"Большое кино" - читать интересную книгу автора (Гаррисон Зоя)

ЭПИЛОГ

«Журналистка, ожидающая ребенка, летит на край света, к вратам ада».

Твердя про себя этот впечатляющий заголовок. Либерти попятилась. Огонь печи освещал лица двух других женщин, завороженно уставившихся на расплавленную бронзу, сиявшую тем ярче, чем нестерпимее делался жар. Вскоре ее можно будет разливать, но Либерти не была уверена, что дотерпит до этого момента.

По ее спине и груди стекал пот. Она вытащила майку из юбки и стала обмахивать живот, в котором ждал своего часа младенец.

Эбен назвал это «дурным паломничеством». Возможно, он прав. Сам он не смог ее сопровождать по причине охватившей Вашингтон предвыборной лихорадки, зато приставил к Либерти врача. Брендан, Кит и Верена заканчивали съемки в бассейне Амазонки; Арчер еще не выписался из больницы, где его опекала Аманда. В итоге на Звар смогла прилететь только Либерти. Ей предстояло исполнить последнюю волю Китсии.

Верньер-Планк, так и не снявший свой элегантный костюм, беседовал с пожилым жителем Звара, стоявшим у печи.

Либерти помахала ему газетой и потребовала воды. Когда он вышел, в открытую дверь ворвался освежающий ветерок. Какая же жара в этом пекле, если пустыня кажется в сравнении с ним обителью прохлады!

Поднявшись, Либерти выскользнула наружу. Солнце чуть не ослепило ее, и она, надвинув сомбреро, сползла по стене, спрятавшись, как это делают мексиканские пеоны, в собственной тени.

Она думала о том, как трудно ей освоиться с обществом своих сестер! Зато Кит и Верена успели привыкнуть друг к другу за время работы над «Последним шансом», премьера которого должна была состояться через полтора месяца, — одновременно с рождением ее первенца. Они уже готовили следующий проект, продюсером которого снова предстояло стать Кит. Либерти же была как бы на отшибе, проводя все время за пишущей машинкой. Она вспомнила тот вечер, когда Аманда, выйдя из палаты, сказала, что отец просит ее к себе.

Кит, Верена и Китсия проводили ее ревнивыми взглядами.

Либерти так и подмывало сказать, что их ревность напрасна: ей совершенно не хотелось заходить к Арчеру. Зачем смотреть, как ее отец, еще недавно полный жизни, лежит, утыканный трубками?

— Две минуты! — предупредила санитарка.

Он лежал на высокой койке с колесиками, в больничной пижаме; его глаза были закрыты. Как они умудрились стянуть с него костюм, когда у него сломана шея? Она стояла у его ног, давясь беззвучными рыданиями. Слезы капали с ее век прямо на зеленый кафельный пол. Что, если он уже мертв?

Но вот больной пошевелил пальцами, и она, подойдя ближе, взяла его за руку. Он медленно поднес ее руку к лицу и открыл глаза.

— Привет! — с трудом выдавила Либерти.

— Мэнди сказала мне, что ты — моя дочь. Когда я увидел тебя впервые — неужели это было всего лишь неделю назад? — то подумал: какая чудесная куколка и как умна! Кэсси была бы тобой горда.

Либерти задремала было, но вдруг услышала покашливание.

— Ты в порядке, дорогая? — спросил чей-то голос.

Приподняв сомбреро, она увидела женский силуэт и загородила ладонью глаза, чтобы рассмотреть лицо. Голос показался ей на удивление знакомым.

— Что ты обо всем этом думаешь?

— Останься она жива, я бы ей обязательно ответила. — Либерти снова надвинула на глаза сомбреро.

— Она и так догадывалась, поэтому не хотела, чтобы ты приезжала. Считала, что поступишь глупо, если поедешь.

Либерти неуклюже выпрямилась, и тут вдруг словно что-то прорвалось в ее памяти:

— Я уж думала, вы никогда не появитесь! — Она порывисто обняла маленькую толстушку, все это время терпеливо стоявшую перед ней.

Поиски Пози Кроутер — женщины, писавшей историю болезни Кассандры, — продолжались полгода. Сначала они привели Либерти в Провинстаун, в заколоченный дом под названием «Замок на песке»; потом — в Бостон, в особняк на Луисберг-сквер, пустующий уже три десятилетия. Налоги за дом платил семейный юрист, ничего не знавший о том, куда подевалась Пози. Наконец Либерти снова оказалась в монастыре Святой Марии на Реке…

Минуло более шестнадцати лет с тех пор, как она в последний раз видела свою наставницу в бело-сером монашеском одеянии. Но и сейчас, в просторной джеллабе, та по-прежнему выглядела монахиней, разве что сменившей орден: вместо обители Святой Марии на Реке она служила теперь в храме Святой из Песков Звара.

— Сестра Бертран! — Либерти даже засмеялась от радости, и Пози кивнула, утирая слезы. — Значит, весь последний год вы провели с Китсией?

— Почти весь.

— Весной я добралась до приюта Святой Марии, но мать-настоятельница сказала, что вы уехали.

— Да, ухаживать за захворавшей подругой. Китсия навестила меня в прошлом году, после того ужаса с Арчером. Последние сорок лет она стремилась к одиночеству, а тут вдруг ее потянуло к людям. Она умоляла меня уехать с ней, потому что предчувствовала скорую смерть.

— Почему она не сказала нам, раз знала? Любая из нас бросила бы все свои дела и кинулась к ней со всех ног…

— Китсия никогда не позволяла, чтобы чужие беды мешали ее работе. И вас она тоже не хотела отвлекать от дел.

Из литейной высунулся Верньер-Планк и поманил Либерти. Кивнув, она сказала Пози:

— Пора! Быстрее бы с этим покончить, а то как бы мне не разродиться раньше времени.

— Она бы не возражала, если бы ты отказалась участвовать в церемонии.

— Забраться на край света, чтобы в последний момент забиться в угол? Ну уж нет, я брошу свою горсть пепла. Вы идете?

— Дитя мое, мы с ней уже простились. Там сейчас отливают лучшее ее творение — мадонну с младенцем.

Либерти вошла в литейную. Две женщины только что высыпали по горсти пепла в желоб, тянущийся от печи к форме Верньер-Планк протянул ей открытый мешочек. Либерти надела асбестовые перчатки и взяла мешочек. Внутри лежал мельчайший белый пепел, похожий на песок Звара. Стоя над желобом, она любовалась огромной формой статуи мадонны с младенцем, заполняемой расплавленной бронзой.

«Говорят, это лучшее, что ты создала. Но и ты, и я знаем, что это не мадонна с младенцем, а завершение цикла „Кассандра“. Кэсси Рейсом с ребенком, которого ей не довелось знать…

Что ж, — Либерти еще раз поглядела на будущую статую и погладила себя по животу, — я делаю это и от твоего имени».

Она высыпала остаток пепла в желоб, и оттуда поднялось легкое облачко, быстро растаявшее в раскаленном воздухе. Отвернувшись, Либерти молча простилась с волшебной покровительницей, наконец-то соединившейся со своей любовью.

Верена мчалась по главной лестнице, перепрыгивая через ступеньки. В одной руке у нее был сандвич с арахисовым маслом и желе, в другой — стакан холодного какао. До премьеры «Последнего шанса» оставалось сорок пять минут. Услышав телефонный звонок, она прикинула, что не успеет добраться до своей спальни под крышей и снять трубку там.

Верена побежала обратно в библиотеку и не смогла отказать себе в удовольствии распахнуть дверь из красного дерева ударом ноги.

В темном помещении, лишенном ковров, телефонный звонок звучал неестественно громко. Перелезая через завал из книг и стараясь не пролить шоколад на подарок Раша Гарвардской библиотеке, Верена следила глазами за проводом, указывавшим ей путь среди бесчисленных коробок.

Найдя телефон, она плюхнулась с ним вместе в свое любимое кресло:

— Алло!

— Наконец-то! Я уже беспокоилась. Дай, думаю, проверю, как поживает моя звезда.

— Кит, ты же знаешь, меня проверять не обязательно. Либерти звонила дважды. Отвечаю то же, что и ей; я в полном порядке.

— Надеюсь, не в таком, как Брендан, — сегодня утром он специально надел очки наоборот, чтобы ничего не читать о «Последнем шансе»! Если ты не находишь себе места, это нормально. Кстати, ты попросила Брендана застегнуть тебе перед уходом платье?

Верена оглядела свой золотистый наряд.

— Черт, забыла! Я разинув рот слушала его лекцию о том, что премьера — всегда лотерея…

— Ты что-то ешь или у тебя проблемы с дикцией?

— Конечно, ем, — заверила ее Верена. — Когда я волнуюсь, то всегда прибавляю в весе. Уже звонили два репортера — не бойся, я вела себя безукоризненно. Я сказала им с жутким венгерским акцентом: «Ничего не знать ни о какая мисс Верена. Я делать уборка, и все». — Она огляделась, прикидывая, обо что вытереть пальцы, испачканные арахисовым маслом.

— Умница.

— С акцентом у меня нет проблем, не то что с памятью.

Ладно, придется переодеться. — Она уже была готова вытереть пальцы о подол, но в последний момент догадалась их облизать.

— Во что, например?

— Скажем, в штаны-парашюты и водолазку. Девин Лоу говорит, что я придаю старой одежде новый масштаб.

— Девин — болтун. Ты забыла, что обязана появиться сегодня в наряде от Тимми Тейлора? Он очень старался, чтобы наряд красиво смотрелся, хотя надеть его будет нелегко…

— В том-то и дело, Кит, что мне надоело красоваться. Губы вообще скоро лопнут от улыбок.

— Не надрывайся, Верена!

— Разве я надрываюсь?

— Гудишь, как из пустой бочки. Не подвергай излишнему напряжению голосовые связки. Относись к ним, как к тонкому инструменту, которым тебе предстоит зарабатывать на жизнь.

Верена понизила голос, изображая бас Брендана:

— «Даже из скрипки Страдивари неумелый скрипач сможет извлечь только звуки похуже воя собаки, испражняющейся бритвенными лезвиями».

— У Брендана это выходит пооригинальнее, но дело не в этом. Я все поняла; тебе пора в отпуск. Первые четыре недели съемок я обойдусь без тебя. Поезжай в Миллбрук. Вернешься, когда придешь в себя.

— Не хочу приходить в себя! Хочу работать.

— Тебя когда-нибудь посещала мысль, что ты прячешься от действительности?

— Я актриса — такое уж у меня ремесло. Я и Брендан — мы вообще очень похожи.

— «Брендан и я» — так было бы скромнее. Лучше браться за проблему тогда, когда она еще не успела превратиться в безнадежную. Это была неудачная идея — оставить тебя там одну.

Если бы Брендан не настоял…

— Напрасно ты винишь его. Я целый год просидела у вас на шее и решила позволить вам побыть вдвоем.

Когда они жили в «Кларе» втроем, Верена ночевала наверху, на складной кровати, а Кит с Бренданом занимали спальню.

Иногда, когда стихал прибой, Верена слышала по ночам их голоса: от баса Брендана вибрировали окна, смех Кит поднимался вверх, как прозрачные пузырьки в воде. Да, Брендан умел ее смешить. Внезапно до Верены дошло, почему Кит вдруг лишилась чувства юмора: впервые за год она осталась одна.

— Ничего со мной не будет, — пробурчала Верена, наверное, в тысячный раз.

— Клянешься?

— Всеми святыми.

— Хотелось бы, чтобы это была правда.

— Знаю, тебя накрутила Либерти.

— Ничего подобного: у нее нет времени перемывать тебе косточки…

— Зато до рождения ребенка вы подолгу шушукались. Я даже знаю о чем: будто бы мне надо обратиться к психотерапевту.

— Это далеко не самая плохая идея.

— Идея дрянная. Все психотерапевты — шарлатаны. Ладно, забудем.

— Вот и умница. Скоро увидимся. — Верена услышала, как Кит чмокнула трубку. Сама она опустила трубку медленно, после чего уставилась на каминную полку.

Ей не требовалось освещение: она знала, что фотографий на полке уже нет, что все это великолепие в драгоценных рамках убрано с глаз долой. Пройдет немало времени, прежде чем она наберется сил и снова захочет взглянуть на Раша и на остальных.

Раш и остальные… В том-то и заключалась вся проблема.

Его отец и мать в день венчания в Константинополе, перед посадкой на пароход и отплытием в Америку. Ее дед, старый и седой, его жена, больше похожая на его дочь… Молоденькая Китсия в белом платье, Арчер ребенком в матросском костюмчике. Китсия и Аманда, стоящие рука об руку перед одним из ангелов во дворе дома Китсии на Зваре. Китсия и Верена, снятые в тот же день. Верена и Раш на приеме косметической фирмы «Руба». Она, мать и Арчер всю оставшуюся жизнь будут вспоминать человека, жившего среди них, познавшего их любовь, но ответившего предательством. Не предали ли и они его?

«На протяжении всех семнадцати лет, — сказала ей Либерти после выхода из церкви, где отпели Раша, — ну, пускай шестнадцати, если не считать год, который ты провела в бегах, Раш был твоим отцом. Нравится тебе это или нет, он остался частью тебя».

Пусть так, но присутствовать на его похоронах она не хотела — это Мэнди заставила ее пойти. Через два дня после смерти Раша взорвалась яхта Ахмеда вместе с ее хозяином, и они, не задавая лишних вопросов, договорились скрыть от газет все-все — от вендетты до обстоятельств гибели Александера. Либерти тоже пообещала не публиковать эту историю, которую она называла романом. От Верены требовалось совсем немного: почтить своим присутствием похороны, как подобает убитой горем дочери Раша Александера, — в конце концов, должна же она пойти навстречу матери…

Но не Мэнди заставила ее взглянуть на тело в открытом гробу. Она сама заглянула туда краем глаза. Оказалось, что это нетрудно. Белые руки поверх темно-синего пиджака, полосатый галстук… Она обернулась к Либерти, следовавшей за ней в процессии скорбящих, и прошептала:

— Кажется, здесь совершается страшная ошибка. Этот человек жив.

Но за пределами церкви самообладание ей изменило, и из глаз потекли слезы. Она даже спросила Либерти, не наблюдает ли за ними Раш и теперь, как он это делал когда-то…

— Раш отправился в рай.

— Ты серьезно?

— Совершенно серьезно. Ты знакома с мифом о Касторе и Поллуксе? Богом был один Поллукс, Кастор был наделен всего лишь подобием бессмертия — благодаря любви его брата. Любовь Арчера к Рашу провела его сквозь жемчужные врата, уж поверь мне.

— Многие из нас его любили, — сказала Верена. Забравшись на гору книг, она огляделась напоследок и потом, уже у двери, прошептала:

— Я прощаю тебя.

Закрыв дверь и увидев себя в зеркале, она пришла в ужас.

Неужели она действительно сказала: «Я прощаю тебя»? Либерти права: ей нужен психотерапевт.

И в этот самый момент раздался звонок в дверь.

«Ну и оперативность! Наверное, даже захватили с собой смирительную рубашку…»

Она кинулась открывать.

В дверях стоял щегольски одетый Джей Скотт — двубортный пиджак, черный бархатный галстук-бабочка, шотландские полосатые брюки — и протягивал ей букет диких роз.

Схватив цветы, Верена издала радостный визг.

— Какая прелесть, Скотти? Точь-в-точь как те, что растут в «Кларе».

— Я слышал, на твоем платье сорок семь крохотных пуговок. Хорошо, что у меня руки хирурга.

Она засмеялась и втащила его в дом.

— Сижу тут и общаюсь то с призраками, то с Кит. Не знаю, бывает ли что-либо более унылое.

— Сегодня нам не до призраков. — Скотт стал включать светильники один за другим. — Ты только взгляни! — Он принялся стряхивать пыль с дивана. — Неудивительно, что тебя посещают призраки, — я бы в таком мавзолее вообще свихнулся. Больше жизни! — Он щелкнул пальцами. — А теперь — за пуговицы!

Возясь с ее платьем, он спросил:

— Как у тебя насчет шампанского?

— Сегодня мне принесли бутылку «Дом». Брендан посоветовал проявить осторожность — вдруг это подарок Бика Кроуфорда, — но я на всякий случай поставила ее в холодильник.

— Правильно сделала. Шампанское прислал я — урожай пятьдесят седьмого года. — Он застегнул последнюю пуговицу. — Сногсшибательный вид! Иди за хрустальными туфельками, а я открою бутылку.

— Так странно! — посетовала Верена из дверей. — Не надо причесываться… — Она погладила едва пробившуюся поросль у себя на голове.

— Не прическа, а динамит!

— Дурацкий вид, вот и все.

— Ладно, иди скорей за туфлями и сумочкой.

Когда она вернулась, Джей уже ждал ее с поднятым бокалом.

— За очаровательную, юную, многообещающую актрису!

Верена сделала маленький глоток.

— Никогда ничего не обещаю. Все получилось только благодаря тебе. И Брендану. И Кит.

— Странно, что в этот вечер мы не вместе. Кит засела в смотровом зале Ренсома и ведет телефонные переговоры со всем светом — прямо капитан в юбке. Брендан слоняется без дела, как медведь гризли, решивший разорить стоянку охотников, — и все из-за того, что бросил пить. Зато я медленно, но верно хмелею в компании несовершеннолетней… — Вот тут ты немного ошибся, — усмехнулась Верена.

— За это и выпьем! — Джей осушил бокал и налил еще.

Они выпили за Германа Миллера, Кит, Брендана, даже за Ренди Шеридана и за младенца Либерти и Эбена, а также за новорожденную продюсерскую компанию Кит, Брендана и самого Джея, — и тут Скотт хлопнул себя по лбу:

— Совсем забыл! Там, в машине, сидит Девин — надо было и его угостить…

— Ну, тут еще немного осталось. — Верена заглянула в бутылку.

— Тогда за Следующую лучшую актрису! — Джей, видимо, уже забыл о Девине.

Верена поднесла бокал к губам, но тут же опустила руку.

— Как это «следующую»? Ты имеешь в виду мою соперницу?

— Да нет, глупышка. Просто на следующем присуждении «Оскаров» тебя наверняка выдвинут в номинации «Лучшая актриса».

— В таком случае за следующего лучшего режиссера! — Она икнула и осушила бокал.

— Ладно, пристегни ремни. Золушка. — Скотт взял ее за руку. — Нашей тыкве пора отправляться.

— Кит? Что ты делаешь в темноте, почему не включаешь свет?

— Пусть все останется так, — попросила она хриплым шепотом.

— Тебе уже пора. — Брендан на ощупь продвигался по просмотровому залу. Добравшись до Кит, он сел рядом и взял ее за руку.

— Кажется, с начала работы над «Последним шансом» минула целая вечность. — Она не мигая смотрела на белый экран. — Я как раз думала…

— Послушай, — перебил ее Брендан, — чем бы ни закончился сегодняшний вечер, знай: я тебя люблю Кит нервно крутила сережку.

— И зачем я согласилась на этот просмотр! Если он пройдет неудачно, значит, все рухнуло.

— Не уподобляйся Скотти! Разве ты не знаешь, что нас ждет успех?

Кит стремительно повернулась к Брендану — она вдруг испугалась, что не помнит его лицо…

— Я не знаю…

— Мисс Рейсом, — раздался голос Фрэнка, — вас ждет машина.

Кит подняла руку, чтобы ее было видно из окошечка киномеханика, и помахала в ответ.

— Угораздило же нас снять зал мюзик-холла в «Радио-Сити» — там целых шесть тысяч мест! Лучше бы начать поскромнее…

— Не важно, Кит. Шесть, шестьсот, шесть миллионов… Пора открывать смотрины.

— Но фильм еще не готов! Если бы Ренди мог немного отодвинуть премьеру, мы бы поработали над музыкой… — Она вздохнула.

— Неужели ты боишься? — проговорил Брендан недоверчиво.

Кит встала.

— А ты? Мы опаздываем.

— Я никогда не хожу на просмотры. Увидимся после, — пробормотал он.

— Но мне будет страшно одной. Пожалуйста! — Она надеялась, что ее мольба подействует.

— Не могу, ты же знаешь. Просто не могу.

Кит поднялась по лестнице и огляделась. Кабинет полностью преобразился. С ледяной белизной было покончено, со стен сковырнули даже мрамор, но на полу все еще лежал синий ковер, возможно, скрывающий пятна крови. Банки не оставили от «Рейсом энтерпрайзиз» камня на камне: их любимыми цветами являлись синий и бежевый, что должно было свидетельствовать о похвальной скромности.

Кит подошла к окну и посмотрела вниз. Пятая авеню была празднично украшена в преддверии Рождества, до которого оставалась всего неделя. Больше десяти лет она не отмечала Рождество в Нью-Йорке, а в прошлый раз ездила к Китсии на Звар. Визит получился не слишком удачным: Китсия была поглощена работой, Кит же так нервничала, беспокоясь за Верену, что ей пришлось коротать ночи во дворе из-за бессонницы.

— Мисс Рейсом, вас подвезти к боковому входу? — Услышав голос водителя, Кит тряхнула головой и, отогнав от себя воспоминания, кивнула.

В машине она нашла карточку — начертанные нетвердой рукой слова: «Удачи, дочка. Арчер». Накануне в Миллбруке Кит предложила ему и Аманде посмотреть «Последний шанс», но он отказался: «Лучше прочту потом в „Нью-Йорк тайме“. Тогда она почувствовала облегчение: на самом деле ей вовсе не хотелось показывать фильм Арчеру, волнений хватало и без этого.

Когда машина остановилась. Кит, посмотрев на узкие позолоченные двери — уменьшенную копию парадного входа, — неожиданно для себя скомандовала:

— Везите к главному входу!

— Но там фотографы и…

— Ничего, пусть. — Она вынула из сумочки зеркальце и оглядела себя: волосы свисали почти до плеч, заслоняя черный жемчуг в ушах, а на низком корсаже красовалась эмалевая черепашка… Кит захлопнула пудреницу.

Юноша в белых перчатках распахнул дверцу машины, и Кит, ступив на красный бархатный ковер, задрала голову. Огромные прожектора, установленные в кузовах грузовиков, казалось, посылали лучи гораздо выше небоскребов Шестой авеню.

— Где Брендан Марш? — Какой-то молодой человек уже наводил на нее камеру. Кит зажмурилась от яркого света.

— Сюда, мисс Рейсом. — Служащая студии, ответственная за встречу прибывающих, повела ее к дверям сквозь толпу, которую сдерживали конные полицейские.

— Мисс Рейсом!

Обернувшись, она узнала Арнольда Блатски.

— Примите соболезнования: ваша мать скончалась…

Кит не знала, что сказать.

— А теперь улыбнитесь! — Он щелкнул фотоаппаратом, ослепив ее вспышкой.

Когда Кит влетела в дверь вместе с рок-звездой, также старавшейся отбиться от фотографов, из-за красной шторы; отделявшей Виновников торжества от прочих гостей, выглянул Девин Лоу:

— Сюда, Кит, скорее!

— Девин! — Кит облегченно перевела дух.

— Народищу! — Девин ухмыльнулся. — Огромная толпа репортеров, остальные — друзья, съемочная группа, знаменитости и просто зрители.

— То есть как зрители? — удивленно переспросила Кит.

— А от кого же мы узнаем, хорош ли наш товар?

— Или плох, — вмешался Ренди Шеридан. — Хэлло, Кит.

Ты как всегда восхитительна!

— Хэлло, Ренди. — Она без особого энтузиазма позволила ему поцеловать ее в щеку.

— Я надеюсь на лучшее, — осторожно сказал Шеридан. — Пресса ждет сенсации, и мы не должны ее разочаровать. Ну что ж, пора: уже девятый час…

— Начинаем, Девин. — Кит старалась не показывать, насколько она взволнована.

— Постой! — Девин встревоженно оглянулся. — А где мэр?

Придется еще немного потянуть.

— Не больше пяти минут! — распорядился Шеридан и исчез, а Девин принялся оглядывать вестибюль, выискивая мэра.

Но тут Кит схватила его за руку:

— Верена здесь?

— Здесь. Какая-то сволочь из «Энтертеймент тудей» уже взяла у нее интервью.

— Этого еще не хватало!

— Ладно, Бог с ним. Верена, наверное, наверху, а где Брендан? Он не приехал с тобой?

— Брендан подъедет позже, — солгала Кит, — Я пока тоже пойду наверх.

— А я останусь здесь. Вот твои места. — Девин сунул ей два билета.

Кит зашагала к главной лестнице. Фойе было забито людьми: одни протискивались к залу, другие кружили вокруг знаменитых актеров и телеведущих, образуя оживленные группки. В углу репортеры отлавливали зазевавшихся и брали одно интервью за другим, а посередине возвышалась рождественская елка с украшениями, вся залитая светом.

Мигание светильников заставило публику заторопиться в зал, но Кит продолжала стоять неподвижно, глядя, как пустеет фойе. Таких красивых старомодных кинотеатров уже давно не строили — теперь это было слишком разорительно. «Последний шанс», пожалуй, также старомоден. Оставалось уповать на то, что он не окажется таким же разорительным.

— Позвольте, я проведу вас на ваше место, мэм, мы начинаем. — Подошедшая к ней билетерша протянула руку и зажгла фонарик, но Кит только покачала головой и отошла. Оглядевшись в последний раз, она легко взбежала по ступенькам.

Добравшись до верхнего балкона и найдя свое место, Кит увидела, как, раздвинувшись, красный занавес обнажил темный экран, и на нем появились четкие белые буквы: «„Кит Ренсом продакшн“, фильм Джея Скотта». Затем, когда на экране возникло имя Брендана, послышались робкие аплодисменты.

У Кит перехватило дыхание. Она посмотрела на часы: вряд ли ей удастся высидеть два часа. Брендан, конечно же, не появится. Что за малодушие! Как он смеет взваливать на ее плечи такой груз?

На экране появилось лицо Верены крупным планом.

— Ничего не слышу. Что она сказала? — спросила женщина сзади. А ведь Кит предупреждала, что звук записан плохо!

Она вскочила и бросилась вниз, твердо решив не возвращаться в зал. Увидев телефонную кабинку, она вошла туда и уселась на откидное сиденье. Ждать оставалось еще час и пятьдесят минут.

Неожиданно Кит сняла трубку и набрала номер справочной. Узнав телефон больницы «Маунт-Синай», она попросила Либерти Адамс.

— Алло!

— Привет, Кит. — Либерти узнала ее голос — маленькая, но победа.

— Как ты там? Может, я звоню не вовремя?

— В самый раз. У меня все отлично, а как ты? Разве ты не в «Радио-Сити»?

— Да, но…

— Понятно. Решила сделать пару звонков?

— Мне страшно оставаться в зале.

— Могу себе представить!

— Как твоя малышка?

— Красавица! И такая забавная!

— А как ты?

— Чувствую себя счастливейшей женщиной на свете.

— Я тебе завидую.

— У тебя есть свои дети — фильмы, которые ты сделала.

— Примерно то же я слышала сегодня от Брендана…

— Правда? Вот видишь, какие у тебя умные друзья! Знаешь, что прислал мне Брендан в честь рождения ребенка?

Крохотную елочку с настоящими шариками и разноцветными лампочками.

— Я так и не сказала ей, что люблю ее. А потом она умерла.

— Не переживай так: Китсия знала, что ты ее любишь. И вообще она не хотела, чтобы на тебя давило чужое мнение.

Даже ее.

Внезапно Кит услышала в трубке какие-то непонятные звуки.

— Либерти, что случилось?

— Извини. Мне принесли дочь.

— Я загляну к тебе сегодня, ладно?

— Ждем не дождемся, тетя Кит. Удачи! — Либерти повесила трубку.

Кит долго сидела неподвижно, и вдруг ее взгляд упал на часы: четверть одиннадцатого! Отчего-то ей захотелось еще раз увидеть последнюю сцену фильма, и она побежала вниз.

Слезы Джадда Хайнса на могиле сына. Лейси стоит неподалеку, глаза ее сухи. Лицо Брендана тает в темноте. Белые буквы через весь экран: «Фильм посвящен Китсии Рейсом».

Только тут Кит поняла, как ей не хватает матери. Она вспомнила рассказ Либерти: жара в плавильной, поток раскаленной бронзы, пепел. Неужели это все, что осталось от матери? Ее глаза наполнились слезами. Она оглянулась: Брендан, Верена, где вы?

Зажегся свет, но в зале стояла гробовая тишина; двое зрителей медленно брели к выходу, повесив головы.

Фильм провалился! У Кит перехватало дыхание, и она в отчаянии упала в пустое кресло.

И тут раздались дружные аплодисменты шести тысяч пар рук. Зал затрясся от восторженного рева. Луч прожектора заскользил по рядам, и все стали оглядываться туда, где, выхваченные пятном света, стояли Брендан и Верена.

Потом весь зал поднялся и принялся аплодировать стоя.

Кит вскочила и хлопала вместе со всеми до тех пор, пока не отбила ладони.

Когда Верена заставила подняться Джея Скотта, публика окончательно взбесилась. Всхлипнув, Кит полезла за носовым платком, как вдруг услышала знакомый голос:

— Этот сгодится, мэм?

Она машинально взяла платок, и тут теплые губы Брендана впились в ее рот. Она увидела его улыбку и услышала, как он ласково произносит ей на ухо:

— Они аплодируют тебе, Кит. Сегодня героиня — ты.