"Джин Грин — Неприкасаемый" - читать интересную книгу автора (Горпожакс Гривадий)Глава восемнадцатая. Операция «Великий медведь»Ни Джин, получивший вместе с офицерским званием должность Экс-оу, начальника штаба команды, ни его новый командир — Флойд Честертон не знали, куда они летят и на какую землю будут прыгать. Из встречи с генералом Троем Мидлборо стало ясно, что их операция сверхсекретная, а положение в мире чрезвычайное: месяц назад ураганом пронесся карибский кризис, никто не знал, что будет через неделю. — Есть ли у вас просьбы, пожелания? — спросил у Джина генерал после короткого напутствия. — Я хотел бы, если это возможно, сэр, лететь на задание со своей прежней командой. Этих людей я знаю. — Что вы на это скажете, капитан? — Не возражаю, сэр, — поддержал Джина капитан Честертон. — Будет так, — генерал велел адъютанту вызвать старшего офицера по кадрам. — Где я смогу сменить куртку? — спросил в приемной Флойд Честертон у подчеркнуто важного адъютанта. — Где хотите, сэр, — развел руками тот. — Вас еще не учили вежливости?! — Я не думал, что это вас обидит, сэр. Джину понравилась резкость нового командира, и «фруктовый салат» на груди Честертона тоже импонировал ему. Он был благодарен капитану за поддержку в кабинете генерала, и ему вдруг захотелось сказать этому мужественному человеку что-то приятное. — У вас, кажется, все имеющиеся в природе знаки отличия? — сказал он. — Отсутствует почетная медаль конгресса. У нас ее пока что носит только один человек: Роджер Хью Донлон. — Чем же он отличился? — Говорят, это действительно отчаянный человек. Но главное — счастливчик. Среди мертвецов можно было бы подыскать и похрабрее… Я тоже счастливчик. Меня так и прозвали на фронте — Лакки — счастливчик. Так что, Джин, зовите меня Лакки. Всю дорогу в машине Флойд молча смотрел в окно. Иногда он закрывал глаза, то ли думая о чем-то, то ли что-то припоминая. Он не дремал, а просто отключался. На аэродроме незадолго до посадки командир неожиданно сухо произнес чуть ли не речь. — Прыгать будем по шесть человек из двух люков. Этим достигается наименьшая площадь рассеивания. Если мы точно выйдем на ди-зи, — а наши летчики, как правило, на цель выходят точно, и нас не подведут данные зондирования и метеосводки, — разброс группы должен быть не больше, чем четыреста пятьдесят ярдов, и никто не угодит на деревья. На то, чтобы всем собраться, уйдет десять-пятнадцать минут. — Вас понял, Лакки, — Джин подтянулся с тошнотворным, сосущим чувством, впервые ощутив дыхание опасности. — Вы, надеюсь, тренировались в прыжках на деревья? — Нам случалось прыгать. — Удовольствие не из приятных? — Чего уж там… — Что говорят ребята? — Сидят на пятисотфунтовых бомбах и ждут посадки. — Они о чем-то вас спрашивали? — Их смутило арктическое белье, выданное перед полетом. — Кто из них самый храбрый? — Думаю, что Бастер — Бак Вуд. — А самый надежный? — Берди… Стиллберд. — Долговязый такой… Левое плечо тянет? — У вас наметанный глаз. К ним подошел бортмеханик. — Все в ажуре, сэр. — Благодарю. У нас еще есть время… Скажите, Джин, если это, конечно, не тайна, каким ветром вас занесло сюда? Вы ведь врач. Не так ли? Из семьи с приличным доходом. На кой вам черт прыгать в черную дыру люка? — Это длинная история, — отмахнулся Джин. — А время на исходе, не правда ли? — Честертон замолчал. Они молча обогнули толстопузый «Си». — Ведите людей на посадку! — спокойно приказал Флойд — Слушаюсь. Первым, кого увидел Джин, был джамп-мастер[80]: плечистый человек, с крючковатым, с римской горбинкой носом, с широкими, массивными плечами и серо-голубыми глазами. — А ну, веселей! — прикрикнул он на десантников, медленно ползущих по трапу — В вашем возрасте я был гуттаперчевым и переходил на спор через площадь на руках.. Они летели на высоте свыше двадцати пяти тысяч футов. Под ними менялись только формы и цвет облаков, но и об этом никто не знал, так как шторы на всех иллюминаторах самолета были плотно задраены. Компасы лежали где-то в контейнере, и невозможно было определиться. Как ни прикидывали, а арктическое белье путало карты любых предположений. Берди трижды с загадочным видом выходил в туалет и возвращался оттуда повеселевшим. Бастер спал почти весь полет. В последнюю тридцатиминутку его разбудил бортмеханик. — Бутерброд, кофе? — предложил тот. — Храню живот перед прыжком. Главное — пустой живот, — не открывая глаз, пробормотал Бастер. — Нужно подкрепиться! — настаивал бортмеханик. — Убирайся! — наконец-то проснулся Бастер. Сонни играл с Тэксом в «лавитора». Они плавно бросали друг другу раскрытый «спринг-найф». Тот, кто не ловил нож за ручку, проигрывал доллар. Это кончилось тем, что они поссорились и съездили друг другу по роже. Им пригрозил джамп-мастер, и спорщики присмирели. Доминико сидел за Джином, крайним справа. Он был бледен. Джину казалось, что его мутит от страха. Черные подглазники итальянца теперь особенно резко подчеркивали его матово-бледное лицо. Джин и Флойд то дремали, то говорили о чем-то отвлеченном. После снижения до высоты 1200 футов самолет начало бросать из стороны в сторону — это летчик менял курс, сбивая с толку наземные радары. — Прыгать будем с тысячи футов, — сказал Флойд, вытянув ноги поудобней. — Интересно, где вы были, Джин, в это время в прошлом году? — Играл в кегельбане, построенном миллиардером Аристотелем Онассисом. Это напротив его же казино в Монте-Карло. — А я лежал в госпитале после ранения в Лаосе. Меня подстрелили солдаты Патет-Лао. В госпитале всегда хорошо лежится после того, как снимут швы… Розовый рубец еще тянет, он кажется непрочным, но его края уже схвачены намертво. В такое время неплохо подружиться с медсестренкой. У меня была самая красивая — Банни. Я ее называл Блэк Банни — Черный Кролик. Она была мне по пояс и говорила так, словно полоскала воду в горле. — Вы, оказывается, лирик, Лакки. — Нет. Мне просто было тогда хорошо. Наши палатки стояли входом к морю. Дул бриз. Мои соседи — все ходячие. И мы с ней встречались… Солдат, Джин, живет на войне от ранения до ранения, от отпуска до отпуска, от женщины до женщины. — Флойд посмотрел на часы. Джин заметил, что они были крупные, с толстой секундной стрелкой, фосфоресцирующие, на широком золотом браслете, охватывающем широкое запястье. — Я прыгаю в левый люк. Вы — в правый. Кто у нас радист? — Мэт… — Он прыгает вслед за мной, четвертым. Вы — предпоследним. Впереди зажглась красная сигнальная лампочка. На металлических скамьях стихли разговоры. У Джина засосало под ложечкой. Что это, страх?.. Возможно. Джин еще не знал, как бывает страшно в боевой обстановке. Зато про все это знал Лакки. Он знал, что страшно всегда: и перед прыжком в бездну, и перед высадкой на чужой берег, когда черная полоска земли неумолимо надвигается на тебя в ночи. Страшно, когда бредешь по клочку чужой земли, не зная, заминирована она или нет, и когда в сплошной мгле продираешься сквозь чужой лес и каждый черный ствол кажется тебе притаившимся врагом, и когда ты лежишь на спине, подняв над собой ножницы, перед тем как прорезать первую дыру в колючках «концертины». Потом страх пропадает. Стоит только увидеть противника и войти с ним в соприкосновение. Страшно до. Иногда и после. К этому не привыкнешь. Это можно или пересилить… или не пересилить. — Хук-ап! — скомандовал джамп-мастер. Все встали и зацепили карабины выбросных фалов за стальной трос над головой. Джамп-мастер проверил, правильно ли у всех зацеплены карабины. Они были зацеплены правильно. Самолет вышел на ди-зи, но пролетел дальше, совершил крутой вираж и вновь вернулся в район выброски. Он продолжал вводить в заблуждение наземные радарные посты противника. От резкого снижения у всех заломило в ушах. Инструктор поднял руку: пять растопыренных пальцев — осталось пять минут. Люки открыты. К их бортам плотно придвинуты контейнеры. В темном полукруге люков, словно трассирующие пули, тянутся и гаснут красные искры выхлопных моторов. Флойд Честертон, Мэт, Берди, Бастер, Сонни — у правого люка. Джин, Дуче, Тэкс и остальные — у левого. Под левым плечом у всех — автомат Ар-15. За спиной — основной парашют. На груди — запасной. Руки лежат на груди. Правая рука у кольца запасного парашюта. Инструктор поднял три пальца: самолет вышел на прямую. Осталось три минуты. Сто восемьдесят секунд они еще будут стоять, плотно прижавшись друг к другу. Их еще объединяет палуба самолета. Один палец, как перст божий, поднят в воздух. — Одна минута! — выкрикнул джамп-мастер. Мало ли что случается с человеком. То у него не хватает сил переступить порог люка, человек выключается от страха или зажмется вдруг неожиданно. Тогда баунсэр резко толкнет его в спину и скажет: «Пошел!» Ко всеобщему удивлению, джамп-мастер еще раз проскочил вдоль строя десантников, проверяя, все ли правильно зацепили карабины вытяжных фалов за трос. — Проверьте свой карабин! — крикнул он Джину. Джин поднял голову и увидел, что карабин его вытяжного фала отцеплен. Инструктор поглядел в сторону Доминико, но ничего не сказал, пристегнул карабин Грина. — Реди, готовьсь! — скомандовал баунсэр. На переборке погас красный свет и зажегся зеленый. Джин скомандовал: — Доминико, вперед! Тот, как обреченный, вышел из-за его спины, протиснулся к люку и, не дожидаясь команды «гоу!», шагнул в дыру люка. — Так бывает! — почесав крючковатый нос, на ухо Джину прокричал инструктор. — Шагнет человек в дыру на десять секунд раньше срока, а встретишься с ним уже после войны. «В третий раз меня хотели убить!» — подумал Джин. Сразу же все соединилось в одну стройную цепь: нож, просвистевший над ухом, пятидесятиграммовый заряд Ку-5 в бутсе, отстегнутый карабин. Кто стоял за спиной Доминико? Чак… или, может быть, действительно Красавчик, — не все ли теперь равно… — Гоу! — крикнул вышибала. Сначала полетели вниз тюки, потом начали прыгать люди. «Подбородок к груди! — вспомнил Джин. — Локти прижаты к бокам. Ноги вместе. Ну!» — Попутных ветров, малыш! — послышалось ему. Первым ощущением были удар в грудь и звон в ушах. Потом мощный поток воздуха перевернул, завертел, завинтил его и сунул под хвост самолета. Потом он выпал из этого потока и свободно полетел вниз. «Откроется или нет?» — это была единственная мысль, лихорадочно работавшая в мозгу. Томительные секунды хаоса, и по-прежнему только одна мысль: «Откроется или нет?» И вот долгожданный хлопок парашюта над головой. Джин поднял голову: над ним парил белый купол. Ощущение полного счастья, покоя и равновесия овладело им, и сразу же вокруг проявились луна, лес, снег. «Снег! Значит, мы где-то на севере. Но где?» Чувство счастья сразу же пропало. Его вытеснила тревога. Джин огляделся и увидел, как среди раскрывшихся зонтов парашютов чье-то тело камнем падало вниз. Видимо, не сработали ни запасной, ни основной парашюты. «Кто это? Берди, Бастер, Сонни, Мэт?» Одно мгновение, и кого-то не стало. Джин почувствовал, как у него начали мерзнуть щеки. Выдохнул воздух: идет пар изо рта. «Согни ноги в коленях, расслабь мышцы бедер, вытяни вперед носки бутсов». Он упал в сугроб. Выбрался из него. Отстегнул карабины на груди и на ножных обхватах, погасил парашют и зарыл его. Потом он вынул транзистор, поймал позывные радиобуев, спрятанных в контейнерах, определился на местности и двинулся к месту сбора. Они собирались, как положено, с предосторожностями. У них был выработан цифровой пароль — девятка. Предположим, видны силуэт или тень на снегу. Кто это — свой или чужой? Короткий свист. Тебе ответили правильно, ты выбрасываешь четыре пальца. Он показывает — пять. Сумма цифр правильная. Значит, свой, значит, не засада. Их выбросили на большую поляну в лесу. По глубокому целинному снегу двигаться было трудно, собирались около двадцати минут. Пришли все, кроме Доминико, Мэта и Флойда Честертона. Доминико выбросился раньше срока… Он мог упасть на лес, его парашют раскрылся, но ясно, что он все равно не придет. «У кого же не раскрылся парашют, у Мэта или Флойда?» — гадал Джин. Вскрыли контейнеры, раздали всем лыжи, НАЗ (носимый аварийный запас), подбитые оленьим мехом парки, капюшоны на беличьем меху, арктические теплые брюки лучшей фирмы «Кинг оф зи норз» — «Король севера». Уже распределили взрывчатку и «стерилизовали» ди-зи, зарыв контейнер из стеганого авизента с ватой, а Мэта и Флойда все не было. Наконец-то вдали обозначилась фигура человека. Он шел прямо на них, чуть покачиваясь и припадая на левую ногу… Это был Мэт. Он молча подошел к Джину, протянул ему золотой браслет командира и пакет… — Это был мешок с костями, — сказал Мэт. — Парашют командира не раскрылся. Я зарыл его и сделал зарубку на кипарисе. — На чем? — перебил его Тэкс. — Я работал в этих краях: на аляскинском кипарисе. Джин не слышал слова Мэта. Он почему-то вспомнил слова Флойда: «Я тоже счастливчик. Меня так и звали во Вьетнаме — Лакки — счастливчик». Затем он вскрыл пакет и прочел боевой приказ: «В связи с обострившимся международным кризисом Вооруженные Силы США по приказу верховного главнокомандующего — президента США приведены в состояние боевой готовности э 1. Учитывая особую важность арктического района, начальник объединенного комитета начальников штабов генерал Максуэлл Тейлор приказал приступить к операции «Великий медведь». Согласно плану операции ваша команда А—234 десантирована на территорию Советской России — Чукотский п-в, 65° северной широты, 160° восточной долготы, квадрат 2413, карта масштаба 1:200 тыс. Приказываю: 1. Выйти в район узкоколейной ж. д. азимутом 135° — Энтурмино — Эймелен и в ночь на 13 декабря заминировать ее зарядом Ку-5 весом 35 фунтов. 2. Следуя далее по азимуту 25°, выйти в район гидроэлектростанции (река Кымынейвеем), данные спутника «Сэмос-52», и вывести ее из строя любыми средствами. 3. 19 декабря в р-не Северного полюса состоится встреча подводных лодок «Скат» и «Морской дракон», вооруженных ракетами «Поларис». Они вышли: одна из Пирл-Харбора, другая из Нью-Лондона, штат Коннектикут. В указанное время необходимо выходить в эфир, служа радиомаяком для подводных лодок…» Далее следовало несколько пунктов, примечание и подпись: генерал-майор Трой Мидлборо, командующий военной базой Форт-Брагга. — Вот тебе, Мэт, и аляскинский кипарис! — проговорил Джин. Утро так и не наступило. Они шли без привала вот уже четыре часа подряд. Казалось, должен был уже забрезжить рассвет, но рассвет не наступил и в полдень. Над снегами, над черными елями и низкорослыми соснами царила полярная ночь. Джин об этом крае знал только понаслышке. Где-то он читал о том, что природа и климат Чукотки во многом сходны с климатом Аляски: холод, бесприютность, вечное белое безмолвие. Грин и Берди били лыжню по очереди. Вернее, в основном работал Джин. Когда он выбивался из сил, выходил вперед Берди, сухощавый, долговязый, но жилистый. Кроме них, эту тяжелую работу могли делать и Тэкс с Бастером, но Джин выслал их вперед, головным охранением. Так случилось, что Флойд Честертон погиб. Доминико, если он остался жив, на ди-зи не вернулся, Мэт нес на себе рацию ПРУ—10, проклиная свою «шарманку», но благодаря бога за то, что ему достались сравнительно легкие батареи. Сонни видел до этого лыжи только в кино. Он обливался потом, наступал сам себе на ноги, падал с лыжни, кряхтел, виновато оборачивался, но шел, стараясь не отставать от других. Остальные несли взрывчатку, пулемет, весивший свыше тридцати фунтов, и диски. Тот, кто хотя бы раз в жизни долго бил лыжню, знает, как трудно идти по целине впереди других и, чуть откинув назад корпус, на прямой ноге, попеременно вытаскивать лыжи из глубокого снега. Нужно иметь сильный пресс, железные ноги, а главное — терпение. Вскоре Джин научился определять направление, не глядя на компас. Ветер в этом краю дул с севера, и поэтому летящий снег обметал северную сторону деревьев. Был тридцатиградусный мороз, полярная ночь, чужая земля, и за каждым кустом, на спуске или подъеме, их могла подстерегать засада. В примечании к боевому приказу было сказано: первый привал сделать через четыре часа среднего хода. Настало время короткого отдыха. — Советую не садиться, — объявил Джин. — Можете снять «комбет-пек» и для настроения выпить «джи-ай-джина». — Вы, сэр, лучший в мире человек! — воскликнул Берди. — Но формулировка «выпить для настроения» все же расплывчата. — Ты что-нибудь знаешь об этих местах? — спросил Джин у оживившегося вдруг Берди. — Только то, что по этому лесу бегает страшный тундровый волк… — Во дает! — сказал Бастер. — И откуда это вы все знаете, мистер Всезнайка? — язвительно процедил Тэкс. — Любознательные канадцы в отличие от тупых техасцев, странствуя по свету, не закрывают глаза, — скороговоркой выпалил Берди. — Это все, что ты знаешь, Берди? — спросил Джин. — И еще я где-то прочел, что северное сияние похоже на гигантские разноцветные шторы. — Во дает! — вновь восхитился Бастер. — Все занимаются не своим делом, — сказал Мэт. — Я, кубинец, гибну в снегах. Ты, Берди, прирожденный ученый, а лезешь в «зеленые береты». Берди отстегнул флягу, выпил и, уже ни к кому не обращаясь, сказал: — Я, кажется, забыл шприц. Распечатав несколько пакетов с рационом «Си» и наскоро подкрепившись, десантники «обработали» место привала и снова двинулись в путь. В небе послышался мощный гул авиационных моторов. Самолетов еще не было видно, но тревожный рокот надвигался издалека, усиливался, невольно прижимая людей к земле. Вскоре на большой высоте появились реактивные бомбардировщики. Они летели на север, оставляя в звездном небе белые шлейфы. Джин посчитал: десять звеньев. Десять троек. Белые шлейфы расползлись, сплелись, начали таять и наконец растворились. Гул самолетов затих, скрип лыж возник снова, но теперь он казался более тревожным. — Это наши самолеты, — проговорил Бастер. Все молча переглянулись. «Неужели началось? — подумал Джин. — Неужели доигрались?» Мутный ужас захлестнул его, когда он подумал, что сейчас делается в мире, если ЭТО уже началось. — Да, это наши, — прошептал Сонни и вдруг крикнул: — Ребята, неужели?.. — Молчать! — скомандовал Джин. — Мы должны идти вперед. Следите за небом. Нам страшны вертолеты. Вертолеты не заставили себя долго ждать. Сначала откуда-то слева послышалось несколько одиночных выстрелов. Впереди было озеро. Джин остановился и сверил азимут: они вышли точно. Как быть? Идти указанным курсом — при свете луны, по открытому месту, — тогда в случае обнаружения никому не уйти. Обходить озеро — огромный крюк и прямое нарушение боевого приказа, в котором сказано: «Выйти в район узкоколейной ж. д. азимутом 135° — Энтурмино — Эймелен». Джин вынул карту и подсчитал, что примерно в двух ходовых часах должен лежать поселок Энтурмино. Джин оттолкнулся сразу двумя палками и пошел по просеке курсом на озеро. Когда они начали пересекать озеро чуть левее центра, из-за леса появились три вертолета. — Ложись! — скомандовал Джин. Эта команда была тотчас же передана по цепочке. Десантники вдавились в снег, раскинув ноги, не освобожденные от лыж. Вскоре вертолеты оказались чуть ли не над головами. На их фюзеляжах ясно виднелись красные звезды. «Звезды» начали кружить над ними, почему-то не стреляя. Джин закрыл глаза. Ему вспомнилось сафари, охота на льва в саванне. …Они охотились с вертолета. Затравленный и беспомощный лев бежал, не понимая, что за чудище гонится за ним. Он кидался из стороны в сторону, пытался путать следы, поднимал голову, закидывая львиную гриву, то рыча, то воя. Но куда бы он ни бежал, рокочущее чудовище висело над ним. Наконец-то его выгнали на лысый пятачок. И теперь уже они были, как говорится, один на один. Джин спросил у летчика: — Стрелять? — Как хочешь, — буркнул Кейвин. Вот уже год он возил людей, этих зажравшихся туристов, и ему опротивели те «смельчаки», что лупят по несчастному зверю, сам находясь в полной безопасности. — Какое же это сафари? Сафари — это когда не знаешь, кто кого убьет — ты зверя или он тебя. Однако он ничего не сказал Джину. — Не буду стрелять, — сказал тогда Джин. — Папа Хем никогда бы не выстрелил. Из-за его спины тогда выстрелил толстый голландец. Он выстрелил почти в упор! Лев упал не на спину, как обычно, а мордой вперед, словно он не был убит, а просто пытается вдавиться в землю. Точь-в-точь как теперь он, Джин. С той только разницей, что тогда лев лежал в саванне, а он теперь лежит в снегу. Лев ничего не мог вспомнить, ни о чем не пожалеть. А может быть, и лев вспоминал что-то и жалел о чем-то?.. Он поднял голову: вертолеты уходили прочь. Что это, разведка? Возвращение домой после боя, когда все патроны израсходованы? Или летчики ночью не увидели их? Тогда зачем же они кружили?.. Десантники поднялись и пошли. Уже не разговаривая ни о чем, не задавая друг другу вопросов. Снег скрипел однообразно, назойливо, до рези в ушах. Снег отливал голубизной. Потом голубизна пропала, небо побелело, снег стал сахарным, надоедливо сахарным, до тошноты. Сонни уже идти не мог. Его тащили по очереди. Потом он сказал: — Дальше не могу. У него пересохли губы, на щеках, ближе к носу, появились следы обморожения. Он дышал со свистом, ноги у него стали ватными, он не мог ступить и шагу. Тогда Джин приказал сделать носилки. Пока Мэт и Тибор их мастерили, был перекур. Берди допил свой запас «джи-ай-джина» и крикнул Тибору: — Алло, мадьяр! — Чего тебе? — Подойди-ка! Берди расстегнул на морозе брюки, снял набрюшник и сказал: — С возвратом. Это мамин сувенир. Моя мама — кассирша из «Армии спасения». — Закусывать нужно, — огрызнулся Тибор. — Возьми! — сказал Берди, — Это самая крепкая кожа в мире. Стяни этим ремнем носилки, Сонни тебе потом свечу поставит. — Постучи по дереву, болтун! — Тибор рассердился, но набрюшник взял. Впереди послышался знакомый посвист: длинный и два коротких, сквозь передние зубы. Это вернулись из охранения Бастер с Тэксом. — В полумиле — одноколейка. Охраны никакой, — доложил Бастер. — По дороге нас кто-то обстрелял и исчез, лесник, что ли. Бастер чувствовал себя, судя по всему, как дома. — Бастер чокнулся, — сказал Джину Тэкс. — Я своими глазами видел вооруженных эскимосов. Человек шесть. Они стояли за стволами деревьев в сорока шагах. Стояли и смотрели на нас узкими глазами. И не двигались. — Это ему померещилось от страха, — сказал Бастер. …Ку-5 похожа на замазку. Из нее можно лепить лошадей и бабочек. Ее можно взять в рот и жевать, как жевательную резинку. Ее можно забросить на дно реки, она там пролежит хоть год — ей ничего не сделается. Ку-5 — пластик с особым нравом — мрачное орудие взрыва. Прилепи этот пластик к стальному рельсу, вставь капсюль-детонатор, пусть только он сработает — и ты увидишь, что таится в этом мирном пластике. Все было сделано как нужно: они заминировали железнодорожное полотно, поставив вместе с Ку-5 взрыватель МЗД (мину замедленного действия). Замаскировав минированный участок снегом, отошли в лес. Через час, когда они были от железной дороги на расстоянии примерно двух миль, до них донесся звук взрыва. Потом пошел слабый снег и мороз ослабел. На длинном конце веревки, за спиной у Бастера, болталась разлапая ель. Он шел замыкающим. Ель в такт шагам раскачивалась, заметая лыжню. Снег припорашивал следы ели. Однообразное движение — шаг за шагом, вот так и нужно идти, не спеша, враскачку. Джину невольно вспомнились слова Лакки: «Так и будем жить, пока не убьют или не ранят, от госпиталя до госпиталя, от отпуска до отпуска, от женщины до женщины». «Рановато, брат, ты начал себя жалеть, — с неудовольствием подумал о себе Джин. — Все только начинается… Подумаешь, холодно, Чукотка, ночь, безмолвие. А джунгли лучше?» «Лучше… Лучше кто угодно, только бы не русские». «Это почему же?» — продолжал он внутренний диалог. «Не знаю. Странный край, странные люди: стоят за стволами — и не стреляют». Где же хотя бы белые совы, или олени, или тундровые волки, черт возьми! За спиной только хруст, хруст и ощущение, что что-то должно случиться. Вдруг вскрикнул Тэкс: — Они! Это они! Джин остановился. Поглядел вправо — никого. Впереди — никого. Тэкс упал в снег, изготовился к стрельбе. Наконец Джин увидел их. — Левее холма! — крикнул он. — Градусов двадцать. Ориентир: группа елей. Оттуда (Джин это четко слышал) по-русски прозвучала отрывистая команда: — Огонь! — Ложись! — скомандовал Джин. — Огонь! У него за спиной заработал легкий пулемет-браунинг. Это стрелял Тибор: пятьсот пуль в минуту. Меж стволов заметались тени, и сразу же безмолвный лес ожил, наполнился криками, руганью, стонами, лаем собак, проклятьями. Русских много! Они были в белых маскхалатах и шли со всех сторон. Джину показалось, будто он лежит в центре вертящегося карусельного круга. И снова чья-то команда — Взять живьем! Прямо к нему шел человек в собольей шкуре, в меховой шапке с длинными ушами: чуть сплюснутое желтое лицо, широкие скулы, узкие лезвия глаз. Джин выстрелил в него в упор. Очередь! Еще одна! Соболья шкура эскимоса задымилась. Желтая кожа на скулах человека собралась в складки — он улыбался. |
||
|