Глава 7. Здравствуй, дядюшка Исайя!

Проводив Дика Блэнтона, я повернул обратно. По мере приближения к тому месту, где от общей тропы отходит дорожка к дому Макгроу, я все сильнее начинал волноваться. Если уж кого мне и не хотелось видеть в ту минуту, так это Глорию. Я уже прошел мимо и едва успел вздохнуть с облегчением, как услышал конский топот. Я быстро оглянулся и увидел Глорию, выезжающую на тропу. Я нырнул в кусты, а она – черт бы ее побрал! – пришпорила лошадь и свернула за мной следом. Под ней была небольшая быстроногая лошадка, но поскольку в нашей скачке лидировал я, то сразу нацелился на густые заросли, сквозь которые верхом ей ну нипочем не продраться! То и дело оглядываясь, я неустанно наддавал ходу, как вдруг – бамц! – налетел, головой на низко свесившуюся ветку дуба, да так лихо, что чуть мозги в стороны не брызнули! Когда головокружение прекратилось и деревья увернулись на свои места, я обнаружил, что сижу на земле, а передо мной на своей лошадке восседает и смотрит на меня сверху вниз Глория Макгроу.

– В чем дело, Брекенридж? – насмешливо спросила она.– Зачем от меня убегать? Неужели такая страшная?

– Я от тебя не убегал,– проворчал я, глядя на нее горящими глазами. – Я и понятия не имел, что ты где-то неподалеку. Просто увидел в кустах нашего бычка и хотел его поймать, но ты его спугнула, и он удрал.

Я поднялся и шляпой начал отряхивать пыль с одежды. А Глория и говорит:

– Я тут о тебе много чего понаслушалась, Брекенридж. Похоже, ты становишься знаменитостью.

– Хм-м-м,– подозрительно промычал я.

– Кстати, Брекенридж, – она сузила глаза и слегка нагнулась ко мне с седла.– Где та прелестная горожанка, которую ты поклялся привезти на Медвежью речку своей невестой?

– Мы еще не назначили день помолвки, – пробормотал я, отведя глаза в сторону.

– Она хотя бы стройная? – продолжала пытку Глория.

– Стройная, – отвечаю,– как кувшин для воды. На Медвежьей речке ей никто и в подметки не годится.

– А откуда она?

– Из Бизоньего Хвоста,– я сказал первое пришедшее на ум название поселка.

– А как ее зовут, Брекенридж? – спрашивает тогда Глория, а у меня под прицелом ее глаз, как на грех, все имена повыскакивали из головы.

В отчаянных попытках вспомнить хоть какое-то имя, я переминался с ноги на ногу и встряхивал головой. Глория громко рассмеяяась.

– Вот так влюбленный! – веселилась она. – Забыл имя девушки, которую намерен взять в жены. А ты ведь хочешь взять ее в жены, правда, Брекенридж?

– Да, хочу!-прорычал я. – Думай что угодно, но у меня есть девушка в том поселке, и сейчас же отправлюсь за ней. Вот только оседлаю коня. Что вы на это скажемте, мисс Красотка?

– Скажу, что ты самый большой лгунишка на. всей Медвежьей речке, – ответила она с насмешливой улыбочкой, повернула лошадку и поехала, прочь, оставив меня одного сгорать от бессильной ярости. – Передай от меня наилучшие пожелания своей возлюбленной из Бизоньего Хвоста, – крикнула она через плечо,– если, конечно, вспомнишь ее имя!

Я ничего не ответил. У меня просто язык отнялся. Я отдал бы все на свете, лишь бы Глори сделалась мужчиной хотя бы на пять минут! Она уже совсем скрылась из виду, а все никак не мог сосредоточить взгляд на одном предмете, гораздо хуже мне удавалось членораздельно говорить, еще меньше – здраво рассуждать. Наконец истоpr из груди рычание дикого зверя и, отломав от дерева сук толщиной с ногу, принялся в припадке бешенства выкашивать им кусты и обивать кору с деревьев. К тому времени, как я чуть подостыл, заросли выглядели так, словно по ним прошелся торнадо. Но в душе у мен немного улеглось, и я помчался домой, кляня на чем свет стоит голубые глазки, женское непостоянство и спесивый нрав. Я направился прямиком к загону. Выйдя на поляну, я обратил внимание на доносящийся из нашего дома дикий рев, напоминающий мычание сексуально озабоченного быка. В следующий миг из дома вылетели мои братцы – Гарфильд, Бакнер, Джон и Билл – и очертя голову помчались к лесу. Я сразу подумал, что у папаши, должно быть, опять разыгрался ревматизм: в минуты приступа он становится таким раздражительным, просто беда, Но я все равно вошел в загон, и оседлал Капитана Кидда. Я был решительно настроен, исполнить все, о чем говорил Глории. Конечно, у меня не могло быть девушки в Бизоньем Хвосте, но – черт побери! – что мешает мне ее там завести? Решено! Поеду в Бизоний Хвост и добуду себе невесту, даже если для этого придется разнести целый поселок!

И вот в тот момент, когда я уже выводил из загона Капитана, в дверях возникает моя сестрица Бразория и кричит:

– Эй, Брекенридж! Зайди-ка в дом! Отец хочет тебя видеть.

– Э? – говорю.– На кой черт я ему понадобился? – Но привязал коня и направился к дому Захожу и вижу – у папаши только что миновал приступ раздражительности, и, значит, наступили минуты раскаяния. На него ревматизм всегда так действует. Вот только раскаивается он в делах давно минувших – например, у него не промелькнуло и тени сожаления по поводу того, что этим утром он запустил бычьим ярмом в голову братца Гарфильда.

Папаша лежал голой спиной на незастеленной кровати, а на табурете рядом стоял кувшин с кукурузной водкой.

– Брекенридж, сынок,– начал он.– Грехи прошлого тяжким камнем лежат на моей совести. В дни молодости я вел свободный и беспутный образ жизни, о чем свидетельствуют многочисленные могильные холмики, разбросанные по прериям. Я иногда испрашиваю себя: Билл, не слишком ли ты торопился отправлять на тот свет джентльменов, с которыми расходился во взглядах на жизнь? Может быть, тебе следовало вести себя посдержанней и просто отрезать им уши? Взять, к примеру, моего двоюродного братца – твоего дядю Исайю Гримза. – И папаша шумно вздохнул.– Я не видел братца Исайю уже много лет. При расставании мы наговорили друг другу много грубостей, и наши лица скрывал пороховой дым. Меня мучает вопрос: точит ли он на меня по-прежнему зуб за то, что я однажды засадил ему в задницу заряд крупной дроби?

– С чего это вдруг ты его вспомнил? – спрашиваю.

А папаша вытаскивает откуда-то бумажный лист и отвечает:

– О нем говорится в этом письме. Его привез из Бизоньего Хвоста Джим Брэкстон. Мо сестрица Элизабет, которая живет по соседствую братцем Исаией в Дьяволвилле, штат Аризона, сообщает, что он собрался в Калифорнию и будет проездом в Бизоньем Хвосте десятого числа, то есть завтра. Она не уверена, намерен ли он заехать к нам, и потому предлагает мне встретиться с ним на территории поселка и там помириться.

– И что? – спросил я его. По тому, как папаша расчесывал пятерней бороду и буравил меня взглядом, я уже понял, что он сейчас будет о чем-то просить.

– А то, – отвечает мой родитель, отхлебнув изрядный глоток из кувшина.– Я хочу, чтобы завтра в Бизоньем Хвосте ты встретил дилижанс и пригласил Исайю к нам в гости. Отказа не принимай. Учти: братец у меня с придурью и дьявольски недоверчив, но, думаю, ты ему понравишься. Особенно если не станешь без нужды разевать рот и показывать свое невежество.

– Ладно, – говорю я папаше.– Твое задание совпадает с моими планами. Я как раз собиралс в Бизоний Хвост. Только как я узнаю дядюшку Исайю? Я ж его никогда прежде в глаза, не видел!

– Роста он небольшого, – ответил папаша. – Когда мы виделись в последний раз, у него были пышные рыжие бакенбарды. В любом случае доставь его сюда. Будет верещать – не обращай внимания. У братца полно врагов, поэтому он всех подозревает. В молодости он знатно погулял от Техаса до Калифорнии. Из всех, кого я знаю, твой дядя Исайя чаще других был замешан в кровной мести и в сведении счетов между бандами. Ходят слухи, что он где-то припрятал кругленькую сумму, но это нас уже не касается. Мне его деньжищи и даром не нужны. Я лишь хочу поговорить с ним по душам и попросить прощения за то, что в минуту юношеской горячности нашпиговал его дробью.

– Если же он меня не простит,– продолжал папаша после того, как надолго приложился к кувшину,– я согну ствол своего дробовика об его тупую башку. Ступай!

Я взял напрямки через горы и уже на следующее утро делил свой завтрак со стариком – траппером на окраине поселка. Старика звали Билл Полк, он придерживался старых нравов и потому избегал городской суеты.

Городок Бизоний Хвост появился в наших местах совсем недавно, благодаря золотой лихорадке, и этим вызывал резкое недовольство старины Билла.

– Черт знает что такое! – ворчал тот.– Шум, гам, пальба! Понастроили дурацких коробок, понатыкали повсюду заявочных столбов – бедным зверюшкам копытом негде ступить! Прошлым летом я убил оленя на том самом месте, где сейчас стоит салун. И он уставился на меня, сдвинув брови, словно в его напастях была доля и моей вины.

Я ничего не ответил, продолжая жевать поджаренную на костре оленину. А он заговорил опять:

– Вот попомни мое слово: ничего путного из всего этого не выйдет. В здешних горax скоро нельзя будет жить. Всякие подонки летят на золото, как мухи на мертвечину. Ладно бы местные – так вдобавок сюда стекаются гангстеры из Аризоны, Юты и Калифорнии. В горах уже засел Гризли Хокинс со своими молодчиками, и кто знает, сколько их еще на подходе. Хорошо хоть упрятали за решетку Барсука Чизома вместе с бандой после того, как они ограбили банк в Гунстоке. Чуть меньше негодяев будет теперь отравлять нам жизнь. Вот кабы кто еще да пристрелил бы Гризли Хокинса!

– Кто это там? – вдруг воскликнул я, от волнения даже забыв о еде.

– Кто? Где? – встрепенулся старина Билл. – А-а, девчонка, что проходит мимо ресторана «Золотая королева»? Это Долли Риксби – первая красавица в городе.

– Чертовски хороша! – говорю я ему.

– Да, таких тебе навряд ли доводилось видеть.

– Да нет, пожалуй, доводилось,– рассеянно произнес я.– Вот, скажем, Глори Макгроу…– но тут же словно очнулся от наваждения и с отвращением швырнул в костер остатки завтрака.– Точно,– говорю.– Таких красоток поискать! Из девушек с гор Гумбольдта ни одна в подметки ей не годится. Как, ты сказал, ее имя? Долли Риксби? И имя шикарное!

– Проглоти слюну, парень,– говорит старик.– Вокруг девчонки увиваются не меньше дюжины парней. Думаю, Блинк Уилтшоу первым сумеет взнуздать эту строптивую лошадку. А на теленка вроде тебя она и смотреть не станет.

– А не накрутить ли им всем хвоста? – предположил я.

Он покачал головой.

– Оставил бы ты свои замашки на Медвежьей речке! В городе на каждом углу воняет законниками, и если ты шлепнешь кого в пределах городской черты, то не успеешь и глазом моргнуть, как эти скунсы сволокут тебя в каталажку. Я был прямо-таки шокирован подобными порядками. Уже позже я выяснил, что эта подлая клевета была запущена завистниками из Рваного Уха, но тогда я принял новость за чистую монету и потом долго еще не решался войти в этот город из опасения, что меня немедленно арестуют за всякие мелочи.

– А куда это мисс Риксби направляется с ведром? – спросил я старика.

– Онa несет пиво своему деду. Тот разрабатывает участок в верховьях ручья.

– Послушай-ка,– говорю я ему.– Спрячься вон в тех кустах и, когда она будет проходить мимо, покричи индейцем.

– Да что за дьявольщина лезет тебе в голову, парень? Хочешь переполошить весь город?

– А ты,– говорю,– громко не кричи. Ты кричи так, чтобы, кроме нее, никто больше не услышал.

– Да ты спятил совсем, что ли?

– Нет, черт подери! – Я уже начал терпение, к тому же походка у девчонки была легкая, и она быстро приближалась. – Иди и делай, что велю. А как только закричишь, сразу выскочу на тропу с той стороны и сделаю вид, будто освобождаю ее от индейцев. Тогда она в меня в два счета втрескается! Ну же! Торопись!

– Сдаетс мне, парень, что с головой у тебя не все ладно,– проворчал он.– Но так и быть, помогу тебе,– и старик нырнул в густой кустарник. Тропинка, по которой шла девушка, дугой прорезала заросли кустарника. Я сделал большой крюк, чтобы она меня не заметила: перебежал тропу и залег в кустах, готовый по первому зову выскочить из засады и спасти ее от «индейцев». Едва я успел расположиться, как услышал боевой клич индейца – точь-в-точь как настоящий, только гораздо тише. В следующий миг треснул выстрел, и уже другой звук – не приглушенный, как первый, а громкий и протяжный – распорол тишину. Это взвыл старина Билл. Я помчался на зов, но прежде чем успел выскочить на тропу, из кустов показался caм старик. Обеими руками он держался за место пониже спины.

– Ты это все нарочно подстроил, гад ползучий! – разразился он при виде меня.– Прочь с дороги!

– Эй, Билл,– говорю, – в чем дело?

– Клянусь, ты знал, что у девчонки припрятана пушка в чулке! – прорычал он, ковыляя мимо.– Ты один во всем виноват. Стоило мне разинуть рот, как она тут же пальнула в кусты. Ни слова больше! Хорошо еще, жив остался. Ну, пусть и через сто лет, а с тобой за все рассчитаюсь сполна!

С этими словами он углубился в заросли, а я сделал тот же крюк, но уже в обратном направлении, и увидел Долли Риксби с дымящимся короткоствольным револьвером в руке. Она напряженно всматривалась в заросли. Я вышел на тропинку. Заслышав мои шаги, девушка обернулась. Я вежливо снял шляпу и произнес:

– Доброе утро, мисс. Могу я чем-нибудь помочь?

– Я только что подстрелила индейца,– ответила она. – Сама слышала его крик. Вас не затруднит найти труп и снять с него скальп? Мне давно хотелось иметь скальп индейца заместо сувенира.

– Охотно, мисс,– галантно отвечаю я.– Я сам его для вас выскоблю и подсушу на солнышке.

– О, благодарю! – Она улыбнулась, и на ее щечках обозначились две очаровательные ямочки.– Как приятно встретить в глуши настоящего джентльмена!

– А уж мне-то как приятно, мисс, – заверил я ее и направился в кусты. Потоптавшись дл вида с минуту, я вышел и сказал:

– Страшно сожалею, мисс, но этой твари нигде нет. Должно быть, вы его только ранили. Но, если пожелаете, я отыщу след и догоню его. Наверняка он не мог уйти далеко.

– О, не стоит так беспокоиться,– сказала онa, чем сняла большой камень с моей души, ведь если бы ей непременно захотелось иметь этот скальп, мне ничего не оставалось бы, кроме как поймать старину Билла и оскальпировать, что было бы жутко неприятно нам обоим.

Но она уже и думать забыла об индейце, а оглядев меня с головы до ног восхищенным взглядом, сказала:

– Мен зовут Долли Риксби. А вас?

– Я узнал вас с первого взгляда, Долли,– говорю ей.– Слава о вашей красоте докатилась до гор Гумбольдта. Я Брекенридж Элкинс.

Ее глаза загадочно блеснули, а потом она и говорит:

– Я тоже о вас слышала. Вы объездили Капитана Кидда и в одиночку вымели бандитов из Вампума.

– В общем, верно,– скромно согласился я и в этот момент вижу, как по дороге пылит дилижанс. – Послушайте, мисс,– заторопился я.– Мне непременно нужно встретить этот дилижанс, а позже я с превеликим удовольствием зашел бы к вам на огонек.

– Так в чем же дело? – говорит она.– Я вернусь примерно через час. А живем мы через три дома к северу от игорного заведения Задиры Реда.

– Обязательно буду, – пообещал я.

Девушка одарила меня лучезарной улыбкой и с ямочками на щеках и с ведром пива для своего старика направилась дальше по тропе, а я заторопился к тому месту, где оставил Капитана Кидда.

Голова у мен шла кругом, а сердце так и прыгало от восторга. «Вот он – мой шанс! – думал, я. -Самое, время показать Глории Макгроу, из какого теста лепят Элкинсов! Подожди только! Вот привезу на Медвежью речку Долли Риксби – тогда увидишь!»?

Я въехал в поселок как раз в тот момент, когда дилижанс остановился у станции, служившей одновременно салуном и почтой. Прибыли всего три пассажира – явно не новички в подобной обстановке. Двое мрачного вида парней и сухонький старикашка с рыжими бакенбардами. Я сразу смекнул, что это и есть дядюшка Исайя Гримз. Пока спускался с холма, они втроем направились в салун: впереди выступали верзилы, старикашка семенил следом. Я решил, что сначала выведу его на дорогу и отправлю к папаше, а сделав дело, вернусь и спокойно займусь Долли Риксби.

Я подошел сзади и легонько коснулся его плеча. В тот же миг неуловимым движением старик вскинул кольт и нацелил дуло прямо мне в лоб. А после подозрительно так спрашивает:

– Чего надо?

– Я Брекенридж Элкинс,– говорю, – и хочу, чтобы вы пошли со мной. Я узнал вас сразу, как увидел…

Если бы папа не предупредил, что дядюшка Исайя – человек со странностями, я удивился бы еще больше. Он вдруг завопил: «Билл! Джим! Ко мне!» – и, размахнувшись, со всей силы врезал мне рукояткой кольта по голове.

Его спутники обернулись, и их руки скользнули к кобурам, так что мне пришлось поскорей сбить дядюшку Исайю с ног, чтобы – не дай Бог – его не задела шальная пуля. Потом метким выстрелом ранил одного из верзил, чтобы тот не смог пустить в ход свою артиллерию. Другой успел выстрелить, и пуля задела мне плечо. В ответ продырявил ему руку, заднюю ногу, и он рухнул поперек первого. Соблюдая осторожность, я постарался не задеть важных органов, поскольку понимал, что имею дело с друзьями дядюшки Исайи. Только когда в разговор вступают кольты и ружья, тут уж особо некогда объясняться да расшаркиваться. Из салуна с криком выскакивали люди. Я склонился над дядюшкой Исайей и попытался поставить его на ноги. Но он, видно, чувствовал сильную слабость: помнится, при падении он задел головой о коновязь. Старик полз на четвереньках, ругался по страшному и все хотел отыскать оброненный кольт. Я снова взял его за плечи и, когда тот перестал кусаться, брыкаться и орать, с укоризной произнес:

– Нехорошо поступаете, дядюшка Исайя. Сейчас сюда прибегут люди, в любую минуту может нагрянуть шериф и арестовать меня за стрельбу по этим идиотам. Надо идти. Папаша ждет не дождется вас на Медвежьей речке.

Как ни странно, от моих слов слабость его усилилась, но голос окреп. Хрыч дико завопил, а я, недолго думая, сгреб его в охапку, мешком перекинул через седельную луку, сам вскочил в седло и дал коню шпоры. Вдогонку закричали: «Стой! Стой!», за щелкали выстрелы, но я даже не обернулся.

Я отпустил поводья, Капитан Кидд во весь опор помчался по дороге, и городок скрылся за поворотом. Я даже не решился остановиться, чтобы изменить посадку дядюшки Исайи, – так мне не хотелось попадать в тюрьму. Похоже, моя встреча с Долли Риксби закончилась, еще не начавшись. «Интересно,– думал я,– есть ли еще на свете такие родственнички, чтоб им провалиться!»

Чуток не доезжа до развилки, где горная тропа на Медвежью речку выходит к большой дороге, увидел впереди всадника. Тот, похоже, слышал выстрелы и вопли дяди Исайи и, развернув лошадь боком, загородил мне дорогу.

Вблизи разглядел, что это жилистый старик седыми баками.

– Куда везешь человека? – крикнул он, напрягая голос, чтобы перекрыть громовой стук копыт Капитана Кидда.

– Не твое дело, – резко ответил я,– Прочь с дороги!

– Ha помощь! На помощь! – отчаянно завопил дядя Исайя.– Меня похитили! Убивают!

– Оставь человека, негодяй! – закричал незнаакомец, от слов переходя к делу.

Мы оба выстрелили одновременно, но я успел на миг раньше. Пуля незнакомца просвистела у моего уха. Моя сбила с его головы шляпу, и он, контуженный, вывалился из седла, словно после удара добрым молотком. Ураганом пролетая мимо, я заметил у него на макушке красную полоску.

– Будешь знать, как лезть в чужие семейные дела – рявкнул я и свернул на тропу, ведущую в горы. А дядюшке Исайе сказал следующее: –Больше так никогда не ори. А то из-за тебя меня едва не шлепнули. А старикан, видать, и впрямь подумал, что я разбойник какой.

Я не уловил, что он ответил. Оглянувшись на долину, я увидел кучку всадников, бешеным галопом мчавшихся по дороге из города. Солнце весело играло на стволах их кольтов и винчестеров. Я пришпорил Капитана Кидда, и мы в мгновение ока покрыли расстояние в несколько миль.

Дядюшка Исай без умолку что-то лопотал, но голова его болталась вверх-вниз, я мог разобрать только отдельные ругательства – я уже заметил, что этот человек совершенно не умеет держать себя в руках. Наконец он отчаянно возопил:

– Ради Всевышнего! Дай мне сесть нормально, а то лука седла протрет мне в животе дыру!

Я слегка придержал Капитана и внимательно огляделся. Преследователей нигде не было

– Так и быть,– говорю,– поезжайте в седле, а я сяду у вас за спиной. Вообще-то я думал нанять для вас лошадь, но сами видели – пришлось срочно сматываться.

– Куда. ты меня везешь? – спросил он.

– На Медвежью речку,– отвечаю. – Куда ж еще?

– Но не хочу на Медвежью речку, – вдруг заявляет он. – И я не поеду на Медвежью речку.

– Поедете,– говорю. – Папаша наказал не принимать отказа. Так что садитесь поживее в седло, а я уж, так и быть, поерзают на крупе.

Я достал ноги из стремян и передвинулся в седло, старик расположился на моем месте. И не успел глазом моргнуть, как он уже вытаскивает из-за голенища нож и примериваетс перерезать мне горло.

Я понимаю, что у каждого родственника может быть свое понятие о шуточках, но всему же есть предел! Нож я, конечно, отобрал, но, не желая причинять дядюшке вреда, не давал рукам воли и потому во время возни случайно выпустил поводья. Почувствовав свободу, Капитан Кидд рванул напролом, сквозь кусты и соснячок, и отмахал так с десяток миль. Положение сложилось не из приятных: одной рукой я пытался нащупать поводья, другой – удерживал дядюшку Исайю от смертоубийства, а стремена – пусты и наши ноги болтаются в воздухе. В конце концов мы оба грохнулись оземь, и не ухватись я в последний момент за уздечку, нам пришлось бы прогуляться пешком.

Протащив меня ярдов семьдесят, Капитан угомонился, и мы отправились к месту падения. Мой спутник лежал на земле и понемногу приходил в чувство: сам-то я упал на что-то мягкое, похоже, это и был дядюшка.

– Это как же понимать? – сурово спросил я его.– Я из кожи вон лезу, чтобы устроить вас поудобнее, а вы вместо благодарности хватаетесь за нож! – Он в ответ лишь разевал рот да тяжело дышал.– Ну да ладно, говорю.– Папаша предупреждал, что вы с придурью, так что не стану обращать внимания на ваши выходки.

Во время скачки Капитан не придерживался определенного направления, а предпочитал шпарить наугад. Поэтому, прежде чем ехать дальше, решил оглядеться. Мы находились к западу от тропы, ведущей к дому, в совершенно дикой местности. Однако, как ни странно, ярдов за двести от нас среди деревьев виднелось человеческое жилье.

– Пойдем туда,– предложил я.– Надо узнать, нельзя ли здесь купить или нанять для вас лошадь. Так будет безопаснее для нас обоих.

Я снова усадил его в седло. Дядюшка. Исайя едва слышно проскрипел:

– У нас свободная страна. И я не обязан против желания ехать на Медвежью речку!

– В таком случае,– ответил я,– после всего, что я от вас натерпелся, такое желание должно появиться. Я нарочно приехал за вами, вежливо пригласил, пошел на жертву, пропустив свидание с первой красавицей города, а вы еще фордыбачитесь? Помалкивайте лучше. Я сяду у вас за спиной, но учтите: на этот раз поводьев не выпущу.

– Ты мне заплатишь за это жизнью,– глухо пообещал кровожадный безумец, но я не стал отвечать – разве папаша не предупреждал меня, что у дядюшки не все дома?

Итак, мы подъехали к строению. Никого не было видно, но рядом с дверью стояла привязанна лошадь. Я направил коня к дому и постучал. Мне никто не ответил, однако из трубы поднимался дымок, и я все-таки решил зайти. Я слез сам и сволок с коня дядюшку Исайю, потому как по хитрым огонькам в его глазах видел, что тот только и ждет случая, чтобы улизнуть верхом на Капитане. Я рассудил, что если буду постоянно держать старика, при себе, то рано или поздно он обязательно попадет к нам на Медeжью речку. В крайнем случае притащу его на спине. Поэтому сграбастал его за шиворот, и мы вошли…

Внутри тоже было пусто, хотя над горячим очагом испускал аппетитные запахи горшок с бобами. На полках вдоль стен были разложены ружья, а на гвозде висел ремень с двум кольтами. Вдруг за домом послышались шаги, задняя дверь распахнулась, и в проеме показался крупный черноусый мужчина с ведром в руке и с разинутым от неожиданности ртом. Оружия при нем не было.

– Вы что еще за люди? – грубо спросил он, а дядюшка Исайя вдруг издал булькающий звук и прошептал:

– Гризли Хокинс!

Тот быстро шагнул вперед, и его пышные усы ощетинились в жестокой усмешке.

– Кака встреча! – донеслось из-под усов. – Вот уж не ожидал увидеть тебя здесь!

– Так вы Гризли Хокинс? – И тут до меня дошло, что мы наткнулись на берлогу самого свирепого в здешних горах бандита. – Вы что же, знаете друг друга?

– Еще бы не знать! – прогрохотал Хокинс, глядя на дядюшку Исайю, как волк смотрит на ягненка.

– Я слышал, вы из Аризоны,– вежливо, как и подобает истинному джентльмену, продолжил я светскую беседу.– Сдается мне, в здешних краях и без пришлых хватает угонщиков скота. Но ваши понятия о чести меня не касаются. Я хочу купить, нанять или одолжить у вас лошадь. Нам пора ехать.

– Вот еще! – заревел Гризли.– Неужто, ты надеешься, что я позволю удаче выскользнуть из рук? Ладно, так и быть: я с тобой поделюсь. Парни этим утром отбыли по делу к Рваному Уху, но скоро должны вернуться. Нам надо успеть выпотрошить из этого хрыча все – тогда не придется делить, добычу с остальными.

– О чем это вы? – спрашиваю.– Мы с дядюшкой Исайей едем на Медвежью речку.

– Брось, не строй из себя невинную девицу! – бандит презрительно фыpкнyл

– Дядюшка! Видали мы таких! Нечего д„ржать меня за идиота! Я и сам все вижу: так цепко родного дядю за шкирку не держат. Думаешь, не понимаю, чего ты так хлопочешь? Сам посуди – двое с таким делом управятся лучше одного. Я знаю немало способов, как заставить человека заговорить. Бьюсь об заклад, стоит нам раскаленной кочергой поставить ему клеймо на задницу, как он моментом выложит, куда запрятал денежки.

И тут я замечаю – лицо дядюшки Исайи под баками покрывается мертвенной бледностью, и ему становится вроде как нехорошо. Тогда я раздраженно говорю:

– Слушай, гнусный хорек, ты, кажется, вообразил, будто, я похитил собственного дядю ради его денег? У меня большое желание пристрелить тебя за такие слова.

– Жадничаешь, значит? – он осклабился, показав крепкие зубы.– Хочешь один заграбастать всю добычу? Ну так я тебе покажу!

И с резвостью, которой я никак от него не ожидал, он поднял над головой ведро, полное воды, и запустил мне в голову. Я увернулся, ведро досталось дядюшке Исайе, и тот растянулся на. полу – весь мокрый, как утопленник. Хокинс дико зарычал и, отпрыгнув к стене, схватил длинноствольный кольт. Но только он прицелился, как я первым же выстрелом выбил оружие из его рук. Тогда он вытащил из-за голенища огромный кривой нож и с пеной у рта двинулся на меня. Я нажал на курок, но вместо выстрела услышал сухой щелчок, и прежде чем успел перезарядить кольт, мне было уже не до стрельбы.

Я отбросил бесполезное оружие, и пошла рукопашная. Мы таскали друг друга по всему дому, то и дело запинаясь о дядюшку Исайю, который все не мог доползти до порогa, и было больно слушать его вопли.

Во время схватки Хокинс выронил нож. Но он ни в чем не уступал мне: такой же рослый и сильный, такой же ловкий и изворотливый в борьбе. Мы то молотили друг друга кулаками, то катались по полу, сцепившись мертвой хваткой, то, кусались и плевались, то долбили друг друга головами. Один раз мы прокатились прямо по дядюшке Исайе, и то, что от него осталось, было весьма похоже на блин. Наконец Хокинс ухватился за стол, поднял его, словно табуретку, и разбил в щепки о мою голову. От ярости у меня помутился разум. Я выхватил из огня горшок с бобами и насадил ему на башку. Не меньше галлона кипящей бобовой каши поползло у него по спине. Хокинс придушенно заверещал в горшке и отлетел в угол. Посудина раскололась на куски. Стены содрогнулись, полки не выдержали, и ружья посыпались на пол.

Схватив ружье, Хокинс направил его на меня, но глаза его были основательно заляпаны бобами, так что первый выстрел пропал даром. Второго не было – я угостил его таким мощным ударом в подбородок, что сломал челюсть, да вдобавок еще и подковал двумя точными пинками в лодыжки. Бандит мрачно повалился на пол и там затих.

Я поискал дядюшку Исайю, но того нигде не было, зато дверь скрипела, распахнута настежь. Я выпрыгнул из дома и вижу – дядюшка взбирается на спину Капитану Кидду. Я крикнул, чтобы он немного обождал, но дядя ударил, коня пятками в ребра и помчался, не разбирая дороги, прочь от страшного места. Вот только направление он взял не на север – обратно в Бизоний Хвост, а на юго-восток – в сторону гор Призрака. Я схватил с пола кольт и поскакал следом, хотя и без особой надежды когда-нибудь его догнать. Дело в том, что мне пришлось взять коня Гризли Хокинса – слов нет, хороший конь, но и в подметки не годилс Капитану Кидду.

И если бы Капитан Кидд не придерживался однажды принятого решения, что никто, кроме меня, не имеет права на нем ездить, я бы до сих пор плелся за дядюшкой Исайей. И надо отдать тому должное: наездник он был превосходный, раз сумел так долго удержаться в седле.

Я уже видел горные вершины в просвете между его задом и седлом, но в конце концов Капитан устал от такого надругательства над моим авторитетом. Дотянув кое-как до тропы, где на него впервые сегодня накатило, он вдруг понурился, немного подумал и пошел куролесить: ерзал головой по траве, оглушительно ржал, а задними ногами взбрыкивал так, словно копытами хотел сшибить с неба солнце – ну прямо Судный день устроил, да и только! Дядюшка Исайя держался молодцом, пока Капитан не стал делать мощные прыжки, точно пробуя силы перед полетом. Тут дядюшкины нервы не выдержали. С воплем отчаяния он выпустил поводья, вылетел из седла и закувыркался в чащу.

Капитан Кидд удивленно фыркнул ему вслед, рысью перебежал на лужайку с молодой травой и занялся обедом, а я слез с хокинсова коня, и проследив движение дядюшки по сломанным кустам и примятой траве, нашел его и освободил из густых зарослей терновника. Одежда свисала с него лохмотьями, кожа вся была расцарапана, а значительная часть роскошных бакенбардов осталась на колючках. Со стороны казалось, будто дядюшка только что выдержал сражение с целым семейством кугуаров.

Однако он не растерял в терниях враждебного ко мне отношения и, едва оправившись, ядовито прошипел:

– Понимаю, зачем ты так стараешься,– слова прозвучали так, словно я нарочно подговорил Капитана бросить его в колючие заросли,– но ты не получить ни цента. Я один знаю то место. Пока не вырвешь мне все ногти, не скажу… И то еще подумаю.

– Мне известно, что у вас где-то спрятаны деньги,– сказал я, оскорбленный до глубины души,– но мне они не нужны.

Он насмешливо фыркнул, а затем саркастически произнес:

– Тогда для чего ты таскаешь меня по этим чертовым горам?

– Потому,– говорю,– что вас хочет видеть мой старик. И вообще, хватит глупых вопросов! Папаша наказывал мне держать язык за зубами и не болтать лишнего. Я поискал коня Гризли Хокинса, но тот уже куда-то смылся. Похоже, у этого коняги, как и у его хозяина, тоже были пробелы в воспитании.

– Я должен найти коня,– раздраженно. сказал я.– Вы меня подождете?

– Будь уверен,– ответил дядюшка, и глаза его сверкнули.– Иди и делай свое дело. Я подожду.

Но я пристально посмотрел на него и с сомнением покачал головой.

– Не подумайте, что я вам не доверяю,– сказал, я ему,– но сдается мне, что только отвернусь, как вы тут же дадите деру. Мне, право, очень неприятно, но я обязан доставить вас на Медвежью речку в целости, а потому придется вам покуда отдохнуть свяэанньм.

Он, конечно, давай возмущаться, но я настаивал. В результате, отправляясь на поиски верхом на Капитане Кидде, я мог за дядю не волноваться: узлы моего лассо были ему не по зубам. Зато он дал волю языку и, лежа у обочины на травке, осыпал мен такими крепкими словечками, что разболелись yши.

Чертов коняга Хокинса забрел гораздо дальше, чем я предполагал. Он слегка прогулялся по тропе на север, а затем по непонятной причине свернул к западу. Через некоторое время я услышал за собой конский топот и, скажу честно, занервничал, подумав, что парни Хокинса вернулись из налета, главарь им все рассказал, и бандиты бросились в погоню, чтобы схватить бедного дядюшку Исайю и пытать, пока тот не расколется, где схоронил свои сбережения. Я же пожалел, что не догадался оттащить старика подальше от тропы и спрятать в кустах. Я уже решил было послать коня Гризли подальше и вернуться, как вдруг увидел его, мирно пасущегося среди деревьев. Быстро поймав коня, я повернул на тропу, рассчитывая взять по ней немного к северу от места, где оставил дядюшку Исайю. Но не проехал и половины пути, как вновь услышал впереди конский топот.

Тогда я взлетел на гребень холма и посмотрел вниз. По тропе в северном направлении ехала группа всадников, и среди них дядюшка Исайя – по конвоиру с каждой стороны. Моего лассо на нем уже не было, однако он не выглядел счастливым. Я понял, что мои наихудшие подозрения оправдались: банда Хокинса погналась по нашему следу, и дядюшка Исайя оказался у них в когтях.

Отпустив чужого коня, я потянулся за кольтом, но так и не решился стрелять: люди ехали, сбившись плотной кучей, и я опасался ненароком задеть старика. Тогда я отломил от дуба небольшой, толщиной с мою руку, сук и с воплем: «Я спасу тебя, дядюшка!» поскакал вниз по склону.

Нападение было настолько неожиданным, что бандиты не успели противопоставить ему ничего, кроме воплей. Капитан прошелся среди их коней, как лавина, в молодом ельнике. Он до того разгорячился, что я не успел его вовремя сдержать, и лошадь дядюшки Исайи, раскинув копыта, тоже оказалась на земле. Дядюшка ударился головой об утоптанную полоску земли и завизжал.

Бандиты вокруг орали, стреляли и размахивали ножами. Они накатывались на меня и, словно разбившиеся о скалу волны, откатывались обратно. Привстав в стременах, я начал крушить их поголовно направо и налево. Воздух наполнился кусками коры, дубовыми листьями и клочьями скальпов. Через минуту землю усеяли тела моих врагов, изрыгающих вперемежку с выбитыми зубами душераздирающие вопли и проклятия на мою голову. Клинки весело сверкали. на солнце, кольты дружно палили, но глаза негодяев запорошила мешанина из искр, крови и щепок, так что целиться толком они не могли. В самый разгар схватки, когда в воздухе висел густой пороховой дым, лошади ржали, люди вопили и над всем господствовал треск моей дубины о черепа врагов – трах-трах-трах! – в шум сражения ворвался вой стаи гиен, и с севера на нас вылетели какие-то люди – новая кровожадная банда!

– Вот он! – заорал один из них.– Вон – ползает под лошадями! За мной, парни! У нас не меньше прав на его деньги, чем у других!

Они во весь опор влетели в гущу сражения, молотя кольтами по нашим головам, и через секунду началась невообразимая свалка с тремя враждующими сторонами: парни дрались пешие и конные, все перемешалось и закрутилось в бешеном смерче, в котором две банды отчаянно пытались уничтожить друг друга, а я изо всех сил помогал им в этом благородном занятии.

На дядюшку Исайю то и дело наступали ногами и копытами, и он орал благим матом где-то под нами. Наконец своим опустошительным инструментом я расчистил чуток пространства и, нагнувшись, поднял его за шкирку, бросил на седельную луку и стал пробираться к флангу сражения.

Но тут один верзила из свежей банды, завывая индейцем и паля во все стороны, проучился ко мне сквозь заторы. На его лицо струйкой стекала кровь из полуснятого скальпа. Он попытался выстрелить в меня, но курок только щелкнул, извещая, что патроны кончились. Тогда верзила наклонился вперед и длинной лапой ухватил дядюшку Исайю за ногу.

– Дай сюда! – заорал он.– Это моя добыча!

– Отпусти его, не то хуже будет! – зарычал я, в бешенстве пытаясь вырвать дядюшкину ногу из лапы негодяя, но тот вцепился в нее мертвой хваткой, а бедный дядя выл кугуаром, попавшим в волчий капкан. Видя такое дело, я размахнулся тем, что еще оставалось от дубины, и опустил на голову бандита. Тот буркнул что-то неразборчивое и выпустил ногу. Я не стал мешкать, а повернул коня и помчался прочь с поля боя. Парни были настолько заняты друг другом, что моего бегства никто и не заметил. Правда, вдогонку кто-то пальнул из винчестера, но все обошлось, разве что у дядюшки Исайи пуля отстрелила мочку уха.

Я направил коня по тропе на юг, звуки кровавой бойни стали постепенно удаляться и наконец стихли совсем. Дядюшка Исаяя, не переставая, на что-то жаловался – никогда прежде не встречал я такого охотника до жалоб,– но времени терять было никак нельзя, и я не стал сдерживать коня, пока мы не отмахали несколько миль. Лишь потом я попридержал Капитана Кидда и вежливо осведомился:

– Вы что-то сказали, дядюшка?

– Все! Не могу больше! – выпалил тот. – Я отдам тебе сокровища, только дай мне уйти и сдаться властям! Все, чего я сейчас жажду,– это добрая, надежная тюремна камера.

– Каким еще властям? – удивился я, думая, что он болтает спьяну, хотя непонятно – когда он успел нализаться?

– Команде шерифа, у которой ты меня отбил,– заявляет дядюшка. – Все лучше, чем когда тебя через горы неизвестно куда зачем тащит маньяк самоубийца.

– Так это была команда шерифа? – разинул я рот. – А другая банда чья же?

– Гризли Хокинса, – ответил дядюшка с дрожью в голосе и добавил: – Лучше б мне остаться с ними, чем пережить такое. Все, сдаюсь! Надо уметь проигрывать. Деньги упрятаны в дупле дуба, что растет в трех милях к западу от Гунстока. Его признание пропустил мимо ушей. Голова и так шла кругом: получается, я опять схватился с властями? Ну, конечно! Ведь шериф со своими людьми преследовал нас по тропе на Медвежью речку от самого города. Значит, они нашли связанного дядюшку Исайю и, конечно, решили, что того похитили бандиты – им и в голову не пришло, что человек просто едет в гости к родственникам. А дядюшка из глупого упрямства не стал их разубеждать. Выходит, я отбивал его не у бандитов, а у команды шерифа, который, в свою очередь, полагал, что освободил его из плена.

Тем временем дядюшка Исайя шумно возмущался:

– Ну почему ты меня не отпускаешь? Я ведь сказал тебе, где деньги! Чего тебе еще?

– Вам надо доехать со мной до Медвежьей речки, а там… – Но он не дал мне закончить.

Испустив пронзительный вопль, он задергался в конвульсиях, потом каким-то образом извернулся, и не успел я опомниться, как дядюшка выхватил из моей кобуры кольт и – бах! – пальнул мне прямо в лицо, да так удачно, что пуля прошлась аж по волосам. Я сжал его запястье, а Капитан тот даже заплясал от восторга: уж этот не упустит случая посвоевольничать!

– Всему есть предел! – взбешенный, рычал я, – Запомни это, старый маньяк!

Мы мчались по лесам и холмам, в бешеном галопе, не переставая барахтаться, orраниченные пространством спины Капитана Кидда. Я пытался отобрать у дядюшки кольт, а он – совершить убийство племянника.

– Не будь мы из одной семьи, дядюшка Исайя, – скрежетал я, – давно уже потерял бы всякое терпение!

– Почему ты все время кличешь меня этим дурацким именем? – завизжал он, брызжа слюной.– Мало тебе моих увечий, так еще и оскорбляешь всю доро…– Но тут Капитан вдруг отклонился в сторону, и дядюшка Исайя кувырнулся через конскую шею. Пытаясь его удержать, я вцепился в рубашку, но материя затрещала, и он вверх тормашками полетел на землю. Приподняв задние ноги, Капитан благополучно перескочил через тело. Я сразу натянул поводья и, увидев, что до дома не больше мили, не смог сдержать вздоха облегчения.

– Уже почти доехали! – крикнул я, но дядюшка не отозвался.

Очень скоро подъехал к родному дому. Сумасшедший родственник в бессознательном состоянии болтался, перекинутый через седельную луку. Остановив коня, я слез, перекинул через плечо дядюшку Исайю и гордо внес его в дом. Папаша по-прежнему лежал на голых досках кровати. С отвращением сбросив ношу на пол, я заявил:

– Дело сделано. Получай.

Папаша вылупилс на распростертое тело и спрашивает:

– Это кто?

– Когда смоешь с него кровь, увидишь, что это и есть твой братец Исайя Гримз. А еще, – сказал я ему тоном оскорбленного достоинства, – если когда-нибудь опять на думаешь пригласить его в гости, то поезжай сам. В жизни не видал более неблагодарной скотины. Что он с придурью, сказано слишком мягко. Скорее уж, он просто взбесившийся осел.

– Но это не братец Гримз, – говорит папаша.

– Еще чего! – раздраженно отвечаю я.– Конечно, одежда на нем слегка поистрепалась, шкура местами тоже, а лицо немножко помято копытами и сапогами, но посмотри сам – баки-то рыжие, вот тут и тут еще сохранились.

– Рыжие бакенбарды со временем седеют, – раздался тихий голос у меня за спиной.

Я быстро обернулся и вскинул кольт на старого парня в дверях: там стоял седовласый старик – незнакомец, с которым мы обменялись выстрелами на дороге из Бизоньего. Хвоста. Он не полез за оружием и лишь стоял, задумчиво накручивая на палец ус и пристально глядя на меня, как на диво какое.

– Братец Исайя! – воскликнул папаша.

– Что-о?! – заорал я дурным голосом. – Вы и есть дядюшка Исайя?

– Он самый! – кивнул тот.

– Но вы ведь должны были ехать в дилижансе… – начал я.

– В дилижансе? – фыркнул он.– Вот еще! – И взяв из рук папаши кувшин, стал поливать содержимым хрыча на полу. – Эти игрушки выдуманы для детей и женщин. Предпочитаю путешествовать верхом. На ночь я остановился в Бизоньем Хвосте, а этим утром рассчитывал прибыть на Медвежью речку. И знаешь, Билл, – он обернулся. к папаше, – только я выехал на дорогу, как вдруг заявляется твой молодец и оставляет мне на память вот это, – и он пальцем указал на повязку вокруг головы.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что Брекенридж в тебя стрелял?-повысил голос папаша.

– Похоже, это фамильная черта Элкинсов, – ухмыльнулся дядюшка Исайя.

– Да, но тогда это кто? – ткнул я носком сапога в того, кого столько времени считал своим дядей.

– Я Барсук Чизом, – отвечает тот, вцепившись в кувшин обеими рукаыи. – Требую оградить меня от этого придурка и немедленно передать шерифу.

– Они вместе с Биллом Рейнольдсом и Джимом Хопкинсом три недели назад грабанули банк в Гунстоке, – сказал дядя Исайя – тот, настоящий. – Команда шерифа схватила их, но они успели спрятать добычу и ни за что не хотели открывать место. Несколько дней назад им удалось бежать, и c тex пор за ними охотятся не только шериф с помощниками, но и бандиты из всех близлежащих штатов. Задумано было лихо. Они правильно рассудили, что вернее всего смыватьс в дилижансе – никому и в голову не пришло бы искать их среди людей. К тому же в окрестностях Бизоньего Хвоста их никто не знает.

– После того как ты, Брекенридж, прострелил мою шляпу, – продолжал дядюшка Исайя,– мне пришлось вернуться в город, чтобы наложить на рану повязку. Там я и узнал Билли Рейнольдса – мы с ним знакомы еще по Аризоне. Им с Хопкинсом тоже требовался доктор. Шериф с парнями поскакали за вами, а я чуть погодя – следом. Все случилось потому, что я не знал Брекенриджа в лицо. Я подоспел к разгару драки парней, шерифа с бандой Хокинса, и с моей помощью законники живо скрутили всю компанию. Один из бандитов признался, что Гризли отлеживается у себя в берлоге. Часть парней сразу поскакала в указанное место, и сейчас они, должно быть, уже накрыли этого бандюгу. Ну а потом, Брекенридж, я снова взял твой след. И вот здесь. Слов нет, неплохая работа: за один день две самые грозные банды на Западе!

И в этот момент подал голос Чизом:

– Что вы намерены со мной делать? – слабо простонал он.

– Как что? – удивился папаша.– Сначала честь по чести перевяжем раны, а после отправим обратно в Бизоний Хвост под конвоем Брекенриджа. Эй! Что это с ним!

Барсук Чизом валялся в обмороке.