали? Не все сразу, девушки, по очереди...

Его голос разбудил официантку. Она сонно посмотрела на пилотов, потом на часы. А после покрутила пальцем у виска.

«Пришли слишком рано! — осознал очевидное Джокт. — Наверное, движение тут начинается не раньше обеда. И продолжается до позднего вечера, а то и до утра. Вот официантка и не выспалась. А с утра и до обеда... Ну понятно, — вспомнил он полет с Эстелой в предгорья. — Если бы не мое состояние, точно прокувыркался бы с ней до самого утра!»

— Чего так рано? — подтвердила его мысли официантка.

— Мы... кофе попить, — брякнул Джокт.

Гаваец не потерял оптимизма и веселого настроения.

— А когда будет не рано?

— Часа через два, может быть, кто-то и подойдет.

Джокт с Гавайцем переглянулись. И задумались, потому что такой расклад их никак не устраивал.

— Так что насчет кофе? Будете заказывать? Или через два часа придете? А еще лучше — через три?

Они опять переглянулись, потому что ни Джокта, ни Гавайца не прельщала перспектива провести два часа, накачиваясь кофе, в обществе спящих официантов. Но уходить сразу только из-за того, что приехали слишком рано, тоже не хотелось.

— Будем! — решился Гаваец. — Все равно нам больше некуда идти.

— Ого, какие откровенные! — неожиданно улыбнулась официантка, и Гаваец шепотом поведал Джокту, что он, в общем-то, не против и с ней свести поближе знакомство.

— Издалека, мальчики? — еще раз улыбнулась она, поправляя передник, в чем явно не было никакой необходимости, и кидая слишком уж выразительный взгляд на Гавайца, ощупывая этим взглядом его огромный торс с изумительным мышечным рельефом, который не смог спрятать форменный комбинезон.

А потом она увидела медаль. И все поняла.

— Так значит вы издалека. — уже утвердительно, понизив голос, ответила она на собственный вопрос. — Проходите, мальчики, садитесь. Сейчас и кофе будет готов!

Пока она суетилась, демонстрируя округлый зад, едва прикрытый белым халатиком, Гаваец толкнул Джокта плечом и показал большой палец.

Да. Тяжело ему пришлось. Совсем изголодался парень, понял Джокт, вспоминая более пышные формы Эстелы. Хотя в этих воспоминаниях наверняка имелось больше фантазий.

Не будь сейчас рядом Гавайца, он сам бы начал заигрывать с миловидной и очень приветливой официанткой.

— Вы не торопитесь. Нам же два часа здесь ждать. Или три. Так вы сказали?

Девчонка вспыхнула, и ее красивое личико вдруг приняло обиженно-тоскливое выражение.

Джокт был восхищен. Ух, ты! Похоже, Гаваец очень даже знает, как обращаться с женщинами. Интересно, что было бы, если бы Балу пригласил когда-то в офицерское кафе Крепости не его, Джокта, а Гавайца? Возникла следующая, уже с ярким оттенком ревности, мысль. Устояла бы Лиин? Ведь она клялась, что полюбила Джокта с первого взгляда. А если бы за столом сидел Гаваец?

И кто-то изнутри, какой-то ангел-хранитель, нашел ответ. Если бы там оказался кто-нибудь другой, Джокт никогда не пережил бы страшного унижения и мучений, что принесло ему в конечном итоге знакомство с Лиин.

— Может быть, даже четыре... — неумело соврала официантка.

— Значит, будем ждать четыре часа. Или пять. И сколько угодно. Неужели здесь не появится ни одной девушки, пусть даже не такой красивой, как ты, которая бы скрасила единственный день на Земле, что отпущен пилотам из далекого Внеземелья? Ни за что не поверю...

Причем сказано это было как-то так, что было непонятно, чему не может поверить Гаваец — тому, что не найдется, или тому — бывают ли красивее.

Официантка тоже уловила двусмысленность. А Гаваец, словно тяжелый танк, уже попер в лобовую.

— Или нам не стоит терять здесь времени? Четыре часа! Три часа! Два... Я умру от горя и одиночества, если через десять минут передо мной не появится кто-то, кому я готов сдаться без боя!

— Неуютно тут у вас, — усаживаясь в жалобно скрипнувшее под его весом кресло, добавил Гаваец, — вот официанты еще спят. Ты-то чего проснулась?

Он вытянул руки перед собой и потянулся, зевая, отчего рукава форменки отползли до локтей, обнажая бугристые, перевитые венами мускулы. А после зевнул еще шире, прикрыв рот рукой и потянувшись сильнее. И форменка натянулась на его бицепсах, выступивших внушительными буграми.

— Они... Им на смену через час заступать, просто пришли пораньше, — лепетала, побледнев, девчонка, не в силах оторвать взгляд от великанской мощи пилота, — а я через час смену сдаю...

— Десять минут! И так это слишком много! И мы уходим. Я ухожу, — снизив голос, промурлыкал Гаваец.

«Все, редут пал!» — понял Джокт.

Официантка побледнела еще больше. Потом швырнула салфетку на землю и толкнула одного из официантов.

— Вставай, твоя смена.

Сама же она прошла в небольшую пристройку-киоск, служащий, по-видимому, и кухней, и подсобкой.

— Слушай, что это за волчицы здесь собираются? Куда ты меня привел? — удивленно спросил Гаваец. — Если бы мне рассказали, я бы ни за что не поверил, что могу НАСТОЛЬКО пользоваться спросом.

— Да я и сам толком не все знаю. Слышал, что здесь собираются девушки, мечтающие свести короткое знакомство именно с военными. Так что нашей братии здесь самое место!

— Все равно как-то не по себе становится. А деньги они берут? Ну за свои услуги...

— Нет. Наоборот, даже угостить вином готовы, только бы ты оставался рядом.

Она появилась меньше чем через десять минут, будто и впрямь поверив угрозе Гавайца. И перемена, произошедшая во всем ее облике, могла сравниться разве что с трансформацией гусеницы в бабочку.

Никаких вещей, из-за которых ее можно заподозрить в принадлежности к обслуге бара. Халат, передник, белые босоножки — все исчезло. Милое личико сменилось чарующим лицом прекрасной женщины. Ярко накрашенные губы, из-под которых выглядывает вздрагивающий язык, порождали желание немедленно прижать ее к себе, попробовать их на вкус... К тому же эти губы напоминали сейчас сочные дольки апельсина — видна была каждая складочка, они увеличились в объеме, как минимум, в два раза.

«Когда она успела все это проделать? — восторгаясь и изумляясь скорости перевоплощения официантки, вздрогнул Джокт. — Или это не она, а просто в киоске находилась другая девушка?»

Над губами, обретшими чувственность, притаилась маленькая мушка, как раз под плавными крыльями носа. Еще голодными выглядели ее глаза, неожиданно большие, с длинными пушистыми ресницами, подведенные черной тушью. Голодными казались и оттененные строгими бледными тенями скулы. Белые виски, белый лоб, прекрасная маска, на которой жили только пронзительно-зеленые глаза и алые губы. Руки — наглухо закрыты длинными черными перчатками. Между краями перчаток и блузкой в обтяжку — белые острые плечи. Блузка — черная. Такого же цвета бархатная юбка, заканчивающаяся там, где только начинались у девушки ноги. Эту юбку не нужно было даже оттягивать, чтобы стали видны шелковые подвязки ее чулков.

Одновременно с этим Джокт заметил еще одну перемену, произошедшую с девушкой.

— Ну что, великан? Понравилось, как я исполняю твои прихоти?

Видимо, Гаваец, у которого все в порядке было только с теорией, в практике не преуспел. Потому что при виде изменившегося облика недавней простушки-официантки, у него отвисла челюсть. Гаваец держал глаза навыкате, поедая ее всю, целиком, и не справился ни с бледностью — первым признаком смущения, ни с дрожью в голосе.

— Понравилось...

— Тогда посмотрим, как ты сумеешь исполнить мои прихоти.

Она провела языком по губам, подтянула невидимую складку на чулке, чтоб стало видно, какие стройные ноги они облегают. И Джокт увидел чудо из чудес — как полыхнули огнем уши Гавайца. Признак второй. Бравада обернулась беспомощностью.

— Я... Э... Постараюсь. — Он обернулся в поисках поддержки к Джокту. — А что вы... ты... имеешь в виду?

— Скоро узнаешь. На друга своего не смотри. У меня нет переносных светильников, и ему просто нечего будет держать.

Может быть, Гаваец еще что-то хотел сказать, но одна ее рука уже легла ему на плечо, и затянутые в перчатки пальчики поскребли по кошачьи — пойдем!

— Кстати, можешь не беспокоиться о друге. Я успела вызвать для него подружку, и скоро она будет здесь. Так что, — теперь уже она обратилась к Джокту, — можешь выпить две чашки кофе, раз Великан торопится. Ты ведь торопишься, правда?

Опять руки на плечах и снова игра пальцами.

«Вставай же, дубина!» — чуть было не подсказал Джокт, но Гаваец понял, насколько глупо выглядит со стороны его неподвижность под этим ласковым, но еще более грозным, чем надвигающийся «Шарк-3000», натиском.

— Я... Мы пойдем, Джокт. — Была ли во фразе Гавайца вопросительная интонация, Джокт не стал гадать.

— Да, мы пойдем! — В ее словах такой интонации точно не было. — Нескучного тебе дня, пилот!

К террасе плавно опустилась «Лама», городской гравискутер, и парочка умчалась.

— Как все просто и быстро! — невольно вырвалось у Джокта.

Но потом он пришел к очевидному выводу, что в подобном месте, где такие скоропостижные знакомства происходят по многу раз на день, было бы удивительно встретить официантку, не относящуюся к той категории женщин, которые...

Джокт так и не смог найти подходящего определение. Да и времени для размышлений на эту тему уже не осталось. Потому что вслед за отплывшим скутером появился другой.

— Как я рада, что меня не обманули! Ой, какой галантный кавалер меня ждет! Даже кофе заказал! Эй, а мы раньше не встречались?

«Галантный, ничего не скажешь!» — со злостью на самого себя за то, что вообще пришел в этот парк, подумал Джокт, пряча глаза.

Перед ним стояла Эстела.