"Рождественское чудо" - читать интересную книгу автора (Эллисон Маргарет)

Глава 7

– Добро пожаловать домой, – сказала Ким, останавливая машину перед домом. Был вечер двадцать третьего декабря, и, как и обещал Тони, ее отца выписали из больницы.

С неба на них смотрела яркая полная луна, укутавший землю снег искрился серебристыми огоньками.

– Кто помог тебе повесить лампочки над входом?

– Никто. Я повесила их сама.

– И ты забиралась на крышу?

– Ну да. Погоди, ты еще не видел задний двор. Я развесила лампочки вокруг всего катка.

– Нет, ну как вам это нравится, – гордо улыбаясь, сказал отец.

Ким вылезла из машины и поспешила обойти ее, чтобы помочь отцу.

Не торопясь они пошли к дому.

– Елка, – счастливым голосом сказал отец, заглянув в гостиную. – С тех пор как вы уехали… я ни разу не ставил елку.

Гарольд сел на диван и, когда Ким включила елочную гирлянду, улыбнулся.

– Красиво.

– Ты будешь ужинать, папа?

Отец покачал головой.

– Честно говоря, я немного устал. – Он попытался встать, и Ким бросилась ему на помощь – Все в порядке, дочка. – Гарольд вышел в коридор и заглянул в кабинет. – Что это? – сказал он, увидев мольберт.

– Ах, это. Я работала в твоем кабинете. Ты не против?

– Нет, конечно. – Отец вошел и включил свет. – А что ты пишешь?

– Ну, вообще-то это подарок тебе на Рождество.

Он улыбнулся.

– Можно взглянуть?

– Ты не хочешь ждать?

Отец виновато посмотрел на дочь:

– Я не видел ни одной твоей работы.

Она подвела его к мольберту. Горделивая улыбка расцвела на лице Гарольда.

– Как красиво! Необыкновенно красиво!

– Тебе правда нравится? – спросила Ким, следя за выражением его лица. Она опасалась, что ему не понравится, ведь не все любят абстрактное искусство.

– Очень, очень нравится, – с неподдельным восхищением сказал отец.

Он дотронулся до холста, и тот слегка накренился. За ним стояла еще одна картина.

– А это что?

– А, это я нарисовала просто так.

Отец взял картину в руки и стал рассматривать. Яркие, почти слепящие краски выстреливали из большого красного сердца разноцветными лучами.

– Мне нравится. Похоже на фейерверк.

Ким неловко засмеялась.

– Вообще-то я начала рисовать эту картину для Тони.

Хотела подарить ему на Рождество. Не знаю почему, но я все-таки закончила ее. Наверное, думала, что это поможет мне вычеркнуть его из своего сердца.

– Ну и как, удалось? – спросил отец.

С грустной улыбкой она отошла от мольберта.

– Пойдем, папа. Я помогу тебе подняться наверх.

– Папа, тебе чего-нибудь принести? Тебе удобно?

Отец сочувственно посмотрел на дочь. Со вчерашнего дня Ким носилась по дому как заведенная: готовила завтрак и ленч, взбивала подушки, замораживала лед. Он любил ее и потому не хотел доставлять ей лишних хлопот.

– Удобно, – сказал он. – Послушай, я не хочу, чтобы ты весь день сидела со мной как привязанная. Сходи куда-нибудь… подыши свежим воздухом. Тебе это будет полезно. – Гарольд помолчал. – Делай то, что тебе нравится. Кажется, так говорят?

– Так говорили двадцать лет назад, – засмеялась Ким.

– Все равно я не хочу, чтобы ты весь день сидела дома и ухаживала за мной.

– Ну ладно, – подумав, согласилась она. – Я хотела сбегать в магазин…

– Вот и беги.

Ким посмотрела на часы. Четыре.

– Я только до углового…

– Иди-иди. Развлекись чем-нибудь.

– Постараюсь, – пообещала Ким, снимая с вешалки пальто. Но про себя подумала, что поход в магазин вряд ли можно назвать развлечением. Интуиция подсказывала ей, что сейчас там полно народу. Но поскольку она решила приготовить настоящий рождественский ужин, ей был необходим клюквенный соус, а для клюквенного соуса требовалась клюква.

– И не следи за часами, – велел отец.

– Ладно, ладно. – Она махнула на прощание рукой и вышла на улицу.

Отец засмеялся ей вслед.

Ким проталкивалась по узкому проходу через толпу, зажав под мышкой два пакета свежей клюквы. При виде длинной очереди к одной-единственной работающей кассе из груди ее вырвался тихий стон. Она заняла очередь и нетерпеливо покачивалась с пятки на носок, как вдруг увидела знакомое лицо. Только этого не хватало! Дженни! Женщина катила перед собой доверху нагруженную тележку. На сиденье для детей вертелся ребенок.

Когда Дженни остановилась за спиной Ким, та схватила с вертушки журнал и сделала вид, что увлеченно читает.

Через несколько минут Дженни вежливо обратилась к ней:

– Простите, кажется, вы дочь доктора Риссона? Я не ошибаюсь?

Ким оторвалась от журнала.

– Да. – Она притворилась, что только сейчас заметила ее. – Да, я Ким. А вы… – Она запнулась, будто вспоминая ее имя.

– Дженни. Дженни Триби. А это Кирби, мой сын.

– Ваш сын? – Малышу было не больше года.

Дженни кивнула.

Значит, она мать-одиночка. Должно быть, ей приходится нелегко.

– Какой прелестный ребенок.

– Спасибо. А вы живете где-то неподалеку? – оживленно спросила Дженни, надеясь скрасить непринужденной беседой томительное стояние в очереди.

– Да. Вообще-то у меня дом во Флориде, но какое-то время я буду жить здесь. А может быть, и насовсем останусь.

– О, у вас будут замечательные соседи. Я живу на Мичиган-авеню Прямо за цирком Рядом с Тони, подумала Ким. Как удобно для них обоих.

Дженни продолжала:

– Когда мы с мужем купили этот дом…

Ким склонила голову набок. С мужем?

– Вы замужем? – перебила она.

– Да, – кивнула Дженни.

– Но… я думала., я подумала, что вы и Тони… – Она запнулась. Дженни смотрела на нее непонимающим взглядом. – …встречаетесь, – покраснев, закончила Ким.

– С Тони Хофманом? – медленно проговорила Дженни. – Так вы подумали?.. – Женщина прищурилась, потом рассмеялась, да так громко, что ребенок заплакал. – О Господи, нет, конечно. Хотя я понимаю, почему вы так подумали.

Мы вместе пришли на вечеринку. Вместе ушли. А на следующий день вместе приехали на работу.

Чувствуя себя последней идиоткой, Ким глупо улыбнулась.

Дженни покачала головой и сунула ребенку соску.

– Тони живет в соседнем доме. Он лучший друг моего мужа. Мой благоверный не захотел идти на вечеринку, так как никого там не знает. А Тони сдал свою машину в мастерскую.

Вот я и подвезла его. А на следующий день подбросила его на работу. Но, слава Богу, на днях он купил новую машину. Он вообще последнее время немного не в себе, скупает все подряд.

– Что вы имеете в виду? – спросила Ким, передавая пакеты с клюквой кассирше.

– Он полностью обставил свой дом. За час, представляете? Не понимаю, что на него нашло.

Ким расплатилась за клюкву.

– Было очень приятно поболтать с вами. Дженни, – сказала она, отходя от кассы. – Желаю вам счастливого Рождества.

– И вам того же, – улыбнулась Дженни.

– Что с тобой происходит? – наклоняясь вперед, спросил отец. – Ты весь вечер витаешь где-то в облаках.

– Я знаю. Прости. Просто… я думаю.

– О чем или о ком?

Ким печально улыбнулась:

– Я совершенно не умею скрывать свои, чувства.

– Хочешь, поговорим?

– Да нет, не о чем говорить. Не знаю. Я злюсь на себя.

– Почему?

– Потому что я – упрямая, самовлюбленная тупица. Ты можешь оспорить мое мнение, – улыбнулась она.

– Мне я оказалось, что ты говоришь обо мне, – отшутился отец.

Ким засмеялась.

– Думаю, с годами все становятся похожи на своих родителей. Кажется, так принято говорить?

Отец подумал секунду и серьезно спросил:

– А что, если твой отец изменился?

– Не знаю. Я, во всяком случае, не изменилась. К тому же слишком поздно что-либо менять.

– За прошедший месяц я усвоил одну мудрую истину: никогда не бывает слишком поздно.

– Кстати, – желая сменить тему, Ким взглянула на часы, – половина двенадцатого. Ты еще не очень проголодался? Может быть, не будем ждать двенадцати?

– Ну уж нет. Все в свое время. После того как часы пробьют полночь, обменяемся подарками и…

– Папа, я уже говорила тебе, что получила свой подарок…

Он улыбнулся:

– Я еще не видел, как ты катаешься на, нашем катке.

– Завтра, может быть, увидишь.

– А сейчас? Я бы мог смотреть из окна, – сказал он, вставая и зажигая свет во дворе.

Ким удивленно взглянула на него:

– Прямо сейчас?

– А почему бы и нет? В конце концов, сегодня Рождество.

Ким кивнула. Если она как следует утеплится, то, может быть, и сумеет противостоять холоду. Надо только двигаться, и тогда мороз не страшен.

– Хорошо, – сказала она и отправилась искать недавно купленные коньки.

Гарольд стоял у окна, наблюдая, как Ким выбирается на лед.

Сделав несколько скользящих шагов, она помахала ему. Отец, гордо улыбался, глядя на дочь. Гарольд с удовольствием понаблюдал бы за ней еще, но ему предстояло выполнить одно дело.

Несколько минут назад пошел снег, и Тони включил дворники. Когда он затормозил у дома Риссонов, по радио запели рождественский гимн. Гарольд Риссон удивил его, настояв, чтобы он приехал к нему, как только сменится с дежурства. В конце концов, он мог побеседовать о предписанном лечении с Гаркави. Ведь это он его кардиолог, а не Тони.

Тони вышел из машины и пошел к дому. В доме было темно, и только елка светилась в окне гостиной. Тони покачал головой. Наверное, Риссон дождался, пока Ким ляжет спать, и только потом пригласил его.

Тони остановился у двери. К ней был пришпилен конверт с его именем. Он вытащил из него записку и прочитал:

Ким чувствовала себя уже увереннее. Как жаль, что нет музыки, подумала она, увеличивая скорость и раскинув в стороны руки. Она попыталась сделать пируэт, но потеряла равновесие и упала на лед. Ким расхохоталась, потом поднялась, посмотрела в окошко и шутливо поклонилась отцу. И вдруг увидела, что у кромки катка стоит Тони.

Она села на лед, не чувствуя, как холод и влага просачиваются сквозь джинсы.

– Тони? – тихо спросила она, смахнув с ресницы снежинку.

Он улыбнулся и шагнул на лед. Подойдя к Ким, протянул ей руку и помог встать. Потом показал ей записку.

Ким медленно читала ее, и ее большие карие глаза наполнялись слезами. Прочитав до конца, она подняла голову и посмотрела на Тони.

Тони заговорил первым:

– Ким, я… прости, если…

– Тебе не за что извиняться. Это я должна извиниться.

Прости. Я боялась повторить ошибку своей матери и чуть не совершила самую страшную ошибку в своей жизни.

Он стер с ее щеки слезу.

– Так ты переменила свое мнение насчет нас с тобой?

Она улыбнулась и кивнула:

– Да, как только представила себе жизнь без тебя.

– И какой она тебе показалась?

– Грустной и одинокой. Ты предложил мне бесценный дар, дороже всех денег и славы, а я побоялась принять его.

Он крепко обнял ее.

– Я люблю тебя, Ким. И понимаю, что тревожит тебя… но думаю, если мы будем разумно совмещать в своей жизни любовь и работу, все будет хорошо. Даже твой отец понял это. Кстати, о твоем отце, – сказал он. – Не знаю, как тебе это удалось, но ты даже его смогла изменить. Его письмо… это просто чудо.

Ким засмеялась от счастья и, выхватив его из рук Тони, прижала к себе – Это не чудо. Это магия. Магия Рождества.

А чуть позже, когда где-то вдали церковный колокол пробил полночь. Тони поцеловал ее.