"Феникс на мече" - читать интересную книгу автора (Говард Роберт Эрвин)

1

Предрассветные тишина и мрак плотным плащом укутывали великолепные башни Тарантии — столицы Аквилонии. В неприметном доме, стоявшем на одной из узеньких улочек, чья-то осторожная рука приоткрыла дверь, из которой выскользнули четыре темные человеческие фигуры, мгновенно, словно призраки, растворившиеся во мраке. За дверью мелькнуло смуглое лицо, глаза на нем горели затаенной злобой.

— Убирайтесь, создания тьмы! — произнес насмешливый голос. — Глупцы, вы и не подозреваете, что ваша судьба, словно кровожадная собака, преследует вас по пятам.

Человек, сказавший эти слова, прикрыл дверь, тщательно запер ее, поднял свечу на уровень глаз и шагнул в узкий коридор. Это был высокий мрачный мужчина, почти гигант, темная кожа и острые черты лица которого свидетельствовали о значительной толике стигийской крови, текшей в его жилах. Пройдя по коридору, он вышел в комнату, в которой на устланном шелками ложе, развалясь, словно усталый кот, и потягивая вино из тяжелого золотого кубка, лежал худой мужчина, облаченный в потрепанные бархатные одежды.

— Ну, Аскаланте, — сказал стигиец, ставя свечу на стол, — твои оборванцы, как крысы, расползлись по всем Щелям. Странные, однако, орудия ты используешь в борьбе за власть.

— Орудия? — изумился Аскаланте. — Но это меня они считают орудием. Вот уже целый месяц я, выбиваясь из сил, готовлю все необходимое для свержения узурпатора.

И надо сказать, мне в одиночку, действуя в абсолютной тайне, удалось сотворить то, что оказалось не под силу всему аквилонскому рыцарству. О Митра, недаром же я был одним из виднейших государственных деятелей Аквилонии до того, как эти негодяи поставили меня вне закона.

— Стало быть, это дурачье ошибается, когда думает, что использует вас в своих целях?

— Пусть они и дальше думают, что я служу им верой и правдой. Подождем, пока каждый из них исполнит то, что от него требуется по моему плану.

Кто они такие, чтобы равняться с графом Аскаланте? Больмано — нищий граф Карабанский, Громель — бездарный солдафон, лишь волею судеб ставший командиром Черного Легиона, Дион — жирный трусливый богач, барон Атталусский, Ринальдо — слабоумный придворный поэт. Это я был тем, кто сбил их в одну стаю, и я же передавлю их поодиночке, когда придет тому время. А оно уже на пороге. Сегодня ночью король умрет.

— Пару дней назад я видел, как королевские войска покидали город, — сказал стигиец.

— Они направились к границе, чтобы утихомирить разбушевавшихся пиктов. Если бы ты знал, сколько крепкого вина я переправил пиктским вождям, чтобы подстегнуть их выступление. Горы золота пошли на это — Диону пришлось изрядно раскошелиться. А Больмано — позаботиться о том, чтобы убрать из города остатки верных королю отрядов. Используя свою высокородную родню, он легко уговорил Нуму, короля Немедии, пригласить к себе графа Троцеро, сенешаля Аквилонии. И конечно, как и подобает его высокому сану, Троцеро будет сопровождать королевский эскорт, поедет с ним и Просперо, правая рука короля Конана. Итак, в городе останется небольшая часть личной гвардии короля — Черных Драконов и, конечно. Черный Легион. Если повезет, я с помощью Громеля разберусь и с королевским караулом — около полуночи охрана у дверей в спальню Конана будет снята. В это время я с шестнадцатью верными мне людьми проскользну через тайный ход в замок. Даже если народ Аквилонии не пожелает принять нас с ликованием после того, как дело будет сделано, Черного Легиона будет вполне достаточно, чтобы привести их в чувство и удержать корону.

— Так Дион считает, что все это делается лишь для того, чтобы возвести его на трон?

— Да. Этот жирный дурак утверждает, что трон принадлежит ему, поскольку его кровь содержит некоторую примесь крови королевского дома. Конан совершил ошибку, за которую поплатится головой, когда не удалил со двора всех, кто хоть в какой-то мере признавался в родстве с прежней династией. А Больмано рассчитывает на то, что в его карманы вновь посыпется щедрый дождь золотых монет, как это было при старом режиме. Громель ненавидит Паллантида, командира Черных Драконов, и жаждет командовать всеми вооруженными силами Аквилонии. Эту цель он преследует с упорством, типичным для боссонца. Ринальдо — единственный из них, кто начисто лишен личных амбиций. Он видит в Конане лишь узколобого дикаря, который явился в цивилизованный мир, чтобы грабить всех подряд, и идеализирует прежнего короля, убитого Конаном. Ринальдо помнит только то, что тот изредка поощрял искусства, и совершенно забывает обо всей несправедливости и бестолковости его правления, — и он делает все для того, чтобы народ забыл об этом тоже. Уже везде вокруг открыто поют написанные им хвалебные гимны Нумедидесу, в которых до небес превозносится старый мошенник и изливается хула на «дикаря с черным сердцем, восставшего из мрачных глубин Преисподней». Конан на это не обращает внимания, но народ ропщет.

— А почему Ринальдо так ненавидит Конана?

— Поэты всегда ненавидят тех, кто стоит у власти. Они бегут от действительности в свои мечты о прошлом или о будущем. Ринальдо — типичный фанатик-идеалист. Он верит, что ему судьбой предназначено свергнуть тирана и освободить народ. А что касается меня — еще пару месяцев назад я и не помышлял о троне, собираясь провести остаток своей жизни в изгнании, но ведь аппетит приходит во время еды. Конан умрет, на трон взойдет Дион. Затем и он умрет. А следом за ним один за другим расстанутся с жизнью все те, кто стоит у меня на пути: от огня, или от стали, или испив отравленного вина, которое горазд готовить мой верный раб. Аскаланте, король Аквилонии! Звучит неплохо, не правда ли?

Стигиец пожал широкими плечами.

— Что мне до ваших планов и амбиций? — сказал он вдруг с нескрываемой горечью. — Мои друзья и соперники несказанно удивились бы, если бы увидели, как низко я пал. Они просто не поверили бы, что Тот-Амон может рабски служить простому смертному.

— Ты всю жизнь занимаешься магией и колдовством, — невозмутимо произнес Аскаланте, — я же во всем полагаюсь на меч и свой собственный разум.

— Что значат меч и человеческий разум перед мудростью Тьмы? — пробурчал стигиец. Его черные глаза угрожающе сверкнули, под ними пролегли темные тени. — Не потеряй я кольцо, наши роли сейчас, быть может, поменялись бы…

— Пора, видимо, напомнить, — спокойно ответил Аскаланте, — что на спине у тебя еще не зарубцевались шрамы от моего кнута и, судя по всему, к ним вот-вот добавятся свежие.

— Ты так в этом уверен? — Глаза стигийца вспыхнули на миг демонской ненавистью. — Однако мне, может, посчастливится найти кольцо вновь, и тогда, клянусь змеиной западней Сета, я рассчитаюсь с тобой за все…

Аквилонец, зарычав от гнева, вложил в удар все силы. Тот-Амон пошатнулся, на его разбитых губах выступила кровь.

— Теперь ты придержишь язык за зубами, собака! — пробурчал Аскаланте. — Берегись! Не забывай, что я знаю твою мрачную тайну. Поднимись на крышу и крикни во всеуслышание, что Аскаланте в городе, что он собирается свергнуть короля Конана, — если, конечно, отважишься на это!

— Я не отважусь на это, — тихо сказал стигиец и вытер кровь с губ.

— Да, ты не отважишься, — усмехнулся Аскаланте высокомерно, — Потому что, стоит мне испустить дух, некий отшельник в южной пустыне узнает об этом и сломает печать на свитке. И как только он познакомится с содержанием этого свитка, вся Стигия поднимется на ноги. Куда ты тогда денешься, Тот-Амон?

Раб вздрогнул, и его темное лицо стало пепельно-серым.

— Достаточно! — Аскаланте сменил тон. — У меня есть для тебя работа. Я не доверяю Диону. Только что я приказал ему отправиться в свое поместье и сидеть там до тех пор, пока здесь все не закончится. Этот жирный дурак не сможет скрыть от короля своей нервозности и, того и гляди, всех нас погубит. Скачи следом. Если не догонишь его по дороге, отправляйся в поместье и оставайся с ним до тех пор, пока не получишь уведомление, что опасность миновала. Не спускай с него глаз, он ничего не соображает от страха и может сотворить что угодно — даже побежать к Конану и выложить ему все, что о нас знает, лишь бы спасти свою драгоценную шкуру. Ступай!

Раб поклонился, скрывая ненависть в глубоко запавших глазах, и вышел. Аскаланте с облегчением откинулся на подушки и потянулся за кубком. Над верхушками городских башен, усыпанными драгоценными камнями, поднималось солнце.