Горланова НинаМетаморфозы

Нина Горланова

Метаморфозы

* * *

Вчера соседка сказала:

- Меня рано замуж-то мать выгнала! После развода с отцом она завела любовника, и я ей мешала. А теперь маме семьдесят - просится жить ко мне. Но после развода я завела любовника... она будет мешать.

(Я собиралась эту историю озаглавить "Песочные часы", но потом решила, что тут ничего нельзя добавлять - она и так говорит много. Я, услышав это откровение соседки-раскрасавицы, почувствовала такое же волнение, какое испытала после первого прочтения "Евгения Онегина". Шаламов писал: "Евгений Онегин" волнует не потому, что это энциклопедия русской жизни, а потому, что там любовь и кровь". А я думаю иначе! "ЕО" волнует не потому, что там любовь и кровь, а потому, что Онегин наказан за свое пренебрежительное отношение к любви Татьяны - он ее же и полюбил, но поздно (она другому отдана и пр.). Есть, видимо, в человеке тоска по справедливости в этом мире, ну а про другой мир не нам судить...)

* * *

Я гостила у родителей. А мой отец в это время гостил где-то, может, у друга - я забыла. А тут нужно отметить, что он из детского дома. Родителей раскулачили или разорили, он только помнит, что мать его умерла после этого от разрыва сердца... А что такое выросший в детдоме человек? Крайне сдержан. Даже суров. Его в отроческие годы взяли в семью из детдома, но характер уже сложился. И вот, будучи в гостях, отец нам шлет телеграмму: "Доехал нормально. К. купил машину целую". А нас было в квартире семнадцать человек! У меня три брата, их жены, дети... И мы недоумевали: купил машину целую, а разве по частям машины продаются? Деньги частями отдавал? Шифр какой-то тут? Но ни о чем не договаривались... Исказила что-то телеграфистка?

И вот настал день приезда отца. Сразу мы спросили: какую машину целую купил К.?

- Это было "целу'ю", - отвечал он.

Нас было семнадцать человек, и ни одному не пришло в голову, что это "целу'ю"! Ну не мог - никогда - написать так такой человек. И мама моя наклонилась и побежала в другую комнату, и у нее слезы падали перпендикулярно лицу - на пол. А я бросилась к записной книжке и записала: "О, Чехов! Ты прав - люди с годами меняются к лучшему!".

Отцу тогда было шестьдесят лет, и он уже перестал так сильно походить на Михаила Афанасьевича Булгакова...

* * *

В наше время в "Войне и мире" мы любили Наташу, Пьера, Марию... Моя дочь Даша, правда, уверяла, что ее любимым героем стал Денисов. А вот в 1999 году ученица десятого класса написала в сочинении, что ей больше всех нравится... Элен! Да-да! "Я любуюсь, как она несет свое тело". Вот времена! В нашей юности представить было невозможно такую фразу в сочинении... За что боролись, на то и напоролись... И все же очень интересно было бы узнать, как же сложится судьба этой девочки.

* * *

Я шла по улице Клары Цеткин. И вдруг вижу огромную груду книг! Выброшены. Штук так пятьсот. А я двадцать лет собирала книги, каждый день посещала по 5-7 магазинов. И я решила посмотреть эту груду. Сверху лежали альбомы с фотографиями, "Евангелие" и записная книжка. Листанула альбомы: на фотографиях молодые люди, видимо, муж и жена, потом она беременная, наконец втроем с ребенком. Почему же хозяева все выбросили? Вот том Шиллера - библиотечный штамп. Даже не сдали обратно... Читали люди. В книге издательство "Мысль" исправлено на "Мысля" (ручкой). Острили люди. Вот сразу две книги "Молодым супругам". Зачитанные обе! Можно предположить, что одна была у жениха, а другая - у невесты. Когда сошлись, стало две.

Так что же случилось такое, что выбросили все: даже фотографии и записную книжку с адресами? Погибли все в катастрофе? Может, записная книжка даст ответ? Листаю. Нет алфавита, видимо, записывали номера телефонов в порядке поступления. Где-то после Щербаковой, конечно, больница, а после нее - Яковенко... и т.п. Вдруг: "Соседи по даче". Может, разбогатели и дачу купили? И вдруг меня осенило: развод! Если развод, то вполне могли все выбросить. И фотографии.

Но листаю дальше, и новый поворот сюжета! Последняя запись: "Следователь Денисов". Неужели разгадка судьбы? Их что - посадили? Может, сначала они разбогатели, а потом сели в тюрьму... Ну а бывают же друзья-следователи!? Но тогда бы в записной книжке написали просто: Денисов... Но если все так, то это лучше, чем смерть. Могут воскреснуть душой, как Раскольников.

Я еще порылась и взяла себе книгу Вересаева "Гоголь в жизни". Когда-то я ее купила по знакомству, и мой друг Смирин говорил: "Буржуазия!". Он всегда так говорил, когда видел редкую книгу в доме. Если же - редчайшую, то говорил так: "Так вы не просто буржуазия! Вы - империализм!". Но потом были у нас трудные времена, и мы "Гоголя в жизни" продали.

* * *

Позвонил друг юности (из другого города).

- Что делаешь?

- Пишу свои "Метаморфозы".

- Ну сколько можно! Есть русское слово "Преображение"... не так уж много нам осталось жить, может быть, пора переходить на все свое!

(Но для меня ПРЕОБРАЖЕНИЕ - это что-то высокое, а МЕТАМОРФОЗЫ - просто изменение.)

* * *

Подруга дочери: всегда стрижена под мальчика, всегда в джинсах, резкие движения, ничего девичьего словно. И вот она подвернула ногу. Стала очень женственной! Ходит плавно, красиво...

* * *

Двадцать с лишним лет я хожу мимо окна на первом этаже, где форточка всегда открыта. Женский голос:

- Дима, сколько сантиметров в одном дециметре?

Через несколько лет тот же голос:

- Как узнать площадь трапеции? По формуле...

Недавно:

- Ты умеешь различать операционную и постоянную память компьютера? Дима! Я же вчера объясняла...

Голос словно ни капли не устал за все эти годы! Неутомима материнская любовь.

* * *

Я со студенческих лет всюду за собой вожу фотографию Цветаевой. Она одна у меня висит. И вот в начале перестройки прочла в книге Виктории Швейцер о том, что у Марины был период лесбийской любви с Софьей Парнок. Резко я изменила свое отношение - сняла со стены фотографию. Убрала с глаз долой. И снится мне сон: ищу занять десятку, никто не дает. Подходит Марина Ивановна (в плаще с капюшоном), достает из кошелька десятку и говорит:

- У меня последняя, но... вам ведь очень нужно! Берите!

Я проснулась - достала фотографию и повесила снова на стену. Она, эта фотография, все годы такой страшной бедности со мною была, пусть и дальше висит!

* * *

У меня в молодости был приятель, который так учил дочку избавляться от скованности на уроках: надо добавлять к каждому слову мысленно ругательство "какашка".

- Наша - какашка - Родина - какашка - богата - какашка...

Потом было обсуждение на литобъединении моей прозы. Приятель выступил против издания книги:

- У Нины нет любви к Родине, она всюду видит какие-то трущобы!

* * *

Мой муж говорит:

- Я понял вовремя, как сделать мир удобным для себя: нужно населить его такими же Букурами, как я! Через жену я это делаю. Она рожает одних Букуров. А они ведь тоже Букуров родят потом, можно высчитать, сколько их будет на земле лет через сто... Урбанизация, компьютеризация и букуризация действительности.

* * *

Друг мужа сказал:

- Стареют наши жены! Вчера моя десять килограммов картошки с рынка принесла! Это меня сразило. Раньше бы она ни за что не понесла десять килограммов - от силы три. Это уже проявление такого рукоймахизма на себя...

* * *

Для В.К. культура - это путь к преодолению культуры. Он мечтает потом замолчать, как Гоголь. Интересно, получится?..

* * *

8 февраля 2000 года я пошла на моноспектакль по пьесе Кокто "Человеческий голос". Хотела получить удовольствие, вспомнить молодость. Мы же зачитывались ею двадцать с лишним лет тому назад! Но - увы - пьеса на этот раз мне показалась очень скучной (хотя актриса была хороша!). Шедевр делают мелочи, а тут - одни перчатки любимого, про которые она по телефону врет, что их нет (а сама надела). Я всегда говорила, что читатель-зритель не будет сочувствовать герою, если мало про него знает. Кем работает ее возлюбленный? А она кто по профессии? Как началась их любовь? Почему не было детей и пр.? Но тогда в чем дело - мы-то за что в молодости любили эту вещь? А любили, потому что она была не про КПСС, не про ВЛКСМ, не про стройку... фон был хороший! Все, что не про партию - нравилось: мол, тут человек в центре внимания, его жизнь...

* * *

Искала в записях фамилию для героя. Выбрасываю много в мусорное ведро. Жизнь так быстро меняется. Уже ни у кого нет советских телевизоров с их вечными капризами, и записи типа "Сейчас этого снега не будет (по экрану белое метельное нечто)", "Телевизор плохо показывает: молоко" - уже устарели, не пригодятся. Или еще: "Заплакал ребенок - голос из него пошел какой-то резиновый, как из резиновой куклы". Кукол резиновых больше нет. И запись летит в мусор.

* * *

Однажды я прочла в журнале прозу Александра Володина ("Записки пьющего человека"). Это было время пустых полок, и последняя фраза там была такая: "Англия, Америка, Япония, Франция, помогите нам!". Я заплакала и стала писать автору восторженное письмо. А надо сказать, что я не так уж часто пишу письма авторам! Но тут меня сильно проняло...

Было это часов так в одиннадцать вечера. Дети уже спали. Муж взревновал меня и вдруг бросился будить детей.

- Соня, Соня, вставай! Знаешь, какая самая гениальная фраза во всей русской литературе? "Англия, Америка, Япония, Франция, помогите нам!"

- Папа, ну дай поспать!

- Даша, вставай! Ты знаешь, какая самая гениальная фраза в русской литературе?

- Какая?

- "Англия, Америка, Япония, Франция, помогите нам!"

- Ну и что? Успокоился? - спросила я.

Славка не успокоился! Он нашел в холодильнике бутылку спирта "Рояль" наполовину пустую уже. Написал крупно: "Для Володина, автора "Записок пьющего человека"!".

Я в письме Володину про это написала тут же: мол, вот муж смеется надо мной, а я все равно пишу, потому что ваша проза меня так поразила... и пр.

Вскоре от Володина пришел ответ: спасибо, что написали! "Я хотел снять вещь - уже в гранках, а вот - вы плакали..." На конверте был его адрес. Я снова пишу письмо! Мол, сама тоже пишу прозу. И больше Володин не стал мне отвечать. Понятно: я сразу для него ПРЕВРАТИЛАСЬ из простой читательницы в собрата по цеху, а это уже скучно. Но на самом деле только собрат и может оценить по-настоящему. Или критик...

* * *

Как в годы советской власти изменилась фраза Толстого про счастливые семьи, которые все похожи друг на друга! Все несчастные семьи стали похожи друг на друга: ночной арест, неизвестность, очередь перед тюрьмой для передачи посылки и т.д. А все счастливые семьи были счастливы по-своему. Кто скрывался, переезжая с места на место... Кто-то менял фамилию, выйдя замуж...

* * *

1977 год. В деревне Ш. Мне сказали:

- Племянник секретаря горкома здесь купил дачу, вот и сделали к нам хорошую дорогу! Была грязь, а теперь чисто - асфальт...

1999 год. В той же деревне Ш. Мне сказали:

- Один новый русский ездит к нам - теща у него здесь. Вот и отремонтировал в прошлом году дорогу!

* * *

Десять лет тому назад я сидела за столом и раскладывала по кучкам зарплату мужа: это за квартиру, это за свет, за газ, вот еще - вернуть долг... А в гостях был Женя Филенко. Он сказал: "Спорим, что не пройдет и десяти лет, как Нина будет тыкать неверным пальцем в компьютер и так рассчитывать свой бюджет". Прошло десять лет, но Нина все так же по кучкам раскладывает зарплату мужа: вот это за телефон, это - вернуть долг... В чем же здесь метаморфозы? А в том, что Женя Филенко уже давно к нам не ходит! А жаль...

* * *

Когда я выходила замуж, в моде были такие свадебные тосты:

- Экзюпери писал: "Любить - это не значит смотреть друг на друга, это значит - смотреть в одном направлении" (понимай - в светлое будущее).

Потом, во время перестройки, когда все хотели социализма с человеческим лицом, я на одной свадьбе слышала такой тост:

- Любить - это не значит смотреть в одном направлении, а значит смотреть друг на друга! Ценить друг друга, личность каждого уникальна!

Наконец настала эпоха рынка. На серебряной свадьбе нам сказали:

- Любить - это значит и смотреть друг на друга, и в одном направлении, и на деньги тоже посматривать!..

* * *

Сосед по квартире засорил туалет. Я ему сказала: "Больше так не делай, прошу тебя!". А он в драку! Кричит:

- Я тебе живот распорю! Я тебя сгною! Вы все у меня будете ноги целовать!

- Вот все твои мечты: чтоб ты животы распарывал, а у тебя ноги целовали! Боже мой! (вызываю милицию).

Но милиция не приехала. А муж был на сторожевой ночной работе. Я лежала и читала. Набрела на слова Славы Курицына о Тютчеве: "Как будто не было страшной жизни, не выл ночной пронизывающий ветер...". Вот-вот! Моя страшная жизнь, и ветер, и вода с потолка... И стало легче (слово исцеляет).

* * *

Муж Слава учил дочерей ивриту, но они плохо успевали в этом.

- Хотите выйти замуж за евреев, а не учите иврит!

- Мы будем, будем!

- А я буду к вам в Израиль приезжать. Скажу: "Что-то я давно не лупил своих еврейских внуков!".

Прошло пять лет. Он выучил арабский. Возил девочек на уроки (он преподавал арабам русский язык в Фарминституте). Арабы полюбили моих девочек, водили их в театр, кормили конфетами.

Слава: "Ладно, выходите уж за арабов. А я буду к вам приезжать, скажу, что давно я не лупил своих арабских внуков". (Ему бы - на самом деле - лишь приезжать туда, где можно тренировать свое знание языка.)

* * *

Один мой знакомый изобрел прибор (лазерный), который продлевал жизнь раковым больным. Он его возил по пермским больницам и продавал.

- И каждый раз на моем пути встает еврей - старается обмануть!

Мы с антисемитами не поддерживаем, конечно, никаких отношений. Порвали и с этим. Прошло лет семь. Встречаю его в автобусе. Жалуется:

- Вот твой муж выучил всех пермских евреев ивриту, они и уехали! А русские на их месте знаешь какие - они не хотят вообще покупать мой прибор! Мол, зачем продлевать жизнь больным... Евреи-то понимали, что надо, они просто платили мало... А теперь я вообще без прибыли.

* * *

Наш "Роман воспитания" не вышел - в "Новом мире" он очень сокращен. Я стала говорить дома: вот, Наташа просила у меня прощения, я не простила ее... испугалась, что она снова будет к нам ходить, доводить меня. А теперь роман-то не идет. Пока я не прощу ее. (На самом деле я давно простила, но надо ей сказать.)

И вот мылась у Люды Чудиновой. Давление подскочило, назад еле иду. Весна, гололед, едва я держусь на ногах. Читаю вслух Бродского. Меня Бедиков научил: если читать стихи, то время незаметно проходит (он так Каму переплывает: то под Бродского, то под Рубцова - единственный, может, случай, когда эти два поэта сошлись...).

А пермский весенний гололед особенный: лед внизу, а сверху, поверх льда - жидкая грязь. Мне Марина Абашева рассказывала, как иностранцы прилетели в Пермь и уже в аэропорту ее спросили: "Это что внизу?".

- А что?

- Коричневое что?

- Грязь.

Так и иду-плыву. У одного пермского поэта Кама - темнолицая. И я тоже, значит, переплываю другую темнолицую "Каму" - улицу Куйбышева. Наконец к дому подхожу. Лежит на льду женщина пьяная. У стены дома. Я мимо. Сил нет поднять. Но стыдно - замерзнет, ночь уже наступает! Я вернулась и стала ее поднимать. А поднять не могу. Наконец она сама закорячилась, встала на четвереньки, и я дернула ее - подняла! Ура!

- Спа-сси-ба... еще доведите меня вон до того дома (соседнего).

А это значит, еще одну темнолицую "Каму" переплыть - улицу "Комсомольский проспект"! Но у меня сил нет. Но уж как-нибудь, Ниночка!

- Со мной еще две ссо-бач-ки.

Крикнули собачек. Пошли. И дошли до дверей ее дома. Она мне вдруг интеллигентным таким голосом говорит:

- Может, Господь вас наградит за меня!

Думаю: надо же, пьяница, а говорит точно, как я, когда кто-то мне поможет... Повернулась: прямо на меня по тротуару едет иномарка. Остановилась. И из нее выходит... моя Наташа! Без шапки, в модной дубленке, которая словно балет такой танцует вокруг ног. Я сразу радостно: - Наташа!

- Что?

- Я тебя простила! - беру ее за руку, теплую такую.

- Спасибо огромное, тетя Нина!

Тут вышел из машины Наташин спутник - посмотреть, не обижают ли его подругу. Я говорю: "Все в порядке". И радостная поворачиваю к своему дому. За углом шепчу: "Все, теперь роман-то наш пойдет!" и ка-ак поскользнусь! Упала, ноги обе подвернула, на четвереньках поползла по грязи и добралась до своей квартиры. Вся в грязи. Домашние в ужасе:

- Мама, что с тобой?!

Говорю: вот, Наташу простила, только подумала, что роман наш сейчас пойдет - упала...

- Зачем ты торгуешься! - схватился за голову муж. - Вечно ты с Богом торгуешься! Так нельзя... Сделала доброе дело - это само по себе. Не проси ничего взамен.

- Да я уж поняла... мне уже показали.

Но в ту же ночь позвонил Томас, немецкий переводчик. Мол, хочет перевести наш роман. Я уж не стала ему говорить, что мне на букеровском банкете английский переводчик жаловался: хотел перевести наш роман, но две недели бился над именем "Цвета"... есть у англичан имя Флер, цветок. Но "Цвета" - это еще более слоеное тесто (в нем и цветок, и свет - из имени "Света")... Вдруг да у немцев найдется что-то подобное...

Однако муж оказался прав. Доброе дело - само по себе. С небесами торговаться нельзя! Издатель отказался печатать "Роман воспитания", мол, там все, как в жизни.

Так и наши критики писали: "замшелый натурализм". А одно имя "Цвета" я два месяца искала! Наташа путала "С" и "Ц" (звали Цветаеву "Светаевой"). Когда она говорила: "У Матисса такой свет... такой свет", то это "цвет" имелся в виду. А моя бабушка свою невестку Свету звала Цветой, не могла выговорить... Я уж молчу о том, что каждую страницу по 14 раз перепечатывала! Ритм не тот, а ритм тот - юмора не хватает и т.п.

* * *

Одинокая подруга решила родить, когда ей было под сорок. Говорила:

- Детей не люблю, нет, но ведь кто-то должен под старость подать мне стакан воды! Только ради этого...

Она родила. Я пришла ее навестить сразу же. Плачет:

- Что делать? Сосок весь воспалился!

- Я сейчас сбегаю - куплю тебе эритромициновую мазь. А почему так случилось - ты же сегодня только родила?!

- Ну, принесли кормить... я как приложила к груди, так час и не отрывала!

- Ты с ума сошла! Разве можно так!

- Но он такой голодный, такой родной... Как его оторвать? Не могла.

* * *

Мои подруги совпадают с разными блюдами: одна приходит, когда я чищу картошку, другая во время стряпания пельменей. А Люся Гашева бывает почему-то в те дни, когда я пеку-пеку блины (много нужно на мою большую семью). И вот она сидит, я пеку на двух сковородках и что-нибудь рассказываю. Проходит лет десять, я уже пеку на одной сковородке. Без нее на двух, но с нею - уже на одной. Потому что не могу печь на двух и разговаривать. Проходит еще десять лет. Приходит Люся, я наливаю блин и молчу.

- Ну и дальше что?

- Подожди, испечется!

- Так он печется, а ты рассказывай.

- Уже не могу... не та я. Раньше могла печь и говорить, а теперь могу или печь - или говорить.

* * *

Одна близкая подруга вдруг перестала ходить к исповеди. Год не ходит, два. Я разволновалась. И стала ей врать: мол, странно, видела во сне, что ты пошла к исповеди. И так пару раз: опять видела во сне... Она наконец пошла к исповеди. И стала ходить. И чаще, чем я. И вообще так переменилась, что стала меня презирать. Говорит:

- Зачем вы пишете? По сравнению с молитвой литература - такая чухня!

Это кто чухня - Толстой? Достоевский - чухня? Ничего себе!.. Еще недавно я врала, чтобы направить ее к исповеди, и вот... завралась я, нагрешила, получила по грехам. Включаю вчера телевизор. Патриарх выступает на вручении призов молодым исполнителям: мол, чем больше мы будем поддерживать юных, тем богаче будет Россия талантами. Патриарх не говорит, что все искусство - чухня!.. И слава Богу.

* * *

Юра пришел пьяный, в десятый раз рассказал историю, как отец его высмеивал "Анти-Дюринг" еще в годы застоя (смелость, конечно). Я завелась:

- Всегда приходишь пьяным, днем, не даешь работать! Для разнообразия хотя бы иногда приходи трезвым, не днем... - в общем, такой "Анти-Юринг" сочинила.

А не было совсем денег. И меня в то утро осенило, что можно продать мою книгу "Вся Пермь". Был дома один экземпляр. Но когда есть нечего, то все можно продать. Я пошла в магазин "Юный техник". Там я всегда, когда есть деньги, покупаю досочки для рисования. И мне сама заведующая выбирает на складе те, что полегче (тяжело нести, если много куплю). Вот к ней я и пошла. "Хотите купить мою книгу?" - "Очень!" Она дала двадцать рублей и попросила надписать. Я, конечно, с радости пожелала всего: близких людей, здоровья, ангела нарисовала тут же внизу. Заведующая растрогалась:

- Хотите выпить вина?

А мы без денег насиделись, нервы горят. Говорю: "Хочу!". И она достала портвейн "три семерки". Это последнее, что я помню. Говорят, что домой я пришла с двадцатью рублями и трехлитровой банкой маринованных помидоров. Домашней закатки. По стеночке шаря руками, прошла в детскую и легла поперек кровати, не раздеваясь - была зима, я в куртке. На все вопросы: "Где была, что пила, с кем?" отвечала только одно: "Все обойдется". Да, еще я принесла целлофановый пакет, полный досочек для рисования, но они были грязные! Муж ушел на ночное дежурство, а в гости пришла Света, моя подруга. Девочки ей сказали: "Мама напилась", Света решила, что я напилась, конечно, таблеток от давления (я же не могу спиртное пить!). Она говорит: "Тогда я уйду".

- Да нет, мама не таблеток напилась... Вы проходите, может, она ради вас встанет...

Но я не встала, а на все вопросы подруги отвечала, что "все обойдется". Утром я с ужасом обзвонила всех живущих в нашем микрорайоне друзей: никто не признался, что дал мне банку помидоров! Где я их взяла?! Почему досочки были грязные?

- Наверное, Нина, вы на них ехали (слова милого Колбаса).

Да, была холодная зимняя погода, но уже к весне дело шло, снег весь просел, и грязь выступила...

А все потому, что мне нельзя никого осуждать! Напала на Юру, вот мне сразу показали, что я сама не лучше. Стыд! Стыд у меня в ноге: начинаю запинаться на каждом шагу и на ровном месте. Хожу и запинаюсь!

Муж: - Ты ведь всегда хвалилась: ах, мне никогда не хочется выпить!

Я:

- Мне не хочется выпить - это правда, но иногда хочется напиться...

* * *

Таня, соседка снизу, говорит мне: "Кто из вас топает? Так бы и сломала ноги тому топальщику!". Но, отвечаю, тогда на костылях будет он ходить. "И костыли бы переломать!" - "А ты представь, что он на коляске инвалидной будет ездить... еще больше у тебя раздражение возникнет..."

* * *

Приятельница сказала: "Ты что, еще читаешь журналы? Но сейчас ведь никто не читает!". Кальпиди так прокомментировал, когда я пересказала сие: "Вот она и есть НИКТО! Вдумайся - что она сказала! Никто не читает, и я".

* * *

Мой друг - старый холостяк, все ему лишние сантиметры чудились в женском организме! У той все на месте, но в талии восемь лишних сантиметров, а у другой подбородок имеет лишний сантиметр. И вот в сорок лет он влюбился и женился на юной девушке, полнушечке такой. Говорит:

- Вчера жена ходила устраиваться в модели, но не взяли - ее талия на десять сантиметров уже, чем им нужно. Слишком стройна моя Надя...

(А Надя весит восемьдесят килограммов! Но любовь все меняет.)

Другой случай. Подруга всегда говорила, что, когда она видит толстую женщину, единственное, что ей хочется сделать - дать той в руки пистолет, чтоб застрелилась. Теперь у нее обе дочери - полнушки выросли. Она восторгается: "Настоящие русские красавицы! Кустодиева на них нет!".

* * *

- Нинка хорошо устроилась: не изменяет мужу якобы! Нравственная очень. Но Букур каждый день разный - она живет с разными мужиками, а говорит, что с одним. Хитрая...

* * *

На дне рождения один завсегдатай сказал моей подруге:

- Хорошо, что ты пришла. Сегодня я тебя удивлю!

А он гений, поэт, при этом поет, импровизатор классный. Подруга мне раз пять сказала: "Б. сегодня обещал меня удивить".

Но Б. к тому же алкоголик. Бывает, что он успеет всех развлечь до того, как напьется, а бывает - не успеет. В этот раз не успел. Упал в кухне на пол и заснул.

Утром подруга звонит, я поднесла Б. трубку.

- А ты вчера обещал меня удивить!

- А разве я тебя не удивил?

* * *

У нас есть приятельница, известная журналистка, любит вести себя непредсказуемо. То молчит в ответ на наше "Здравствуй!", то летит с объятиями, то снова с надутым видом мимо... Мы решили в ответ тоже вести себя непредсказуемо. Она подбегает: "Как дела?" - "Пятнадцать". - "Что пятнадцать?" - "Все". С тех пор она стала всегда предсказуемой.

* * *

Когда Сарапулов разбился, Юра Власенко поехал к Славе на работу. А муж нес японский телевизор прямо через торговый зал (он там грузчиком был). Юра ему сказал про смерть друга, Слава так в центре зала и уронил телевизор "Сони" - прямо экраном вниз.

- Все, вычтут стоимость, - сказал Юра.

Телевизор включили - он отлично работал.

- Вы мне должны премию выписать - за дополнительную рекламу, - сказал муж директору (не выписали, конечно).

* * *

1976 год. Зачем только Некрасов не потерял навсегда рукопись Чернышевского! И не было бы в нашей литературе "Что делать?"!

1996 год. Хорошо, что Некрасов не потерял навсегда рукопись Чернышевского! А то бы Набоков "Дар" не написал!

* * *

Т. увел жену известного в Перми артиста:

- Она сама говорит, что хотела уйти... у нее не было турбулентных завихрений, жизнь текла ламинарно.

Через шесть лет она ушла от него. Т. в горе - в горе, но слова все те же (ни одного в простоте):

- Она говорит, что слишком много турбулентных завихрений, ей нужно, чтобы жизнь текла ламинарно!

* * *

Врачи сказали, что Марине осталось жить три месяца. А ей до шестнадцати лет три месяца как раз оставалось. О. первый год работал в школе для больных детей. К Марине он пошел на дом, так как она уже не могла выходить из дома. О. решил, что программа уже... Бог с ней! И дал Марине читать "Трех товарищей" Ремарка. Она два раза подряд прочитала... И началось: Белль, Хемингуэй, Сэлинджер, хокку Басё... Через два года Марина закончила школу. О. помог ей поступить в педучилище...

Слово, литература - исцеляют! Но... Не сам том Ремарка пришел и вылечил Мариночку! Нужен был О., который увидел девочку - да, она вот-вот умрет - спасу, может, книгой "Три товарища"?! Люди - это почва, на которой книга, как целительное растение, каждый раз должна снова взойти...

* * *

В Усть-Качке мне в конце санаторного срока сделала такое признание соседка по столу:

- Когда ты пришла к завтраку в своем потрясающем бархатном пиджаке, я подумала: это в чем же она к обеду - в декольте придет?! Писательница! Врет, наверное, может, валютная это... эта... Но к обеду ты в том же пиджаке. Думаю: не врет, может, вправду пишет, не суетится. В чем же на танцы? На танцы не пришла ты - да, точно - пишет, читает, наверное... На другой день - в том же пиджаке. На третий... Ну, думаю, в субботу съездит в Пермь и привезет другой. Но не привезла. И так все 24 дня в одном пиджаке! Никакая не писательница, а домохозяйка, может... в одном пиджаке все 24 дня... (а это мне Лариса Ванеева подарила пиджак - его я и носила, пока не износила).

* * *

Мой друг З., видя какой-нибудь привлекательный уголок в Перми, обычно говорил: "Как будто не ступала сюда нога коммуниста!".

З. поздно женился, у него сейчас двое маленьких детей. В их дворе спилили деревья - новый русский купил эту землю и строит там гараж. В то время как по закону двор дома - его санитарная зона! Но З. как ни боролся с произволом, так ничего не смог поделать! Теперь он, видя в Перми какой-нибудь привлекательный уголок с деревьями, говорит:

- Как будто не ступала сюда нога нового русского!

(Сравни про кота! Раньше З. говорил про нашего кота: "Кот, как обкомовец, сытый!". Нынче про него же: "Кот у вас такой, словно у него есть счет в банке".)

* * *

- А моя профессия начинается на букву "б" и заканчивается на мягкий знак.

Библиотекарь! Так я с нею познакомилась в санатории (в Железноводске). Она все возмущалась, что муж проверил ее чемодан и... нашел там презервативы. "А то смотрю: все в чемодане перевернуто... а он в аэропорту был такой задумчивый!" Мы сидели за одним столом. Я подумала: много мне придется узнать за двадцать четыре дня! Но я ошибалась. На следующий день соседка пришла к завтраку задумчивая (как ее "старый муж" - так она его звала). В чем дело? В кольце. Она вчера на танцах сняла обручальное кольцо и положила за манжет блузки. И потеряла. Сегодня встала рано, уже во всех корпусах повесила объявление, что обещает вознаграждение тому, кто вернет. Двадцать три дня прошли в поисках кольца. Я на день задержалась (ждала телеграфный перевод). Внизу, где всегда смотрели почту, на имя библиотекарши появилась телеграмма: "Жду, волнуюсь, люблю". Подпись: Боря (это имя ее мужа). Но дело не в этом. А в том, что телеграмма начиналась словами: "Аленький цветочек!". Я сначала и понять ничего не могла... А для мужа она - аленький цветочек!

Аленький цветочек, несмотря ни на что.

* * *

Неделю назад мы отмечали выход книги моей подруги. Лина Кертман написала о Марине Цветаевой сквозь призму любимой книги Марины Ивановны (Сигрид Унсет - "Кристин, дочь Лавранса"). Отмечали у нас (так захотела подруга). Я говорю: "Вот Аля закрыла архив матери до двухтысячного года, ждали мы, ждали, слава Богу! - дождались. Так интересно, что там - в дневниках Мура! Сколько мы узнаем нового? Прольется ли свет на страшную гибель Марины?! Уже бы могли цветаеведы московские в архиве побывать и нам сообщить в ЛГ, мол, так и так - то и то новое, ребята! Но никто ничего не сообщает нам".

И тут Лина, мой муж и Света (еще одна моя подруга) стали надо мной смеяться: куда спешить, чего ты хочешь, пройдут годы, пока люди осмыслят...

- Какие годы! - спорила я. - Неизвестно, сколько протянут старики - из тех, кто сейчас занимается, интересуется судьбой Цветаевой... Надо спешить! Но нет, никто не спешит нам сообщить что-либо...

- Брось, Горланя, куда спешить! Все всё узнают в свое время...

И вот вчера звонит мне Лина: умерла Софья Николаевна Клепинина! А она так ждала: после операции пойдет в архив, прочтет дневник Мура... Они вместе жили в Болшево на той даче, с которой увели и Алю, и Сережу. Софья Николаевна говорила, что Мур был такой хороший, задавленный деспотичной матерью - они вместе с ним плакали под мостом, считали, что не нужны своим родителям, те такие строгие...

- Лина, я вам говорила, что надо спешить! Мы так устали от версий, нам так нужна истина! Если в самом деле НКВД вербовало Марину в стукачи, то мне как христианке легче принять самоубийство ее... А вы: куда спешить! Это с колбасой можно не спешить, а с истиной лучше поспешить к людям.

- Ниночка, ты тут оказалась права. Да. Признаю (плачет - Лина очень любила Софью Николаевну, они вместе делали книгу).

Московские цветаеведы! Поспешите - напишите нам, что там - в дневнике Мура?

Пермь