"Корунд и саламандра" - читать интересную книгу автора (Гореликова Алла)

ПОБРАТИМЫ

Не знаю, случайно ли отец Лаврентий рассказал нам о даре отца настоятеля… сомневаюсь! Перед самым отъездом в Летний Стан, да еще и в тот год, когда нам с Лекой исполнилось по тринадцать! Он всегда видел нас насквозь. Мне кажется, он даже раньше нас понял, где мы решим отслужить…

В тот день отец Лаврентий почему-то вспомнил старинную легенду о двух врагах-побратимах. О двух воинах, которые честно служили — один королю, а второй мятежному князю, — но до этого вместе росли и связали себя чарами братства перед тем, как разошлись их пути.

— Не все доносится сквозь времена неизменным, — сказал отец Лаврентий. — Кто знает, много ли правды в легендах? Не за правду дороги они людям, а за те чувства, которые пробуждают в душах. Но чары братства — самая что ни на есть истинная истина. Братство святого Карела донесло ее до нас из стародавних времен, и любой настоятель миссии способен творить эти чары. И никто, кроме них, потому что это не простое заклинание, но дар Господень.

— Почему же тогда нет сейчас людей, разделивших чары братства? — спросил Лека. — И даже легенд о таких людях почти что и нет? Я думал, это и в древности умели два-три заклинателя!

— А почему ты решил, что нет таких людей, мой принц? — насмешливо осведомился отец Лаврентий. — Только потому, что они не кричат на каждом перекрестке о том, что готовы поделиться жизнью с другом? Ты сам, принц, не станешь приставать к каждому встречному с рассказом о том, как ты благороден и чист душою.

— Не все же такие благородные, — сказал я. — Неужели никому не захочется похвастать?

— Ради хвастовства, Сережа, никто не захочет кроить на ломти свою жизнь и мешать ее с чужой. Бахвалятся люди совсем другим. Силой, знатностью, богатством… бывает, даже знанием. Но благородством души… У кого оно есть, тот не станет кичиться ни силой, ни богатством, ни даже знанием — ничем! А другой просто не решится взять на себя чары братства. Испугается. И если уж так захочет связать себя побратимством, выберет обычный воинский ритуал.

Никогда я не думал, что старая легенда может увлечь не сама по себе. Что можно примерять ее на себя совсем не так, как мы привыкли. Не воинами-побратимами представлять себя, а Серым и Лекой. Пацанами-охламонами, которым два года еще до воинской службы… но эти два года пройдут, и мы должны быть готовы.

В Славышти не было миссии. Зато была в Летнем Стане, и мы хорошо знали ее настоятеля, отца Ерему. Он не хуже отца Лаврентия рассказывал о всяких интересных делах, но о чарах братства — никогда. И по дороге в Летний Стан мы с Лекой твердо решаем спросить, почему.

И спрашиваем.

Отец Ерема смеется в ответ. И говорит:

— Так ведь вы, чадушки, и не спрашивали.

— Мало ли о чем мы не спрашивали, — возмущается Лека.

— Мало ли, — передразнивает настоятель. — Значит, мало. Есть знания, которые открываются только тому, кто спросит.

— Да как бы мы спросили о том, о чем и не знаем, что такое на свете есть! Нам просто рассказали, отец Ерема! Без всяких вопросов.

— Многим просто рассказали… — Настоятель поднимает палец к небу и вдруг тычет Леку в грудь. — В знании о чарах братства тайны нет, но нет и достоверности. Таков этот путь, и он отбирает достойных. Думаете, многие из услышавших приходят потом в ближайшую миссию?

— Так, значит, это все правда, — задумчиво говорит Лека. — Если один попадет в беду, другой узнает. Если один устанет, другой поделится силой. Я думал, такое только с древними героями бывало, в тех самых легендах, где в конце один погибает, а другой возвращает его к жизни!

— Ты прав, мой принц. В старину братались чаще, и чары братства не были такой уж редкостью.

— Так что, легенды все-таки говорят правду?

— Скажем так — они врут не больше, чем любой вернувшийся из похода воин.

— И вы можете сделать это для нас, отец Еремий?

— Для вас? — переспрашивает настоятель. — Ты, в самом деле, этого хочешь, принц Валерий? Ты готов на все, что принесет истинное побратимство?

— Без оговорок, — кивает Лека.

— И ты, Сергий? — Отец Ерема глядит мне в глаза пронзительным взглядом.

— Да, — отвечаю. — На все, без оговорок.

— Побратим, связанный чарами братства, — настоятель качает седой головой, — это даже больше, чем кровный брат. Не слишком ли большая роскошь для будущего короля?

— В самый раз. — Лека сердится. — И кому, какое дело?

— Прежде всего, тебе. И ему. Твой брат, принц, может стать разменной фишкой в грязных играх. Помимо своей воли и совершенно для себя неожиданно. По плечам будет ему эта ноша?

— Все это может случиться и просто потому, что Серега мой друг. Вы же знаете нас обоих, отец Еремий. К чему эти вопросы?

— Если я знаю ответы, чадушко, это еще не значит, что я могу отступить от заведенного порядка. Вы должны ответить на мои вопросы, а я — решить…

— Извините, отец Еремий. Спрашивайте, мы ответим.

Настоятель кивает. От его обычной веселости не остается и следа. Почему-то мне становится страшно. Не того, что откажет. И подавно не того, что согласится! Просто холодок прошел по спине.

— А ты, Сергий, не думаешь, что кус тебе не по зубам? Брат принца и наследника Короны — совсем не то, что побратим простого воина.

— Принц или простой воин, Лека это Лека, — отвечаю я. — Он мой друг. Самый лучший.

— Но пройдет время, и он станет твоим королем и господином. Готов ты с этим смириться, Сергий?

— Он этого достоин.

— И ты, Валерий, готов видеть в брате вассала, если интересы твоего государства потребуют им пожертвовать?

— Мы оба признаем вассалитет и смиряемся перед интересами государства, но до сих пор это не мешало нам дружить. Когда я стану королем, Серега будет моим капитаном, но это будет нескоро, отец Ерема! А сейчас — он мой друг и брат, как и я — его! Нам не для того нужно побратимство, чтобы дать нужное имя нашей дружбе. Просто может оказаться так, что кому-то из нас потребуется помощь.

— Что ж, я не откажу вам в обряде. Валерий, Сергий! — Отец Ерема уважительно, как перед взрослыми, склоняет голову. — Вы можете войти со мной во внутреннюю часовню миссии Братства. Я признаю вас достойными.

— Ну вот. — Отец Еремий тяжело переводит дух. — Ваши побрякушки, чадушки, стали настоящими амулетами. На них теперь — доподлинные чары, а не те фокусы, что считают волшебством люди темные и несведущие. Вы связаны дружбой, родовыми амулетами и кровью на них, и чары братства свершились для вас.

— Спасибо, отец Ерема, — широко улыбается Серый.

— Спасибо. — Лека остается серьезен. — Отец Ерема, так теперь, если один из нас вдруг погибнет…

— А вот это, чадушко, тот самый случай, когда невозможно предугадать результат. Надежда есть, но… лучше бы вам не пришлось испытывать судьбу.

— И все же расскажите, отец Ерема, — рассудительно просит Лека. — Вдруг пригодится.

— Ваши амулеты связывают вас теперь. Это не обмен мыслями, эта связь более глубокая, и со временем она станет для вас такой же естественной, как дыхание. Вам ведь случалось передавать арканом сигналы?

— Конечно. Это умеет любой мальчишка.

— Любой простой мальчишка. И я рад, что наш будущий король знаком с играми детей воинов и пастухов. Сигналы, что пойдут по невидимому аркану меж вашими амулетами, подавать будет не разум ваш, но тело и душа. Когда телу плохо, оно молит о помощи. Даже если ты стиснешь зубы намертво и не проронишь ни звука — все равно. Не всякий крик слышен. Но и такой крик одного побратима разбудит амулет другого. А душа… Не воскресить того, кто убит в бою, кто ранен смертельно или неизлечимо болен. Людям не дано всемогущества, и глупо на это роптать. Но если телу всего лишь не хватило сил… или, так бывает, из человека выпили жизнь, оставив тело в целости, — тогда может побратим воскресить его. Если всей душой пожелает. И все силы души своей — не пожалеет.

— И это подействует? Просто захотеть?! — Теперь Лека улыбается. Широко и радостно.

— Не просто, чадушко, совсем не просто. Любой из вас сможет влить сил ослабевшему. Поделиться радостью. Взять на себя боль. Пока жив побратим, многим можно помочь ему — лишь пожелав. Но в споре со смертью мало желания. Надо молиться. Искренне, от души, из глубины сердца — молиться. Вы веруете искренне?

— Конечно, — пожимает плечами Серый.

— Может быть, мы веруем не настолько искренне, чтобы надеяться на чудо Господне, — тихо поправляет Лека.

— Я должен был бы так сказать: «Дай вам Господь испытание, дабы укрепились вы в вере вашей». Но я не желаю вам такого испытания. Дай Господь тебе долгой жизни, полной достойных деяний, Валерий, мой принц и будущий король. Дай Господь тебе силы следовать за своим королем, храня верность побратиму, Сергий. Благослови вас Господь, чадушки…

Обряд я увидеть не смог. Видение просто померкло на миг — и сменилось другим. Когда я попытался снова, вновь вышло то же самое. И в третий раз — опять.

Верно, не все таинства доступны любопытному взгляду.

После обряда «серебряная трава» оказалась на руке принца Леки. А на груди Серого висел на трехцветном «счастливом» шнурке серебряный степной волк с аметистовым глазом. Родовой амулет короля. Тот, который вроде бы сам король Валерий пожертвовал нашему монастырю…

Странно… странно и удивительно! Лежат передо мною два амулета, связавших когда-то своих хозяев чарами братства. Рядом. Как стояли рядом два тринадцатилетних пацана…

Я беру в руки серебряного Лекиного волка. Просто так беру, не для дознания. Подношу к глазам — увидеть, как подмигивает он мне острым аметистовым глазом. Для меня он сейчас — размытое, нечеткое пятнышко серебра с фиолетовым отблеском… но я ведь помню, какой он на самом деле.

Как же ты снова попал к Леке, остроглазый приятель?

Когда-нибудь я узнаю…

Отец Лаврентий, ранняя пташка, поймал нас троих, когда мы пристраивали меловую ловушку над дверью аббата Ефигения. Откроет дверь — тонкая бумага порвется, и мелового порошка как раз хватит обсыпать Фигушкина с головы до ног. Мел мы с Лекой стащили вчера от часовни. Недосчитаются толики для побелки, подумаешь! Тем более все равно на Фигушкина пойдет — вполне, можно сказать, богоугодное дело!

Отец Лаврентий считает иначе.

Нет, в том, что подобные выходки не к лицу четырнадцатилетним парням, мы с ним согласны. Да ведь не в нас же дело… пусть не к лицу и вообще неподходящее занятие, но отпустить Софи творить месть в одиночку мы с Лекой не могли. Сестренка у меня бедовая, лучше за ней приглядеть.

Готовую к употреблению ловушку отец Лаврентий доставляет к королю вместе с нами. Долгих объяснений не требуется.

Мне кажется, король едва удерживается от смеха. Но начинает говорить строго:

— Два почти что воина и благонравная девушка, дочь первой дамы двора! И вам не стыдно?!

— Мне не стыдно! — гордо заявляет Софи. — Пусть Фигушкин другим подзатыльники раздает, а меня пускай не трогает!

— И мне не стыдно, — передразниваю я сестренку. — Пусть Фигушкин другим подзатыльники раздает, а за мою сестру получит!

— И тебе не стыдно, — усмехается король, поглядев на сына. — Я правильно понял?

— Конечно. — Лека копирует степенную солидность аббата Ефигения. — Вступиться за даму, наипаче же и особливо благородную даму, есть прямая обязанность любого дворянина, особливо же и наипаче того, кого Вышний Промысел поставил над оною дамой и обязал…

— Хватит, я понял! — Король Андрий хохочет. — Ох! Прекрасная дама и благородные заступники! София, но ведь аббат учит вас, и он — человек Господа.

— Я ему все равно еще устрою, — бурчит Софи. Вроде себе под нос, но так, чтобы все слышали.

— София! — Наш пленитель укоризненно качает головой: — Дитя, тебе так не к лицу обида! Лучше улыбнись. Двенадцать лет — не тот возраст, чтобы начинать хмуриться и бурчать. Для этого у тебя будет старость.

Софи прыскает. Подбегает к отцу Лаврентию, хватает его за руку, оборачивается к королю и заявляет:

— Вот отец Лаврентий тоже человек Господа! Может, пускай лучше он учит?

— Дитя, у меня другие обязанности пред Господом и королем, — вздыхает отец Лаврентий. — Я не думаю, что из меня выйдет хороший учитель…

— Из Фигушкина учитель уж точно никакой, — фыркает Лека. — Признаюсь, отец Лаврентий, я тоже предпочел бы ваши наставления.

Король хмыкает. Чешет бороду. Вздыхает:

— Весомое мнение. Отец Лаврентий, я думаю, лучше простить Софии эту выходку. Тем более что аббат не пострадал… и даже не знает о покушении?

— Если бы знал, то-то было бы шуму, — снова фыркает Лека.

Отец Лаврентий не возражает ни королю, ни Леке. Вместо этого он осеняет нас благословением и вздыхает:

— Пойду… через полчаса у меня встреча, на которую лучше прийти со свежей головой.

— Прекрасная дама тоже может идти. — Король треплет Софи по голове и легонько подталкивает к двери.

— Никуда я не пойду! — Сестренка выворачивается из-под руки короля. — Ловушку я придумала, ребята мне только помогали! Прощаете, так прощайте всех! А нет — так тоже всех!

— Кто еще за кого вступается, — улыбается король. — Софи, из нашего аббата и в самом деле не ахти какой учитель, но именно поэтому его не стоит обсыпать мелом, обливать водой… Что там еще тебе в голову приходило? От таких шуточек он только озлобится. Обещай мне, что ты больше не будешь, и вы уйдете втроем.

— Ладно, — понурившись, вздыхает Софи. — Обещаю, мой король.

— Вот и хорошо. — Король широко улыбается. — Идите, дети мои, и больше не тешьте Нечистого!

Мы хохочем. Оказывается, наш король тоже умеет передразнивать Фигушкина!

У самых дверей нас настигает совсем не веселый оклик:

— Валера, вы после завтрака опять к Сергию?

Лека оглядывается:

— Да, отец.

— Зайди сначала ко мне, сын.

Со вздохом я кладу на стол остроглазого серебряного волка. Улыбаюсь, вспомнив Софи. Мне бы такую сестренку!

Ну что ж, послушаем, что король Андрий хотел сказать своему наследнику…

— Я подожду тебя, — говорит Серый.

— Ага, а капитан будет ждать нас, — отвечает Лека. — Может, пару минут, а может, три часа. Иди, я потом подойду.

Из-за угла выбегает Софи:

— Серенький, ты забыл, да?!

— Помню, — смеется Серый. — А ты в платье скакать собралась?

— Там переоденусь. — Софи показывает брату сверток, хватает его за руку и тащит к выходу.

Лека взбегает по широкой парадной лестнице, прыгая через две ступеньки. Кивает охраннику у кабинета:

— Доброго утра, Ясек!

— И тебе доброго утра, мой принц! — Ясек сторонится, давая проход к двери.

Лека заглядывает в кабинет:

— Можно, отец?

— Заходи. — Король ждет, пока сын плотно закроет за собой дверь, и кивает на табуреты у большого стола: — Садись.

Лека подходит к столу. Он не имеет пока права сидеть за этим столом, хотя вот уж почти два года, как отец требует его присутствия на королевском совете. Присутствия тихого и незаметного — учебы ради. Слушай, принц, запоминай и будь готов ответить королю, все ли понял…

— Не дорос я еще здесь сидеть, — усмехается Лека. — Вот отслужу, тогда…

— Вижу, ты догадался, о чем пойдет разговор, — тихо говорит король.

— Я давно его жду, — так же тихо отвечает Лека. — Мне через два месяца пятнадцать. А Серому — через две недели. Пора решать!

— Вы с Сережей опять сговорились? Вместе?

— Конечно. Только не сговорились, а обсудили.

— Слышу не мальчика, — вздыхает король. — Быстро вы выросли, сынок. А где хотите служить, тоже обсудили?

Лека молчит, глядя отцу в лицо. Король тоже не садится; он подходит к сыну и смотрит на него непривычно хмурым взглядом.

— Давно уж, — наконец отвечает принц. — Конечно, здорово было бы служить у Сергия. Но как это будет выглядеть, если сын короля отслужит в королевской роте? Что король спрашивает с других, но не с собственного сына? И что будущий король сам и не нюхал тех трудностей, на которые будет обрекать других? Пусть о Юрке так говорят!

— А, так ты понял… Служба у отца не прибавляет уважения ни отцу, ни сыну. Юрий когда-нибудь пожалеет о своем выборе. Продолжай, Лека.

Лека смотрит отцу в глаза. И говорит:

— Южные заставы. Граница между Немалой Степью и Великим Кочевьем. Только туда по-настоящему боятся отправлять сыновей твои вассалы. Только так нас с тобой никто не упрекнет, отец. И только такая служба может быть признана истинно достойной для будущего короля.

Король обнимает сына. Прижимает к широкой груди. Лека утыкается носом в вытертую замшу отцовой куртки… слышит, как частыми толчками бьется под ней сердце…

— Я горжусь тобой, Лека, — хрипло произносит король. — У меня достойный наследник. Но я не меньше любого из своих вассалов боюсь за сына…

— Па!

Король отстраняется. Спрашивает:

— Что, сынок?

— Мне тоже страшно. Но ты Сергия спроси, он скажет: мы с Серым готовы к любой службе. Мы ведь не вчера это решили. И даже если вдруг что… у тебя останется Егорка.

Король дергает плечом. Говорит внезапно севшим, сухим голосом:

— Никакого «вдруг», сын. Ты нужен мне живым.

— Значит, и не будет никакого «вдруг», — чуть улыбается Лека. — Правда, па… мы с Серегой два года готовились. Мы же понимаем, что там не шутки шутить…

Андрий подходит к потайной двери, открывает:

— Марго!

Лека подбегает к отцу, заглядывает в комнату родителей. Мама поднимает глаза от вышивки, радостно улыбается. Хочет, кажется, что-то сказать… король не дает:

— Марго, сходи за Юлей и Ожье. И приходите сюда.

— Хорошо, Андрий! — Марго втыкает иглу в клубок, встает, посылает мужу счастливую улыбку и быстро выходит.

— А ты, сын, приведи Сережу и Сергия.

— Ты согласен?

— Да, — вздыхает король. — Ты смелее меня, Валера. Я ведь и сам об этом думал, но… только пусть Сергий подтвердит, что вы к этому готовы!

— Хорошо, па!

Когда Лека возвращается вместе с Серым и капитаном, становится ясно, что король уже рассказал об их решении. Марго и Юлия держатся за руки, словно две сестрички в незнакомом и страшном месте. А Ожье стоит рядом с королем… и, кажется, утешает! Не может быть, обрывает себя Лека. Наверное, отец спросил у него, многому ли научились мы с Серым. И слова Сережкиного отца взаправду могут послужить утешением, потому что он сам учил их фехтованию. Правда, две их шпаги почти ничего не могут против палки в его руке, и вчера он сказал, что, по меркам Таргалы, они все еще два сопляка… зато добавил, что здесь вряд ли найдется лучший!

Марго и Юлия вздрагивают, увидев сыновей. Но остаются стоять, где стояли. Мужские дела решаются сейчас… их мальчики выросли.

И Леке так жаль становится материну счастливую улыбку, согнанную с побледневшего лица! Но ведь она тоже должна понимать, что иначе нельзя?

— Мой король! — Капитан отдает честь, чего вовсе даже от него не требуется. Не праздник, не парад…

— У меня вопрос к тебе, капитан, — спокойно произносит король. — Могу я отпустить ребят служить на южной границе?

— Лека сказал мне, — кивает капитан. — По чести, я бы засчитал им за службу последние два года. Они успели научиться всему, чему учу я своих новобранцев. Да, мой король, они хорошо подготовились. Их можно отпустить.

— Нужно, — тихо поправляет Лека.

— Да, мой принц! — Капитан снова кивает. — Это правильно и достойно короля. Но я бы, мой король, послал с ними третьего. Кого-нибудь из моих ребят. Или из Васюриных. — И добавляет, пресекая возможную обиду Леки и Серого: — Хотя бы ради спокойствия ваших матерей, парни.

Король качает головой:

— На заставе не должны знать, что у них служит будущий король. Слишком опасно. Мы справились с Гордием, но я не поручусь, что кто-либо из князей не строит нового заговора. И у Васюры кое-какие подозрения имеются. Поэтому ни там, ни здесь никто не должен знать точно…

— И не будут, мой король, — уверенно отвечает капитан. — Моему человеку не обязательно строить из себя телохранителя. Достаточно служить на той же заставе. Может, ему и не повезет оказаться рядом, когда будет нужно. Но все-таки это лучше, чем отправлять их совсем без поддержки.

— Другие служат без поддержки, — говорит Лека.

— На других не лежит такая ответственность, мой принц, — резко отвечает капитан. — У нас есть будущий король, и мы не хотим его потерять. А не нравится, можно и другую службу подыскать. Вон, в приморские крепости на севере тоже никто попасть не хочет: скучно.

— Сдаюсь, — усмехается Лека.

Король медленно кивает. И глухо говорит:

— Только подбери добровольца, капитан. Чтобы знал и не жалел…

— У меня будет достаточно добровольцев, — заверяет капитан. — Я выберу лучшего.

Немалая Степь… я помню, что рассказывал о ней Васюра, но почему-то мне кажется, что я должен помнить что-то еще. Самым краем… Весь остаток вечера я перебираю в памяти услышанные в последних видениях разговоры. Я даже карту вспомнил так четко, словно лежала она у меня перед глазами: коричневые надписи «НЕМАЛАЯ СТЕПЬ» и «ВЕЛИКОЕ КОЧЕВЬЕ», черная полоса границы между ними и красные башенки-заставы. Но ощущение убежавшего воспоминания становится от этого еще острее.

Так и ложусь я спать… и вскидываюсь среди ночи от чужой мысли, прозвучавшей явственно знакомым голосом…

…— Приструнить Великое Кочевье не так трудно. Беда в том, что Орда держит руку Благословенного халифата. Рушить торговлю и начинать войну из-за пограничных набегов? Глупо, Марго! Их терпел мой отец, терплю я…

— Подожди, супруг мой король, вот вырастет Валерик! Послушаю я, как ты станешь склонять его к терпению!

Маленький Валерик ловит ручонкой распущенные мамины волосы, тянет… король-отец осторожно забирает сына у жены. Валерик смешно гукает и хватает блестящую штучку на отцовой груди. Серебряный волк подмигивает малышу фиолетовым глазом…

Память… я не видел этого раньше. Я не искал маленького сына Андрия и Марготы: какой смысл? Пресветлый не одобрил бы и того, что ищу я сейчас, если бы не королевский приказ.

Я не видел этого разговора. Откуда же взялся он в памяти?

Серебряный волк с аметистовым глазом, знать, неспроста ты так хитро мне подмигивал. Знать, неспроста говорят, что амулеты восточников куда сильнее наших. Спасибо.

Может, ты тоже чуешь мое сродство с мальчишкой, что был когда-то твоим хозяином?..