"Варяг" - читать интересную книгу автора (Дойников Глеб Борисович)

Глава 12. Уход не по кошачьи.

Бухта Чемульпо, Корея. 27 января 1904 года, сумерки.

Как известно, кошки уходят, как англичане - они не прощаются, они просто исчезают. Тихо и незаметно. Уход "Варяга" и "Корейца" из Чемульпо был полной противоположностью старым добрым кошачьим традициям. Они основательно попрощались со всеми, до кого смогли дотянуться.

"Асама" лежала на дне. "Чиода" был в середине процесса спуска шлюпок для подбирания уцелевших с "Асамы", но ее командир уже начинал подумывать о том, что его покалеченному крейсеру надо пройти затопленный на фарватере "Сунгари" засветло. А со сбором оставшихся на плаву членов экипажа "Асамы" шлюпки справятся и сами. "Акаси" только что закончил циркуляцию вправо, уводившую его от торпеды "Варяга", и сразу же начал поворот влево, чтобы начинать погоню за этим чертовым неуязвимым крейсером. На его мостике добравшийся наконец до рубки старший офицер отчитывал минера, по приказу которого крейсер отвернул от противника. Минер вполне резонно отвечал, что хоть он и остался за старшего, единственное, что он знал об управлении кораблем в бою наверняка - самый безопасный курс при минной атаке - от мины. "Нанива" уныло тащилась в хвосте японской колонны, медленно отставая от своих неповрежденных коллег. Кочегары только сейчас смогли спуститься во все еще заполненное паром котельное отделение номер один и начали наконец поднимать пары в неповрежденных котлах. "Такачихо" и "Нийтака" шли встречным с "Варягом" курсом, и их командиры прекрасно понимали, что остановить его теперь могут только они. Правда, остается еще надежда на миноносцы… Но уж больно призрачная.

"Варяг" продолжал упорно идти к выходу. Избитый, с кое-как потушенными пожарами, с выбитой на четверть артиллерией и с сотней убитых и раненых на борту крейсер, казалось, превратился в берсерка. Его, как и его скандинавского предшественника, сейчас не могло остановить ничего, кроме удара в сердце. Но в отличие от полоумного викинга, не очень уважавшего кольчуги, и щиты использовавшего только как закуску, сердце "Варяга" было надежно прикрыто броней.

"Так, похоже от кровопотери и морфия, настоял таки гад-доктор, немного поехала крыша. Какой еще берсерк? Кто тут неуязвимый? Если бы. Еще продираться мимо трех крейсеров, еще переть в темноте мимо миноносцев, и в любой момент может или снаряд к рулям залететь, или мина в борт. А результат один - большая кормежка мелкой рыбы… Не отрубиться бы. А то обидно будет", - затянувшийся на десяток секунд мысленный диалог Руднева с самим собой был прерван парой одновременно попавших в "Варяг" снарядов. Один разорвался с эффектом скорее комическим, чем опасным. Снаряд угораздило влететь в подвешенный на цепи колосник, оставшийся от сорванного одним из ранних взрывов экрана. В результате колосник силой взрыва впечатало в борт, а оторванная цепь хлестнула по палубе "Варяга", как исполинский цеп, прорубив палубный настил. Дождь осколков хлестнул по палубе, но все, что могло быть уничтожено осколками в этом секторе левого борта, давно уже было искорежено, разбито, прошито навылет или лежало в лазарете. А иногда и в корабельной бане, куда по штатному расписанию складывали покойников во время боя. Не будь на пути снаряда чугуняки, пришлось бы заделывать еще одну пробоину у ватерлинии, коих у "Варяга" и так имелось уже с пяток. Второй снаряд оказался более удачливым. Он взорвался на баке "Варяга", сдетонировав о раструб вентилятора. Конус осколков и взрывная волна пришлась на левое баковое шестидюймовое орудие и прикрывающий его до уровня ствола бруствер из мешков с песком.

"Шимозный самум!", - пронеслось в оглушенном морфием и болью мозгу Руднева. Действительно, на несколько секунд бак "Варяга" скрылся в вихре песка, смешанного с дымом от сгоревшей шимозы. Когда рукотворный песчаный шторм осел, стало видно, что из расчета левого носового шестидюймового орудия в строю осталось трое подносчиков. Остальные лежали на палубе, припорошенные песком, который быстро пропитывался кровью. Один из уцелевших членов расчета метнулся к орудию и стал его быстро осматривать. Через несколько секунд до мостика донесся его крик:

– Стрелять-то можно, но циферблаты центральной наводки поразбивало и прицел снесло на хрен!

Так это же Авраменко! Ну точно, в начале боя их же послали подменить пару раненных именно у этой пушки. Он и пара его товарищей по расчету оказались прикрыты от осколков и разлетающихся мешков с песком телом орудия. Звереву повезло меньше, сейчас он пытался отползти к люку, левой рукой протирая засыпанные песком глаза, а правой зажимая рану на боку. С мостика трудно было разобрать, насколько серьезное ранение он получил, но если двигается, причем довольно быстро, то скорее всего выживет.

– Авраменко, Кирилл! Становись за наводчика, сможешь?

– Да что тут хитрого-то, ваше высокоблагородие? Коль могу с 47-мм, то и эта сподобится. Но целиться-то как? И кто подавать будет?

Словно в ответ на второй вопрос, из люков палубы, как черти из коробочки, вылетели десяток матросов из резерва подносчиков. Расставленные по местам мичманом Эйлером, они организовали довольно таки сносную для новичков цепь подачи. Через двадцать секунд после взрыва орудие опять упрямо открыло огонь. Правда, чисто демонстрационный, куда-то в сторону цели - целиться без прицела, через ствол на дистанции более километра нельзя. Еще минуты через три наскоро перевязанный прямо на палубе Зверев с помощью батюшки приковылял обратно к орудию. Он опустился на настил у правого бакового орудия и стал считывать данные с уцелевших циферблатов. Но громкости его голоса после ранения не хватало на то, чтобы перекричать грохот разрывов и выстрелов. Тогда, к удивлению Руднева и всех находящихся на баке и мостике, над сражением разнесся хорошо поставленный, окающий, протоиерейский бас корабельного священника "Варяга", отца Михаила. Но вместо молитв и славиц господу батюшка стал, надежно перекрывая грохот боя, выдавать данные для стрельбы на поврежденное орудие.

– ВОзвышение десять, правОе ОтклОнение семь, Аминь, тьфу, ОгОнь!!

После этого стрельба из орудия перестала носить показной характер, и снова стала относительно опасна для японцев.

Рудневу вспомнилась вчерашняя вечерняя проповедь, которую батюшка прочитал команде накануне.

"Не впадая в фальшь, достаточно считать мерзостью войну наступательную, ничем не вызванную, кроме тщеславия и корысти. Но война оборонительная, как право необходимой обороны, не противна была нравственному сознанию ни таких мудрецов, как Сократ, ни таких святых, как преподобный Сергий. И закон, и Церковь признают это право бескорыстным… И потому эта война может считаться святой и благословенной. Итак, православные, черная туча, давно облегавшая горизонт, разразилась грозой. Японцы, в надежде на своих европейских друзей, первые подняли на Россию вооруженную руку. Мы не хотим войны, наш царь миролюбивый употребил все усилия для ее отвращения. Язычники захотели воевать - да будет воля Божия"¹.

"Черт, придется поменять свое мнение если не о Русской Православной Церкви в общем, то хотя бы об ее отдельных представителях", - мелькнуло в голове капитана!

Вот наконец ушли в сторону "Такачихо" и "Нийтаки" две мины из аппаратов правого борта, значит, дистанция сократилась уже до дюжины кабельтовых. Японцы любезно ответили тем же. Минеры на "Такачихо" подозревали, что с такой дистанции добиться попаданий практически невозможно. Но что делать, если командир приказал отстреляться немедленно, потому что крейсер должен начать маневр уклонения от вражеских мин, а это неизбежно приведет к увеличению и так предельной для минного выстрела дистанции? Не слишком опытные минеры "Нийтаки" в точности повторили действия своих коллег. Теперь в сторону "Варяга" эффектно чертили свой путь четыре мины, впрочем, не слишком на самом деле опасных. Но береженого Бог бережет.

– Принять вправо, насколько можно!

– Всеволод Федорович, и так идем на пределе опасных глубин. Не стоит.

Штурмана, штурмана, эх, какая ж вы шпана! Черт, ну какой же этот доктор со своим морфием сволочь! Как теперь на прорыве сосредоточиться, когда все вокруг мерцает и из реальности выпадают то секунды, то минуты?

– Ну хоть на полкабельтова правее, мины, они все же поопаснее, чем мель, будут. И не забывайте, у вас в лоции глубины промерены в отлив, а сейчас у нас в запасе еще полметра.

– Знаю, учел. Все равно опасно. Хотя что так опасно, что так, будь по вашему. Может, дать ненадолго полный назад, тогда мины точно мимо пройдут?

– Скорость сейчас тоже важна. Идея хорошая, но несвоевременная. Нам надо еще оторваться. Кстати, Вандокуров, помнишь, что я тебе про шарики говорил? Давай, тащи свое хозяйство на корму. Пока доберешься, будет пора скидывать. И прихвати с собой кого-нибудь, а то один не успеешь.

– Всеволод Федорович. Да присядьте же наконец! На вас лица нет!

– Да, уже… Сейчас. В кресло… Благодарю. Крикните в машину, пусть еще добавят…

Еще пара минут, и за кормой остались и "Такачихо" с "Нийтакой". "Нийтака" сначала дисциплинированно повторила за "Такачихо" маневр уклонения, потом ее командир, увидев, что мина все равно идет ему в борт, положил руль еще круче вправо и теперь от стройного японского кильватера остались одни воспоминания. Каждый крейсер разворачивался и ложился сейчас на курс преследования самостоятельно. Но главное, все они, кроме отставшей от своих "Нанивы", были теперь, черт побери, за кормой! Командир "Нанивы", убедившись, что его худшие опасения - остаться на поврежденном крейсере один на один с "Варягом" - становятся реальностью, предпочел отвернуть к правой кромке фарватера заранее. В этот момент на "Варяге" на правый борт могли стрелять четыре шестидюймовые орудия из шести, причем прицельный огонь вели только два из них. На остальных были повреждены прицелы, и их огонь был скорее демонстрационный.

На оставшейся за кормой "Варяга" "Нийтаке" во время разворота на курс преследования разорвало носовое шестидюймовое орудие. Из расчета, на своей шкуре испытавшего эффективность родного, японского шимозного боеприпаса вкупе с зарядом кордита, уцелели двое. Это приписали удачному попаданию русского снаряда, ударившего якобы прямо в ствол². На самом деле виновата была слишком длительная стрельба с максимальной скорострельностью без чистки орудия. Медь от десятков сорванных поясков снарядов медленно, но верно накапливалась на нарезах в стволе орудия. Ствол постепенно перегревался, что вело к его расширению, а иногда и изгибу. И наконец настал момент, когда очередной снаряд просто перекосило в стволе в момент выстрела. Добавьте к этому сверхчувствительность и скверный характер шимозы - в результате от орудия и прислуги практически ничего не осталось. Та же судьба после часа беспрерывной стрельбы ожидала бы и половину орудий "Варяга". Но приказ Руднева о прочистке орудий проволочными банниками, столь негативно оцененный главным артиллеристом, избавил орудия и расчеты от незавидной судьбы погибнуть от собственных снарядов. В отличие от моряков начала века Карпышеву приходилось не раз читать о данной проблеме, которая и проявилась-то впервые во время РЯВ из-за возросшей скорострельности орудий. На самом деле единственный шестидюймовый снаряд "Варяга", попавший в "Нийтаку" во время сближения, не нанес никаких значимых повреждений. Два аккуратных отверстия на входе и выходе в кладовую сухой провизии, и полсотни килограммов риса, превращенного в рисовую пудру, между ними.

"Варяг" уходил. Носовые орудия уже не могли вести огонь по "Наниве". "Нийтака" только ложилась на курс преследования, а "Акаси" еще предстояло обходить раскорячившийся в развороте поперек фарватера "Такачихо". Строй японцев сейчас лучше всего описывался словом "куча". Причем желательно с эпитетом беспорядочная. Централизованное руководство отрядом, и так не слишком удачное в исполнении молодого Миядзи, было утрачено окончательно. На "Варяге" наконец-то раскочегарили машину до уровня, хоть отдалено напоминающий тот, что был продемонстрирован в Филадельфии в момент сдаточных испытаний. Несмотря на пессимизм механика, двое суток подготовки, полуторная смена кочегаров, душ ледяного масла на подшипники и главное - угроза жизни и отсутствие другого выхода разогнали "Варяг" до вчера еще немыслимых двадцати трех узлов.

Кормовые орудия еще продолжали всаживать снаряды куда-то в сторону постепенно отстающих японцев, а расчетам уцелевших носовых и бортовых уже предстояла совсем другая работа. Отражение минной атаки. Корабельная русская рулетка начала XX-го века. Не успей всадить пару-тройку мелких или один крупный снаряд в низкую, летящую по волнам тень миноносца до того, как он подойдет на расстояние менее километра - и получи в борт подарок с парой сотен кило взрывчатки.

А где-то там впереди авизо³ "Чихайя" уже разводил пары в пока еще холодных котлах полного хода в отчаянной попытке предупредить транспорта с войсками о немыслимой еще вчера угрозе - "Варяг" прорвался из Чемульпо! Никто на японских кораблях накануне не принимал такую возможность всерьез. "Чихайя" был отправлен к выходу из бухты для проформы, и зная об этом, на нем даже не поддерживали пары в котлах, за исключением необходимых для поддержания экономичного хода. Теоретически "Чихайя" почти не уступала "Варягу" в скорости, двадцать один узел против двадцати трех, но "Варяг"-то уже шел на двадцати двух, а вот авизо еще предстояло разгоняться с тринадцати. Так или иначе, на "Чихайя" четко понимали свой долг. Они обязаны предотвратить атаку "Варяга" на беззащитные транспорты, или умереть, пытаясь это сделать. Поэтому сейчас, выжимая все что можно из машин, авизо шел в сторону ожидавших исхода боя транспортов. Сигнальщики непрерывно отстукивали семафором в сторону транспортов один и тот же сигнал "Немедленно сняться с якоря. Рассеяться и уходить в море". Если "Варяг" погонится за купцами, "Чихайе" придется встать между ними и крейсером, превосходящим ее по все характеристикам на целую голову. Вряд ли она сможет продержаться более получаса, но что еще ей остается делать?

На "Варяге" сигнальщики наконец дотащили на корму шары, о которых говорил Руднев. Втроем они с дружным гиканьем по одному на "раз, два взяли" сбросили их в кильватерный след крейсера. Туда же отправился и глобус из кают-компании, все одно закопченный пожаром до состояния полной черной однотонности и к дальнейшему использованию непригодный. Скорее всего их действия если и были замечены японцами, то практически наверняка бы проигнорировались. Но в тот день в этой реальности у Фортуны были другие планы. Со стороны рейда Чемульпо один за другим донеслись два приглушенных расстоянием взрыва. Оглянувшиеся на звук первого, матросы на японских крейсерах успели во всей красе рассмотреть султан второго подводного взрыва, вставший у борта "Чиоды", которая медленно пыталась обойти место, где был взорван "Сунгари".

На палубе "Варяга" слегка оглушенный морфием Руднев флегматично произнес:

– Две из девяти. Семь пока осталось. Поздравляю, господа, минная банка на фарватере себя оправдала. Теперь пользоваться им практически невозможно. А уж тралить мины рядом с двумя затонувшими пароходами я бы точно не хотел.

Уже поврежденная "Чиода" после двух минных подрывов затонула в течении трех минут. Ей фатально не повезло - энергией взрыва первой мины ее, кривобоко ковыляющую в гавань, отбросило прямо на вторую. В отличие от нашей истории, в этот раз отбуксировать крейсер в док не успели⁴.

На "Нийтаке", сопоставив подрыв "Чиоды" и нечто шарообразное, сбрасываемое с кормы "Варяга", предпочли дать полный назад и принять к левой дальней кромке фарватера. При этом семафором на остальные японские крейсера было отправлено сообщение "Осторожно, вижу плавающие мины". Время, потерянное на обход района нахождения "плавающих мин", на осторожное следование по кромке фарватера, на разглядывание волн по курсу кораблей впередсмотрящими в сгущающихся сумерках, на снижение и набор хода, позволило "Варягу" оторваться от противника, не получив дополнительных повреждений. Атака миноносцев была выполнена безукоризненно по инструкции, но под огнем мало пострадавшей артиллерии правого борта из шести миноносцев на дистанцию действенного пуска торпед рискнули выйти два. Из выпущенных ими четырех мин крейсеру пришлось уворачиваться только от одной. Ответным огнем на самом наглом миноносце шестидюймовым снарядом был сбит мостик вместе с командиром, рулевым управлением и всем остальным, что на нем находилось. На долю второго миноносца пришлось три попадания трехдюймовых снарядов, охладившие его пыл. Ничья. Атака миноносцев, однако, позволила японцам выиграть драгоценное время и начать выводить из-под удара транспорты. Но груженные купцы никак не могли соревноваться в скорости с крейсером. Для начала не повезло "Сикако-Мару". При исполнении команды рассыпаться ее капитан по чистой случайности выбрал курс, пересекающийся с курсом "Варяга".

Когда на "Чихайя" заметили, куда именно несет охраняемый ей транспорт, ее командир понял, что до завтрашнего восхода ему дожить, скорее всего, не удастся. Ну что-же, как говорит "Хаге Куре" - долг тяжел, как гора, а смерть легче пера! Придется вспомнить, что по британской классификации "Чихайя" относилась к "торпедно-артиллерийским канлодкам". Приказав на транспорт отворачивать влево и прижиматься к восточному берегу, "Чихайя" пошла на пересечку курса "Варяга". Ей почти удалось то, что с успехом провалили миноносцы четырнадцатой флотилии - мина прошла в нескольких метрах от кормы "Варяга", и если бы не круто положенный вправо руль и мощный бурун за кормой, то попадания избежать бы не удалось. Прояви командиры миноносцев чуть меньше готовности умереть и чуть больше терпения, и "Варяг" был бы обречен. Им было необходимо отойти к "Чихайе" и атаковать совместно с ней с левого борта, артиллерия которого больше пострадала от обстрела четырех крейсеров. Тогда "Варяг" почти гарантированно получал мину в борт. Сейчас же, после атаки и расхождения с "Варягом" на контркурсах всего на шести кабельтовых в одиночку, авизо представлял из себя развалину. "Чихайя" расстреляла мины из всех аппаратов и в ответ получил пять шестидюймовых снарядов только в корпус. Теперь когда-то красивая и стремительная торпедная канонерка отползала на восьми узлах с небольшим креном на левый борт. Ее команда продолжала обстреливать "Варяг" из уцелевшего кормового 120-мм орудия и пары бортовых трехдюймовок, но всем и на "Чихайе", и на "Варяге" было ясно, что это агония. У авизо не было ни скорости, чтобы уйти, ни артиллерии, чтобы отбиться, ни сколь-либо значимой брони, чтобы терпеть обстрел с "Варяга". "Чихайя" была обречена, и это понимали и на ней, и на "Варяге". Тем страннее был приказ Руднева, в очередной раз вызвавший на мостике "Варяга" жаркие споры, более подобающие Одесскому привозу, а не крейсеру в бою.

– На руле, держи правее - курс на транспорты! Ход до самого полного. Сигнальные, отсемафорьте на "Чихайю" на английском, авось поймут, - "восхищен вашим мужеством, вы до конца исполнили свой долг, идите чинитесь, добивать не буду". Как у нас перезарядкой минных аппаратов дела обстоят?

– Но почему??? Поворот влево, снизить скорость на двадцать минут, и она на дне! Что за толстовство, Всеволод Федорович?

Зарубаев даже не кричал, звук, вырвавшийся из его горла, был чем то средним между ревом и воем. И, черт побери, его можно было понять! За последние пару часов ему не давали добить уже третий корабль противника. Сначала "Чиода", потом "Нийтака", а теперь еще и "Чихайя"! Ну сколько можно издеваться? Его молчаливо поддерживали, буравя командира хмурыми взглядами, оба штурмана, Беренс и Бирилев; доктор и даже рулевые, что уж ни в какие ворота не лезет, поминутно отрывали глаза от штурвала и зыркали на командира. Команда "Варяга", поверив в свои силы, жаждала победы. Не по очкам, как прорыв мимо четырех крейсеров противника, а полной. Заканчивающейся пузырями, поднимающимися из глубины над могилой вражеского корабля.

– Во-первых, не поворот, а разворот, левым бортом ее не добить, там у нас все зубы повыбиты, а от торпед она легко увернется, маленькая и шустрая, зараза. Во-вторых, не двадцать минут, а полчаса минимум. Это не миноносец и ей для утопления надо наделать очень много шестидюймовых дырок ниже ватерлинии. За это время нас догонят "Нийтака" и "Акаси". А драться с ними мы уже не в состоянии. Хорошо быть добрым, господин лейтенант, когда это тебе ничего не стоит. А уж когда у тебя вообще нет другого выхода, то и подавно.

– Есть, господин капитан первого ранга. По кому тогда стрелять прикажете? - Процедил сквозь зубы Зарубаев. Да, наверное, командир опять прав, но как же обидно!

– Если "Чихайя" не прекратит огонь, а она не прекратит, не тот народ японцы, то продолжайте по ней из всего, что достает. Утопить вряд ли успеете, но чем дольше ее будут ремонтировать, тем лучше. А потом по транспортам, они где-то там в темной части горизонта разбегаются, как тараканы. Вот с ними и насладитесь утоплением больших кораблей. Так что у нас с перезарядкой минных аппаратов, скажет мне кто-нибудь или нет? Минами транспортники все же сподручнее топить, чем нашими сверхбронебойными снарядами.

Через пяток минут на мостик прибежал запыхавшийся и закопченный старший офицер.

– С правого борта оба аппарата готовы к стрельбе. С левого… Там аппаратов больше нет. Вернее, тот, что в кают-компании, еще можно было бы починить, ему только осколками досталось. Были бы за запчасти и время. А тот, что в церкви стоял, разнесло прямым попаданием, вместе с расчетом. Влепили в момент расхождения, на три минуты бы раньше, пока мина была в аппарате, и левого борта у нас бы тоже не было. Хорошо, что успели выпустить. Носовой должны перезарядить через полчаса.

– Вениамин Васильевич, рад, что вы живы и вроде даже здоровы. В отличие от меня, болезного. Можете кратенько рассказать, что у нас с повреждениями, пока есть свободная минутка?

– За минутку боюсь не уложиться. Итак. Потери в людях. Мичман Шиллинг, убит наш Александр. Прямо у орудия. Младший механик Сергей Зорин убит. Не повезло, находился у двери той самой угольной ямы, где снаряд взорвался. Даже непонятно, чем его, то ли осколком, то ли куском угля… Нижних чинов убито не менее сорока. Ранены вы, мичман Лобода тяжело, мичман Эйлер легко, слава Богу, в сорочке родился, осколок отрикошетил от нательного креста! Кому расскажи, не поверят, вот уж божий любимчик… Трюмный механик что-то на ходу пытался чинить, немного приложило беднягу о раскаленный котел, когда от взрыва на корме крейсер рыскнул, но с поста он уходить отказался, значит, легко. Еще один артиллерист, они-то все это время на верхней палубе, граф Нирод, тоже не сильно, в руку навылет. Ему, правда, еще лицо песком из мешков, что вокруг дальномера лежали, отполировало, но все одно - счастливчик. От тех мешков одни лохмотья остались, не будь их и прочей вашей блиндировочной импровизации, от него и расчетов орудий никто бы в строю не остался. Из нижних чинов в лазарете раненных под полтинник, в строю как бы не в полтора раза больше. Кто из них из нашей команды, кто с "Корейца", "Севастополя" или "Сунгари", разберемся завтра. Артиллерия - не подлежат ремонту три шестидюймовки, пять трехдюймовок, 47-мм на формарсе и одна из пушек Барановского. Есть шанс отремонтировать две шестидюймовки и одну трехдюймовку, но это не сегодня и даже не завтра. Надо пару дней. Расход снарядов - больше половины шестидюймовых, и с треть на трехдюймовки. Минные аппараты. Левый борт, один вдребезги, второй можно попытаться восстановить, но тут фифти-фифти. Носовой вроде должен работать, хотя и задело его осколками. Выстрелим, узнаем. Мин выпустили пять штук.

– А если он все же неисправен, то выстрелим и потонем. Вы оптимист, батенька, как я погляжу! Что еще нам супостат угробил?

– Кто-нибудь, дайте воды для начала, в горле пересохло… Спасибо. Носовая труба - вообще не понимаю, почему еще держится! По всем законам должна быть за бортом, и еще пол мостика могла бы снести попутно. Но стоит, зараза такая упорная. Теперь ее или чинить, или валить надо завтра. А то малейшей качки ей не вынести. Да, соответственно, тяга в носовой кочегарке практически нулевая. Хорошо хоть, что в проекте заложено почти полуторное резервирование по парообразованию… Остальные трубы в осколочных дырках, но это поутру быстренько жестью залатаем. То же с вентиляторами - решето. Ход пока держим двадцать один узел, еще пару часов Лейков обещал продержаться. Потом придется снизить до восемнадцати-девятнадцати. Затоплены три угольные ямы. Пожары потушили все, но кают-компании и вашего салона больше нет. Одни головешки. То же самое можно сказать про кладовую провизии. Прямое попадание с последующим пожаром. Не знаю, что там каптенармусы нам завтра на завтрак наскребут, но если после еды на зубах будет скрипеть сажа, а то и осколки, не удивляйтесь. В общем, до Артура дотянем, а там на ремонт как минимум на месяц. Причем желательно в доке… Все же в корпусе дырок нам наделали.

– А теперь плохие новости господа, в Артур…

– Есть!

Донесшийся с левого крыла мостика азартный возглас Зарубаева перебил ответ Руднева.

– Что есть, Александр Владимирович?

– Простите великодушно, просто так как "Чихайя" огня не прекратила, я, как вы и приказали, ей под хвост еще пару снарядиков вкатил, простите, что перебил⁵.

– Все бы вам, Александр Владимирович, маленьких обижать. Ну, не смотрите на меня так. Шучу, шучу. И вообще, лежачих и сидячих раненых не бьют. Итак, в Артур мы не идем, между нами и им весь японский флот. Во Владивосток пройти можно, но он сейчас еще замерз, будем там болтаться, могут и подловить. И теперь самое интересное, сейчас в Японию из Италии перегоняют два новейших броненосных крейсера, тип "Гарибальди". Ну, я думаю, вы в курсе. Причем экипажей на них сотни три на двоих, и японцы только в машинной команде. Остальное - итальянцы с английскими офицерами. Не надо у меня спрашивать, откуда я это знаю, Вениамин Васильевич, не надо. Как говаривал мой батюшка, не задавай мне, сынку, неудобных вопросов, не получишь уклончивых ответов.

– Ну, не надо так не надо. После затеи с койками поверю на слово. Может, вы и график их движения знаете, Всеволод Федорович? После истории с японскими взрывателями не удивлюсь.

– Нет, я не всеведущ, к сожалению. Но вот то, что прибытие в Йокосуку запланировано на четырнадцатое февраля, а намедни они прошли Малаккским проливом, мне птичка донесла. А сейчас наша задача-минимум - утопить того неудачника-транспортника, что от нас пытается оторваться чуть мористее. Обойдите его слева в паре кабельтовых, всадите обе торпеды, а то одной может не хватить. Он, зараза, тонн так в пять тысяч на глаз потянет, и потом в открытое море. Там идем в обход Японии и ждем гарибальдийцев.

– А уголь? А ремонт? А как топить два броненосных крейсера по десять тысяч тонн? А есть что будем целый месяц? А раненых куда девать?

Град вопросов посыпался со всех сторон, штурмана, старший офицер, главарт и даже доктор хором пытались перекричать друг друга. Но в отличие от предыдущего совещания в кают-компании, теперь в вопросы задавались не с интонацией "простите, но это невозможно", а скорее "и каким же образом мы это сделаем". Теперь за Рудневым команда и главное, офицеры, готовы были идти хоть в преддверие ада.

– Господа, вы знаете, как можно съесть слона?

– Простите, но при чем здесь это, Всеволод Федорович?

– Да так, африканская поговорка. Слона можно съесть только кусочек за кусочком. И неприятности мы тоже будем переживать по мере их возникновения. Вот, к примеру, уголь, пока у нас своего достаточно, полные бункера. А как кончится, да мало ли в море угольщиков? Вот тот, что будет побыстроходнее, и конфискуем, а если он еще и в Японию будет идти, то казне и платить не придется. Контрабанда-с, господа, причем военная! То же с едой. Забираем по законам военного времени. Ремонт, тут простите, придется мудрить в море. Максимум - безлюдная бухта, но никакого порта нам в ближайшие пару месяцев не светит. Раненых, здесь придется где-то разжиться катером, или наш залатать, и на нем их отправить в Шанхай или какой там нейтральный порт под боком окажется. По дороге, кстати, будем досматривать транспорта на предмет военной контрабанды. Теперь про топить крейсера. Господин Зарубаев. Во-первых, отдайте приказ опять пробанить орудия, во-вторых, объясните, почему вы планируете нанести российской казне ущерб в несколько миллионов рублей золотом?

– Кто, я??! Никогда! И в мыслях не было… С чего вы…

– А зачем тогда топить то, что можно захватить? Подумайте над этим вопросом, господа. И еще, если после пожара в кают-компании уцелели книги о каперах, пиратах и пиратстве, настоятельно рекомендую почитать. Как художественные, так и документальные. Для придания мыслям нужного направления, так сказать. Ну, сколько там еще до этого транспортника осталось? Интересно, что же он везет? А то ведь утопим и не узнаем…

Транспорт "Сикако-Мару" был загружен грузами второй очереди. Никто из экипажа "Варяга" никогда не узнал, что именно пустили на дно две торпеды, выпущенные в упор из аппаратов правого борта. Если верить российским источникам, то ко дну пошли артиллерийские парки первой японской армии. Если верить японским, то генеральным грузом было продовольствие и обувь. На самом деле после двух красивых взрывов и получасовой агонии с безуспешной попыткой дотянуть и выброситься на берег утонуло все инженерно-саперное обеспечение первой волны высадки. С одной стороны, жить без палаток и котелков в Корее зимой хоть сложно, но можно. С другой, копать траншеи, строить и ремонтировать дороги, позиции для орудий, землянки и прочую инфраструктуру войны без лопат и заступов… Тоже можно. Но не так быстро, как хотелось бы. Насколько задержал развертывание войск и начало наступление минный залп "Варяга", а насколько два корабельных трупа и десяток мин поперек фарватера, сказать невозможно. Но начать попытки перейти Ялу японцы смогли начать на две недели позже, чем в оставленной Рудневым-Карпышевым реальности⁶.

Впрочем, таких подробностей по сухопутным боевым действиям в его голове не сохранилось. Товарищ был мореманом. Война на суше всегда была для него лишь неприятным фоном в красивом военно-морском противостоянии.

Еще одним неудачником, попавшимся на пути "Варяга", оказался "Миоко-Мару". Впрочем, насчет неудачником, это как все в жизни, относительно. Получив торпеду из носового аппарата в борт, он благополучно дополз сначала до берега, а потом, через десять дней, после расчистки прохода, и до порта. Но транспорт перевозил кавалерию вместе с лошадьми. Если потери в людях были относительно невелики - взрывом мины и попавшими в транспорт снарядами убило "всего" два десятка человек, то вот потери в лошадях составили порядка половины.

За остальными транспортами гоняться при наличии на хвосте нескольких крейсеров, пока отставших на шесть миль, но все еще способных догнать "Варяг", Руднев не рискнул. Так, выпустили для проформы и создания паники по силуэтам в темноте по пятку снарядов, но топить транспорта бронебойными снарядами - это долгое и неблагодарное занятие. Опять же - Карпышев внутри Руднева считал, что свою задачу он выполнил - "Варяг" прорвался, сейчас его должны выдернуть обратно в его время, и фан кончится. На всякий случай, что надо делать, он офицерам рассказал в общих чертах. Ну и боль в ноге вместе с морфием тоже способствуют желанию отойти подальше от поля боя. Итак, "Варяг" двадцатиузловым ходом уходил в море.

Еще через пару часов полностью стемнело, и за кормой перестали различаться силуэты японских транспортов и крейсеров. То ли последние отстали, то ли решили не рисковать встретить в темноте этот неожиданно кусачий русский крейсер. Если уж днем вчетвером не смогли его остановить, то сейчас, в темноте… Впрочем, скорее всего, пятерка неповрежденных миноносцев сейчас искала "Варяг" в темноте, но море большое, радаров пока не изобрели, так что крейсер в относительной безопасности.

Руднев, с помощью двух матросов, бережно поддерживающих командира под руки, доковылял до командирского салона. "Н-да. И где вчерашнее великолепие? Что не разнесло в щепки взрывом, то сгорело или провонялось дымом. Слава богу, хоть кровать в спальне одним куском стоит… Вот сейчас на нее как спикирую, и проснусь, надеюсь, уже в Москве, суну в морду Вадику и бегом квартиру покупать…" - мысли Карпышева причудливо смешивались с мыслями Руднева, - "команде надо выдать тройную винную порцию, написать донесение о бое". А это мысль, где тут у нас вестовой?

– Голубчик, передай старшему офицеру, что я приказал команде выдать тройную винную порцию, и плесни мне чего покрепче.

"А теперь спать. Странно, почему я еще тут? "Варяг" прорвался, что еще этим козлам из НИИ надо…", - сон подкрался настолько незаметно и быстро, что плупустой стакан выпал из руки командира крейсера на постель.

На корабле утомленный боем экипаж, за исключением невезучих вахтенных, укладывался спать. Кому-то это удавалось сразу, кто-то не мог совладать с нервами после первого в жизни боя. Старший офицер, вот же собачья должность, третью ночь почти без сна, продолжал носиться по кораблю, определяя первоочередные работы, которые надо провести сразу после рассвета. Из офицеров первыми отключились полуоглохшие артиллеристы. Как ни странно, через час беспокойного сна, сопровождавшегося вскриками и стонами, мичман Василий Александрович Балк поднялся. Он поднялся с койки и минут тридцать сидел, глядя в пространство. Потом встал, оделся, зачем-то положил в карман револьвер и вышел на верхнюю палубу. Постоял у борта, минут десять посмотрев на проносящуюся за бортом со скоростью полтора десятка узлов темную воду, а потом медленно, прогулочным шагом пошел в сторону салона капитана.

Карпышев проснулся от осторожного, но громкого стука в дверь спальни. Судя по боли в ноге, каше в голове и всепроникающему запаху гари, он все еще был на "Варяге". Паршиво.

– Кто там? Кого еще принесло в три часа ночи? На японцев напоролись? Кто? Миноносцы, транспорт или что серьезнее?

– Мичман Балк. Вадик просил передать привет Петровичу.

1. Подлинный текст проповеди, прочитанной отцом Михаилом на "Варяге".

2. Подобным образом объясняли японцы и несколько отрывов стволов 8'' орудий на крейсерах итальянской постройки в Цусимском сражении, так же произошедших по причинам, не связанным с воздействием противника.

3. Авизо, именно так классифицировали "Чихайю" и его систершипов в русском флоте. Скорее всего потому, что просто не знали, как его обозвать! Впрочем, подобная проблема возникла во флотах многих государств. Англичане дали этим кораблям идиотское, но точное определение - торпедная канонерская (т.е. АРТИЛЛЕРИЙСКАЯ) лодка, т.е. гибрид ежа с ужом. Японцы внесли их в крейсера, но приглядевшись, сделали поправку - крейсера 3-го класса. Это уже не просто осетрина второй свежести, это что-то, не до конца протухшее. А вот почему в русском флоте их не обозвали минными крейсерами, это для автора загадка. Потому что именно к этим кораблям они были ближе всего и по характеристикам и по назначению.

4. "Чиода" в июле 1904 года подорвалась при блокаде Порт-Артура на одной мине. Была отбуксирована в уже захваченный японцами Дальний и отремонтирована.

5. Авизо "Чихайя" получил при попытке торпедной атаки и на отходе до девяти попаданий шестидюймовыми снарядами и как бонус - пяток трехдюймовых. из-за невозможности пройти в гавань Чемульпо (спасенные с "Чиоды" предупредили о минном заграждении) и ввиду безуспешности попыток остановить затопление отсеков, "Чихайя" приткнулась к берегу у острова Идольми. Снятие с грунта и последующий ремонт затянулись на два месяца.

6. В нашей истории первые боестолкновения на р. Ялу начались 1 мая 1904 года (по старому стилю).