"Русский анархизм и евреи. XIX-XX век" - читать интересную книгу автора (Гончарок Моше)

Глава 6 Еврейский вопрос в мемуарах Н.Махно

Говоря об отношении к данному вопросу участников махновского движения, мы имеем ввиду, прежде всего, опубликованные мемуары самого Н.И. Махно"; книгу П.Аршинова (Марина)"- и воспоминания начштаба махновской армии В.Белаша", о которых мы уже говорили во вступлении.

Из этих трех авторов наиболее полным исследованием является, с нашей точки зрения, книга Белаша, - по обилию приведенных документов, хранящихся в российских архивах, с этой работой не может сравниться до сих пор ни одна книга на тему о махновщине, изданная в России или на Западе.

Мемуары самого Махно, вышедшие в Париже, были отредактированы Волиным (Эйхенбаумом). В предисловии ко второй книге воспоминаний ("Под ударами контрреволюции") Волин пишет: "Моя редакторская задача сводилась исключительно к приданию запискам Махно минимально литературной формы… Добавлю, что Н.Махно обладал лишь элементарным образованием, а литературным языком не владел и в малой степени (что… не мешало ему иметь собственный литературный "стиль")… Лучше удаются ему описания живых событий".

Махно начинает свои воспоминания с первых месяцев, последовавших за освобождением из тюрьмы. Известно, что первыми действиями 28-летнего анархиста после возвращения в родное Гуляй-Поле стала организация "вольных коммун". Крестьяне и местные мещане, помнившие Нестора по событиям 1905-1908 гг. и наслышанные о том, что на каторге "длинноволосый мальчуган" участвовал во всех голодовках и прочих мероприятиях политзаключенных, сидел годами в карцерах, закованный в кандалы, - встретили его восторженно. (Интересно, что самые ярые враги Махно в своих воспоминаниях, вышедших в разное время в России и Европе, ни единым словом не опровергают того факта, что он действительно был народным героем обширнейших областей Украины на протяжении всех лет гражданской войны, и даже подтверждают это, хотя и нехотя, сквозь зубы). Феномен популярности Нестора среди самых широких слоев населения объясняется двумя моментами.

Во-первых, его активная, бескомпромиссная натура весьма импонировала широким массам крестьянства, особенно беднейшего и середняков, которых он призвал к войне против помещиков и дележу земли; кроме того, крестьяне видели в нем человека, способного объединить людей для борьбы с немецко-австрийскими оккупантами, хлынувшими на Украину и безбожно грабившими население. Озлобленные поборами и жесткими указами оккупационной власти, крестьяне потянулись к махновским ребятам, которых вначале и было то всего несколько человек- остатки некогда разбитой анархистской группы. Так, собственно, и началось махновское движение, через два года представлявшее собой грозную силу, временами достигавшую 80 тысяч пехотинцев, конницу, тачанки со спаренными пулеметами, артиллерию… Во- вторых, Махно, в отличие от абсолютного большинства украинских повстанческих вожаков, с самого начала выдвинул интернациональную программу, чем привлек нацменьшинства, в первую очередь евреев и греков, чьи колонии в огромном количестве имелись в районах действий махновской армии. Евреи видели в нем защитника от гайдамаков, петлюровцев, белых и прочих погромщиков. Еврейскому населению Гуляй-Поля было хорошо известно, что анархисты из "Союза бедных хлеборобов", куда входил Махно еще подростком, начали свою непосредственную деятельность с ликвидации местных черносотенцев.

Все это привлекло к Махно искренние симпатии, не ослабевшие даже после разгрома повстанческой армии. С 1908 года и до возвращения Махно с каторги в 1917 у евреев Гуляй-Поля были на устах имена его однодельцев по анархистскому процессу - Лейба Горелика, казненного Шмерко Хшивы, Наума Альтгаузена. Тот факт, что последний оказался провокатором, выдавшим всю гуляйпольскую группу, ничего не менял: сам Нестор, еще находясь в тюрьме, неоднократно подчеркивал, что на одного мерзавца у евреев его села найдется десять прекрасных товарищей, поддержавших его в самые тяжелые минуты.

К еврейскому вопросу Махно в своих мемуарах возвращается постоянно. Касаясь первых своих действий по выходе из заключения, описывая организацию "вольных коммун" на Украине, Махно подчеркивает имена друзей, создававших коммуны вместе с ним - Лев Коган, Шнайдер, Гринбаум'4. В "Вольной коммуне #1" (село Покровское) сам Махно работал слесарем". Коммуны были уничтожены оккупантами, а остатки их закрывали красные в 1919 году; этот опыт создания безвластных трудовых общин оказался неудачным в силу внешних объективных причин, хотя коммуны подходили к этому вопросу с огромным энтузиазмом.

"По приезде в Гуляй-Поле, я в тот же день встретился со своими товарищами по группе. Многих уже не было в живых. Те, что пришли ко мне из старых, были - Андрей Семенюта (брат Саши и Прокофия Семенник),…Лев Шнайдер… А сколько пришло крестьян и рабочих ко мне, сочувствующих анархической клее - их перечислить было нельзя"

Имя Л.Шнайдера в первой книге воспоминаний Махно встречается десятки раз - он был членом Гуляйпольского Совета от анархо - коммунистов, представителем Гуляй-Поля в Губернском Исполкоме Советов. Его роль в событиях конца 1917 - начала 1918 гг., однако, подвергается Махно суровой критике в связи с инцидентом, в который была втянута зажиточная часть еврейского населения Гуляйпольского района.

На Украине утвердилась власть Центральной Рады, прибегшей к помощи немецко-австрийских оккупационных войск. Анархисты объявили правительству Рады войну с самого начала, одновременно призвав через Совет солдатских, крестьянских и рабочих депутатов крестьянские массы противодействовать оккупантам. Центральная Рада была объявлена анархистами "властью украинских шовинистов"

Выяснилось, что в Гуляй-Поле действовали лица, собиравшие денежные средства для поддержки правительства Рады. Махно отдал приказ найти человека, занимающегося агитацией в поддержку "украинский шовинистов и погромщиков". Каково же было изумление анархистов, лидировавших в местном Совете, когда выяснилось, что агитацией занимался… еврей! Некий бывший фронтовик по фамилии Вульфович, именовавший себя "максималистом", агитировал за украинских националистов. Махно арестовал этого человека.

" "Максималист" Вульфович больше не протестовал. "Максималист" Вульфович быстро начал таять и совсем растаял. Он сказал мне, что записки… он получил от гражданина Альтгаузен (дядя известного провокатора, по делу нашей группы, Наума Альтгаузена), хозяина постоялого двора и отеля в Гуляй-Поле.

Сейчас же был арестован и гражданин Альттаузен… Он понял, что дело принимает серьезный оборот… Он предпочел поэтому, объяснить всю правду сейчас же.

Еврейская община в Гуляй-Поле, сказал он, боялась украинцев- шовинистов и поэтому решила заранее связаться с ними, оказав им денежную помощь, чтобы на случай торжества их власти последняя знала, что евреи стоят за Украину и за тех, кто боролся за нее".

.Члены совета депутатов, услыхавшие о деятельности руководства еврейской общины, возмутились и потребовали опроса всех причастных лиц "с целью окончательного выяснения правды об их подлом поведении по отношению к свободе в Гуляй-Поле".

Махно продолжает:

" Сознавая, какую ненависть все это вызывает у нееврейского населения к еврейскому, я много труда и усилий положил на то, чтобы этого дела не раздувать, а ограничиться показаниями Альтгаузена, сделать об этом обширный доклад сходу' крестьян и рабочих и просить его также не раздувать этого дела и не поощрять ненависть за этот акт, учиненный несколькими лицами, ко всему еврейскому обществу'.

Товарищи из Совета со мной согласились, доверяя мне… И граждане Вульфович и Альгаузен тут же были освобождены.'.'.' "

Я говорю, нужно было быть… на этом сходе, 'Чтобы убедиться, как труженики серьезно и в то же время с величайшей осторожностью подходили к этому вопросу, который в других местах Украины безусловно вызвал бы погром и избиение невинных, всеми и вся гонимых… не знавших до сих пор покоя - бедных евреев"."

Немецкие войска, поддерживаемые гайдамаками Центральной Рады, между тем приближались к Гуляй-Полю. Их стремительное приближение не в силах были остановить слабые, разрозненные отряды крестьянской пехоты. Махновская армия только 'начинала формироваться и еще не обладала сильной боеспособностью. Анархисты призывали к организации вооруженного сопротивления оккупантам и войскам "украинских шовинистов". На этот зов отозвался решительно весь гуляйпольский район. Началось формирование "вольных батальонов" (впоследствии это стало базой Повстанческой армии). Махно через Горелика устанавливает связь с еврейскими общинами местечек, окружающих Гуляй-Поле. Молодежь валом валит к зданию Совета, над которым развевается черное знамя Анархии. Гуляйпольцы организовали свой "вольный батальон", состоявший из шести рот в 200-220 человек каждая. Еврейское население Гуляй-Поля выставило роту бойцов, влившихся в батальон. Группа анархо-коммунистов организовала из своих членов и кандидатов в таковые отряд, вооруженный винтовками, револьверами и шашками. У половины членов отряда были кони. Все эти вооруженные формирования были переданы под руководство Ревкома - прообраза будущего Реввоенсовета махновской армии. 'Туляйпольская интеллигенция, - пишет Махно, - по' инициативе всеми уважаемого в Гуляй-Поле доктора Абрама Исаковича Лося организовала санитарные отряды, подготовила лазареты…"."

Был захвачен эшелон с несколькими орудиями, снарядами к ним, винтовками и патронами. В соответствии с общим решением,1 первую махновскую артиллерию возглавил друг Нестора - Абрам Шнайдер.

Большевики бежали с Украины. У эсеров не было никакой серьезной вооруженной силы. Махновские анархисты остались одиноки перед лицом наступавших регулярных сил германо- австрийцев. В Гуляй-Поле сторонники украинского национализма распространили листовки с призывом радостно встречать немцев, несущих освобождение Украине от ига "кацапов и жидов". Тем временем распространились слухи, что немцы сжигают и уничтожают по пути следования все города и местечки, оказавшие вооруженное сопротивление. Среди евреев - владельцев лавок, гостиницы, хозяев мануфактурных предприятий - вновь возникают пораженческие настроения. Состоятельное руководство общины требует от еврейского населения, чтобы оно расформировало еврейскую роту. Рядовые дружинники, как правило, молодые ребята, выходцы из бедных семей, отказываются наотрез, считая это подлостью и предательством по отношению к анархистам и крестьянским ополчениям, доверившим им оружие. Мнения в роте, однако, раскалываются.

Процитируем письмо Бориса Веретельника", приводимое Махно в мемуарах:

"Дорогой Нестор Иванович. Ночью под 16 апреля отряд анархистов ложным распоряжением за твоей подписью… разоружен. В Гуляй-Поле все наши товарищи, все члены Ревкома, Совет…, арестованы. И сидят в ожидании выдачи немецкому командованию и командованию Центральной Рады для казни. Изменой руководят шовинисты… Дежурной ротой по гарнизону была назначена еврейская (или центральная) рота. Подлые негодяи обманным образом заставили еврейскую роту исполнить гнусное дело… Нашего друга, Алексея Марченко, пытались арестовать,… он не дался… бросил две или три бомбы… и скрылся. Однако, в 15 верстах от Гуляй-Поля задержан евреями колонии Межиричи и привезен в Гуляй-Поле, в штаб измены. Передают, что среди крестьян настроение подавленное. К евреям ненависть за их поведение… Передаю это письмо… если получишь, спеши с каким-нибудь отрядом на выручку. Неизменно твой Б.Веретельник".

В конце концов Веретельник с товарищами были освобождены. На выручку подошел отряд М.Никифоровой. Часть евреев - участников захвата - разбежалась. Остались М.Е.Гельбух и Леви, которых просили известить общину, что разбегаются напрасно: заслуги евреев перед революцией общеизвестны, а то, что произошло, было спланировано украинскими шовинистами.

"..Я встретился с рядом товарищей, оставшихся в Гуляй-Поле до вступления в него немецко-австрийских войск… Они сообщили мне о том, что за два дня моего отсутствия в Гуляй-Поле происходило. Со слезами на глазах они рассказали мне о гнусной измене нашего групповика Льва Шнайдера и вообще еврейской роты, обманутой штабом измены… О, какой позор!."

Шнайдер (не путать с однофамильцем Абрамом Шнейдером!) встречал оккупантов в Гуляй-Поле. Вместе с гогочущими сичевиками - представителями Центральной Рады - пришел в штаб- квартиру анархистов; там он учинил форменный разгром - рвал знамена, портреты Бакунина, Кропоткина, портрет покойного Саши Семенюты, швырял на пол книги, анархистские брошюры и газеты. Свидетелями были местные жители.

"..Я говорил тогда своим товарищам: теперь в Гуляй-Поле, да и во всем его районе, можно ожидать со стороны крестьян и рабочих крайне нежелательной для дела Революции, недостойной ненависти к евреям вообще. Сознательные и бессознательные враги революции могут эту ненависть использовать… И мы, так много потрудившиеся над тем, чтобы убедить тружеников-неевреев, что еврейские рабочие им братья… - мы можем очутиться перед фактом еврейских погромов.

– Совершенно верно, - отвечали мне друзья, -… лишь акты еврейской роты 15-16 апреля поставили нееврейское население на путь ненависти… Мы бессильны теперь бороться с ним. Наши силы все в подполье…

– Вот в том-то и дело, - настаивал я, - что с торжеством контрреволюции, и благодаря глупой выходке еврейской молодежи, над Гуляй-Полем веет дух антисемитизма. И наша прямая обязанность - не дать ему осесть, укрепиться… Еврейская рота… никогда не решилась бы выступить против Ревкома в пользу немцев и Украинской Центральной Рады, если бы она знала, что в центре Гуляй-Поля расположены другие, кроме нее, вооруженные части. Но заговорщики убедили ее, что других частей… нет"."

Богачи из еврейской общины Гуляй-Поля пытались фактом предательства организованной обороны смягчить оккупационные власти и не допустить погромов, разорения имущества. Немецко- австрийское командование их действительно поблагодарило, равно как и украинских националистов - вдохновителей этого действия.

"Конечно, это правдивое освещение роли еврейской роты в заговоре было криком душевной боли тех, кто так много потрудился в борьбе против антисемитизма, и кого евреи не только арестовывали, идя рука об руку с антисемитами на это гнусное дело, но готовы были "охранять" до вступления в Гуляй-Поле… прямых погромщиков-украинцев, чтобы затем выдать их на казнь палачам. Заглушить эту душевную боль товарищей было невозможно… У многих на конференции эта боль была так сильна, что некоторые плакали. Но никто, конечно, не помышлял… о мести евреям за это гнусное дело некоторых из них. Вообще, все те, кто называют махновцев погромщиками, лгут на них. Ибо никто, даже из самих евреев, никогда так жестоко и честно не боролся с антисемитизмом и погромщиками на Украине, как анархо-махновцы"."

…"Писали мне крестьяне, - больше всего шпионов и предателей у нас в Гуляй-Поле развелось среди богатых евреев. Об этом Вы, товарищ Нестор Иванович, подробно узнаете, когда прибудете к нам…

Мне лично тяжело было перечитывать все эти записки по одному уже тому, что в них чувствовался антисемитский дух. А я воспитал в себе глубокую ненависть к антисемитизму еще со времен 1905-6-го годов.

Но то, что гуляйпольские крестьяне до 1918 года были чужды антисемитского духа (об этом ярко свидетельствует хотя бы тот факт, что когда в 1905 году громилы из "Союза истинно-русских людей", под руководством Щекатихина и Минаева, громили в городе Александровске евреев и прислали своих гонцов в Гуляй-Поле для организации еврейских погромов, гуляйпольские крестьяне на ряде своих общественных сходов категорически высказались против погромщиков и их гнусных погромческих дел в г. Александровске), заставило меня отнестись к этим записочкам менее сурово, чем они этого заслуживали.

Я хочу сказать, что вместо того, чтобы порвать с ними переписку… я написал им письмо… в котором постарался, как мог, разбить их неосновательные мысли о евреях.

..Я убеждал крестьян и рабочих в том, что еврейские труженики, - даже те из них, которые состояли в… роте бойцами и были прямыми участниками в контрреволюционном деле, - сами осудят этот свой позорный акт. Буржуазия же, причастная к провокационным делам в Гуляй-Поле, свое получит, независимо от того, к какой национальности она принадлежит"."

"Некоторые подробности событий произвели па крестьян особое впечатление. Так, например… под руководством "анархиста" Левы Шнайдера, владевшего, помимо еврейского языка, и украинским, было разгромлено бюро анархистов. На украинском языке он обратился к шовинистическим бандам:

– Брати, я з вами вмру за неньку Украину! С такими словами вскочил этот "анархист" в бюро анархистов, начал хватать и рвать черные знамена, срывать со стен портреты Кропоткина, Бакунина, Александра Семенюты, разбивать их и топтать. Даже шовинисты украинцы не делали того, что делал он, этот новоиспеченный украинский патриот, - говорили мне очевидцы… Крестьяне… с особой настойчивостью требовали моего мнения об этом гнусном поведении анархиста еврея Льва Шнайдера.

Что я им мог ответить? Я, конечно старался доказывать им, что евреи здесь не при чем; что неевреев, играющих гнусную роль… было несравненно больше… Но убедить их не мог… Чувствовалась великая злоба у крестьян против евреев: злоба, которой Гуляй-Поле еще не переживало.

Я тревожился. Передо мною вставал грозный призрак антисемитизма. Я собирался с силами, чтобы преодолеть эту заразу в массе крестьян: заразу, привитую преступлением одних, и глупостью других… гуляй-поля) я остановился подробнейшим образом… на антисемитизме. Я… подчеркнул истинную роль и громадную опасность антисемитизма. Я напомнил крестьянам их героическую борьбу против погромов в 1905

Неприглядная роль части руководства гуляйпольской еврейской общины, пошедшей на сговор с оккупационными властями и офицерством Центральной Рады, чтобы избежать антиеврейских эксцессов, не помогла еврейскому населению. Если первые дни немцы поддерживали порядок, то вскоре сичевики-украинцы взяли дело в свои руки: начались издевательства над евреями на улицах. В первую очередь искали евреев, замешанных в деятельности революционных организаций.

"В те же дни, по провокации "социалистов" шовинистов… поймали молодого славного революционера анархиста из бедной еврейской среды, Горелика, и зверски мучили его. Ударяли его… плевали ему в глаза, заставляли раскрывать рот и плевали в рот. При этом ругали его за то, что он - неподкупный еврей. И, в конце концов, убили этого славного юношу революционера"."

Махно не было в то время в Гуляй-Поле. За время его отсутствия оккупанты, мстя его близким, сожгли дом, где он родился. Мать ночевала по чужим людям. Брат Нестора, Емельян, инвалид мировой войны, в революционной деятельности вообще не участвовавший, был расстрелян на глазах жены и детей. Украинские националисты казнили и многих рабочих-украинцев, сотрудничавших с анархистской организацией. Махно приводит жуткую сцену поэтапного расстрела М.Колесниченко - анархиста со стажем. Можно понять, что к украинским националистам Махно относился нетерпимо отнюдь не только по идеологическим соображениям…

В то время, когда происходили эти трагические события, он был вдалеке от родного села: по делам, связанным с подпольной деятельностью анархистских организаций на оккупированной Украине, он посетил Москву и ряд других городов России.

Именно к этому времени - весна-лето 1918 года - относится встреча Махно с Лениным в Кремле. Махно был в Москве, чтобы установить контакты с Московской федерацией анархистов, познакомился, наконец, со своим кумиром - Кропоткиным, который тепло встретил его. Виделся и с другими видными анархистами - с Боровым, Львом Черным… Большой интерес для историков русской революции представляет описание встреч с видными большевиками

Бухариным, Свердловым и с самим Лениным (с последним Махно разговаривал довольно долго, и в целом оба произвели друг на друга сильное впечатление)." Судя по ленинской реакций на действия махновской армии на Украине в годы гражданской войны, вождь большевиков неоднократно сожалел о том, что Махно находился по другую сторону баррикад…

Именно во второй книге воспоминаний Махно подробно рассказывает о своей поездке по российским городам, где существовали различные анархистские группы и федерации. Красной линией сквозь повествование проходят имена евреев- анархистов. Курск - Саратов - Астрахань - вновь Москва - таков маршрут Махно весной-летом 1918 года. В Саратове Махно с товарищами устраивают конференцию, на которой присутствуют представители местных анархических групп, а также делегаты из столицы и Украины. Подробно рассказывается об отчетном докладе саратовских анархистов, который зачитал Макс Альтенберг (он же Авенариус). Ввиду недостаточной революционности докладчика, призывавшего к уходу в подполье ввиду близости белогвардейских войск, Махно с сопровождавшими его гуляйпольскими анархистами разругались с ним, и, как Махно пишет, ушли с конференции неудовлетворенными. Здесь же, в Саратове, Махно встречается с анархисткой Аней Левин, бывшей каторжанкой. 'Последствия режимов царской каторги дают себя чувствовать. Она лежит в больнице. Я не замедлил посетить ее. В группе… оказался товарищ Ани Левин - Рива (член мариупольской группы анархо-коммунистов). С нею я пошел в больницу навестить товарища"."

Заехав по дороге в Тамбов (и поделившись с читателем впечатлениями от встречи с отрядом "Одесских анархистов- террористов" из 250 человек во главе с "командиром. Мишей"), Махно с сопровождавшими его гуляйпольцами возвращается в Москву. Многие страницы второй книги воспоминаний посвящены встречам со знаменитым в свое время анархистом теоретиком

Иудой Гроссманом (Рощиным), которого Махно уважительно именует не иначе как "Товарищ Иуда Гроссман-Рощин".

"Товарищ Шапиро тоже произвел на меня впечатление опытного и делового товарища. Однако, тов. Шапиро, еще до встречи моей с ним, был мне известен, как крайний синдикалист… Раза три я был вместе с тов. Аршиновым у тов. Шапиро… При виде Аршинова и меня он бросал свою работу, подходил к нам… и нужно сказать правду, оставил во мне хорошее впечатление"."

Возвращаясь на Украину, Махно проезжал Орел. "Побродил по этому городу… Город, в котором, при самодержавии Николая Второго Романова, существовала каторга. На этой каторге, в особенности, не было предела разнузданности по отношению политкаторжан. Дух антисемитизма здесь гулял в той мере, в которой только смогли проявлять его управители… начиная от начальника и кончая темным невежественным надзирателем - ключевым или постовым у дверей камер, при выходе на прогулки, на самой прогулке, Это в Орловской каторге чуть не каждого прибывшего в нее политкаторжанина, под воротами, спрашивали: - Жид? - И если отвечал: - Нет, - заставляли показать крест. А когда не оказывалось последнего, били, приговаривая:- Скрывает, мерзавец, свое жидовство. - Били до тех пор, пока не срывали с него арестанского костюма и не убеждались на половом члене. Но и в этом случае били, только теперь уже за то, что не носит креста…"

Первые вести о трагедии своей семьи, страдавшей от рук немецко- австрийских оккупантов и украинских националистов, принесли Махно знакомые евреи сразу по возвращении на Украину из российской поездки.

"Высадился я на ст.Беленикино и… встретился в тысячной толпе… со многими гуляйпольцами. Один из них - сын одной хорошо знакомой мне еврейской семьи, некий Шапиро - бросился мне на шею. Он многое сообщил мне о положении… в Гуляй-Поле.. От этого Шапиро и ряда других еврейских парней я узнал, что дом моей матери сожжен… Старший мой брат, Емельян, который, как инвалид войны, не принимал никакого участия в политической организации, расстрелян. Другой старший брат, Савва… был схвачен и посажен в Александровскую тюрьму. За мое отсутствие… немцами совершено много расстрелов, главным образом крестьян-анархистов"."

Аршинов-Марин, описывая этот эпизод, подчеркивает, что возвращавшегося на родину Махно спасли от властей именно евреи:

"В одном месте Махно чуть не погиб, будучи схвачен немецкими властями с чемоданом анархистской литературы. Его спас один знакомый гуляйпольский еврей-обыватель, потративший большую сумму денег на его освобождение"."

Сам Махно в мемуарах называет имя этого человека: гуляйпольский гражданин Коган. Махно передал ему свой чемодан с вещами, объяснив кому его нужно сдать в Гуляй-Поле, переоделся, вышел из поезда и пешком 25 верст добирался до родного села.

Собственно, с возвращения в Гуляй-Поле в июне 1918 года, когда вокруг Махно начинают группироваться крестьянские повстанческие группы, и начинается история массового народного движения, известного под названием махновщина. При объединении отряда Нестора, состоявшего из остатков разгромленной анархистской организации села и сочувствующих крестьян, с анархистским отрядом бывшего матроса Феодосия (Федора) Гуся", возникает зародыш будущей могучей Революционной повстанческой армии Украины.

Сама история борьбы Махно с оккупационным германским корпусом, с белой армией, с петлюровцами, различными бандами и- в итоге - с красными - не входит в нашу задачу и является темой отдельного исследования.