"Красный Петух" - читать интересную книгу автора (Гийу Ян)

Глава 6

Было три минуты четвертого. На улице все еще черным-черно, но дождь прекратился. Карл посмотрел в окно и увидел только отблеск света уличного фонаря на углу. Дом напротив уже два с половиной часа как погрузился во мрак. Последнее окно погасло в квартире на четвертом этаже, именно оно и должно было зажечься первым.

В комнате кроме полицейских находился еще восторженный пенсионер в домашнем халате. Он обещал вести себя тихо, как мышь, и его никак нельзя было выгнать, поскольку квартира принадлежала ему.

Арнольд Юнгдаль услышал треск радиосообщения: захват в Упсале произойдет в назначенное время, кодом это звучало так: "Эбба Грен готова к отъезду по расписанию".

- Мне не нравится все это, так и знай, - прошептал Юнгдаль в темноте.

Карл не ответил. Юнгдаль был шефом всей операции, а Карл чувствовал себя скорее наблюдателем. Многого во всем этом он не понимал, поэтому лучше всего было молчать.

- Во всяком случае, обошлись без слезоточивого газа, - пробурчал Юнгдаль и потянулся к своему, переговорному устройству. - Ты знаешь, Нэслюнд хотел, чтобы мы сначала пустили слезоточивый газ, а? Я имею в виду, что если бы ваши террористы натянули противогазы и схватились за оружие, то все решилось бы само собой. Так, уж точно, лучше, поверь мне.

- Верю, - ответил Карл.

- Первому отделению начать "Эбба Грен", - сказал Юнгдаль в радиопередатчик. Потом наступила тишина - минута длиной в целую вечность.

Микроавтобус марки "Додж" заворчал перед воротами дома напротив, остановился и погасил фары. Пять фигур, напоминавших водолазов, вылезли через заднюю дверь и направились к воротам. Послышался легкий скрежет. Карл не верил своим глазам.

Вскоре суета перед воротами закончилась, пять "водолазов" вошли внутрь, и опять минута тишины длиной в вечность.

- Первая группа на месте, - прошипело в приемнике.

- Начать второму подразделению, - сказал Юнгдаль в передатчик.

Повторилась примерно та же процедура.

Когда вторая группа захвата отрапортовала, что она на месте, Юнгдаль отдал последний приказ. Через пять секунд черно-белые полицейские машины завыли включенными сиренами и, светя сигнальными голубыми огнями, понеслись вниз по улице.

Последующие сцены Карл Хамильтон не забудет никогда.

Аннелис Рюден спала чутко, накануне она перекурила.

Весь вечер они просидели на собрании, потом пили вино и никак не могли придумать, что же им делать. После убийства полицейского антиарабская пропаганда достигла апогея. Активисты тщетно пытались дозвониться в газеты, на радио и телевидение; сочинили несколько передач, которые, вероятно, никто не услышит.

Она не понимала, что ее разбудило. Но ей надолго запомнилось, что когда она приподнялась и попыталась сесть, то услышала грохот и треск двумя этажами выше (первая группа захвата в щепки разносила дверь у приятелей).

Она понимала, что свет зажжен, но ей казалось, что это сон, причем абсолютно невероятный: зеленые монстры в больших круглых стальных шлемах с узкой щелью для глаз окружили двухспальную кровать и направили свои автоматы прямо на нее.

- ПОЛИЦИЯ! НЕ ДВИГАТЬСЯ, ЛЕЖАТЬ И НЕ ДВИГАТЬСЯ! - ревел ближайший монстр, а в следующее мгновение еще двое набросились на нее и на Ниссе, тот как раз пробовал подняться, вдавили их в постель, вывернули руки за спину и защелкнули наручники.

Через пять секунд ее - голую, спиной вперед, закованную в наручники - поволокли через входную дверь, а там ее схватили новые руки и потащили вниз по лестнице.

Карл наблюдал весь этот "спектакль" с другой стороны улицы.

Четыре-пять полицейских машин подъехали с завывающими сиренами, а за ними последовали две "скорые" и несколько обычных. Выпрыгнули санитары, открыли задние двери "скорых", потом заняли оборону вдоль стены на другой стороне улицы. Непонятно зачем, но все делали одно и то же. Потом послышались ругань и отчаянные крики, громкие команды уже из дома, и в этот момент вся улица осветилась сильным светом.

- Зачем, черт возьми?.. - удивился Карл.

- Свет для телевидения, иначе не получится изображения, - процедил Юнгдаль, едва разжимая губы.

Первой из дома вытащили голую, кричащую и, казалось, очень маленькую девочку. Она была в истерике и тщетно отбивалась от четырех полицейских, не защищенных спецснаряжением. Они втолкнули ее в ближайшую полицейскую машину, потом туда впрыгнули двое полицейских и завернули ее в одеяло. Мотор заурчал, завыли сирены, и тогда из дома выпустили следующего. Он тоже был голым, но не сопротивлялся.

- Думаю, что первой была та, с которой ты хотел спокойно побеседовать, - заметил Юнгдаль.

Карл не ответил.

- Теперь это будет не так просто, - продолжил Юнгдаль в тот момент, когда под град фотовспышек через ворота пропустили еще одну девушку. - Еще и вечерние газеты, - констатировал Юнгдаль.

Сорок человек принимали участие в операции в Хэгерстене, если считать и тех, кто отвечал за ограждение улицы от "возможных кровавых неурядиц".

В Упсале, в студенческом квартале, где одновременно схватили семерых палестинцев, конечно же, силы были удвоены. Как подчеркивали газеты, радио и телевидение на следующий день, это был один из крупнейших и самых драматических захватов в истории шведской полиции. Однако операция прошла блестяще и в соответствии с планом.

Когда схваченных увезли, наступил следующий этап. Обе квартиры были сначала обследованы метр за метром и сфотографированы, а затем началась сортировка содержимого всех ящиков, гардеробов и книжных полок для конфискации и упаковки конфискованного в черные пластиковые мешки, которые пронумеровывались, что тщательно фиксировалось в протоколе. Согласно последнему протоколу конфискованного, эти пластиковые мешки того же типа, что и обычные мешки для сбора мусора, содержали 5163 больших и малых предмета.

Семерых палестинцев из Упсалы, в общем-то, не обязательно было "арестовывать": они - иностранные граждане, и их можно просто взять "под охрану" на неопределенное время согласно инструкции относительно лиц, подозреваемых в содействии организациям на территории страны, предположительно занимающимся насильственной и тому подобной преступной деятельностью, то есть на основании закона о борьбе с терроризмом. Так что пока еще не было надобности предъявлять палестинцам доказательства о совершенных или подготовляемых ими преступлениях, и у вновь образованной группы расследования при "Бюро Б", занимавшейся ими, времени было более чем достаточно. Палестинцев разместили в разных следственных тюрьмах и арестантских при полициях в Стрэнгнэсе, Эскильстуне, Упсале, Висбю и Норрчёпинге, что, конечно же, мотивировалось соображениями безопасности. Не стоило беспокоиться и о некоторых формальностях: подозреваемые едва ли могли встретиться со своими официальными адвокатами, поскольку нетрудно предположить, что корпус адвокатов вряд ли носится по стране в поисках клиентов вдали от Стокгольма.

В дальнейшем "палестинское" расследование должно было проводиться отдельно спецгруппой при "Бюро Б", и отчитываться эта группа будет непосредственно перед самим Нэслюндом. Лишь в случае прямой связи с четырьмя шведами или, возможно, с подозреваемым преступником группа Фристедта была бы проинформирована.

Ведь "дело" палестинцев - это, собственно, вопрос о "Крёхен-лифтен" - эффектный способ подчеркнуть для общественности, сколь серьезны основания для амбициозных и успешных шагов полиции в будущем.

Фристедт догадывался, что результаты "дела арабов" будут "тощими" как для него, так и для Аппельтофта и Хамильтона. Догадки эти оказались правильными, хотя в средствах массовой информации оно получит совсем иную окраску.

А вот что касалось задержанных шведов, то положение было критическим. По закону шведский гражданин не мог рассматриваться как террорист, он обладал определенными конституционными и гражданскими гарантиями, которых лишены иностранцы. В нормальных условиях задержанного шведа следовало сразу же отпустить или предъявить ему постановление об аресте в течение шести часов, при некоторых обстоятельствах - двенадцати.

Следовательно, полицейскому персоналу пришлось работать сверхурочно всю ночь, утро и сейчас уже за полночь, чтобы рассортировать конфискованное в двух квартирах в Хэгерстене имущество. Прокурор надеялся, что таким образом можно было добыть более реальное обоснование, чем подозрение в совершении убийства. Если удалось бы получить такой материал, можно было бы с указанием на некоторые исключительные правила, связанные с государственной безопасностью, удержать четырех шведов до двух недель, чтобы до суда выработать позицию при решении вопроса о дальнейшем лишении свободы, то есть для ареста. А за это время расследование значительно продвинулось бы.

Такова простая и часто применяемая стратегия. Если полиция действительно прочесывает квартиру подозреваемого комнату за комнатой, то обычно всегда всплывает что-нибудь, за что можно ухватиться. Люди удивились бы, если бы узнали, как пристально многие мелкие вещички, которые есть во всех домах, рассматриваются под сильным юридическим увеличительным стеклом.

Полученный результат был сверхнеожиданным. Было совершенно ясно: проблем с задержанием четырех не окажется.

Наверху, в отделе безопасности, конфискованное имущество было рассортировано на двух длинных столах в освобожденном для этого зале заседаний. Все вещи пронумеровывались, регистрировались и сортировались по трем категориям: предметы для обоснования подозрения в преступлении; протоколы собраний, книги, газеты, письма и другие документы; прочие предметы.

В "прочие предметы" входило все, начиная от связок ключей, предметов туалета и фотографий до экзотических сувениров типа тапок с хоботком и арабских пуфиков.

Самыми интересными были, конечно, предметы, подпадавшие под категорию 1, такие, которые могли оказаться основанием для задержания. А их было достаточно.

В квартире Нильса Густава Сунда и Аннелис Рюден были найдены вещественные доказательства, которые могли стать основанием для задержания по статье "скупка краденого и злоупотребление наркотиками".

Украденная стереоустановка марки "Маранц", по нынешним ценам примерно 7500 крон, сразу бросилась в глаза, а в ящиках письменного стола их общей спальни-гостиной был обнаружен спичечный коробок гашиша, но менее 11 граммов (вес столь незначительный, что не подпадал под закон о конфискации наркотических средств. Для этого необходимо более 25 граммов, однако, с другой стороны, даже наличие наркотиков само по себе в принципе наказуемый проступок).

В квартире Петры Хернберг и Андерса Хедлюнда конфискация дала более существенные результаты для решения о предварительном задержании, а именно "незаконное хранение оружия". Хотя в какой-то степени и это было притянуто за уши, поскольку речь шла лишь об охотничьем ружье фирмы "Хюскварна", выпуска примерно 1910 года, с курками (один, кстати, сломан), причем висевшем на стене. Лицензии на него не было, а таковая требовалась для любого огнестрельного оружия выпуска после 1890 года. Подобный недосмотр ничего не значил бы для суда, но не это интересовало полицию.

Другие вещи тоже представляли большой интерес. Магазин иностранного производства, по-видимому, от автоматического оружия. В магазине десять патронов неизвестной марки. Юридическое толкование этого неясно, но прокурор пока что приплюсовал и эту "амуницию" к куче доказательств для задержания за незаконное хранение оружия. Так по крайней мере все выглядело пристойнее, чем ссылка всего лишь на старое ружье "Хюскварна".

Кроме того, это лишь предварительные результаты, необходимые прокурору на первые шесть часов. А потом он с удовольствием передаст допросы и дальнейшее расследование отделу безопасности, куда Нэслюнд в помощь группе, занимавшейся самим задержанием, направил четырех человек для ведения допроса.

Трех задержанных Фристедт и Аппельтофт хотели взять на себя, в особенности Аннелис Рюден, ту, которая пыталась наладить контакт с Акселем Фолькессоном.

Фристедт, Аппельтофт и Карл сидели в своей рабочей комнате, роясь в протоколе конфискованного, все трое небритые и с красными глазами. Они уже, кажется, выпили ведро кофе, и вся комната пропахла дымом от трубки Фристедта. Обычно он старался не курить в компании некурящих коллег, но сейчас обстоятельства были из ряда вон выходящими. Он только что заказал неизвестную "амуницию", полагая, что Карл, возможно, кое-что знает о ней. Принесли немного помятый магазин. Карл тут же опознал его.

- Вот, - сказал он, открыв пластиковый корпус и выкладывая патроны на письменный стол быстрыми щелкающими движениями, - самое известное в мире оружие. Вы его должны были видеть на фотографиях, калибр 5,65, а у этих к тому же мягкий наконечник, так что это "Калашников" АК-47. Мягкий наконечник, думаю, означает, что оно русского или чешского производства, но на магазине китайские надписи, посмотрите.

Он показал на внутреннюю сторону магазина, а там имелись иероглифы, которые могли быть только китайскими.

Карл вытащил связку ключей с инструментом, похожим на перочинный нож, вынул оттуда маленькое шило и вскрыл магазин.

- Испорчена пружина, - заметил он, - пожалуй, магазин не в рабочем состоянии. Наверное, лежал очень долго, уж слишком стар. Вряд ли им можно пользоваться. Хотя с такими вещами ошибок не бывает. Высокая начальная скорость и Мягкий наконечник, между прочим, запрещены Женевской конвенцией, если это, конечно, сейчас имеет какое-нибудь значение. А не запрещен ли этот тип оружия?

- Не знаю, - сказал Фристедт, - но достаточно интересно. Оказывается, вот какое оружие типично для террориста.

- И все же мы должны прежде всего заняться Аннелис, - возразил Аппельтофт.

- Она уже получила адвоката?

- Да, все получили адвокатов. Вернее... Андерс Хедлюнд ругался и хотел иметь собственного адвоката, не знаю, добился ли он его, а остальным дали официальных защитников из обычного списка, - ответил Фристедт.

- Надо бы поговорить с ней побыстрее, она заперта уже скоро десять часов, и неизвестно, как это подействует на нее; все такие разные, - продолжал Аппельтофт.

Что до трех остальных, то их должны допрашивать другие. Было ясно, что им придется позагорать по крайней мере полтора суток до начала допросов. На лиц, не являющихся обычными преступниками, подобное содержание под стражей производит очень сильное впечатление.

- Мне нельзя с ней встречаться. Меня им нельзя показывать, но мне кажется, что вы должны попытаться поговорить с Аннелис как можно быстрее, - пробурчал Карл.

Нэслюнд распорядился, чтобы Карл не появлялся перед заключенными, и это было вполне естественно. Фристедт и Аппельтофт много лет отдали службе безопасности и прекрасно понимали, что лучше, если в протоколе окажутся их имена, а не Карла.

Фристедт и Аппельтофт спустились на лифте в подземный переход и потом на лифте же поднялись в тюрьму предварительного заключения. Охранник сидел перед раскрытыми вечерними газетами, несколько его коллег склонились над ним.

- Хэй, Фристедт из "сэка", - сказал Фристедт, показывая удостоверение. Он едва ли принадлежал к касте хорошо известных полицейских, ежедневно забегавших сюда за допрашиваемыми.

Один "контролер" проследовал с ними по коридору и открыл дверь в камеру. Аппельтофт и Фристедт обменялись беспокойными взглядами и вошли.

Аннелис Рюден лежала плашмя на койке, будто спала, но глаза были открыты. Она даже не шевельнулась. Фристедт и Аппельтофт остановились около нее. Аннелис продолжала лежать неподвижно. Дышала она спокойно и ровно.

- Подъем, девочка, время прогулки, - сказал Фристедт, осторожно дотронувшись до ее плеча. Она медленно поднялась, как лунатик, и натянула кроссовки с тремя полосками. Шнурки отсутствовали. Потом, не произнеся ни слова, она последовала за двумя полицейскими в комнату Аппельтофта, где на пустом столе стоял магнитофон и лежала папка с бумагой для допроса. Арестованные обычно предаются размышлениям, почему их схватили, когда они вернутся домой, получат ли они адвоката и так далее.

- Садись, - сказал Фристедт, занимая место за письменным столом. Девушка опустилась на стул для арестованных, в глубине комнаты.

- Ну, как ты себя чувствуешь? - спросил Фристедт мягко, но ответа не получил.

- Вот как вышло, - продолжал он. - Да, нам, наверное, сначала стоит представиться: меня зовут Арне Фристедт, а моего коллегу - Эрик Аппельтофт, мы работаем в отделе безопасности, в полиции, и у нас к тебе очень важные вопросы.

- Я в СЭПО? - спросила она и, впервые подняв глаза, оглядела всю комнату. Фристедт кивнул и, прежде чем продолжить, сделал глубокий вдох.

- Это не допрос. Пока еще нет, во всяком случае. Это не значит, что то, о чем мы говорим, неважно, но это не будет внесено в протокол. Понимаешь?

Она кивнула и опустила глаза. Фристедт оценил это как шоковое состояние, которое он видел у тысяч доставленных для допросов за годы работы полицейским в "открытой службе".

- Вот этот человек, - сказал он и протянул фото Акселя Фолькессона, - работал у нас и несколько дней назад был убит. Ты знаешь об этом?

Она быстро взглянула на фотографию, потом кивнула.

- Ты знала его?

- Нет, - ответила она, не поднимая глаз.

- Ты встречалась или разговаривала с ним когда-нибудь?

- Нет, никогда.

- Ты звонила ему или он тебе?

- Нет, я же сказала, - слегка повысив голос, повторила она.

"Ладно, - подумал Аппельтофт, - она, может быть, еще разговорится".

- Мы так по крайней мере думали, - продолжил Фристедт.

- Но это ошибка. Я не знала, кто это, пока не прочла в газетах. Почему я должна была знать кого-нибудь из СЭПО?

В ее голосе послышались воинственные нотки. Фристедт и Аппельтофт переглянулись. Аппельтофт кивнул.

- Он записал твой номер телефона в свой дневник за день до смерти. Ты можешь объяснить это?

- Нет.

- Это значит, что у вас был контакт, так?

- Нет, его у нас не было.

- Ты можешь объяснить, почему у него был твой номер телефона? Да, кстати, это был не твой телефон, а телефон магазина твоей матери. Почему?

- Этого я тоже не знаю.

- Не означает ли это, что ты хотела предостеречь нас от чего-то, что ты знала?

- Нет, я не из тех, кто бегает в СЭПО.

- Хотя и знаешь что-то, что тебе не нравится, но не хочешь, чтобы о связи с полицейским проведали твои друзья. То, что ты скажешь сейчас, останется между нами, поверь нам.

Последнее было, конечно же, ложью.

- Но я ничего не знаю. Если это был телефон моей мамы, может, она хотела что-нибудь сказать?

- Звучит не очень правдоподобно.

- Но это никак не относится ко мне.

- Это точно?

- Но я же сказала!

Фристедт и Аппельтофт снова переглянулись. Аппельтофт кивнул.

- Ну ладно, - вздохнул Фристедт, разыгрывая поражение, - тогда начнем обычный допрос. - Он включил магнитофон и усталым голосом сказал формальные фразы.

- Допрос Аннелис Рюден, проведен в отделе безопасности в Стокгольме 11 декабря 19.. года, время 14.35. Проводит допрос Арне Фристедт. Свидетель допроса - комиссар криминальной полиции Эрик Аппельтофт.

- Прежде всего разреши спросить тебя, как ты себя чувствуешь. Тебе что-нибудь надо передать в камеру на ближайшие часы?

- Что значит - "надо", туалетные принадлежности и все такое прочее?

- Ну да, и еще что-нибудь из личных вещей.

- Мне нужен мой несессер, зубная щетка и кое-что из одежды.

- Это мы организуем. Теперь я обязан сообщить тебе, что ты была задержана шеф-прокурором К. Г. Йонссоном по подозрению в продаже краденого и наркотиков. И я должен спросить тебя, как ты к этому относишься.

- На это я не хочу отвечать.

- Я должен понять так, что ты не хочешь сознаться в совершении преступления?

- Я не совершала никаких преступлений.

- Ты знаешь, на чем основаны обвинения?

- Нет.

Фристедт выключил магнитофон.

- Послушай, девочка. Так дело не пойдет, ты же можешь просидеть здесь слишком долго и совсем зря. В твоей квартире нашли 11 граммов гашиша. Ты ведь знаешь об этом?

- Но зачем же вы с сотней других в бронежилетах выгнали меня голой посреди ночи?

- Но я же о другом говорю. Это твой гашиш?

- Я не хочу отвечать на это.

- А стереоустановка? Она же краденая, это-то ты знаешь?

Она удивленно посмотрела на него. И реакция была абсолютно естественной.

- Нет, ни малейшего представления.

- Ты знаешь, откуда она?

- Не хочу отвечать на этот вопрос.

- Но должна. Кто купил ее?

- Не я.

- А у кого купил твой друг?

- Не буду отвечать.

- А откуда поступил гашиш, возможно, от того же поставщика?

- Не буду отвечать.

- Если ты будешь продолжать в том же духе, просидишь здесь несколько недель, а это не для тебя. Насколько я понимаю, тебя раньше не задерживали. Значит, получишь лишь условное наказание. Помоги нам, и мы постараемся освободить тебя как можно скорее.

Она ничего не ответила. Фристедт снова включил магнитофон и продолжил.

- Ты знаешь, откуда появился украденный магнитофон марки... прости, стереоустановка марки "Маранц"?

- На это я не буду отвечать, я ведь уже сказала.

- И ты также не хочешь объяснить появление спичечной коробки с гашишем в твоей квартире?

- Нет.

- Ну что ж, на этом допрос окончен. Время 14.41. Затем он быстро встал и сделал вид, что хочет ее стукнуть, хотя не дотронулся до нее и неожиданно, будто злясь, вышел из комнаты, кивнув Аппельтофту.

Перед тем как продолжить допрос, Аппельтофт немного подождал.

- Понимаешь, - сказал он, - мы сейчас проверяем все улики, как мелкие, так и крупные - все. Даже если это окажется чепухой, все равно придется выяснить все подробности, чтобы отпустить тебя домой, а нам перейти к более серьезным делам.

- А, собственно, что мы сделали, в чем вы нас подозреваете? - спросила она и впервые посмотрела Аппельтофту в глаза. - Не думаете же вы, что мы что-то сделали с полицейским в машине. Почему вы нас арестовали?

- Вполне возможно, что мы вышли на ложный след. А ты знаешь, какая может быть реакция на убийство полицейского в машине. Но если ты объяснишь то, о чем мы тебя спрашивали, я сделаю все, чтобы тебя отправили домой.

- Точно?

- Конечно, - привычно соврал Аппельтофт, хотя ему самому от этого стало не по себе. - Вот скинем мы эту чепуху, и я не вижу причин дольше задерживать тебя.

- Да, а если я тем самым посажу кого-нибудь...

- Никто не узнает, что это ты сделала. Сейчас мы просто разговариваем, допрос окончен.

- Да, но это чертовски неприятно.

- Послушай, не думай об этом. Ты сидишь сейчас в дерьме, как и твои дружки. Но помоги нам разобраться в этой ерунде, и мы сможем заняться более серьезными делами. Ты знаешь, откуда гашиш и стерео?

- Я не хотела, чтобы мы покупали их. Я была убеждена, что это краденое, потому что он такой тип, этот...

- Кто?

- Я не хочу говорить.

- Ты сама создаешь себе проблемы. А у нас есть еще твоя мать...

Бедные родители - это стандартная уловка. Но Аппельтофт знал, что она попадет прямо в цель, однако еще лучше он знал, что необходимы будут новые следы, новые идеи и придется приводить сюда ее плачущую мамочку.

- А мама знает?..

- Предполагаю. Но ты сегодня же сможешь быть у мамы и объяснить ей, что все не так уж опасно, помоги мне только немного. А я помогу тебе, обещаю.

- Точно, что никто не узнает обо мне?

- Да, точно, это останется между тобой и мной.

- Но это опасный тип, всегда при оружии. Нет, я не знаю...

- Не беспокойся, от "этого типа" мы сумеем защитить тебя. Он палестинец?

- Гм.

- А где он живет?

- В Сёдертелье.

- Живет один?

- Нет, в квартире живут еще два ливанца. Хотя с ними у нас ничего не было. У него брат в пропалестинской группе в Сёдертелье, хотя сам он не с нами. Мы не хотим иметь дело с такими.

- Что ты имеешь в виду под "с такими"?

- Преступников, а мы не преступники.

- А где он живет в Сёдертелье?

- Улица, кажется, называется Граневэген. Это район, где живет масса иностранцев.

- Как его зовут?

- Не знаю, могу ли я говорить об этом.

- Зачем нам переворачивать всю Граневэген, чтобы найти его квартиру? Будет лучше, если мы проведем это дело потише. А то ты же знаешь, как это бывает.

- Абделькадер Латиф Машраф... хотя его брат никак не связан с его аферами.

- Ага, и на двери значится фамилия Машраф?

- Да, думаю, что это его квартира, он живет там уже много лет. А ливанцы живут там совсем недолго.

- Они вооружены?

- Да, но не говорите, что я сказала.

- Нет, это обещание я сдержу совершенно точно.

- А теперь я смогу уйти отсюда?

- Я посмотрю, что смогу сделать, но решает прокурор. А сейчас отправимся в камеру.

Аппельтофт сам почувствовал себя преступником, увидев отчаяние в глазах девушки. Она была таким слабым существом, ростом около 155 см, маленькая, словно зверек, плохо одетая в то, что ей дали из конфискованного.

- Но ты же сказал, что...

- У тебя точно не было никаких контактов с Фолькессоном?

- Нет, я же сказала, нет! Нет, нет, нет и еще раз нет! Чертов сыщик! Чертов, проклятый сыщик!

В комнату вошел Фристедт, и они общими усилиями попытались вывести девушку из истерики. Затем они осторожно дотащили ее обратно в камеру и предупредили дежурившего врача полиции, чтобы он дал ей успокаивающее, а сами вернулись в зал заседаний, чтобы разобраться в новых фактах. Карл нетерпеливо поджидал их, но уже по выражению их лиц увидел, что результаты не оправдали надежд.

- Она отказывается признавать какие-либо контакты с Фолькессоном, - сказал Аппельтофт и потянулся за кофейником, но тут же поставил его обратно с гримасой отвращения.

- Хуже всего, что я верю ей, верю, что она говорит правду, - сказал Фристедт.

- Да, я ведь кое-что выудил у нее, но совсем другое, да простит меня Бог, и это заставило меня поверить, что она не стала бы скрывать контакта с Фолькессоном, - пояснил Аппельтофт и снова потянулся к кофейнику, налил себе кофе и вопросительно посмотрел на остальных.

Затем они прикинули последующие возможные шаги. Из задержанных самым интересным был явно Хедлюнд с магазином к АК-47. Но пока еще он оставался там, куда его поместили после задержания. И если существовала какая-нибудь связь с торговцами краденым или самими ворами в Сёдертелье, то надо было спешить.

Существовали два возможных варианта. Первый - поставить в известность Нэслюнда, который, вероятно, устроит цирк с бронежилетами и окружит весь квартал. Но это можно сделать только через 24 часа. Перспектива отнюдь не блестящая. Второй - самим отправиться туда и захватить этих парней, но они могли быть вооружены. Тоже не лучший способ.

- Позвольте мне взять их, - сказал Карл спокойным и уверенным тоном, не оставлявшим сомнений, что он так и сделает. Оба они на всю жизнь запомнили показательное выступление Карла с большим иностранным автоматическим пистолетом.

- Поедем втроем, - предложил Аппельтофт.

- Я не могу, точно в десять вечера я должен получить одно доказательство, полагаю, что другого шанса не будет, - возразил Фристедт.

- Неважно, - сказал Карл, - этих троих мы с Аппельтофтом возьмем безо всякого...

Они немного помолчали. Потом Фристедт откланялся.

Карл пошел в свою комнату, открыл сейф и надел кобуру с револьвером, затем засунул десяток дополнительных патронов в брючный ремень с целым рядом скрытых небольших отделений и одним большим как раз на уровне крестца. Это напомнило ему о патронных поясах, вшитых китайским портным в Сан-Диего во все брюки как выходных костюмов, так и спортивных.

Проверил предохранитель на пистолете и засунул его в большое отделение на спине. Потом надел пиджак, поправил галстук, в один из карманов пиджака положил запасную обойму для пистолета, запер сейф и отправился к Аппельтофту.

Аппельтофт уже нашел адрес и номер телефона, а также карту Сёдертелье.

- Едем сейчас же, - сказал он, - с каждым часом канонада в прессе будет нарастать, и наши клиенты могут исчезнуть, так что, думаю, надо спешить.

Карл вел свою новую машину в Сёдертелье со скоростью 180 километров в час. Это позволяли и состояние дороги, и закон.

Некоторое время они изучали жилой квартал. Он располагался на окраине города. Дома были низкие и под одной крышей. Трое арабов жили на верхнем, третьем, этаже в одном из дальних домов. В квартире горел свет и время от времени появлялись тени минимум двух человек. Чердака в доме не было. Значит, вход и выход, которым можно воспользоваться, только один.

- Хотя, наверное, в таких домах есть и подвал с прачечной и тому подобным? - поинтересовался Карл.

- Возможно, даже сообщающиеся с соседними, хотя у этих иностранцев двери обычно на замке.

- Неважно, - сказал Карл, - сейчас войдем, поднимемся и возьмем их.

Карл вошел в ворота между домами. Аппельтофт последовал за ним. Они подошли к первой двери, ведущей в подвал, но, когда Карл взялся за ручку, дверь оказалась запертой. Карл вздохнул, вытащил свою необычную связку ключей, подобрал инструмент и открыл дверь столь же быстро, как если бы действовал настоящим ключом.

Так они прошли через три запертые прачечные и наконец подошли к выходу на нужную лестницу. Как они пробрались на третий этаж, никто не видел. Перед дверью они какое-то время стояли и слушали. Внутри слышалась восточная музыка.

- Отлично, - шепнул Карл, - у них включен магнитофон. Иди за мной на расстоянии трех метров, внимательно смотри налево, я беру на себя правую сторону. О'кей?

Карл вытащил свой черный револьвер и встал спиной к стене у двери, револьвер он держал дулом вверх. Потом левой рукой засунул отмычку в патентованный замок. Щеколда заскользила вверх, они подождали несколько секунд, но изнутри доносилась лишь музыка.

Аппельтофт достал свой пистолет и затем вдруг сделал еще одно движение уже бессознательно: перевел оружие в то же положение, что и Карл.

- Еще одно, - прошептал Карл, - если по пути будет дверь в туалет, остановись там и проконтролируй, прежде чем идти дальше, о'кей?

Аппельтофт кивнул. И тут же почувствовал, как его начинает сковывать страх, а через несколько мгновений и ноги перестали слушаться.

- Через три секунды, - прошептал Карл. Аппельтофт отсчитал три секунды, показавшиеся ему мигом. Карл распахнул дверь и влетел в квартиру.

Фристедт полагал, что самым вежливым будет приблизиться к месту встречи с наиболее просматриваемой стороны. Он поставил машину на стоянке у самого "Юргордсбруннс Вэрдсхюс" и прошелся мимо ресторана, ярко освещенного уличным светом. Затем перешел через мост к месту встречи. Время было оговорено точно, а поблизости - ни единого человека. Подойдя к месту убийства, он остановился, и в этот момент какая-то фигура вышла из тенистой аллеи в десяти метрах от него и двинулась навстречу. Это был шеф ГРУ.

- Добрый вечер, господин комиссар, - приветствовал советский полковник, протягивая руку. - Полагаю, что у меня есть предложение, как нам прийти к соглашению. Прогуляемся?

Фристедт кивнул, и они направились в сторону Юргорден по небольшому ответвлению от основной дороги. Русский немного помолчал, а потом изложил свой вариант.

- Понимаете, господин комиссар, в нашей работе иногда возникают большие проблемы с разными одолжениями. И не важно, хочешь ли ты попросить кого-нибудь или сам обещаешь что-то сделать. У меня тоже есть сложности с одним делом, и надеюсь, что вы сможете мне в этом помочь.

- Я, конечно, обещать ничего не могу, - ответил Фристедт с подозрением, но одновременно и удивлением. Неужели русский действительно такой уж дурак, что тут же захотел попытаться бесцеремонно завербовать его, на второй-то встрече?

Но предложение было такого рода, что не ставило его в положение обязанного советской разведке: шеф ГРУ выдал одного шведского служащего из Управления по делам иммиграции в Норрчёпинге, утверждая, что тот регулярно передавал сведения об иранской студенческой оппозиции в Швеции. Шведу хорошо платили, а сама оплата производилась при встречах просто и старомодно - в конверте. Поэтому взять этого человека при удобном случае будет легко, не правда ли? У шведского связного, кроме того, нет дипломатического иммунитета, так что, ударив в нужный момент, можно схватить их обоих и при этом заполучить необходимые доказательства.

- Вы не знаете, когда и где происходят эти встречи? - спросил Фристедт.

- Я знаю, когда должна произойти следующая встреча и где. Если вы получите от меня время встречи и место, вы сможете взять этого человека?

- Да, безусловно, это возможно. Но я хотел бы знать почему.

- Я должен сделать одолжение одному другу, и вы можете помочь мне. Этот сотрудник из вашего Управления по делам иммигрантов навредил моим друзьям, и мы хотим убрать его. Вот и все. Вы можете это организовать?

- Ив этом все ответное одолжение - взять шведского преступника?

- Да.

- В таком случае я не вижу препятствий. Но будет неприятно, если это ошибочные данные.

- Вы можете быть уверены, что это не так. Договорились?

- Да. Для меня нет препятствий принять предупреждение о возможном преступлении от кого угодно. Если у вас будут подобные предупреждения, я буду рассматривать их с той же серьезностью, как если бы они исходили от какого-нибудь иного... э-э-э... квалифицированного источника.

- Хорошо, - сказал шеф ГРУ, вытащив небольшой коричневый конверт из внутреннего кармана, - вот все необходимые вам данные.

Фристедт колебался. Они стояли посреди дубового леса в Юргордене, был темный декабрьский вечер, и вокруг ни души. Но ничто не мешало в этот момент сфотографировать их. Фристедт слышал, что даже у русских теперь есть такого рода аппаратура.

- Не уверен, могу ли я принять конверт от вас, не зная его содержимого. Пройдемся еще немного вот в этом направлении, - ответил Фристедт.

Русский засмеялся.

- Охотно, господин комиссар, охотно. В каком направлении?

Фристедт свернул на дорогу, ведущую в сторону большого моста Юргорденсбрун и Скансена. Какое-то время они шли молча.

- А пока поговорим о пистолете, - прервал молчание шеф ГРУ. - Я могу рассказать об этом оружии следующее: оно выпущено в конце 60-х годов, но затем хранилось на складе и, таким образом, не использовалось до момента экспорта. В сентябре 1973 года это оружие оказалось среди большой партии, отправленной в Сирию. Наверное, вы помните начало войны на Ближнем Востоке вскоре после этого, в октябре. Оружие таким образом попало в сирийскую армию, и, вероятнее всего, - трудно сказать точно - оно было у кого-нибудь из армейских офицеров или, может быть, в танковых войсках. Ведь солдаты не имеют пистолетов. Но, чтобы проследить дальше его историю, нам необходимо запросить сирийскую военную службу безопасности, а этого не хотелось бы. Мы сможем, вероятно, выйти на цель, если вам особенно важно знать продолжение истории. Но в настоящее время подобный наш запрос привлек бы к себе внимание и, возможно, привел бы к ненужным последствиям, поскольку пришлось бы наказать кого-нибудь ни за что. Понимаете?

- Нет. Не понимаю, как это - "наказать ни за что"?

- Именно так, если быть принципиальным, господин комиссар... Убийца - вряд ли офицер регулярной сирийской армии, взявший - это надо признать - собственное оружие и отправившийся в Швецию убивать офицера шведской службы безопасности. Не так ли?

- Нет, с этим я согласиться не могу.

- Ну ладно, пусть будет так. Владелец оружия продал пистолет на черном рынке, или его обокрали. И если мы сейчас начнем допрашивать его или что-то в этом роде, то это приведет лишь к трагическим последствиям для самого офицера, что привлечет ненужное внимание. Понимаете меня?

- Нет.

- Это зависит от ситуации на Ближнем Востоке. Понимаете?

- Нет.

- Все станет известно. Ничто нельзя скрыть на густонаселенном Востоке. Если мы сделаем подобный запрос, то о нем узнают в пяти столицах Ближнего Востока в течение недели: советская разведслужба хочет проследить судьбу оружия, использованного в Стокгольме для убийства. Понимаете?

- Да.

- Хорошо. Если вам очень будет нужно, можете связаться со мной снова. Но пока я могу лишь сообщить вам, что оружие было поставлено в сирийскую армию в сентябре 1973 года. Что это военное оружие имеют только офицеры Сирии и что, вероятно, оно попало в танковые войска или в пехоту. Ясно?

- Да, ясно.

Они продолжили прогулку вдоль Юргорденсканален и остановились у фонарного столба. Фристедт внимательно рассматривал худощавого русского офицера разведки. Вся ситуация была похожа на сон.

- Я подумаю об этом. Спасибо за информацию. А что касается служащего Управления по делам иммигрантов, то мы попробуем взять его. Если бы я смог получить необходимые сведения.

- До свидания, господин комиссар, - сказал русский и протянул руку, затем повернулся на каблуках и ушел в темноту. Фристедт остался стоять и внимательно смотрел ему в след. Не случится ли чего-нибудь с этим торговцем данными о беженцах?

Фристедт продолжил путь в сторону моста Юргорденсбрун. Было зябко, он потер замерзшие пальцы и засунул руки в карманы.

В правом лежал конверт.

Абделькадер Машраф, зажав подбородок коленями, сидел на зеленой скамейке и пристально смотрел на стальную дверь в трех метрах от себя. Он все еще никак не мог осознать, что это для него катастрофа. Настроение его менялось с регулярностью движения маятника: от жалости к самому себе - впереди ведь неизбежная отсидка в тюрьме, а в худшем случае высылка в сектор Газа, то есть практически в Израиль, - к чувству унижения, он ведь знал, что все так и кончится, и много фантазировал о том, как именно все будет. А когда это случилось, то случилось совсем не так, как он представлял себе.

Он всегда говорил, что он из тех, кто живым не сдастся. Он, Абделькадер Латиф Машраф, не какой-нибудь жалкий трус, как его младшие братишки, бегавшие с листовками и верившие, что пропаганда и дискуссии о демократии могут к чему-то привести. Этот вонючий сионистский агент, привязавшийся к Абделькадеру Машрафу, нарвался не на того палестинца. Он всегда хвастался (теперь, уже задним числом, это могло всем показаться пустой болтовней) и нисколько не сомневался: наступит час, когда он докажет, сколь он опасен с оружием, и лучше с ним не сталкиваться.

И сам он был абсолютно уверен в этом. Просто все случилось слишком быстро. Его револьвер находился на расстоянии менее полутора метров, и хотя он, услышав звуки в передней, бросился к софе и уже сунул было руку под ближайшую подушку, именно в момент, когда успел схватиться за кобуру, понял, что опоздал.

Над ним стоял этот израильский - так он подумал вначале - агент, направляя дуло револьвера в лицо, именно револьвера, а не пистолета, которыми пользуются шведские полицейские.

Кроме того, человек этот говорил по-английски. Абделькадер не понимал всех слов, но общее содержание ему было совершенно ясно: "Одно неосторожное движение руки под подушкой - и ты умрешь, парень. Понимаешь?

Осторожно. Очень осторожно вынимаем руки и смотрим, что же у нас там..."

В следующий момент он был каким-то образом сбит и лежал уже на спине с собственным револьвером, на него же направленным. А второй незнакомец издевательски посмеивался над оружием:

- Да-а, парень, ты думаешь, что ты Клинт Иствуд и у тебя "Магнум-44", да? И как же ты собирался удержаться на ногах, когда началась бы канонада? О'кей, где вещички? В твоем распоряжении всего пять секунд, где вещи? Нам нужен не ты, дерьмо, а вещи; расскажешь - останешься жить, иначе будешь сосать собственный дьявольский, богом проклятый "магнум"!

И, ощутив громадное дуло револьвера у рта, он истерично закричал: "Все в софе, зашито в софе, с задней стороны, черт возьми, только не стреляйте!.."

Затем Машраф и двое его приятелей оказались перед стеной. Упираясь в нее руками и расставив ноги в стороны, они простояли так с четверть часа, пока не пришел полицейский в форме и не забрал их.

И тут он, Машраф, обнаружил, что захватили их всего двое и что, кроме того, между собой они говорили по-шведски, то есть были всего-навсего шведскими полицейскими.

Из его внутреннего кармана они вытащили его же нож, вскрыли им софу с задней стороны и нашли там оружие.

Абделькадер Машраф не питал никаких иллюзий и в отношении других потайных мест в своем доме. Конечно же, они найдут все.

Аппельтофт и Карл вернулись в свою общую рабочую комнату. Они привезли с собой конфискованное оружие, а остальное оставили в распоряжении команды Юнгдаля. Теперь на столе перед ними лежал значительный арсенал.

- Черт ты этакий, - сказал Аппельтофт, - отчего тебе так весело, не могу понять.

Карл поднял огромный револьвер и, улыбаясь, повертел его перед собой.

- Попробуй постреляй из такого, узнаешь тогда. Отдача от него - как у ружья, с которым на слона можно охотиться, а точность - примерно как у пушки на королевском судне "Ваза", - язвил Карл. - Но крупнее, бесспорно, не бывает. Когда Клинт начал пользоваться им в своих фильмах, то, говорят, в США его стали раскупать.

- Клинт? - удивился Аппельтофт, но позволил вопросу повиснуть в воздухе. - Есть вещи поважнее, над которыми стоит поразмышлять. Например, кто перед нами - террористы или вооруженные преступники?

Карл склонялся к определению "преступники". Это оружие Клинта Иствуда - всего лишь игрушка, которую невозможно использовать против человека. Другое, поменьше, значительно интереснее - автоматический браунинг, калибр 32, с семью патронами в обойме.

У украденного АК-47 не хватало патронов, но их можно купить без лицензии в любом охотничьем магазине, поскольку "Винчестер-308" - один из самых распространенных калибров для охоты на оленей. То обстоятельство, что в квартире отсутствовали патроны, во всяком случае, свидетельствовало, что владелец оружия - один из трех воров - не имел каких-либо определенных планов его использования.

Большое количество наличных денег - 246 345 крон в картонных коробках из-под туфель - свидетельствовало, скорее всего, о том, что они занимались продажей краденого и наркотиков. Это Юнгдаль и его люди скоро поймут.

- Наше заключение: они не террористы, а обычные преступники, - заявил Аппельтофт.

- Согласен, - поддержал Карл. - И я не думаю, что их оружие можно найти у террористов.

Аппельтофт с сомнением смотрел на него некоторое время, потом возразил:

- Да, но ведь этот парень держал руку на оружии, когда ты брал его.

- Я, во всяком случае, не такими представляю себе террористов. У тех револьвер был бы наготове, они-то успели бы направить его на меня. А их автоматические карабины не зашиты в спинку софы под подушками с бегущими оленями.

- А если бы он попытался выстрелить?..

Аппельтофт не закончил вопроса. Напуганный рассуждениями Карла, он не хотел, просто отказывался слушать то, что вынуждены были слышать его "служебные" уши. Профессионально им, Карлом, была допущена служебная ошибка. И если бы кто-нибудь из этих дурацких воришек обратился в суд, Аппельтофту пришлось бы играть роль блюстителя порядка, ехавшего в автобусе: мол, ничего не слышал и ничего не видел из того, что "якобы" происходило на его глазах.

Отвечая, Карл стоял к нему спиной и разглядывал оружие, которое уже трижды изучил.

- Если бы этот дьявол достал свой "Магнум-44", он умер бы. При этом случилось бы самое ужасное: Нэслюнд "получил" бы своего убийцу. Не так ли?

Карл повернулся и посмотрел на Аппельтофта. Очень неприятный вопрос. Нет, не потому, что он намекал на отсутствие угрызения совести у шефа шведской полиции безопасности, а по той простой причине, что такое заключение означало: теперь у них фактически не оставалось реальных следов для поиска настоящего убийцы.

- Понимаю, что ты имеешь в виду, - тихо ответил Аппельтофт, - и самое ужасное, что я должен согласиться с тобой. Черт возьми, как же ты быстро учишься!

- Но мы же, все трое, хотим найти убийцу?

- Да, хотим. Но можем ли?

- Где теперь его искать? Среди палестинцев, которых они засекли в Упсале? Есть ли в этом смысл?

- Думаю, что нет. Все это просто театр, хотя никогда ни в чем нельзя быть уверенным до конца.

- Но если они, хоть по ошибке, все-таки найдут что-нибудь, нам будет об этом известно?

- Вероятно.

- Тогда плюнем на них. А что остается?

Аннелис Рюден пришлось уже отнести в разряд исчерпанных возможностей. Правда, оставалось непонятным, почему Фолькессон записал ее номер телефона. Но, может, кто-то просто "капнул" на них: они, то есть она или ее парень, что-то знают, - хотя это была и неправда.

Из остальных трех шведов лишь один представлял интерес - Хедлюнд, формально подозреваемый в "незаконном хранении оружия". Особенно найденная у него обойма с патронами к АК-47, настоящему оружию террористов. Не осталась ли она от более крупной партии?

Такую возможность нельзя исключать. Надо бы заняться конфискованным у Хедлюнда. Получить новые данные, но на результаты допросов с этой точки зрения рассчитывать явно не стоит, ведь Хедлюнд - единственный из четверых, кто высоко держит хвост. Он коротко и ясно заявил своим следователям, что вообще не собирается отвечать на вопросы и что не хочет адвоката, предложенного ему, а потребовал собственного адвоката и сам связался с одним из самых известных в стране. И "звезда" адвокатуры примчался стрелой, взял на себя защиту и сообщил, что его клиент не должен отвечать на вопросы в отсутствие адвоката. Но он, то есть адвокат, из-за очень важного судебного процесса не сможет уделить время этому делу ранее чем через полтора суток.

- Итак, - сказал Аппельтофт, - нам надо сконцентрировать все свое внимание в первую очередь на Хедлюнде. У тебя есть какое-нибудь предложение?

- Да, - сказал Карл, - я хочу пройтись по его литературе, хочу понять, кто он такой. А ты возьми на себя письма и остальное. Потом вместе все обсудим, ладно?

- Но только завтра утром? - спросил устало Аппельтофт. Он чувствовал себя очень старым полицейским безопасности.

- Конечно, - ответил его более молодой коллега, если он и был его коллегой. Но сейчас-то он был им. - Конечно, я не прочь. Я уже ничего не соображаю. Значит, надо идти спать.

Зазвонил телефон. Аппельтофт ответил коротким хрюканьем, потом всего лишь словом "конечно" и положил трубку.

- Это Нэслюнд, - сказал он. - Шерлок Холмс хочет видеть тебя сейчас же. Он тоже еще работает. Встретимся завтра?

Они кивнули друг другу и разошлись.

Шеф бюро Хенрик П. Нэслюнд был в блестящем настроении. Все, почти все прошло как по маслу. Даже сверх ожидания. Четверо левых экстремистов задержаны на вполне приемлемых основаниях. По его расчетам, захват семерых палестинцев закончится выдворением троих или четверых из них согласно закону о терроризме - достаточное оправдание перед прессой, даже если в оставшейся части намеченной операции и возникнет какой-нибудь прокол. Кроме того, этот Хамильтон мгновенно сориентировался и нашел тайное логово палестинских террористов и торговцев наркотиками в Сёдертелье. Так что пока операция проходит вполне успешно. Если же при этом рассчитывать, что расследование в ближайшую неделю даст хотя бы минимальный результат, то можно надеяться, что допросы, проработка материалов домашнего обыска и анализ нескольких сотен интересных телефонных разговоров явно приведут к реальным доказательствам (задержка была связана с трудностями перевода записей разговоров на арабских диалектах). Но для Нэслюнда самым главным было то, что все шло по плану, тогда он чувствовал себя в своей тарелке. Однако оставалось еще довольно трудное дело - позвонить подозреваемому преступнику, этому хитрому дьяволу, но его не так-то просто будет заставить расколоться. Нэслюнд все же унюхал одну возможность и тщательно обсудил ее кое с кем из "открытой службы". Те хорошо были осведомлены об операции по захвату в Сёдертелье. Хамильтон - вот человек, который сможет решить проблему до конца.

С напряженным интересом смотрел Нэслюнд на Карла, когда тот, небритый, с незатянутым узлом галстука, в пиджаке, наброшенном на одно плечо, еле волоча ноги, вошел и плюхнулся на стул напротив него.

В комнате было почти темно, горела лишь маленькая зеленая лампа на письменном столе. Нэслюнд какое-то время рассматривал кобуру, а потом заговорил. Он еще точно не решил, как надо говорить, жестко или мягко. Как получится.

- Быстро сработано там, в Сёдертелье, - осторожно начал он.

- Да, нам казалось, что надо было спешить.

- А не лучше ли было сначала посоветоваться, чем сразу лететь?

- Я уже сказал, что надо было спешить, мы все прикинули и тут же помчались, как только получили информацию. Самое важное было - не упустить его.

- Но, мне кажется, вы рисковали. Это опасные личности, и мы могли бы подключить доступные резервы. Откровенно говоря, я не в особом восторге от вашего способа действий, хотя все прошло гладко.

- Их было всего трое, это мы знали.

- И ты, конечно же, был уверен, что один справишься?

- Да, без сомнений. Так оно и было - четко и быстро.

Нэслюнду не понравился уверенный тон Карла. Он не привык, чтобы с ним разговаривали так. Но на этот раз он снисходительно отнесся к поведению Карла, поскольку вынашивал одну идею, которую хотел осуществить с его помощью.

- Ну а если террористу удалось бы вытащить свое оружие, что было бы тогда?

- У него не было шансов, его оружие уж слишком топорное. Но ты имеешь в виду проблемы, связанные с последующим расследованием, да?

Карл скорее лежал, чем сидел. Он устал. Ему явно не нравился Нэслюнд. И было неинтересно обсуждать с ним этот случай.

- А что было бы, если бы он успел прицелиться?

Карл колебался. Уж не ожидал ли тот хитрого ответа по установившемуся правилу: мол, тогда я выбил бы револьвер из его руки, не повредив меблировки, или что-то в этом роде? Но зачем притворяться в таком деле? Карл решил не лгать, несмотря на возможный выговор.

- Если бы он успел схватить револьвер, то я сделал бы два выстрела прямо в него, чтобы наверняка. Пули попали бы в область сердца, в легкие. Возможно, он и выжил бы, но кто знает. Он явно хотел любыми способами уйти от нас, и в этом случае ничего другого не осталось бы, как стрелять.

- Понимаю, - спокойно сказал Нэслюнд, - думаю, что понимаю.

Карл с некоторым подозрением ждал, что будет дальше. Он был уверен в себе, да и все, кажется, прошло вполне нормально. Мало кто успел бы вытащить оружие и подготовиться к выстрелу в такой неожиданной ситуации. Статистику американской полиции на этот счет абсолютно невозможно толковать иначе.

Но Нэслюнд решил мягко пробиваться дальше. Нет, конечно же, ни о какой формальной взбучке речи не идет, наоборот, он доволен услышанным. Он оченьдоволен.

- Насколько я понимаю, подозреваемый преступник - крайне опасная личность, - продолжал Нэслюнд после одной из своих искусных пауз. Карл бессознательно выпрямился, а Нэслюнд продолжил:

- Он у нас под наблюдением, мы хотим знать, что у него сейчас на уме.

Нэслюнд сделал еще одну паузу.

- А что думаешь ты, Хамильтон? Что он предпримет?

- Если мы говорим об одном и том же человеке, то он вообще ничего не предпримет. Он пойдет на работу и будет вести себя совершенно нормально, - ответил Карл тоном, который прозвучал бы иронически для более чувствительного уха, чем у Нэслюнда.

- Мое мнение такое же, - продолжил Нэслюнд, - и при этом, вероятно, пройдет время, пока мы обработаем объемный материал на него. А когда обработаем, возможно, станет "горячо". Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?

- И что? - подозрительно спросил Карл.

- Возможно, встанет вопрос о захвате этого дьявола. Я хотел бы, чтобы и ты был там, если ты понимаешь меня.

- Ты хочешь, чтобы я убил его?

- А ты боишься?

- Нет. Значит, ты хочешь, чтобы я его убил?

Нэслюнд не ответил прямо, и в этом была его ошибка, если он хотел скрыть свои намерения, уходя от ответа. Но то, что он сказал, стало основой постоянной ненависти между ними.

- Понимаешь, Хамильтон, я хотел бы закончить операцию спокойно и красиво. Я имею в виду этого дьявола. Но я не хочу, чтобы это легло, например, на твоих старших коллег. Так что, если, и я подчеркиваю если, узел затянется, я говорю о подозреваемом преступнике, я хотел бы, чтобы сделал это дело ты. Понятно?

- Да, понимаю, что ты имеешь в виду. Значит, его прослушивают дома, но не на работе, кроме того, за ним посменно наблюдают по двое, так?

- Точно. Нам надо придумать что-то и принять решение раньше, чем он догадается.

Карл собрался было спросить о возможном альтернативном преступнике, но в последнее мгновение удержался и интуитивно отказался от такого вопроса. Он неожиданно почувствовал сильное презрение к этому маленькому педанту, "торгашу автомашинами", сидевшему по другую сторону письменного стола. Лучше уж промолчать о том, какие чувства испытывал он к этому Шерлоку Холмсу.

Карл кивнул, встал, натянул пиджак на плечи и вышел. Нэслюнд же какое-то время смотрел на закрывшуюся дверь и радовался: "Да, черт возьми! Ну, ты же просто дьявол!"