"Выкуп за Ретифа" - читать интересную книгу автора (Ломер Кит)

2

Маньян и Ретиф оказались в числе последних, поспевших к длинному столу в конференц-зал. Они занимали свои места, сопровождаемые укоризненными взглядами выпуклых глаз посла Паунцрифла. Он сидел во главе стола рядом с миниатюрным Джитом, который здесь на Лумбаге, отправлял сразу две должности: посла с планеты Гроа и генерального председателя лумбаганской Комиссии Мира.

— Итак, если все мы готовы, — начал его превосходительство, — я…

— Секундочку, Гарвей, если позволите… — заговорил вдруг Джит своим обычным голосом — шепотком с придыханием. Так у гроасцев были устроены голосовые связки. — Сегодня моя очередь председательствовать на совещании. Так что, если вы не возражаете…

— Что такое?! — хрипло пролаял Паунцрифл. — Очередная маленькая шутка? Чудесно, все смеются, господин посол! Теперь, как я уже сказал…

— Смотрите-ка! Он все еще не понимает! Старина, передайте сюда молоток, и я продолжу совещание. — С этими словами Джит дернул микрофон на себя. — Так вот, друзья… — попытался он начать.

— Слушайте меня, Джит! — взревел землянин. — Вы прекрасно знаете, что сегодня утром я уступил вам место и в лифте и за завтраком: я отчетливо помню, что вам подали меню тогда, когда с моего стола даже еще крошек не стряхнули!

— Это не считается, — решительно возразил Джит и закрепил микрофон напротив своего места. — Сегодня я хотел бы узнать, каков прогресс в наших усилиях водворить на Лумбаге расовое равенство. — Его усиленное микрофоном шипение оглушительно разнеслось по залу, не оставив в тишине ни единого укромного уголка.

— …уж не говорю о том, как ловко вы подмаслили держателя автостоянки, чтоб вам перекрасили гараж раньше меня. — Возражение Паунцрифла перекрыло даже технические возможности микрофона.

— Каков же прогресс в наших усилиях облагодетельствовать статусом некомбатантов несчастных аборигенов этого забытого богом и погруженного во мрак мира? — невозмутимо продолжал Джит. — Конечно, не обижая их. — При этих словах он небрежно поприветствовал двух присутствующих на совещании наблюдателей-лумбаганцев, сидевших в дальнем конце стола в своих причудливых утыканных бусинами одеяниях. Те так же небрежно ответили на приветствие. У них были каменно-непроницаемые лица, и невозможно было понять, что у них на уме. К тому же они соблюдали абсолютную тишину, расположившись своими грузными телами в мягких креслах.

— Все последние шесть лет, что межпланетный Трибунал Мира исполнял здесь свои благородные обязанности по отысканию путей к расовому примирению, отмечены знаком прогресса, — стараясь наклониться как можно ближе к микрофону, заявил Паунцрифл. — К сегодняшнему дню завершено строительство сорока двух вилл для высокоответственных руководителей первого класса. Скажу больше: введен в строй биллиард на сто столов, увеселительное учреждение на сорок номеров…

— Обойдемся без фривольностей, — прошипел Джит и вернул себе микрофон.

— Я хочу обратить ваше внимание на недавнее освящение и введение в строй кибернетической исповедальни на сто келий, в которой важное место отводится священному устройству, снабженному песочными часами, приводящемуся в действие при помощи обыкновенной монеты. Это чудо способно пропускать через себя, подарив очищение, пару дюжин кающихся грешников в час! А между тем это всего лишь нехитрый механический набор плат на тысяче магнитов Госса…

— Хочется отметить, — прогремел-таки голос дорвавшегося до микрофона после краткой борьбы со своим соперником во главе стола Паунцрифл, — что процесс примирения протекает удивительно быстро. В ответ некоторым нашим критикам я могу привести результаты проведенных недавно статистических анализов специалистами в области здешнего мрачного феномена — насилия. Так вот, в них сообщается, что в прошлом месяце число потерь среди безработных бездельников в возрасте от восемнадцати до сорока девяти лет в светлое время дня сократилось более чем… э-э… более чем на 0,46 процента по сравнению с аналогичным месяцем прошедшего года!

Джит пригнул руку Паунцрифла с микрофоном к себе и отчаянно зашипел:

— В то время, как главный источник расовых конфликтов здесь, на Лумбаге, еще не выделен, в то время, как не определены четко направления идеологической борьбы и затраты на нее, уже достигнут несомненный прогресс в области изучения местного производства бус и четок — обстоятельство, которое материализует надежду на то, что в обозримом будущем, — ну скажем, в течение следующих пяти лет, — нам предстоит узнать определенно, — или в какой-то степени определенно, — кто кого избивает на этой планете. Я бы даже сказал: кто кем избиваем! Мы будем готовы также столкнуться вплотную с ответом на вопрос: кого и за что избивают?

— Ближе к делу, — попросил со своего места помощник военного атташе. — По-моему, понимание вопроса сводится к тому, что со всеми этими противниками, кликами, фракциями, расами, толпами, союзами, конгрегациями, бандами, отрядами, эскадронами и кланами, постоянно вовлеченными во всевозможные перебранки, потасовки, убойные схватки, нападения, несогласия, противоречия, междоусобицы, пререкания, войны, ссоры, взаимонепонимания, драки, скандалы, протесты, налеты, сидячие забастовки, погони, охоты друг на друга, со всеми этими ребятами, что меняют свои симпатии и дружеские обязательства без всякой видимой схемы и каждые полчаса, — так вот, с учетом всего этого, наши шансы удержать планету под единым флагом равны моим прекраснодушным мечтам получить звание полковника к Фестивалю Смерти. То есть — нулю.

— Увы, боюсь, мы теряем нить разговора, — тоном крайнего пессимизма прошипел один из посланников Гроа, сидевший рядом с помощником земного военного атташе. — Основная мысль заключается отнюдь не в том, сколько у аборигенов разнообразных шаек, а в том, что к настоящему дню уровень их агрессивности повысился настолько, что нам, беззащитным дипломатам, самое время хорошенько призадуматься. Только вчера меня пыталась затоптать какая-то волосатая нога, бегающая по улицам отдельно от других частей тела… Кроме глаз. Глаза у ней были…

— Боже правый, а что же я молчу?! — вскричал Маньян. — Не прошло еще и часа с того момента, как меня принудили иметь дело с жуликом, имевшим наглость посягнуть на неприкосновенность дипломата!..

— Хочется верить, все закончилось благополучно? Так, Маньян? — едко спросил советник по культуре.

— О, да! — вмешался Уорбатон. — К счастью, там был я и смягчил назревающий конфликт.

— Ба-а! — шипяще прошептал гроасец. — Здесь что-то затевается!.. Я чувствую это своими хрящами!

— Пффу-у! — фыркнул Уорбатон. — Я допускаю, что аборигены ненавидят нас за то, что у нас кожа неизменна и постоянного цвета. Но в остальном они такие же, как и мы с вами!

— Желательно, чтоб они были футов на шесть пониже нас, — заметил кто-то.

— Ну, хорошо. Прежде чем мы будем обсуждать проблемы единого правления на Лумбаге, — сказал долго не подававший голоса Паунцрифл, взорвав этим ровный гул, установившийся в конференц-зале, — сделаем вывод, — и это нам уже ясно, — что до тех пор, пока мы не научимся проводить четкие показатели различий между, — прошу прощения за выражение, — дикими формами жизни и населением, перед нами неизбежно будут стоять проблема классификации жизненных форм, таких как преступно-паразитическая, животная и разумная, более всего ценная своим избирательным правом. А теперь я прошу господина Ланчбана, нашего ксеноэколога, представить совещанию краткое сообщение о сложности и разнообразии биологии Лумбаги. — Посол одарил своего гроасского коллегу наигранной улыбкой и сел на свое место. Где-то в глубине стола, поднялся человек со скорбным лицом и редкими волосами ежиком, повозился немного со своими бумажками, откашлялся…

— Как его превосходительство изволил прозорливо заметить, — начал он, подпустив в голос побольше носовых звуков, — экологическая ситуация здесь, на Лумбаге, едва ли может быть прояснена при помощи обычных для этих случаев средств. Ну, начать хотя бы с того, что нам уже удалось классифицировать более двухсот тысяч различных биологических типов дикой природы в свободном состоянии существующих на островах. И это обстоятельство привело к тому, что наш экологический компьютер просто-напросто вышел из строя от перегрузок…

— Да, да, господин Ланчбан, — нетерпеливо зашипел Джит. — Если вам больше нечего добавить…

— …мы исходим также из данных палеонтологии, — нудно вещал Ланчбан, развивая свою мысль. — Та жизнь, что мы имеем здесь на сегодняшний день, спонтанно возникла из первобытного ила Лумбаги вследствие по крайней мере ста тысяч причин, причем совершенно различных…

— Что и говорить — фантастика! — раздраженно прошипел Джит. — Ну что ж, теперь поговорим о других вещах, таких, например, как пища для нас и женского гроасского оздоровительного санатория на Лумбаге…

— В то время как все из продолжающих существовать жизненные формы взаимно бесплодны, — не унывал Ланчбан. — И действительно, ведь обычное для нас воспроизведение жизни на Лумбаге не практикуется, — все же, нам кажется, что симбиозные взаимоотношения обеспечивают необходимый прирост биологических видов, имеющих свою экологическую нишу, м-да… необходимый для возможно более полного использования окружающей среды…

— Конечно, конечно, иначе и быть не может, — не терял надежды Джит. — Ну, а теперь насчет моего предложения подарить лумбаганскому народонаселению чудо искусства по типу Большого Театра…

— Ну, а теперь насчет «Ж-И», или, другими словами, насчет Жизненной Иерархии, — термин, принятый для набирающего высоту уровня сложности соревнующихся и сотрудничающих видов. Очевидно, что мы с вами стоим перед лицом упорядоченной градации биологического мира, начиная с лишенного всякого смысла и значения и существующего независимо пузыря желудка или протяженного внутри позвонков спинного мозга… э-э… через pneumopteryx или свободно парящее легкое, светящееся ночью — hepaticus noctens…

— Говорите кто-нибудь один — или землянин или гроасец, — раздраженно зашипел соотечественник Джита. — И, кстати, нужно все-таки иметь уважение к тем, кто не является специалистом в лингвистической казуистике.

— …для субкультурных видов, таких, как Скользящая Нога — Pedis Volens и Прыгающая Грудная Клетка — Os Leapifrons…

— Великолепно! — якобы сердечно воскликнул Паунцрифл. — Я убежден, что все мы насладились и вкусили от света доклада господина Ланчбана на известный предмет. Теперь — следующий раздел повестки дня…

— Продолжая, хотел бы сказать, — опять встрял Ланчбан, — что недавно мне удалось добиться крупного достижения в области классификации видов. — Он повернулся к стене и повесил на нее карту. — Вот эти, с позволения сказать, основные блоки здания лумбаганской жизни, которые я здесь обозначил для удобства с помощью китайских иероглифов, способны к гигантскому развитию, но конечное число комбинаций скрещивания органов и тканей, выявленное с помощью египетских иероглифоведов, которое обеспечивает скрещивание видов в определенной последовательности, способно создавать еще большее количество сцеплений форм, еще более сложный комплекс сущностей, — все это в приложении схематически набросано греческими буквами и норвежскими рунами. Карта, конечно, в самом общем виде показывает теоретические взаимодействия биологических подгрупп и групп в составе гипер— и супергрупп в свете предложенной нами гипотетической интергрупповой структуры, а также планы общих свойств подразумеваемых в замеченных про— и контрпоказателях социальной мобильности и взаимозависимость моделей (образцов), выведенных тщательнейшим просеиванием слухов, поступающих, главным образом, с базарной площади. Разумеется, все это только сугубо приблизительно.

— О, да! Рощи полны звуков, а базары, так это уж… — закричал полуживой Паунцрифл.

— Да. Я, к сожалению, проскочил самую интересную часть, но раз уж так получилось, господин посол… может… У меня сегодня есть для вас несколько слайдов, — поспешно забормотал Ланчбан. — Эй, Фреди! — Он театральным жестом, рассчитанным на эффект, просигнализировал своему помощнику, прятавшемуся до времени за дверьми.

Общий свет потускнел и сфокусировался на трех изображениях, помещенных прямо над заплесневелого вида орнаментом, украшавшим одну из стен.

На одном из табло взору собравшихся предстало существо семи футов роста, с непропорционально большой головой, усеянной к тому же какими-то беспорядочными наростами и выступами. Кисти разных по длине рук были обращены вперед, словно бы существо показывало, что оно ничего не украло. Причем руки росли прямо из плоского тазового пояса, к которому также были как бы привязаны три задние конечности, весьма длинные и тощие. Каждая нога на конце разделялась на две стопы с большим количеством пальцев.

Все существо с ног до головы было обтянуто полушкурой-полукожей, покрытой бородавками в превеликом количестве и к тому же изукрашенной в пурпурный цвет.

Второе существо было что-то около четырех футов роста, с комковатой бугорчатой головой, украшенной рогами, клыками внушительных очертаний, выразительными глазами и пушистым красным гребешком, хорошо сочетавшимся по цвету с кольцом мохнатой шерсти на длинной гибкой шее.

Последнее из представленных на табло существ почти сплошь состояло из отвисшего живота, своеобразно и неприятно отдающего матовой желтизной, сложенных и похожих на обрубки крыльев, щупалец-клещей и группы головастых отростков, предназначенных, видимо, для передвижения.

— Здесь мы имеем лабораторные модели гипотетических образований живой природы, олицетворяющих собой то, что обещает быть самым популярным. Модели выполнены в натуральную величину. Это и есть то самое, — заключал Ланчбан тоном изобретателя вечного двигателя, — что я определяю термином…

— В целом, — прерывая его, дал свой комментарий Уорбатон, — я считаю, что тот приятель, что слева, имеет наиболее здоровый вид. Правда, он несколько некрасив… Но, с другой стороны, эти вполне узнаваемые конечности и в общем-то знакомые…

— Беру на себя смелость предполагать в существе справа наиболее высокую форму организации, — заговорил посол Джит. — Тем более, что он обладает неотразимыми органами зрения, весьма эффективными клешнями и, наконец, что тоже важно, спокойно миролюбивой окраской, напоминающей мою собственную.

— Стойте! — послышался тонкий голосок, прервавший дебаты. — Я протестую!

Все обернулись на крик и увидели стоящего возле своего места одного из наблюдателей-аборигенов. Он имел шесть ног, которые прочно расставил, как таракан, в разные стороны, и шесть рук, которыми размахивал перед собой, стараясь привлечь к себе внимание.

— Я протестую! Мало того, что вы выставили эти несчастные раздетые тела, унизив тем самым наши святые тайны, но вы даже не попытались выбрать хоть сколько-нибудь выгодную гамму освещения! Что они там делают? Танцуют? Поют? Бьют поклоны? Показывают фокусы? Просто стоят? Я, например, не вижу!

— Ты смотри! — изумленно зашептал Маньян Ретифу на ухо. — Я не предполагал, что наблюдатели говорят на языке Земли. Боже, а вдруг, все, что здесь говорилось, они восприняли не в том смысле?!.. А в смысле своих диких предрассудков?!

— В них вообще очень много удивительного, — ответил Ретиф. — Я, например, не могу взять в толк, как они не захрапели на лекции Ланчбана.

— Все это любопытно, — задумчиво произнес Маньян. — Я готов поклясться, что еще вчера у одного из этих шестиногих было три глаза, а сейчас… один.

— Так, так… Секундочку, господа… э-э… или дамы, — засуетился Паунцрифл, успокаивая уважаемых гостей. — Уверен, никто из нас и не думал наносить вам и вашей морали обиду. А если это и случилось непреднамеренно, то обещаю вам — больше не повторится!

— Не стоит труда, приятель, — примирительно заверещал лумбаганец. Он достал из глубин своей хламиды небольшую коробочку и протянул ее вперед, к столу. — Отсыпь-ка в этот ящик пару монет — и покончим на этом.

— Ах да, разумеется! — облегченно затараторил посол. — Вообще, я думаю, что небольшая контрибуция на нужды… э-э… на нужды благотворительности… будет теперь очень даже кстати!

— Постой, приятель. Ты что-то там сказал о небольшой контрибуции? Так я тебе скажу, что пара тысяч стандартных монет меня, наверно, устроит. И не советуй мне, как их истратить. Это уж я сам. Но вот когда мне удастся вылезти в люди, тогда, может быть, меня и будут интересовать кое-кто из вас, скажем, ты, землянин, или тот пятиглазый. Кто знает, может, я вас, ребята, задействую на рекламе моего пищевого конвейера. Кстати, это неплохая шарага, и я являюсь на этом острове пока ее единственным агентом.

— Что это, черт возьми такое?! Посреди торжественных дипломатических раундов затевается какая-то уличная торговля! — возмущенно прошипел посол Джиг. — Какой-то конвейер!..

— Да, в самом деле, что вы тут такое говорили? — резко насторожился Паунцрифл.

— А что? Кто-то что-то имеет против частного предпринимательства? А, приятель? Как тебя понимать?

— Вы были аккредитованы на это совещание, как официальный наблюдатель, а не как поставщик производственных новинок, вот так и понимать!

— Ты это серьезно, парень? Да то же был совсем другой молодчик! Я его видел у входа.

— Наблюдателя?

— Ну да!

— А куда он пошел потом?

— Домой, больше некуда. У него там случились какие-то нелады с печенью и легкими.

— Так ему нужен был хирург? — проскрипел Паунцрифл.

— Ты, землянин, ребенок, что ли? Его печень улетела куда-то по своим делам, и он отправился за нею.

— Та-а-ак!.. Ну, хорошо, а вы что тут делаете?

— Зашел просто потому, что на улице было прохладно, ветерок, знаете ли…

— А второй? — Паунцрифл требовательно кивнул в сторону другого «наблюдателя», который в продолжении всего совещания сохранял полнейшее молчание.

— Этот, что ли? — улыбнулся торговый агент. — Да это же мой дружок Дифног! Я что-то вроде его опекуна, присматриваю за ним с тех пор, как он помешался.

— В катастрофе? — живо воскликнул пресс-атташе с каким-то болезненным интересом, вытянув шею, чтобы получше рассмотреть беднягу.

— Если бы. Это игра такая. Там, главное, успеть сделать девять передач, а он смог только семь. Вообще-то он сильный был игрок, но тогда что-то не заладилось с самого начала и…

— Ну что ж, это все, конечно, чрезвычайно занимательно, господин… э-э…

— Гнудф мое имя. Ну, ладно, побежал я. Если вы поспешите с денежками, конечно…

— Нахальный тип, — презрительно фыркнул Маньян после того, как посол, финансист и офицер безопасности удалились для тайного совещания по требованию «наблюдателя». — Грубое слово, конечно, но иначе не скажешь: наш дипломатический корпус на этой планете уже здорово насобачился отпускать бесплатные услуги или даже премии нашим bona fide или просто прощелыгам, вроде этого.

— Может, так лучше подвигается изучение местной жизни, — предположил Ретиф.

— Да уж, много изучишь по этому нахалу! — усмехнулся Маньян, но потом уступил: — А, впрочем, кто знает…

— Может быть, Гнудф разболтает что-нибудь о той шайке, что побила вчера все стекла в бюро информации библиотеки.

— Как же! Вообще, Ретиф, не придавайте этому значения: простое проявление юношеской бодрости и неприятия устоявшихся социальных форм.

— А толпа, что на прошлой неделе ворвалась в архив и выбросила из окна на улицу все подшитые досье вместе со служащим?

— Студенческая выходка, не больше.

— А вот я думаю, что ребята, которые забросали вонючими бомбами посольскую кухню во время банкета, выражали волю своих меньшинств.

— Несомненно то, что вся эта каша скоро полезет через край и мы уже не сможем воспрепятствовать этому адекватно. Посол тогда не хотел обижать повара жалобами на ароматы пищи, а гости и подавно, хоть носы зажимали. Но вот если бы посол Джит вздумал воспринять такое угощение как оскорбление, нанесенное всей планете Гроа, мы смогли бы только глубже уткнуться в тарелку.

— Ох, жаль, меня там не было! — сказал с чувством помощник военного атташе. — Так что, старику Джиту было наплевать на запах тротила?

— Наоборот! Мало подходящих сравнений найдется для описания того, как он морщился. Паунцрифлу пришлось пообещать на следующую вечеринку приглашать гроасских кулинаров.

— Я вас, кажется, отлично понял, господин Маньян, — сказал Ретиф. — Стало быть, в настоящее время, — плати не плати, — выяснить истинное положение дел с нашими врагами будет нелегко?

— Прямо в точку. Ваше умение отгадывать мысли является отличным аргументом тем, кто пытается утверждать, что будто бы наша земная культура клонится к закату.

Посол и его советники вернулись к столу, причем последние двое тут же опять удалились, захватив с собой аборигенов, очевидно, ставить подписи под финансовым соглашением, а Паунцрифл при помощи молоточка угомонил разгулявшееся в разговорах собрание и заговорил сам:

— Джентльмены! Мои предшественники на этом посту в деле мира на Лумбаге в течение шести лет не достигли практически никакого результата, признаемся сразу. Местная традиция уничтожать друг друга оказалась сильнее. Отчаянные аборигены продемонстрировали свою СИМПАТИЮ к войне! Ввиду всего сказанного для моей карьеры жизненно важно… то есть жизненно важно для успеха нашей миссии — осуществить прорыв в сфере расового примирения. И сделать это нужно без промедления. Разумеется, я уже могу представить подробный и продуманный план, полностью готовый к введению в действие. Но сначала я хотел бы услышать какие-нибудь соображения от вас. Итак, кто начнет?

— Могу предложить осуществление плотной бомбардировки всей планеты, — хрипло прошипел гроасский военный атташе. — На добивании отлично могут поработать ребята, вооруженные огнеметами, осколочными гранатами и всевозможными средствами химического поражения.

— Зачем? Зачем так жестоко?! — схватился за голову Маньян.

— Зато эффективно, — получил он ответ. — Никто не посмеет отрицать истину: нет населения — нет и беспорядков.

— Боже! — Маньян повернулся к Ретифу. — Это ли не прямолинейность?! Хороши же дипломаты, эти гроасцы!

— Может быть, кто-то желает предложить менее импозантную перспективу? — угрожающе произнес Паунцрифл. — Скажем, что-нибудь, что могло бы сохранить законопослушных избирателей для новой жизни на Лумбаге? Не вырезая при этом всех подряд?

— А как насчет конкурса, сэр? — пропищал Маньян. — Будем давать денежную премию тем, кто не хочет воевать?

— Это что же? — заорал помощник военного атташе. — Плати монету рахитику, дезертиру, штрейкбрехеру, самострельщику и ренегату?!

— А что, если давать деньги всем, кто придет за ними на конкурс? Прямо ходить вдоль очереди и раздавать? — в раздражении воскликнул гроасский советник по экономике. — Ну, раз стоят в очереди, значит, в ту минуту при всем желании не могут участвовать в очередном побоище?

— Очень тонко, очень тонко! — похвалил сказанное полковник Уорбатон, не уловив издевки. — Всех благонадежных мы будем ставить в очередь и пропускать вперед. Пропускаем, пропускаем, и в таком духе до тех пор, пока на воле не останутся одни головорезы, которые не хотят никаких премий, а только и думают, как перегрызть друг друга. И в этот самый момент — молниеносная облава и, пожалуйста: все неспокойные тараканы в банке!

— Но не получится ли по случайности, что мы сгребем определенный процент ни в чем не повинных некомбатантов? — с сомнением в голосе предположил пресс-атташе.

— Даже яйца не разобьешь, не пролив немного на пол, как говорили древние, — изрек полковник. — Так или иначе, но до тех пор, пока большинство населения являются активистами насилия, сезонными боевиками, скрытыми коммандос или коммандос по выходным, риск неудачи облавы исчезающе мал. Это говорю не я, это говорит статистика.

— Ну, хорошо, согнали мы их всех в концлагеря, а дальше что?

— На пенсию, — без улыбки ответил Уорбатон.

— В ваших предложениях, джентльмены, дает о себе знать материалистический акцент, — холодно сказал Паунцрифл, заставив остальных замолчать. — Насколько я могу припомнить, массовые подаяния и все иные благодеяния такого рода для достойных имели место на Земле в течение столетий. Я же думаю, что порядка можно добиться и иначе.

— Как ни крути, а все равно попахивает сокращением бюджета, — промычал кто-то из финансистов.

— Джентльмены! — Глава земной делегации мрачно окинул взором стол, — лихорадочно соображая, какими умными словами создать гармонию с внешне представительным видом. — Или же мы добьемся заметного ускорения объединительных процессов на планете, или, как я подозреваю, некое число карьер многообещающих дипломатов завершится в самом начале быстро и без лишнего шума… Профнепригодность, господа! — объявил он, эффектно раскинув руками.

— Если откровенно, господин посол, — заговорил Маньян, — то тут одно из двух: или нам удастся преодолеть в местных жителях антиземные настроения в самом ближайшем будущем, или нас могут перестрелять раньше, чем мы будем уволены по профнепригодности, как вы точно изволили выразиться. Да что тут говорить, если вот прямо сегодня…

— Антиземные настроения? Ерунда, Маньян! Пустая болтовня. Я же ведь уже говорил, насколько велика здесь популярность нас, землян…

Словно в продолжение сказанного в следующую секунду одно из окон, как раз около посла, разлетелось вдребезги, и вместе с осколками стекла на пол шлепнулся увесистый булыжник, обернутый листком бумаги. Вице-консул проворно бросился под стол и поднялся уже с бумагой. Он развернул ее.

— Так… Так, так, так… Видимо, послание… Ага, вот! — сообщил он, откашливаясь. — Читаю: «ХОРОШИЙ ЗЕМЛЯНИН — МЕРТВЫЙ ЗЕМЛЯНИН!»

— Ну поняли? — весело, словно этого текста только и ждал, воскликнул посол Паунцрифл. — Только близкий друг смог бы позволить себе столь смелую остроту. С этим ясно, а теперь мы объявим перерыв — надо всем готовиться к вечернему ужину.

— Хорошая мысль о перерыве, — сказал Уорбатон. — Пока наш близкий друг не вздумал кидануть вслед за камнем гранату и разнести этот домишко к чертям собачьим!