"Талисман" - читать интересную книгу автора (Роджерс Мэрилайл)

Глава 9

Приостановившись у открытой двери в библиотеку, Грэй с удивлением обнаружил, что комната, которую он считал своим личным царством, уже занята. Полуденный солнечный свет, струившийся через массивные окна, гораздо ярче отражался в огненных волосах, чем на полированной поверхности письменного стола, за которым, подперев голову, сидела Лиз. Лицо ее было опущено, и выглядела она так, будто спит либо молится. Привычно суровое выражение лица Грэя смягчилось при виде коротких завитков, выбившихся из прически и ласкавших ее изящные пальцы и щеки цвета теплого меда. Она казалась невинным ребенком. Но ведь, несмотря на свои два десятка лет, его девственная жена и на самом деле была почти ребенком, напомнил себе с усмешкой Грэй. Однако, если он своего добьется, а он добьется, такое состояние будет продолжаться не долго.

Непрошеные мысли о ней мешали ему сосредоточиться на важных делах, скажем, найти способ нанести поражение своим врагам. Он был уверен, что, когда завладеет ею, рациональная перспектива восстановится и брешь в цитадели его эмоций снова закроется. И это надо сделать скоро. У него были короткие страстные связи, внезапно возникавшие, но так же быстро и угасавшие, оставляя в итоге лишь холодный пепел. И хотя в том, как эта необычная красавица завладела его мыслями, таилась еще большая опасность, он хотел и должен был добиться иных отношений со своей женой. Поэтому, несмотря на возраставшее нетерпение обладать источником никогда прежде не испытанного наслаждения, он не решался торопить ее.

Грэй вошел в комнату, неслышно ступая по ковру. Газета! Она сосредоточенно читала газету. Не колонку светской хроники, а политические обзоры. Он уже много лет так ничему не удивлялся… или, по крайней мере, с того вечера, когда познакомился с ней, и она отказалась выходить за него замуж… или с того момента, как он увидел ее танцующей с принцем… или… Сардоническая улыбка тронула его губы. С того первого обеда в Нью-Йорке она преподносила один сюрприз за другим и, кажется, вряд ли оставит эту привычку.

Лиз повернулась, услышав, как кто-то откашливается рядом. Испуганные, как у попавшей в силки птахи, глаза устремились навстречу взгляду, вдруг подернувшемуся нежной серой дымкой.

Он застал ее врасплох, углубившейся в газету и читающей неприемлемые для благородных дам страницы. Опираясь ладонями о стол, Лиз встала, раздражаясь на жаркую краску, заливавшую ее щеки и шею, и ждала новой холодной нотации Грэя.

Новой? Вдруг Лиз осознала, что муж ни в чем не упрекал ее со времени бала у Кардингтонов. Этот факт, вместо того чтобы утешить, только усилил ее беспокойство и неловкость. Он не только не порицал, но и сопровождал ее в лихорадочном круговороте светских развлечений – вопреки настойчивым светским пересудам о его сдержанности. Препятствуя лестному количеству потенциальных кавалеров, включая Лоренса, принца и, поразительно, даже почтенного сэра Дэвида, Грэй сам сопровождал ее повсюду. Они посещали обеды, танцевальные вчера, чайные уик-энды и участвовали в верховых прогулках в той части парка, где аристократы демонстрировали красивых лошадей или экипажи и ловкость в управлении ими, а толпы любопытствующих всех сословий наблюдали за ними.

Ее беспокойство было вызвано не его действиями, а собственной реакцией на них. Он был очень внимательным, по – доброму ироничным, нежно оберегающим партнером – и спутником, общество которого было желанно ей днем и ночью. Ее страхи за его безопасность увеличивались пропорционально возраставшей привязанности к нему. Она тревожилась из-за того, что его близость может отвлечь ее внимание, и она пропустит что-то важное, дающее ключ к разгадке прошлых «случайностей». Утешала ее только уверенность, что Тимоти и Дру продолжали поиск ключей. Эта пара так была предана делу, что изучавшего протоколы Тимоти теперь почти не было видно, и Дру понимала, что они смогут видеться очень редко, и не жаловалась, хотя часто ей приходилось проводить много времени в обществе лорда Поксуэлла.

– Вижу, вы читаете «Таймс». – Это было просто утверждение, а не вопрос или критическое осуждение. Заметив, что, поднимаясь, Лиз оперлась ладонью на одну из папок с важными документами, он с нарочито беззаботным видом взял папку в руки и как бы рассеянно постучал ее краями о стол, будто поправляя, чтобы ничто из ее содержимого не было видно.

Лиз наблюдала за его действиями и предположила, что эта папка – часть секретных политических документов. Она не придала этому значения, но бессознательно отметила грубую выделку бумаги, кусочек которой мелькнул с одной стороны, и подумала, что парламент, очевидно, использует бумагу такого плохого качества.

– Я постоянно ее читаю. – Ее прямой ответ прозвучал вызовом.

С того дня, как успешное окончание школы мисс Браун дало ей независимость, какой пользовалось мало женщин, Лиз читала от корки до корки все попадавшиеся газеты. В свое первое утро в Брандт Хаус она попросила горничную принести свежую газету, вместо этого она выслушала возмущенную лекцию леди Юфимии о том, что не подобает благовоспитанной женщине портить ум недостойными публикациями, наводняющими желтую прессу.

Лиз приходилось признать, что действительно газеты, которые она читала, несмотря на возражения золовки, были полны сообщений о буйствах анархистов, убийствах и других преступлениях. Но в них также сообщалось и о важных политических вопросах, обсуждавшихся в парламенте. Как бы мимоходом, Эллисон, который стал ее союзником с вечера происшествия, открыл ей, что после проглаживания – для закрепления чернил – газеты каждое утро складывались в библиотеке. С тех пор она почти ежедневно прокрадывалась в личное убежище Грэя, чтобы читать их. В начале ее то и дело тянуло с виноватым видом оглянуться, но после почти трехнедельного чтения без всяких помех она потеряла бдительность.

– Вы казались увлеченной. Что вы нашли для себя интересного? – У Грэя было превосходное зрение, и он прекрасно видел, что она читала, но ему хотелось услышать ее ответ. Смятенный? С отговоркой, что пыталась найти описание вчерашнего танцевального вчера с перечислением нарядов дам? Мгновение спустя он признал, что должен был догадаться.

К вящему раздражению Лиз, лицо ее снова запылало. Он знал, что она читала. Кроме того, она понимала, он не сомневается, что она знает о том, что он знает.

Имя Грэя часто появлялось на политических страницах, и на Лиз произвели впечатление его взгляды и проблемы, к разрешению которых он стремился. Сегодняшняя газета содержала полный текст его последнего выступления по поводу проводившегося палатой лордов расследования. Она и читала эту речь, тема которой была из тех, от знания о существовании которых, Лиз не сомневалась, все высокородные мужи стараются оградить своих женщин. Достаточно плохо уже и то, что в один прекрасный день им придется принять существование профессии дам полусвета. Но никогда джентльмен не допустит, чтобы оберегаемые им женщины его семейства узнали о продаже молодых девушек, вопреки их воле, в дома терпимости. Выросшая на ранчо и умевшая управлять им, Лиз не была настолько отгорожена от мира, как британские аристократки, но и она была шокирована сообщением о практике, именуемой «белым рабством».

– Вы добьетесь, чтобы это прекратилось, правда? – Лиз указала на речь. Она никогда не отводила глаз от неприятных истин и не боялась возможности вызвать гнев и сейчас, фигурально говоря, ринулась в самый центр проблемы и оттуда ждала его ответа, вызывающе блестя глазами.

Она была похожа на упрямого ребенка, и Грэй не мог удержаться от улыбки, несмотря на серьезность ее вопроса.

– Это входит в мои намерения, – начал он, овладевая лицом, но не в силах погасить смех в глазах. – Но успех дела зависит от очень многих, не только от меня. – Серьезность этого факта стерла последние следы веселья.

– Других членов палаты лордов, – спокойно закончила Лиз.

– А также палаты общин и полиции. Боюсь, понадобится даже поддержка общественного мнения, чтобы положить конец порочной торговле человеческой плотью.

Лиз вопросительно посмотрела на него. Конец торговле человеческой плотью? Это звучало шире, чем описание белого рабства в газетах. Неужели он имеет в виду?..

– Нет. – Грэй прочел ее невысказанный вопрос и снова поразился, что эта необычная девственница знает такое, во что другую не посвятили бы даже в самом абстрактном виде. – Я не ставлю цели уничтожить профессию, существующую с библейских времен. Но я надеюсь сплотить других вокруг задачи прекратить практику насильственной проституции – когда к проституции физически принуждают.

Если бы кто-нибудь раньше сказал Грэю, что однажды он будет беседовать на эту тему со своей женой, он серьезно настаивал бы, что место провидца в бедламе. Однако он начинал привыкать ожидать от Лиз сюрпризов. И – он впервые признался себе, не опасаясь ущерба в своей эмоциональной отстраненности – он нашел замечательно приятным ухаживать за свой собственной женой.

Слушая, как Грэй говорит на, очевидно, важную для него тему, Лиз задумалась о том, вел ли он подобные разговоры со своей первой женой. Она почувствовала укол ревности. В ответ на ее любопытство Анни как-то рассказала Лиз о Камелии, милой хрупкой женщине с нежными карими глазами и очень светлыми волосами. Лиз сразу же увидела в Камелии полную противоположность себе. Поскольку Камелия происходила из аристократической, но бедной семьи, Грэй, несомненно, выбрал эту женщину по душе. Следовательно, он считает блондинок очень привлекательными, и, поскольку она прямая противоположность, Грэй говорил совершенно искренне, заявив вначале, что без хитрых уловок он сам никогда бы ее не выбрал.

Внезапно заметив, что наступила тишина, и понимая, что он мало может добавить к красноречивым словам, напечатанным в газете, Лиз рассудительно переменила тему.

– Я читала вашу речь об ирландском самоуправлении на прошлой неделе. Как вы предлагаете осуществить свое предполагаемое решение?

– Во-первых, это не мое решение, просто я его поддерживаю. – Грэй принял перемену темы с ироничной улыбкой, поняв безыскусную дипломатическую попытку своей жены.

Он отложил в сторону папку с документами, которую все еще держал в руках, и жестом пригласил ее сесть с ним на небольшой диван перед высокими окнами.

Вскоре он обнаружил, что серьезно обсуждает с ней этот вопрос, и открыл, что она не только разбирается в этом и других вопросах, но имеет свой взгляд на каждый из них. Хотя они не во всем соглашались, ее продуманные мнения вызвали у него уважение, и он восхищался ее острым умом.

– Тогда договоримся, что мы не согласны? – спросил очаровательную женщину Грэй. – Давайте объявим мир по этому вопросу… по крайней мере в стенах нашего дома.

Лиз, радуясь редкой возможности обсудить серьезные вопросы с мужчиной на равных и чувствуя, что невидимые барьеры между ними тают, воспользовалась этим моментом, чтобы задать давно интересовавший ее вопрос:

– Почему вы многие годы всячески избегали светских развлечений?

Темные брови удивленно изогнулись.

– Разве я не сопровождал вас всюду, куда вы пожелаете, если мне позволяло время в парламенте?

Лиз встряхнула головой, блестевшей в лучах падавшего сзади солнечного света:

– Да, но именно поэтому многие считают необходимым сказать мне, как это необычно для вас.

Грэй понял, что ему придется – частично, конечно, не полностью – рассказать о личном конфликте, который он не обсуждал ни с одной живой душой.

– Я удивлен, что ваши осведомители не упомянули также, что исключая последние десять лет я замечательно нашумел в обществе.

Лиз вдруг вспомнила, что герцогиня Эфертон прозрачно намекала на прошлую репутацию Грэя как повесы, но промолчала.

– Когда я был молодым необузданным юнцом, я вел такой буйный образ жизни, что ужасал своего праведного отца… – Грэй оборвал слова, начинавшие звучать болезненной обидой. Он не хотел продолжать, боясь касаться сцены, которую многие годы старался стереть из памяти. – Достаточно сказать, что я разочаровал его при жизни, но после его кончины, когда я унаследовал титул и связанные с ним обязанности, я обратил свою энергию на более продуктивные дела, чем званые вечера, охота и азартные игры.

Лиз поняла по тому, как он оборвал себя, что в его истории кроется гораздо большее. Но она не хотела настаивать на дальнейших подробностях, чтобы не нарушить момента личного согласия. Она порывисто поделилась своей собственной причиной, по которой не одобряла и избегала круговорот светской жизни:

– Свои первые десять лет я жила просто, но очень счастливо с моими родителями на ранчо Дабл Эйч. Потом железная дорога моего отца сделала его чрезвычайно богатым человеком. Мама захотела жить в Нью-Йорке, мы переехали туда. Потом она вознамерилась стать частью его общества. Но что бы ни делала моя милая мама, стремясь произвести на них впечатление, матроны не принимали ее, потому что папины деньги были очень недавнего происхождения. – Лиз медленно покачала головой, и выражение ее лица стало грустным. – Они могли бы просто навести ружье ей в сердце. Их отказ убил ее.

В ее голосе Грэй услышал давнюю муку. Казалось, что, несмотря на очень разное происхождение, судьбы их поразительно схожи.

– Как сказал мой отец в тот первый вечер, именно мама на смертном одре настояла, чтобы я заняла ее место в борьбе за то, чтобы прорваться сквозь двери, закрывшиеся перед ней. И именно мольба мамы, чтобы папа должным образом выдал меня замуж, привела к той уловке, благодаря которой я вам навязана.

Ее последнее замечание убедило Грэя, что он полностью реабилитирован. Однако его удовольствие от этого ее признания было омрачено как глубокой печалью девушки из-за давней потери любимого человека, так и болью, звучавшей в ее словах, в которых слышалось подавленное чувство вины за неприятие завещания «больших надежд» ее матери. Видя, как поникли узкие плечи и опустились уголки персиковых губ, Грэй нежно привлек ее к широкой груди.

Из-за все возраставшей тревоги за безопасность Грэя и постоянного напряжения, требовавшего ее усилий освоиться в непривычной обстановке, Лиз почувствовала, как переходит от состояния спокойного удовлетворения в обществе Грэя к редко позволяемой себе мрачности. Печальные воспоминания о разочарованной матери вместе с недавними мыслями о том, какой плохой заменой Камелии она была, оказались слишком тяжелы для Лиз. Она глубже устроилась в объятиях Грэя.

Грэй прижался щекой к огненной массе ее волос и прошептал:

– Подумайте, как гордилась бы ваша мать своей дочерью – любимицей лондонского общества.

Лиз неоднократно думала, как удивились бы одноклассницы ее теперешнему положению. Но сейчас она впервые задумалась о том, как отлично справилась с достижением успеха в обществе, о котором мечтала для нее мама. Эмоциональное напряжение прорвалось горячим потоком, заструившимся из бирюзовых глаз.

Инстинктивно Грэй наклонился и смахнул губами каждую немую слезинку. Поддерживая ее голову рукой, к пальцам которой льнули огнистые колечки, он легко коснулся нежных, как лепестки, губ, раскрывшихся от трепетного дыхания.

Внезапно ощутив, как близко они друг от друга, Лиз попыталась отодвинуться, и, как всегда не вовремя, жаркая краска залила ее щеки. Она не хотела его жалости! Больше двух недель они вместе кружились в свете, делая бравый вид относительно того, что он в самом начале определил как неудачный брак. С того утра, когда она пригласила его в свою спальню в безуспешной попытке настоять, чтобы он рассказал об опасности, грозившей ему, он не искал контакта более тесного, чем требовали обязательные танцы. Сейчас ей показалось, что он увидел в истории, которой она поделилась, лишь попытку с ее стороны показаться трогательной и сыграть на его сочувствии, чтобы добиться его нежного утешения. Это было совсем не так… Лиз возобновила свою борьбу… без всякого результата.

– Нет, не отодвигайтесь от меня. Вы занимаетесь этим уже несколько недель, и пора остановиться. – Грэй положил конец неожиданно лихорадочной борьбе жены, положив ее себе на колени.

В этой новой и шокирующе интимной позе Лиз замерла, но хотя бирюзовые глаза по-прежнему решительно смотрели на руки, плотно сжатые на коленях, горячие воспоминания о прошлых объятиях предательски нарушили ее намерение сопротивляться.

Грэй нежно тронул ее за подбородок:

– Лилибет, посмотрите на меня.

Лиз была волевой женщиной, но поняла, что ее самообладание дало трещину, когда, не в силах противостоять его бархатному призыву, она подняла глаза на этого обворожительного мужчину в такой близости от нее, и утонула в серебристых, сверкающих озерах.

Пытаясь сурово напомнить себе, что и время и место совсем не подходящие, Грэй пригладил яркие выбившиеся локоны, обрамлявшие разгоряченное прелестное лицо в форме сердца. Сдержанность его истощилась почти до предела, он не управлял своими действиями – и не мог лгать себе, что его это заботит. Подложив руку ей под голову, он склонился и завладел сладкими губами, нектара которых он не переставая жаждал с момента, когда впервые вкусил его.

Сгорая от обжигающего наслаждения, которое мог разжечь только этот мужчина, Лиз растаяла в его сильных руках, сдерживающие инстинкты сгорели дотла, ей хотелось еще большего наслаждения, и она безрассудно страстно прижалась к нему.

Забыв и о времени, и о месте, Грэй стиснул в объятиях маняще прекрасное тело своей жены, еще крепче прижавшись к ее губам долгим поцелуем. Она застонала под чувственной требовательностью его губ, и ее восхитительное, уступающее тело охватила безумная, волнующая дрожь.

Не в силах устоять против влекущего соблазна, Лиз инстинктивно прильнула к его мощной груди. Самозабвенно погружаясь в головокружительный вихрь обжигающих ощущений, она обвила его руками, упиваясь восхитительной силой мускулов под своими ладонями.

Он отпустил ее губы, осыпая огненным дождем поцелуев ее глаза и щеки. Запрокинув голову, Лиз оставила беззащитной от нападения соблазнительно длинную линию лебединой шеи. Губы Грэя мгновенно побежали по ней, прокладывая зажигающий кровь след. Осыпая сладостно мучительным огнем поцелуев ее запрокинутую шею, он сражался с множеством крошечных пуговиц, стараясь расстегнуть высокий воротник и корсаж и получить доступ к шелковистой коже под ними.

Лиз безотчетно вплела пальцы в прохладные черные пряди и потянула ближе к себе искушающий источник этих жгучих наслаждений. Наконец Грэй добился ограниченного успеха и открыл скромный корсаж достаточно, чтобы его жадные губы могли вкусить еще не ведомого тела. Когда по жилам Лиз, затопляя остатки трезвого сознания, побежал горячий, трепетный огонь, из ее горла вырвался едва слышный сладкий стон. Охваченная неизведанным безумным волнением, она еще крепче прижалась к нему трепещущим телом.

– Ну, знаешь, я никогда!.. – оскорблено воскликнула Юфимия с порога двери в библиотеку.

Чувствуя, будто его разрывают пополам, Грэй отпрянул и впервые в жизни посмотрел на свою сестру с нескрываемым отвращением:

– Да, сестра, полагаю, никогда.

– Знаю, я настаивала, чтобы ты исполнил свой долг и обеспечил Эшли наследником, но, право, Грэй, я думала, что ты побережешь свои нечестивые желания для полусвета.

Ничего не говоря, Грэй выпрямился, поправляя галстук и рукава, и, насмешливо улыбаясь, с жалостью посмотрел на Юфимию.

Источая неодобрение, Юфимия уставилась на женщину рядом с ним. То, что Элизабет явно получала удовольствие от того, что добропорядочные женщины терпели, повинуясь долгу, доказывало ее низкое происхождение.

– Полагаю, у тебя была причина войти в мой кабинет без стука, – сказал наконец Грэй, сдержанно требуя предъявить веский предлог.

– Сегодня вечером мы приглашены на обед к Сент-Джонсам, и поскольку уже некоторое время никто нигде не видел ни одного из вас, я взяла на себя труд вовремя напомнить об этом, чтобы вы могли одеться к нужному часу.

Слюдяные глаза перешли с бесстыдно растрепанных рыжих волос на шокирующе расстегнутое платье и носки туфель, не пригодных для вечера.

Грэй вытащил из кармана своего строгого жилета часы на золотой цепочке и серьезно посмотрел на них:

– Для того, чтобы подготовиться, у нас времени больше чем достаточно, Юфимия. Но для твоего спокойствия мы отправимся в свои личные комнаты и начнем приготовления.

Поднимаясь по широкой лестнице вслед за своей все еще непорочной женой, Грэй любовался изящным покачиванием ее бедер. Потом, к своему собственному удивлению, он понял, что ее острый ум и смелый характер притягивают его так же, как и зажигательная внешность, которую он находил возбуждающей сверх всякой меры. Его все больше раздражала необходимость ждать, пока он сможет по-настоящему сделать ее своей женой. Уменьшению раздражения ничуть не способствовала необходимость снова встречаться с сэром Дэвидом сегодня вечером после обеда у Сент-Джонсов.

Досадный интерес вызывал тот факт, что старый друг семьи почему-то стал серьезным препятствием для прохождения чрезвычайно важного для Грэя законопроекта. Ранее Дэвид согласился поддержать законопроект о белом рабстве, только настоял на таком количестве совещаний, что его прохождение через парламент замедлилось до скорости улитки. Грэй пытался с пониманием отнестись к старомодным взглядам стареющего человека и терпеливо разъяснял некоторые пункты снова и снова. При мысли о необходимости проделать это снова, вдобавок к многомесячным бесплодным поискам пропавшего документа, на лице Грэя появилось такое угрюмо-сердитое выражение, что смущенной Лиз просто повезло, что, входя в свои апартаменты, она не оглянулась назад.