"Каменный век был иным…" - читать интересную книгу автора (Дэникен Эрих фон)Чистейшее безумиеЯ считал и считаю, что изменение видов живых организмов происходит не медленно и долго, проявляясь в одном-единственном экземпляре-мутанте, а носит массовый характер. Эта мысль не нова; я высказывал ее более 15 лет назад в специальной работе. В ней прежние представления о медленном и непрерывном накапливании признаков мутации излагаются в форме гротеска и проводится мысль о том, что мы, видимо, недооцениваем фактор Любая форма жизни, распространяющаяся посредством размножения, обладает специфическим набором хромосом, число которых строго постоянно. Так, клетка человека содержит 46 хромосом, а именно 22 парных хромосомы плюс х- или у-хромосомы. Дать потомство способны только пары, обладающие одинаковым хромосомным набором. Именно поэтому, если кому-нибудь пришла в голову дикая мысль скрестить человека с шимпанзе, чтобы доказать, что они якобы происходят от общего предка, у них не было бы детей. Дело в том, что число хромосом у человека и шимпанзе не совпадает. Однако, хотя практически у всех видов живых организмов могут возникать мутационные изменения числа хромосом, носители таких мутированных генов не способны дать потомство. Число хромосом у них слишком велико или, наоборот, недостаточно, и поэтому природа устраняет их. Так, одних только пауков на Земле насчитывается более 20 000 видов, но никто из них не способен дать потомство при контакте с представителями другого вида. Справедливости ради надо признать, что существует некая вероятность того, что из множества новорожденных особей разных видов может найтись пара, у которой хромосомные наборы окажутся одинаковыми. Они могут дать потомство и стать родоначальниками нового вида. Такой новый вид будет следовать модели близкородственного размножения, образно говоря, тиражируя «ошибку печати». А фонарь при этом будет держать им господин Случай, и никто не знает, до каких пор это будет приносить позитивные результаты. Да, в процессе эволюции из медуз и червей могли со временем возникнуть позвоночные животные. Но с кем же должно было спариваться первое существо нового вида, вытащившее счастливый билет в лотерее бесчисленного множества случайных вариантов? Неужели человек разумный, тот самый Что помогло нашему древнейшему прапредку разделить горечь одиночества? Что вложило в его клетки определенное число хромосом? С кем ему можно было спариться? Эти и массу других подобных вопросов он был вынужден решать как можно быстрее, ибо в противном случае его ветвь, вершиной которой он являлся, просто вымерла бы, прежде чем он успел бы ногой пошевелить. Убежденные приверженцы теории эволюции ничтоже сумняшеся разрубают эти гордиевы узлы, выдвигая еще более нелепую гипотезу об одновременной мутации у близнецов или о так называемых «промежуточных формах». Что же они, собственно, имеют в виду? Самка человекообразного существа принесла близнецов, братики благополучно спарились с сестричками, и так якобы возникла новая ветвь. Однако этот вариант означает самый банальный инцест, то бишь близкородственное размножение, ибо другие человекоподобные существа, имевшие прежний хромосомный набор, явно не годились новым особям в качестве партнеров для продолжения рода. Хуже того. Инцест всегда и непременно усугубляет и усиливает сбой в генетическом коде; другими словами, это — путь в никуда. (Тот, кому доводилось делать фотокопию с какого-нибудь оригинала, а с нее — еще одну фотокопию, с той — еще одну и так далее, вскоре замечал, что через n-ное число повторов копия становится непригодной.) Агрумент о так называемых «промежуточных формах» еще менее удачен. Профессор Уилдер-Смит, первую из своих докторских диссертаций защитивший по органической химии и по праву считающийся одним из самых авторитетных ученых в этой области, показывает это на одном весьма выразительном примере: «Промежуточные формы, якобы возникающие в ходе эволюции, не способны выполнить никакой созидательной функции, ибо они абсолютно бесполезны. В качестве примера можно привести достаточно сложные и высокоразвитые организмы, такие, как самки кита, кормящие своих детенышей под водой, не подвергая их риску захлебнуться. Разумеется, в процессе эволюции от обычного соска млекопитающих к соску самки кита никакой промежуточной формы соска, приспособленной для подводного кормления, существовать просто-напросто не могло. Такой сложный сосок мог возникнуть либо сразу, либо не возникнуть совсем. Если предположить, что столь сложная система развилась постепенно, на основе случайных мутаций, это означает, что на протяжении долгих тысячелетий, пока шел процесс эволюции сложного соска, новорожденные детеныши китов все до единого были обречены на голодную смерть. Если при изучении столь сложной системы отвергнуть первоначальный замысел, наше легковерие подвергнется серьезному испытанию, ибо нам предлагается поверить в существование некоего разумного конструктора-разработчика сосков, который должен был, помимо всего прочего, обладать изрядными познаниями в области насосов и гидравлики». Такие аргументы, казалось бы, позволяют раз и навсегда «сорвать прежние знамена». Ан нет, вновь звучат истошные крики тех, кто — дьявол их знает ради чего — насмерть прилипли к прежним взглядам. Кит, заявляют они, это как-никак млекопитающее, которое некогда жило на суше и лишь гораздо позже приспособилось к жизни в воде. Но это возражение делает их аргументацию еще более нелепой. Какая безумная игра природы могла побудить млекопитающее, рожающее своих детенышей, как и положено, на суше, постепенно — по мере эволюции соска! — перетаскивать их к кромке воды и там, под водой, учить их сосать молоко по-новому? Случай поистине феноменальный! Остается лишь предположить, что для того, чтобы совершить это гипотетическое переселение с суши в воду, у кита, который как-никак является млекопитающим, должно было произойти не медленное, а резкое и скачкообразное изменение строения соска. Итак, «промежуточные формы» ничего не дают для решения вопроса о числе генов в хромосомном наборе. Более того, такие промежуточные формы вообще вряд ли когда-нибудь существовали. Сэр Фред Хойл называет находку окаменелых останков «промежуточных» форм не более чем легендой. Предоставим ему слово: «Эти рассуждения (о промежуточных формах, эволюции и дарвинизме. — Естественно, при таком положении вещей возникают сомнения и колебания. Но лучше пережить период сомнений, чем всю жизнь с пафосом изрекать заведомую ложь. Но если действительно не существовало никаких медленных изменений и промежуточных переходных форм жизни, то какова же причина, способствовавшая возникновению самих этих изменений? |
||||
|